Гадкий котенок

Буэнос-Айрес как и всегда в первые секунды ошеломлял – теплым плотным воздухом, густыми пряными запахами, доносящимися из распахнутых настежь окон, неплотно прикрытых дверей, от цветочных кадок, расставленных повсюду по улицам, от уличных кафе и киосков с фруктами, напитками и выпечкой. Где-то жарили мясо, где-то резали острый перец, где-то выдавливали в высокий стакан со льдом грейпфрут и тут же заливали его содовой. А цвета! Яркий красный, синий, желтый, зеленый – это было больше похоже на один из приступов, чем на реальность, Мефу было сложно представить, что кто-то способен добровольно жить в окружении настолько пронзительных красок. Дело было еще и в том, что к нему возвращалась «чувствительность». Первые дни внутреннего онемения после «сброса» пришлись на пересадку на лунной базе, короткий транзит в Лос-Анджелесе и две тягостных ночи Торонто. Тогда он чувствовал себя почти как обычный человек – никаких приступов тошноты от текущего мимо него по улицам сияющего электричества, никакой мигрени от чересчур плотного расписания иглолетов, каждые пятнадцать минут протыкающих земную атмосферу. Теперь же только запахи живого фонили так, что он, порой, терял ориентировку в пространстве и сходил с маршрута. Впрочем, у него не было никакой особенной цели, так что предложенного туристическим агентством маршрута было придерживаться необязательно. Меф просто бродил по улицам, улыбаясь встречным девушкам в ответ на их улыбки – тут, кстати, даже не приходилось себя заставлять, – вдыхал насыщенный ароматами воздух, пил крепкий, приправленный специями, кофе в уличных кафе. А ближе к ночи, упавшей на город быстро и неотвратимо, поужинал на почти пустом пляже у реки, глядя в черноту ставшего прозрачным неба. Попытался представить, где сейчас Уран и «Анарда» – по всему выходило, что где-то на другом полушарии. На секунду почему-то стало грустно и пусто, одиноко. Как улитка, лишившаяся своего домика, со стыдливой иронией подумал про себя Меф. Было что-то неправильное в том, что там, у внешних планет, он, капитан Меф Аганн, чувствовал себя гораздо защищенней и уверенней, чем на Земле, в колыбели человечества. Причина в том, что он селенген и изначально отторгнут, вынесен за пределы земной биосферы? Или все-таки в том, что нечто чужое, нечеловеческое, подсаженное, как монстр-паразит в его тело, берет верх? – Эй, друг, – раздался голос над его плечом, – ты слишком красив, чтобы быть таким грустным. Составить тебе компанию? Меф с недоумением обернулся – рядом со столиком стоял молодой парень, высокий, загорелый почти до черноты, с шапкой кудрявых волос по плечи, в одних только ослепительно белых шортах. – Спасибо, – сказал Меф, запах от парня исходил прямой, честный и невероятно привлекательный. – Я – не слишком удачный вариант для сегодняшнего вечера. – Я не ищу вариантов, – пожал плечами парень и сел рядом, пальцами выудил из тарелки Мефа кусок пряной говядины и отправил его в рот. – То есть, я был бы рад, согласись ты заглянуть ко мне на часок, но это не обязательно. Мне показалось, что тебе не слишком весело сидеть здесь в одиночку. Меф невольно улыбнулся и кивнул, глядя себе под ноги. – Ты прав. Меня зовут Меф. – Алонсо. – На каникулах сейчас? – Ага. Учусь в Иркутске. – Ну? – поразился Меф. – Институт космонавтики? Алонсо разулыбался до ушей. – Знаете? – Я, брат, там учился… много лет назад. – Не верю, что много, – покачал головой Алонсо, взгляд у него при этом был настолько откровенный, да и запахом облило так, что Меф едва не задохнулся от горячего обещания. – Пилот? Меф сумел только кивнуть в ответ. Давно его так сильно не хотели, еще более давно – не предлагали. Когда он в последний раз был с настоящим, живым человеком? Самое паршивое было в том, что он помнил. Девять лет, три месяца и пять дней назад – перед тем роковым десантом на Оберон. Искушение согласиться, поддаться сейчас было громадное, но… на «Анарде» ждал Юс. Давно погибший, но так и не оставивший. Запечатанный какой-то чудовищной силой внутри Мефа, регулярно выдирающийся из его растерзанного болью тела, чтобы снова погрузиться внутрь – теперь уже даря удовольствие и почти настоящее счастье. И уходящий. Каждый раз. Каждое утро. – Кто-то оставил тебя? – спросил Алонсо, опустив глаза. Ресницы у него были длинными и черными, Меф тут же проклял свою способность видеть в темноте, потому что в животе тут же стало горячо, а по спине пробежали мурашки. – У меня был… друг, – сказал он, неловко усмехаясь. – Десантник. Он погиб. Алонсо шумно вздохнул и нахмурился. – Это больно – любить космодесантника, – сказал он тихо. – Я сочувствую твоей потере. Обжигавший гортань агрессивный запах желания почти сразу стих, уступив место сочувствию и желанию позаботиться, успокоить, защитить. И вот этому сопротивляться у Мефа точно не было сил. – У меня номер в «Глобусе», – сказал он после минутного колебания. Алонсо серьезно кивнул и обнял его за плечи, когда они встали. – Я провожу тебя. Это почти другой конец города. Девять лет и шесть месяцев он не бродил по ночным улицам земного города в обнимку с сильным и красивым мужчиной. Десять лет и два месяца не пил разноцветных коктейлей под открытым небом, не смеялся над чужими историями, не чувствовал пузырящейся в каждой клеточке тела волшебной легкости, которая возникает только на больших скоростях, под действием алкоголя или от мимолетной, ни к чему не обязывающей симпатии. Перед гостиницей, до которой они дошли только к утру, Алонсо его поцеловал – целомудренно в щеку. – Ты должен быть счастлив, – сказал он на прощание. – У тебя такие глаза… Как бирюзовое море на рассвете. Они должны сиять, иначе все в этом мире становится бессмысленным. Меф поднялся по лестнице в вестибюль, едва переставляя ноги – он словно одеревенел изнутри, сердце билось больно и гулко, в ушах звенел, гремел и улюлюкал целый оркестр из духовых и ударных. – Мне нравится, когда ты улыбаешься, – сказал ему Юс когда-то незапамятно давно. – У тебя при этом становятся такие глаза… Как зимнее небо в солнечную погоду. Они должны сиять всегда, иначе все в этом мире станет бессмысленным. Тогда Меф только рассмеялся такому вычурному комплименту – он еще не был влюблен, только заинтересован. Он еще удивлялся знакам внимания и ласковым словам – Элдер был первым, кто с ним флиртовал и практически ухаживал. Он еще был уверен, что это все глупости и очередная блажь, пришедшая в голову избалованному вниманием красивому и рисковому космодесантнику. Они даже друзьями тогда еще не были – сколько? Двадцать? Двадцать пять лет назад?.. Их первый совместный рейс – шестая экспедиция к Юпитеру, Амальтея, Каллисто и Ганимед. Меф был тогда вторым пилотом на «Скандинавии», Юс числился в десантной группе Овербаха. Обоим еще и тридцати не исполнилось – Меф только перед вылетом отметил свой двадцать седьмой день рождения, а Элдер был на четыре года младше. Из всей десантной группы Аганн был знаком только с Джанеллой – веселым и бесшабашным парнем со специфическим чувством юмора и особой острой и саркастической манерой поведения. Они не были друзьями, так, приятели, давние знакомые – познакомились как-то в Гагарине, когда Меф еще стажировался на «Альбатросе», а Рамон проходил подготовку перед своим первым рейдом. Из той встречи Аганн вынес только одно: на язык бойкому десантнику лучше не попадаться, отбрить может так, что мало не покажется. С ним было весело перекинуться парой слов в столовой или тренажерном зале – высокий, худой и гибкий Джанелла неустанно и азартно боролся с недостатком мышечной массы, приличествующей десантнику. Испытывавший схожие проблемы Меф как-то быстро проникся к нему симпатией и сочувствием, а в ответ будто почуявший что-то Рамон негласно взял его под свою опеку. Об этом не говорилось, но Аганн был уверен, что именно Рамон нацелил внимание своего товарища Юса Элдера на него. Подбил, намекнул, сосватал – можно сказать как угодно, суть от этого не изменится. А потом наблюдал со стороны, время от времени отпуская многозначительные остроумные реплики. Дело было в том, что Меф совершенно не планировал крутить служебные романы, да еще и в рейде. К своим особенностям он относился достаточно болезненно, как и ко всему остальному, что отличало его от большинства его товарищей. Физиология селенгена подкачала и в этот раз – нестандартная сексуальная ориентация не входила в список патологий, обладание которой неминуемо занесло бы Мефа Аганна в тот самый «жуть-процент» – наследие печального прошлого человечества. Но статистика настораживала: таких, как Меф, на Луне рождалось больше. Точно так же, как на Луне рождалось больше больных – физически, генетически или психически. И собственные предпочтения представали уже в несколько ином свете, их приходилось нести как стигму наряду с внеземным происхождением, низким ростом и будто навсегда надломленной самооценкой. Конечно, при всем этом пышном букете комплексов внимание Элдера, пусть поначалу Меф и воспринимал его как затянувшуюся шутку, было лестно. Пожалуй, первым чувством, которое Меф начал испытывать к будущему другу и любовнику, была болезненная благодарность. Улыбки Элдера, его теплые слова, иногда откровенно восхищенные взгляды – это больше выглядело как моральная поддержка, чем романтический интерес. Кто их знает, этих десантников, может быть, в их привычках не только брать штурмом луны и планеты, но и поднимать самооценку не слишком уверенным в собственной привлекательности пилотам? Вот такое представление о гуманности. Ведь не мог же Элдер – всерьез?.. Исследование спутников продолжалось три с половиной недели – время, когда пилотам, не входящим в состав десантной группы, совершенно нечем себя занять в промежутках между перелетами от одной луны к другой. Рейдер будто превратился в денно и нощно гудящий улей – все работали, носились туда-сюда, десанты следовали один за другим. После расслабленной атмосферы полета со спортивными играми, беседами и вечерними просмотрами кинофильмов было немного пусто – Аганн с легким стыдом понял, что уже привык к постоянному вниманию и присутствию рядом Элдера. К тому же беспокойство за безопасность нового знакомого круглосуточно тянуло где-то под желудком – почти каждый день список легко травмированных десантников пополнялся. – Бывало и хуже, – флегматично вздыхал медиколог корабля Фридрих Кауфвассер, отправляя восвояси очередного героя с залепленным обезболивающими пластырем боком. А потом над рытвинами Урук рухнул катер. Никто так толком и не понял, что произошло – скорей всего, отказали флаинг-моторы при снижении, и драккар камнем упал прямо на скалы. Почему-то пилот даже не попытался манерировать рабочими реверсами, и никто из троих находящихся в катере десантников не успел или был не в состоянии отправить сообщение на развернутую рядом базу. Пропавший катер искали несколько часов, на эти несколько часов на «Скандинавии» все будто замерло и застыло, как муха застывает в прозрачной капле янтаря. Меф тоже застыл, оглох, только слышал, как бьется собственное сердце. Имена исчезнувших десантников на рейдер сообщили сразу, но дело было даже не в том, что среди этих троих не оказалось Элдера или Джанеллы. Просто это происшествие словно что-то прояснило в голове Мефа. Как будто какие-то до сих пор остававшиеся в тени вещи наконец попали в луч прожектора, и вся текущая ситуация моментально преобразилась. Он слишком остро и полно осознал, что это такое – быть десантником. Любая космическая специализация, даже самая мирная, несет в себе долю риска – в конце концов, процент погибших при исполнении служебных обязанностей среди косменов гораздо выше, чем среди представителей самых опасных земных профессий. Но десант – это не несчастный случай. Не внезапно взорвавшийся реактор. Не шальной метеорит. Не одна из сотен и тысяч непредсказуемых опасностей, поджидающих человека во Внеземелье. Десант предсказуем в плане риска. Десант – для тех, кто сознательно повышает уровень опасности своей работы в разы, в десятки раз! Десант не имеет ничего общего со спортивным азартом и адреналиновой тягой. Десант не имеет ничего общего с романтикой и геройской удалью. Это просто работа, которую кто-то должен выполнять. Расплачиваясь своим здоровьем и иногда жизнью – даже не ради великих открытий и свершений. А просто потому что Внеземелье не умеет с человеком иначе, не рассчитан человек, появившийся на свет на дне атмосферы одной из планет, на условия, что предъявляются ему за этой планеты пределами. Что уж там: зачастую человек и с трудностями собственного мира справиться не в состоянии. Но все равно рвется все дальше и дальше, прокладывает себе путь – часто по трупам тех, кто выбрал своей профессией – идти вперед... Эта мысль не была для Мефа откровением, теоретически он знал и понимал это и раньше. Но только сейчас до него дошло все одиночество, вся беспомощность человека перед Внеземельем. Оно поиграет и шутя сломает – и человек поползет назад, на Землю, спешно эвакуируя десантные базы, сворачивая оборудование, отменяя запланированную научную программу, надеясь спасти выживших, зализать раны, восстановить силы – для следующего штурма. На острие которого снова пойдут все те же люди – те же десантники, которым сегодня повезло остаться в живых… А еще Меф неожиданно четко и ярко понял, что если бы в том катере был Элдер, если бы он, вынутый из искореженного скафандра, сейчас лежал на операционном столе Кауфвассера, изломанный и не способный дышать самостоятельно – Аганн бы загнулся от ужаса и отчаянья, от неспособности сделать хоть что-то. Сердце тревожно ныло от одной возможности такого поворота событий: поверхностное знакомство, затеянное Джанеллой шутки ради, обернулось странной, пугающей стороной. Но теперь, хотя бы для себя, Меф смог признать, что уже не важно, всерьез или ради легкой, необременительной шутки Элдер оказывал ему знаки внимания. Его деликатный флирт сработал – Аганн был не готов его потерять. Неважно, в качестве друга, любовника или просто знакомого. Меф хотел быть рядом – опять же, в том качестве, в котором Элдер сочтет это возможным. В этот раз он пришел к Элдеру сам – после полуночи, прямо в каюту, чтобы исключить любые разночтения. Юс открыл дверь сразу, окинул невеселым взглядом, попытался криво улыбнуться, но Меф сразу же шагнул к нему и обнял. Он до сих пор помнил, каким тогда Юс был в его объятиях – огромным, напряженным и жестким, как каменный столп. И как мгновенно расслабился, молча опуская голову, утыкаясь лбом Мефу в плечо, длинно выдохнул и обнял в ответ. Они не разговаривали – все быстро стало понятно и без слов. В одноместной койке им вдвоем было тесно – вопреки самоощущению Меф все-таки не был субтильным, разве что по сравнению с действительно крупным и атлетически сложенным Юсом. И от этой тесноты, поневоле сокращающей объем возможных движений, их близость была еще пронзительней. Кожа к коже, проникновение до самой глубины, сильные руки, обхватывающие под грудью, жгучие прикосновения губ – за ушами, на загривке. Меф плавился от каждого касания, подавался навстречу, чтобы поймать движение Элдера, и выдыхал с горячей дрожью, задушенным стоном. А под конец просто уткнулся воспаленным от жара ртом в широкую ладонь Юса и мычал, даже не стараясь быть тише, содрогаясь от мощных судорог удовольствия, напополам замешанного с яркой, сладкой болью. Иронично получалось, что Юс всегда терзал его тело – и живым, и мертвым. И любовь, и посмертие с ним были болезненными, желанными. Даже немыслимая нежность приносила обжигающую боль и плавящее наслаждение. Странно было то, что до первой ночи с Элдером Аганн только подозревал в себе эту опять же не самую распространенную склонность, но тот действовал так решительно и смело, будто бы точно знал, будто бы видел Мефа насквозь и был уверен, что именно ему нужно. Может быть, именно эта уверенность и смелость и привязала Аганна – крепко и навсегда, с одной разделенной на двоих ночи. Рано утром они вместе отправились на завтрак – старт из системы Юпитера был назначен на десять, Аганну полагалось находиться на рабочем месте с семи утра. Столовая, однако, не пустовала, почти все столы были заняты – по всей видимости, мало кто спал этой ночью в преддверии отлета. Меф разглядел Рамона, машущего им рукой, уже заранее подготовился к остротам и многозначительным намекам – вид у них с Элдером был соответствующий всем подозрениям, которые могли бы возникнуть у Джанеллы на их счет. Однако тот только кивнул в знак приветствия и отодвинулся вместе со стулом, чтобы дать им место. Позавтракали они в молчании. – В моем родном городе, – под конец сказал Джанелла по какой-то ему одному понятной ассоциации, – нет моря. Говорят, что человек, который не имеет возможности достаточно долго смотреть в бесконечность, подвержен гордыне и не знает своего места в этом мире. – Море необязательно, – ответил тогда Меф. – Всегда можно смотреть в небо и постигать бесконечность. Джанелла кивнул и впервые за все время завтрака усмехнулся. – Но некоторых, как мы видим, и это от гордыни не спасает. – У некоторых взгляд в бесконечность вызывает только желание ее измерить. – В самую точку, Меф, – одобрительно кивнул Рамон. – Всегда был уверен, что ты из наших. – Понимать – не значит разделять, – возразил Аганн. Но Джанелла только покачал головой и кинул взгляд на молча доедающего свой завтрак Элдера. – Понимать вполне достаточно, – коротко заметил тот, не поднимая глаз от тарелки. И сердце снова заныло – в предчувствии новых неизбежных катастроф.