Гермиона
Иногда мы сами себя обманываем, знаете. Потому что так проще, потому что так нам спокойнее. Мы решаем, что больше не будем есть сладкое, потому что оно портит зубы и фигуру. Но затем заходим в магазин, покупаем конфеты и уговариваем себя, что они будут лежать в тумбочке, просто для спокойствия, на всякий случай. А затем впадаем в беспамятство и съедаем все до единой где-то после полуночи. Но я не хочу врать себе в этот раз. Я осталась, приблизилась, прикоснулась, потому что хотела этого. Черт возьми, оказалось, что я действительно хотела этого — поцеловать Малфоя. Иногда человек не существует для тебя годами, а в один миг ты ловишь на себе испытывающий взгляд, чувствуешь кожей интерес и любопытство и уже не можешь перестать замечать его присутствие. До поцелуя в библиотеке я не думала о Нём. А после… после я чувствовала себя потерянной и оскверненной. Мне хотелось злиться, бушевать. Я напоминала себе все слова, которые он бросал в меня. Каждый брезгливый взгляд и оскорбление. Но не могла, не могла отделаться от мысли, что ненависть эта была ненастоящей — выученной, выдуманной. Хотелось раскрыть его глупую черепушку и впихнуть туда одну единственную, крошечную мысль: «это ненависть твоего отца — не твоя». В следующую секунду меня настигала гордость с увесистым ударом по затылку: «Какого черта ты вообще должна ему что-то доказывать? Приди в себя!»Драко
Я очень давно научился ладить с демонами внутри головы — я просто запираю их на ключ и не позволяю царапать себя изнути. Не думаю, как могло бы быть, как я мог бы поступить, почему я этого не сделал. Есть лишь один исход событий — реальный, и я просто не даю себе беспокоиться о других вариантах. Поэтому было несложно просто не думать: не думать, какого хера я поцеловал эту чертову выскочку в библиотеке. Не думать, когда я вообще начал ее замечать. Не копать, почему меня так бесило ее существование. Но сегодня, после поцелуя возле пруда, я вдруг нехерово так озадачился вопросом: «какого черта вообще происходит?» Я не помню нашу первую встречу, но помню каждый раз, как её рука билась в конвульсиях, пытаясь привлечь внимание учителя. Меня всегда раздражал ее потрепанный вид, будто ей было плевать, нравится она окружающим или нет. Я ненавидел то, с каким самодовольством она шагала по коридорам Хогвартса. Сегодня я впервые задумался, что меня выводило из себя, как легко она завоевывала друзей, преподавателей, награды и баллы. Как счастливо, как свободно и спокойно чувствовала себя в этом мире. В моём мире. В то время, когда я ощущал себя белой вороной и не мог заслужить даже любовь родного отца.***
Поцелуй, шумный и страстный, длился долго и никто не был готов прекратить его. Ни Драко, ни Гермиона не думали о причинах, о последствиях. Они просто стояли в темноте и вне времени, превратившись в одно прикосновение. Драко чувствовал как мышцы сводит от желания прижать ее еще крепче, но крепче - было уже невозможно. Он смял в пальцах шелковую, гладкую ткань сорочки и протянул иступленный звук и именно он вернул целующихся на землю. Гермиона резко отстранилась, озираясь. - Что… что ты делаешь? – задал вопрос Драко. Дурацкий вопрос, еще более дурацкий, чем вся ситуация. Гермиона все еще тяжело дышала и судорожно водила глазами по лицу блондина, а через минуту уже летела вверх по лестницам замка, убегая от своей же решительности.***
Впервые за шесть лет Грейнджер прогуляла урок без уважительной причины. Да еще и урок зельеварения. Стрелки часов показывали полдень, а она все еще валялась в кровати, поправляя на себе скомканное одеяло. Ей было страшно закрыть глаза, потому что мгновенно в голове всплывал образ Малфоя, вкус влажного поцелуя, шум его дыхания. Гермиона зарылась в одеяло с головой, пытаясь спрятаться от собственных мыслей. Она практически чувствовала стискивающее прикосновение пальцев Малфоя на своей талии – выгнулась, поддалась. «Ещё скажи, что тебя это не заводит…» - самодовольный голос Драко звучал где-то глубоко внутри, внизу живота. Она протянула движение ладонью, от живота до груди, чувствуя, как нагревается кожа и ткань под медленным прикосновением. Почудилось, что рука была не её. Но она не смела представить, кому она принадлежала.