Ни к чему

Телефон зазвонил около восьми. Я как раз тащился от метро, раздумывая, идти ли к остановке или добрести до дома пешком. Звонок диссонансом перервал медитативный инструментальный трек, так что мне ничего не оставалось, кроме как ответить. И то, что я услышал… Я стоял в темной облупленной арке панельного дома и слушал чужой голос, равнодушно рассказывающий мне то, чего я не мог полностью осознать. Впрочем, голосу было все равно. Он назвал адрес, удостоверился, что я приеду, и отключился. А я развернулся и снова пошёл к метро. *** Увидеть Вадима мне позволили только к вечеру следующего дня. Утрясение формальностей заняло у меня в районе полутора часов. Хотя я не чувствовал времени. Потому что был полностью поглощён попытками осознания происходящего. Слово «реанимация» вызывало у меня странные ощущения. Отторжение, смешанное со страхом. В реанимации, в моем представлении, содержались умирающие. Или близкие к тому. Но Вадим… Я стиснул кулаки, пытаясь перебороть мерзкое, выедающее изнутри чувство. Я боялся. Того, что увижу. Что не смогу помочь. Это же был… я. Я не умел нести ответственность, больше того – сознательно избегал любых эпизодов, где это требовалось. Нахера этот придурок выскочил на шоссе? Когда до пешеходного перехода было сто метров. В сумерках, на полупустой дороге. Если бы Вадим его сбил, я бы не переживал ни секунды. Я хотел, чтобы он его сбил. Тогда сейчас Вадим был бы в норме. Но вместо этого я сейчас стоял около пластиковой белой двери и ждал, пока мне разрешат войти. Ладони вспотели, тошнотворный белёсый свет больничных ламп реально вызывал дурноту. Я чувствовал себя как выброшенная на берег рыба. – Заходите, – предложила мне медсестра. – Но не больше десяти минут. Я деревянно кивнул и шагнул в палату. Вадим лежал в дефолтной реанимационной койке, под тонкой белой простыней. Монотонно пищал монитор, рядом стояла капельница. Вадим чуть повернул голову. – Привет, – голос у меня охрип. – Привет, – Вадим звучал не лучше. Кажется, говорить ему было больно, потому что он неуловимо поморщился, прикрывая глаза. Я подошёл ближе, тронул его за руку. Погладил осторожно, чтобы не задеть ссадины. По словам врачей, Вадим отделался переломом грудины без смещения, раздроблённой ключицей, которую собирали с помощью титановой пластины, ушибом селезёнки, который, к счастью, не требовал ее удаления, и сотрясением мозга. Самой серьёзной и дорогой в данном случае оказалась проблема с ключицей. Правда, я понял, почему Вадим так легко потратил наши деньги на мое лечение. Потому что я подписал все, особо не обращая внимания на цены. Вадим вдруг осторожно сжал мои пальцы в ответ. Спросил: – Как ты, мелкий? На щеке у него расползлось длинное рассечение, стянутое скобками. – Вопрос больше к тебе, – я все стискивал его руку в своей, почему-то боясь, что Вадим ее уберёт. – Ебанутые пешеходы, – Вадим криво улыбнулся. – Я его не видел, Тош. А там уже доли секунды. – Лучше бы ты его переехал, – жалко выдавил я. – Может и лучше, – спокойно согласился Вадим. – Ты бы переехал? Вопрос застал меня врасплох. Я смотрел на Вадима и пытался сообразить, что должен ответить. Переехал бы? – Я не думал, Тош, – избавил меня Вадим от надобности отвечать. – На автомате рулём крутанул. В конце концов… – он тяжело сглотнул, я почувствовал, как напряглись его пальцы в моей руке, – так проще. Я молчал. Гладил его руку, борясь с желанием уткнуться в его ладонь лицом. Губами. – Не пропускай универ, ладно? – попросил Вадим. – Ладно, – солгал я. Потому что это бы значило, что я не смогу мотаться в больницу вместо учебы. – Тош, – позвал Вадим. Я все же не выдержал. Присел на корточки, вжался лицом в его ладонь. От кожи Вадима пахло больницей: чем-то резко-лекарственным. Я вдруг представил, что случилось бы, если бы осколки кости повредили артерию. За сколько минут человек в таких случаях истекает кровью? От осознания меня передернуло. Оно обрушилось как охуенно-тяжёлая бетонная плита. Вадим мог умереть. Я сидел оглушенный, чувствуя, как холодеет затылок. И все прокручивал в голове эту фразу. С каждой итерацией она пугала все больше. – Ты мог бы умереть, – повторил я. Глупо надеясь, что Вадим как-то сможет опровергнуть это. – Скорость была высокая, – через паузу ответил он. – Но я влетел в отбойник. Это смягчило удар. Лучше, чем если бы в столб. Его пальцы прошлись по моему затылку, погладили шею. – Повезло, – мягко добавил Вадим. А потом спросил: – Во сколько нам это обойдётся? Ты уточнил? Я не хотел слышать этот вопрос. И не хотел на него отвечать. – Я в отдельной палате, – он все гладил меня по голове. – И я примерно представляю себе сумму. – Двадцатка в сутки, – нехотя признался я. – Не злись. – Спасибо, Тош, – тёплые пальцы прошлись по виску. От неожиданности я поднял голову. Вадим посмотрел в ответ. А я вдруг понял, насколько плохо он выглядит. Прежде я не видел брата таким. То есть, Вадим часто выглядел уставшим, но… Я неосознанно потянулся к нему, сам не зная, что хочу сделать. Прикосновение обожгло губы. Вадим меня не остановил. *** Вадима выписали через десять дней. За ним я приехал на каршеринговой машине из Яндекс.драйва. Не то чтобы такси стоило сильно дороже. Идти Вадиму было тяжело. Кажется, у него кружилась голова. Я молча подставил плечо под его здоровую руку. Вадим так же молча воспользовался помощью. Звук шагов гулко отдавался от стен. Я вжимал ладонь Вадиму в спину и почему-то думал о том, что это первый раз, когда я делаю для него что-то хоть немного существенное. В плане… Он ведь делал все. Сам я разве что свои трусы стирал. Мы спустились по лестнице, я толкнул дверь, ведущую на крыльцо. Моя неблагодарность приобрела действительно впечатляющие масштабы. Я воспринимал все, что для меня делал Вадим, как должное. Но я хотел ещё. Вплоть до… Ну, вплоть, до того, что я выпросил у Вадима меня трахнуть. Мне было похуй, что он почувствует? Тут же захотелось закурить. А потом основательно вдавить тлеющий кончик в предплечье. От фантомных ощущений аж передернуло. – Замёрз? – тут же спросил Вадим. – Нет, – я сглотнул. – Машина вон, вдоль дороги. Постоишь здесь, я подъеду? – Пошли вместе, – отказался Вадим. – Тут пятьдесят метров. Я неуверенно пожал свободным плечом, и мы потащились дальше. Руку, которой я придерживал Вадима за спину, жгло. Поток ёбнутых мыслей было уже не остановить. Я же тупо его заставил. Я вообще анализировал то, как себя веду? Осознавал? Если твой брат на твоих глазах превращается в психа, ещё не такое сделаешь. А Вадим не умел мне отказывать. Или не хотел. Наверное, я мог бы сделать что угодно, и Вадим спустил бы мне это. Херово вдвойне. Я чувствовал себя смесью вымогателя и предателя. Человеком, который осознанно пользовался положением. Почему я об этом не думал? Это же было очевидно с самого начала. С того самого момента, когда я устроил цирк с игнорированием. Я хотел, чтобы Вадим спросил в чем дело. И он, естественно, это сделал. Дальше – дело техники. Мне стало мерзко. А ещё я не понимал, как Вадим не брезгует меня трогать. И вообще иметь со мной что-то общее. Если он это все видел. Не мог не видеть. Он все равно сделал так, как я хотел. – Подожди, – я снял машину с сигнализации. – Открою дверь. Вадим посмотрел на меня как-то насмешливо, но позволил. Я хлопнул за ним дверью, закинул сумку на заднее сиденье и сел за руль. Машин с утра особо не было, так что я без проблем вырулил на дорогу. Навигатор пророчил полчаса езды без пробок. Вадим сидел, чуть прикрыв глаза. Ссадины на костяшках его руки почти зажили, кое-где отвалились даже корочки, оставив после себя розовые следы. Я хотел дотронуться до них, прижать подушечками пальцев. Но вместо этого спросил: – Как голова? – Сойдёт, – Вадим открыл глаза. – Дай сигареты. Я залез в карман, достал пачку. Зажигалка болталась внутри. Вадим неловко, одной рукой, вытащил себе сигарету, прикурил. Сказал: – Надо бы бросать. – Нахера? – я нагло сунулся в зазор между старой «хондой» и каким-то «китайцем». «Хонда» отчаянно засигналила. Мне было плевать. – Тебе тоже, – Вадим глубоко затянулся. – Окно приоткрой. Я послушался. Если он скажет мне бросить – я брошу. – Тот мужик так и не приходил? – я покосился на пачку на колене Вадима. Она лежала почти там, где на коже, я знал, расплылась почти чёрная гематома. – Зачем ему это? – Вадим чуть повернулся, чтобы стряхнуть пепел в окно. – Он же свалил. Логично. Его никто не видел, соответственно, в суд подавать не на кого. – Машину только на металлолом, – я притормозил на светофоре и все же забрал у Вадима сигареты. Прикурил. – Ей пизда. – Ты все оттуда вытащил? – поинтересовался Вадим. Я сглотнул. Потому что я действительно вытащил все. И среди того, что там было… – Подарок свой нашел? – уточнил Вадим. Сигарета у него в пальцах дотлела до фильтра, и он выбросил ее в приоткрытое окно. Видеокарту я хотел давно. Но точно так же я знал, что на нормальную мне просто не хватит денег. Потому что наш бюджет был расписан до копейки. А Вадим просто взял и купил мне ее. В честь… чего? – Я нашел, – пальцы на руле вспотели. – Поставил? – Вадим потёр больное плечо – это я увидел боковым зрением. – Хотел тебя дождаться, – шоссе было свободным, и я чуть вжал педаль. Без Вадима это просто не имело бы смысла. Именно он научил меня играть. К тому же за эти десять дней я осознал, что не могу находиться в квартире один. Дошло до того, что спал я в кровати Вадима. Просто потому, что мог заснуть только там. – Полная несамостоятельность, – прокомментировал Вадим. Я глупо улыбнулся и пожал плечами. *** – Поможешь? – попросил Вадим. – Ага, – я кивнул и осторожно принялся стягивать с него шмотки. Пальцы подрагивали. Мне было стыдно за свои мокрые ладони. Это было как-то… Как будто Вадим позволил мне что-то очень личное. Я осторожно снял с его руки фиксирующую повязку, отложил в сторону. Толстовку снять оказалось куда сложней. Впрочем, в итоге это удалось. За ней отправилась футболка. Шов на ключице был залеплен широким хирургическим пластырем. Родинки под ним видно не было. Зато было видно большой темный синяк. Вообще, синяков у Вадима было полно по всему телу. На груди, под пластырем, который фиксировал перелом грудины, на животе. Я зачем-то осторожно тронул тот, что самый большой. Вадим чуть вздрогнул, проследил за моей рукой. Не отдёрнуть ее резко стоило больших усилий. Я потянул вниз его спортивки. Потому что знал, что нагибаться будет больно. Осторожно снял их до конца, стараясь не задеть синяки. В итоге остались одни трусы. Их я трогать, разумеется, не стал. Помог Вадиму надеть домашнюю футболку, зафиксировал руку. – Поешь? – я помог Вадиму сесть. Это далось ему с явным трудом, я почувствовал по тому, как его пальцы сжали мое предплечье. – А что дают? – Вадим потёр плечо. – Я сварил суп, – меня почему-то бросило в краску. – Давай суп, – спокойно сказал Вадим. Будто так и должно было быть. И я пошёл за супом. А потом смотрел, как Вадим ест. Мне было… Хрен знает. Я никогда не готовил своему брату суп. В конце концов, я не умел готовить. Но Вадим ел. Как будто это действительно было вкусно. Пока я пялился, Вадим успел доесть. Я отнёс тарелку, вернулся со стаканом воды. – Спасибо, – Вадим кивнул, сделал пару глотков. Я отставил стакан на место. Отходить не хотелось. Я сидел на койке и смотрел на руку Вадима, лежащую рядом с моим бедром. На розовую кожу на месте ссадин. И боролся с желанием вцепиться в эту руку, сжать обеими ладонями. – Тош, – вдруг позвал Вадим. – Чего? – я поднял голову. И залип на его губах. И нет, я не думал о том, что хочу его. Просто это… – Иди сюда, – Вадим смотрел как-то очень серьезно. – Ложись. Я хотел было спросить, не будет ли ему больно, но почему-то не стал. Лёг рядом, так, что почти уткнулся носом в его висок. А потом Вадим повернул ко мне голову. И мне показалось, что… Он поцеловал меня первым. Без намёка на что-то пошлое. Просто прикоснулся сухими губами. Меня продрало холодной судорогой. Я вцепился Вадиму в руку, едва соображая. Кажется, он понял. Успокаивающе тронул губами мою щеку. Сказал: – Ничего. И это действительно было так. *** Когда Вадим заснул, я поднялся, забрал со стола видеокарту. Теперь я мог ее установить.