Ни к чему

Я бы хотел сдохнуть. Не абстрактно, когда-нибудь, а вот прямо сейчас. Эту мысль я гонял по кругу уже минут пятнадцать, исподтишка наблюдая, как Вадим сосредоточенно втыкал в ноут, сидя на своей койке. Что там из разряда мгновенных смертей? Оторвавшийся тромб? Все равно не сразу. Сколько-то придётся промучиться. Я рискнул перевернуться на спину, чем тут же привлёк внимание брата. Он повернул голову, и мы встретились взглядами. – Два часа ночи, чего не спишь, мелкий? – Вадим отставил ноутбук и чуть потянулся. Футболка задралась, обнажая живот. – Сам чего не спишь, – лениво выдал я. Скорее не из желания переругиваться, а просто по привычке. – Ну, хер знает, – изобразил раздумья Вадим. – Почему человек может не спать в два ночи перед рабочим днём? – Потому что долбоёб? – я вытащил ногу из-под одеяла, пытаясь настроить оптимальный температурный баланс. – Это мысль, – Вадим кивнул. – Ложился бы ты, – ноге ожидаемо сразу же стало холодно, и я спрятал ее обратно. Вадим провёл ладонью по шее, с сомнением поглядел в экран, ткнул несколько раз по тачпаду, судя по всему сохраняя документ, а потом закрыл крышку. – Все равно уже не соображаю, – пояснил он зачем-то. От комментариев я воздержался. *** Говорят, что сонным параличом страдают в районе семи процентов населения. Гомосексуализмом, нахуй толерантность, в районе трёх или четырёх процентов. Какая часть из этого числа приходится на неудачников, влюблённых в своих братьев? Не то чтобы у меня была возможность думать о подобном в процессе попыток разжать зубы и вдохнуть. Да хотя бы шевельнуться. Я только и мог в бессильном страхе наблюдать за мерзкими тенями, обступающими меня со всех сторон, чувствуя, как незащищенную кожу царапают холодные когти. Звук тоже не заставлял в себе разочароваться: я слышал, как грохотали по разъёбанному паркету прыжки жаждущих моей плоти тварей – я был уверен, что главной их целью являлось сожрать мое беспомощное парализованное тело. Тем, кто подвержен подобному дерьму, советуют попытаться закричать или дернуться как можно сильней. Легче сказать чем сделать. Об этом еще нужно вспомнить. Что не так-то просто, когда тебя охватывает всепоглощающий липкий ужас. Я все-таки вскрикнул. Потому что очень отчетливо ощутил на своём плече прикосновение. Будто меня… – Тише, – Вадим придавил мою грудь свободной рукой, удерживая на месте. – Успокойся. – Ебать… – меня хватило только на это короткое слово. Как он понял? – Пошёл, называется, водички попить, – Вадим машинальным коротким движением вытер мой лоб. – Чего ты? – я сглотнул. Зря. Слюны во рту все равно не было. Вадим помолчал. Его пальцы монотонно гладили меня по влажным от пота волосам, прочёсывая слипшиеся пряди. – Ты странно дышал, – выдал он, наконец. – Не как обычно. Я закрыл глаза. – Ебучий сонный паралич, – слова складывались с трудом. На самом деле я был очень благодарен Вадиму. Если б не он, я бы ещё долго барахтался на границе сна и яви, проваливаясь в мерзкое состояние, наполненное стрёмными образами, грохотом шагов и липкими почти-прикосновениями. Очень хотелось попросить его остаться. Но я прекрасно понимал, что вставать завтра не одному мне. Да и… Левая ладонь Вадима все так же тяжело лежала на моей груди. Я чувствовал каждый палец. – Вадим… – я снова попытался сглотнуть. – Чего? – в темноте, разбавляемой только слабым светом из окна, я скорее угадывал выражение его лица, чем видел. Я молча потянул его за запястье, надеясь, что мне ничего не придётся объяснять словами. И Вадим понял. Я почувствовал этот момент, когда он перестал инстинктивно сопротивляться и тянуть вдруг стало совсем легко. Он подтолкнул меня к стене и лёг на бок, засунув одну руку под подушку. Я сполз чуть вниз, уткнулся лицом в его грудь. И почувствовал, как Вадим словно осторожно гладит меня по затылку, мягко нажимая подушечками пальцев. Хотелось сказать спасибо, объяснить как мне это было нужно. Да что угодно, лишь бы не молчать. Но я молчал. Просто, как всегда, не мог найти слов. Поэтому я только продолжал дышать Вадиму в грудь, и мне казалось, что я чувствую его сердцебиение. С… эпизода прошло уже два дня. Никто из нас так и не поднял эту тему. Но кое-что все же сильно изменилось. Вадим стал прикасаться ко мне. Не то чтобы он раньше этого не делал. Просто все стало иначе. Вот как сейчас. Не то чтобы от этого мне стало легче. Если раньше я четко знал, что мне можно, а что нельзя, то сейчас эта граница стерлась. А новой Вадим не обозначил. То есть я не знал, возможно ли повторение произошедшего или это была разовая акция. А делать вид, что все нормально у нас с Вадимом получалось лучше, чем что-либо. Иногда я думал, что возможно смогу победить в соревнованиях по этой дисциплине. Если бы подобное существовало. Правда закончилось это в последний раз не очень-то приглядно. Хотя чего я ожидал. Игнорирование проблемы ее не решает. Что по этому поводу думал Вадим – я не знал. Но в целом… А что он мог думать? Ему уж точно нахер не сдалось мечтать о том, чтобы меня выебать. На самом деле я вообще слабо понимал, почему Вадим сначала пошел у меня на поводу, а потом мало того, что не предложил мне свалить, но и не заставил соблюдать нормальную дистанцию. Вот сейчас. Почему он остался? Из жалости? Я зажмурился, чувствуя как затылок начинает нехорошо печь. Не слишком ли я много хочу. Я должен сказать спасибо, что Вадим вообще позволял происходить тому, что сейчас происходит. Он мой брат. Я не мог воспринимать Вадима иначе. Только к этому моему восприятию ещё примешивалось то, что я его хотел. Совершенно пошло и обыденно. Хотел, чтобы он прижимал меня к кровати, целовал в висок и просил «тише, мелкий», пока вставлял член в мою задницу. Моя к нему любовь оказалась извращённой настолько, что определённо являлась отличным объектом исследования для учёных, которые занимаются сексуальными девиациями. Мне нужно сваливать. Собирать свои шмотки, честно прощаться с Вадимом и съезжать. Неважно куда. Хоть десятым в однушку к таджикам. Это будет объективно правильно. Легче для Вадима уж точно. От одной этой мысли уже становилось херово. Что будет, когда я действительно это сделаю – я не знал. Не то чтобы я был склонен к суициду, но к бесконтрольному самоповреждению – вполне. Останется купить блок сигарет и тушить их об себя столько раз, сколько… Когда мне будет достаточно? Когда я отклеюсь? Или когда отъеду отдохнуть в дурку? Что из этого хуже, интересно. Я отлично осознавал, что подобный подход к решению проблем не является правильным в корне. И что разбираться нужно в первую очередь с протекшей крышей. Но как? Тащиться со всем моим дерьмом к специалисту? В эффективности данного действия я очень сомневался. Не то чтобы я не доверял психиатрам. Просто я не хотел, чтобы меня лечили. Не хотел, чтобы мое чувство к Вадиму как-то менялось. И уж точно не хотел, чтобы кто-то посторонний до этого дотрагивался. Потому что это было… Наверное, это и был я. В этой больной привязанности. Убери ее – и ничего не останется. Я чувствовал себя приложением к Вадиму. Больным, неправильным, но приросшим с мясом. Иногда мне хотелось вцепиться в него, конкретно больно, запуская ногти, а потом и пальцы под кожу, заползти внутрь. Если б обо всем этом узнала наша мать, она бы… Да хер знает. Я только знал, что она умерла, когда мне было три. И все время после ее смерти отец бухал, а меня воспитывал Вадим. Не то чтобы нам очень плохо жилось. Отец был вполне мирным алкашом. Иногда даже брал какие-то подработки. Но в основном мы кормились с подачек тетки со стороны матери. А после ее отъезда с того, что зарабатывал Вадим. К тому моменту ему исполнилось пятнадцать, а мне девять. Я отчетливо помнил, как ждал его прихода вечером, чтобы он привычным жестом взъерошил мои волосы и сказал «привет, Тош». И ещё помнил, как мучительно стыдно мне было осознавать, что ничем не могу ему помочь. Вадим варил макароны, а потом садился проверить мои уроки и заодно сделать свои. Я засыпал на кухонном диване под монотонное шуршание ручки о бумагу. Школу Вадим умудрился закончить почти без троек и даже поступить в универ. Последнее он сделал по очень простой причине: армейка. Потом, правда, выяснилось, что годен он только в военное время из-за вовремя выскочившего псориаза. Но учебу он не бросил. Только перевёлся на вечерку, чтобы получить возможность работать на полную занятость. И я все так же видел его только по вечерам. Я тоже пытался подрабатывать, но единственное, что мне позволял Вадим – по паре часов в день раздавать у метро листовки. Потому что, по его мнению, я должен был нормально учиться. В итоге, когда мне исполнилось восемнадцать, квартиру мы продали, распределив средства таким образом, чтобы купить отцу однушку в Новой Москве, а остальные деньги положить на счёт и догнать через пару лет сумму до достаточной для покупки второй квартиры в похожей новостройке. Счёт был нашим неприкосновенным запасом. Мы не брали оттуда деньги, даже если дома было нечего жрать. Зарплата у Вадима выросла, да и я вносил свою лепту, так что через два года там скопилась почти достаточная сумма для покупки двушки в нормальном районе. А потом случился ёбаный теракт. Не то чтобы на мое лечение ушло много денег, но меня поразило с какой лёгкостью Вадим потратил их на меня. Я привык воспринимать счёт чем-то, что мы не тронем даже в случае… не знаю, самого худшего форс-мажора. Меня могли подлатать и в государственной больнице. Бесплатно. Хотя, наверное, тогда мое лицо выглядело бы несколько хуже. Я машинально тронул пальцем верхний шрам. Он был тонким и почти гладким. Если я скажу Вадиму, что хочу свалить, это будет выглядеть так, будто я хочу, чтобы он меня остановил. Как будто я не хочу. Если свалю без предупреждения – выглядеть это будет ещё хуже. А сообщение в ебучем телеграме… Я с силой закусил губу, малодушно надеясь, что это поможет прогнать из головы душащий поток мыслей. Как бы не так. Против подобного дерьма я знал только один действенный метод. Но для этого нужно было встать, взять сигареты и дойти хотя бы до ванной. Как он меня вообще терпит? Со всем моим дерьмом. Я перевернулся на спину и прижал ладони к глазам. Надавил так, что перед глазами заплясала картинка из калейдоскопа. – Чего не спишь, мелкий? – совсем не сонно поинтересовался Вадим. – Почему ты меня терпишь? – хрипло спросил я у потолка. – Я же ебанутый. – Ебанутый, это точно, – согласилась темнота голосом Вадима. – Время знаешь сколько? – Нет, – я все пялился в потолок. Боковым зрением я увидел, как Вадим смотрит на часы – в темноте их циферблат и стрелки слегка светились. – Без пятнадцати три, – он опустил руку. – Тебе спать осталось четыре часа. Мне, кстати, тоже. Я промолчал. Что бы я сейчас ни сказал – это все равно не отменило бы того, какой я мудак. Секунд десять Вадим тоже молчал, а потом вдруг приподнялся на локте и тронул меня за плечо. Потом погладил по щеке. Нагнулся и поцеловал в лоб. Я закрыл глаза. И дёрнулся когда почувствовал короткое прикосновение к губам. Лучше бы он этого не делал. – Теперь будешь спать? – кажется, он лёг обратно – глаза я не открывал, так что движения Вадима угадывал по звукам. Я промямлил что-то утвердительное и перевернулся на живот. Не то чтобы в темноте что-то можно было разглядеть, или я стеснялся Вадима, но… Мне было жарко. Хотелось повернуться к Вадиму, вжаться до боли, почувствовать его руку на поясе, пальцами к голой коже. Но я мог вжиматься только в матрас. И представлять ебучие картинки, чувствуя, как нога Вадима едва касается моей. От всего этого хотелось тупо заплакать. Потому что единственное, что я ощущал – полную беспомощность. И понимание, что моя ебанутость от меня никуда не денется. Даже если я сожгу сигаретами каждый квадратный сантиметр своего тела. В итоге, мучения мои прекратились ближе к четырём. Я заснул мутным беспокойным сном, с глупой мыслью, что так все это оставлять нельзя. Глупой, потому что вариантов «а как тогда» у меня не было. *** Правда к вечеру следующего дня решение все же сформировалось. За ним меня Вадим и застал. Ну, как решение. Я сидел на бортике ванной и увлечённо жёг своё бедро, совершенно потеряв счёт времени. К чести Вадима, бить он меня не стал. Не стал даже ругаться. Просто молча отобрал сигарету и заставил засунуть ногу под холодную воду. А я смотрел на струи воды, бьющие из лейки душа, и думал только о том, каким идиотом нужно быть, чтобы не закрыть дверь. С другой стороны я ведь не знал, что Вадим явится так рано. Это был мой выходной, который я стал брать на неделе, конечно, Вадим про него знал, но… – Ты специально, что ли? – глупо спросил я. В ответ Вадим молча залез в карман и достал оттуда смазку. Ебучую смазку от ебучей известной фирмы. На водной, сука, основе. Я пялился на неё, пытаясь уложить происходящее в голове. – А потом мне вещи собирать? – я спросил это у смазки, так и не решаясь поднять глаза. Вадим устало вздохнул, отставил ее на раковину и присел на бортик ванны. Сказал: – У тебя в голове помойка, Тош. Пиздец какой-то. Знал бы он насколько прав. С другой стороны – он и знает. Тут сложно не заметить. Нога у меня от холодной воды уже начала потихоньку неметь. Боль от ожогов чувствовалась отдаленно. Я все испортил. Хотя, кто бы сомневался. – Прости, – я ковырнул один из ожогов пальцем. – Я просто… «Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо. Но просто делаю все наоборот». Никаких, блядь, сложностей. Этого я не сказал. Зато сказал другое. – Мне лучше съехать, Вадим, – слова давались тяжело. – Так будет легче. – Кому легче? – глухо поинтересовался он. – Нам обоим, – я смотрел на прозрачные струи ледяной воды, бьющиеся о мою кожу. – Тебе точно. – Почему мне? – Вадим словно делал вид, что не понимает. – Ты не хочешь со мной, – я переступил с ноги на ногу. Очень хотелось выключить воду. – Но это нормально. – И все? – Вадим все задавал свои короткие вопросы. Да мать твою! – Ебать, Вадим, ты не понимаешь? – я схватил его за плечо. – Даже если ты будешь трахать меня из жалости, у тебя ведь появится кто-то, ты ее полюбишь, и я тогда… – я осекся, понимая, что заехал на запретную территорию. – И что тогда? – через паузу негромко спросил Вадим. – Не хочу мучить нас обоих, – жалко сказал я. Вслух это звучало намного хуже, чем у меня в голове. – Ты хоть понимаешь, что мы братья? – Вадим поднялся на ноги и отобрал у меня душ. – Кого я могу любить больше, чем тебя? Где-то за грудиной больно пережало. Я дёрнулся к Вадиму, вцепился подрагивающими от холода пальцами в его толстовку и беспомощно замер, не зная, что сказать, чтобы это было равноценно тому, что сейчас сказал Вадим. Что я тоже его люблю? – Хочешь трахаться – будем трахаться, – добил меня Вадим. Я хотел. – Ты таблеток наглотался? – хрипло спросил я. – Раздевайся, – Вадим сказал это так, словно что-то для себя решил. И сам потянул с меня футболку. Я неуверенно ковырнул резинку трусов, не зная, нормально ли будет снимать их прямо сейчас, но Вадим и здесь решил за меня. Трусы отправились на стиральную машинку вслед за футболкой. Вадим молча и быстро разделся сам, а потом залез ко мне в ванну. Включил воду, отрегулировал температуру до положенной и повесил лейку на держатель. Что происходит я понимал не особенно, но предпочёл не вмешиваться. К тому же я был занят попытками унять долбящееся о рёбра сердце. – Давай, – Вадим дёрнул меня к себе, обнимая, погладил по спине, потом по заднице. А потом проехался пальцами между ягодиц. В ушах и перед глазами что-то взорвалось. Подобного я не ожидал. – Ну, тихо, – губы Вадима коснулись уха. – Не зажимайся. Я просто проверю. Сам понимаешь. Или сам давай. Я помотал головой. Кровь прилила, похоже, и к верху, и к низу. – Окей, – он дотянулся до раковины, щелкнул крышкой, я услышал, как хлюпнул гель. – Повернись лучше. Я послушался, чуть расставил для удобства ноги. Особо Вадим не церемонился. Он чуть отодвинул мою правую ягодицу в сторону, пару раз провёл скользким пальцем по анусу, а потом протолкнул кончик внутрь. Меня перетряхнуло. Для надежности я уперся ладонями в стену, надеясь, что это хоть как-то поможет. А ещё я вдруг подумал, что наверняка Вадим любит гладких девчонок. А бритьём интимных мест я не заморачивался. Но и девчонкой не был. Ухудшает это ситуацию или наоборот, минус на минус даст плюс? Глупая мысль. Спросить? – Я задницу не брил, – выдохнул я, чувствуя, как он проталкивает палец глубже. Ощущение было знакомое, но привычным назвать его не поворачивался язык. Во-первых, в последний раз так я развлекался в районе года назад, а во-вторых, это был Вадим. – И что? – через паузу поинтересовался он. – Не знаю, – я едва не захлебнулся воздухом, чувствуя, как Вадим осторожно двигает пальцем. – Типа… – Все нормально, – Вадим без предупреждения вынул палец и сполоснул руку и выключил воду. – Вытирайся. Пойдём в койку. Мне оставалось только послушаться. *** – Значит так, – Вадим сел на кровать и похлопал по месту рядом с собой. – Давай договоримся, мелкий. Если тебе больно, ты не терпишь, а говоришь. И мы решаем проблему. Ты понял? Я молча кивнул и сел. Стояло у меня что надо. Хотелось тронуть себя хоть одним коротким движением, но сделать это было стыдно. Хотя почему – я не знал. Может, потому что прежде я не готовился трахнуться с собственным братом. Интересный вопрос. – Тош, это важно, – Вадим мягко взял меня за запястье. – Травмировать быстро, а лечить долго. Я снова кивнул. – Ну, ты чего, а? – Вадим заставил меня поднять глаза. – Я понимаю, это… непривычно. Но это же я. И ты этого хочешь, – он кивнул на мой торчащий член. – Мы нормально все сделаем. Я не выдержал. Потянулся к Вадиму, намереваясь смазанно поцеловать куда-нибудь в угол рта, но вместо этого он вдруг ловко опрокинул меня на матрас, а сам навис сверху и поцеловал нормально. Я позорно всхлипнул ему в губы, почти укусил за нижнюю. Едва ли я сейчас нормально соображал. Наверное, если б Вадим просто перевернул меня, вздернул в коленно-локтевую и выебал без подготовки, я был бы только рад. Конечно же, он так не сделал. Вместо этого он осторожно повернул мое путающееся в конечностях тело на живот, подпихнул под бёдра подушку и принялся методично растягивать. Я кусал губы, царапал чертово покрывало и кивал на каждый вопрос Вадима о том, нормально ли мне. А ещё я думал, что у меня ещё есть возможность отказаться. Не доводить все до конца. Правда, думать в полном смысле этого слова под звуки хлюпающей у меня в заднице смазки было тяжеловато. Я бы назвал это разрозненными мыслями, пытающимися пробиться сквозь током шарахающее мои нервные окончания удовольствие. Но его не портила даже память о том, что Вадим делает это только ради меня. То есть это добавляло мерзкий привкус обреченности происходящему, но не то чтобы останавливало. Я даже понимал, что это предвестник оглушающей пустоты, которая обрушится на меня после того, как все закончится, но предпочитал это чувство игнорировать. К тому же это было совсем легко. Стоило только сосредоточиться на пальцах Вадима, гладящих меня изнутри. Технически это не было приятно от начала и до конца. Мышцы тянуло, иногда Вадим чуть спешил и проталкивал пальцы слишком резко. Но, бля… Это и близко не походило даже на самую удачную мою дрочку. Момент, когда Вадим решил, что с меня хватит, я пропустил. Так что ощущение пустоты в заднице стало неожиданностью. Я обиженно дёрнулся, пытаясь обернуться, но Вадим прижался грудью к моей спине, не давая сменить положение. – На животе тебе будет лучше, – меня продрало сладкой судорогой, когда его член плотно лёг между моих ягодиц. – Потом, если все нормально будет, перевернёшься. Ладно? – Ладно, – попытался сказать я, но больше это было похоже на хрип. – Вадим… – Чего? – поинтересовался он, судя по звуку выдавливая на ладонь ещё смазки. – Мне охуенно, – я выдохнул это, уткнувшись лбом в покрывало. – Правда. Отвечать Вадим не стал. Просто мягко погладил меня по спине и без предупреждения толкнулся членом в мою задницу. Конечно, очень-то приятно это не было. Но и не так плохо, как я ожидал. Я испытывал дискомфорт, но вполне терпимый. Вадиму даже не пришлось очень долго мучиться. Но полностью вставлять он не стал. Естественно. И я был уверен, что он не сделает этого даже, если я попрошу. Точно не сейчас. Он двигался медленно, совсем неглубоко. Я рискнул завести руку назад и тронуть ладонью его бедро. Погладил тёплую кожу, провёл чуть ниже. – Больно? – притормозив, поинтересовался Вадим. – Хорошо, – я очень хотел попросить его позволить мне приподняться, чтобы я мог хоть пару раз провести ладонью по члену, но почему-то не стал. Вместо этого только кусал губы, чувствуя, как по телу разливается охуенное, болезненно-сладкое чувство. И я не мог сказать, к чему оно относилось. Мне было просто абстрактно хорошо. Везде. А потом Вадим предложил: – Хочешь, можешь перевернуться. И сам же это сделал, потому что я не то чтобы особенно быстро соображал. Уложил меня на спину, подсунул под поясницу подушку. Сказал зачем-то: – Не могу, когда ты лицом вниз. И поцеловал меня в щеку. В ту, что со шрамами. Сказать я ничего не мог. Только жадно пялился в его лицо, чувствуя, как он, направляя себя пальцами, снова вставляет. Это было больней, чем в позе на животе. И мне было сложнее расслабиться. Вадим добавил ещё смазки, задрал выше мою правую ногу и, наконец, втолкнулся внутрь нормально. Я зажмурился, машинально стиснул пальцами его плечо. – Все хорошо, мелкий? – негромко спросил Вадим и вдруг поцеловал меня в висок. Просто прикоснулся горячими губами к влажной от испарины коже. Меня накрыл флешбэк. Ебучее дежавю. Я невидяще смотрел в потолок, чувствуя его дыхание на своей коже. А потом Вадим взял меня за член. Влажной от смазки рукой. Я всхлипнул, вцепился в его запястье, прижимая ладонь ближе, одновременно пытаясь податься задницей так, чтобы заставить Вадима трахать меня хотя бы чуть глубже. Нет, я не переоценивал свои силы и прекрасно понимал, что Вадим абсолютно прав, что не пытается вставить до конца, но… Дальше все получилось очень скомканно. По крайней мере, в сознании у меня происходящее откладывалось какими-то разрозненными кадрами и непрерывным потоком ебашащих прямо в мозг ощущений. Я только думал, что хочу, чтобы Вадим кончил. И не просто, а в мою задницу. Хер его знает, может, я не зря старался, может, Вадим подумал о чем-то, что возбуждало его больше, чем голый младший брат, но в какой-то момент он было дёрнулся, пытаясь отстраниться, но я вцепился в него мертвой хваткой, притискивая к себе. Вадим ткнулся лбом в мою шею, а я цеплялся за его спину и пытался дышать. Возбуждение было уже почти болезненным. Я опустил руку вниз, чтобы довести дело до логического завершения, но Вадим не дал, сам обхватил мой член ладонью и в десяток почти грубых движений заставил меня кончить. Это было оглушающе. Я захлебнулся стоном, чувствуя, как колотится сердце. В глазах стало влажно. – Нормально? – хрипло спросил Вадим. – А ты? – шевелиться не хотелось. Говорить тоже не особенно. Вадим промолчал. Отстранился, лёг на спину рядом. Я хотел было проверить задницу, но не рискнул. По крайней мере, сильно больно не было. Через пять минут меня хватило на то, чтобы подняться и дотащиться до ванной, чувствуя, как по бедрам стекает уже ставшая прохладной сперма. На ощупь, ничего ужасного со мной не произошло. Да и не должно было. Я уткнулся лбом в кафель и просто стоял, чувствуя, как по плечам бьют тёплые струи воды. А потом скрипнула расхлябанная дверь. Я резко обернулся и встретился взглядом с Вадимом. Он постоял с пару секунд на пороге, а потом тоже залез под душ. Сполоснул член, зачем-то посмотрел на мой. Сейчас было бы уместно наебениться в хлам. Очень хотелось спросить, что дальше. Но я отлично понимал, что не имею на это никакого права. Вадим выключил воду, вылез, наскоро вытерся, потом достал мое полотенце, сунул мне, подождал, пока я намеренно медленно вытрусь. Забрал его. Повесил обратно на крючок. Я думал, будет хуёвей. Потом. – Это было хорошо, Тош, – Вадим вдруг положил ладонь мне на шею. – Ничего такого, о чем ты должен жалеть. Он меня утешает. Мне захотелось уебаться лбом о кафельную стену. А потом просить у Вадима прощения. Только я не знал, какие слова смогут исправить для него произошедшее. – Это не в последний раз, мелкий, – его пальцы сжались чуть крепче. – Если сам захочешь. Я кивнул. Пустота не обрушилась. Она всегда была здесь.