Два дня, три года и шестнадцать лет

      Цзе У Цзюнь был выдержан, тактичен и рассудителен. Всегда.       Но сегодня на Совете кланов что-то пошло не так. Все раздражало его – глупые предложения, пустые разговоры, сплетни и главное – бесчисленное количество вопросов о Ван Цзи. Всех, конечно, очень интересовало, почему Второй Нефрит очередной раз отсутствует на Совете кланов: ему до сих пор не здоровится, или он выказывает неуважение обществу?..       Си Чень никогда не злился на Ван Цзи раньше, не собирался злиться и сейчас, но прекрасно знал, что третье его отсутствие на Совете объяснить будет намного трудней, чем первые два. Он даже заготовил тактичную извинительную речь, но произнести ее ему не дал Саньду Шеншоу, - раздери его духи!       Лань Си Чень был крайне расстроен, почти взбешен. Слова главы клана Юньмен Цзян врезались в душу разящим кинжалом: «Стоит ли клановому сообществу с такой страстью интересоваться судьбой одного единственного его члена, который не удостаивает его вниманием вот уже третий раз? Не слишком ли много времени мы уделяем столь незначительному вопросу?!»       Многие поддержали эту реплику и Лань Си Чень с трудом смог подобрать слова, чтобы их весомость создала хотя бы подобие статусного равновесия. Он настолько был не готов к репликам Цзян Чена, что в точности не смог бы вспомнить, что же такое говорил, защищая брата, что слова его оказались поддержаны не меньшим гулом одобрительных голосов. Однако он хорошо помнил пронзительный, подобный молнии взгляд почти черных глаз Саньду, его сжатые губы и мраморную бледность.       Си Чень покинул Совет не в пример себе рано - еще не все разошлись. По этикету стоило проводить гостей, но он избежал этого, поручив завершение вечера названному брату. Глава Лань очаровательно улыбнулся, тактично принес извинения оставшимся и с достоинством удалился, страстно желая остаться наедине с самим собой, думая лишь о том, чтобы послать Ван Цзи сообщение с бабочкой-вестницей, в котором бы он снова умолял его вернуться в Облачные глубины как можно скорей.       Едва успела вестница взмахнуть золотыми крылами над его ладонями, как в дверь раздался осторожный и одновременно настойчивый стук. Си Чень нахмурился – видеть в таком состоянии никого не хотелось. За годы восстановления Ван Цзи он уже был порядком измотан, а теперь возникла новая проблема – эти бесконечные поиски души Старейшины Илина, которые брат не прекращал вот уже третий год.       Ван Цзи не собирался мириться с гибелью Магистра и, вдохновленный сновидениями о Вей Ине искал его душу во всех уголках Поднебесной. Но если раньше он покидал Облачные глубины ненадолго и почти не отходил от дел, продолжая исправно посещать Советы кланов, то в последний год ситуация изменилась – Ван Цзи уходил чаще, и на все более долгое время.       Си Чень всерьез беспокоился, что однажды брат не вернется совсем. Опасения подогревал тот факт, что Ван Цзи выстроил для себя уединенный домик в горах. Туда переехала почти вся его личная библиотека, гуцинь и немного самой необходимой мебели. Си Чень боялся, что брат уйдет в отшельничество. Все существо его протестовало этому, поскольку он знал – Ван Цзи никогда не был, и не может быть отшельником – слишком яркая, слишком действенная его натура всегда требовала реализации.       Однако очевидное «тихое затухание» внутреннего пламени брата очень беспокоило Цзе У Цзюня, и поговорить об этом ему было не с кем, - переживания он хранил глубоко в себе.       Последнее время, оставшись без помощи брата, он был настолько занят клановыми хлопотами, что не мог уделить размышлениям и нескольких минут. А сейчас был раздражен - редкая возможность побыть наедине с собой и вернуть (пусть временно!) то душевное равновесие, которое воцарялось всегда, когда Ван Цзи был рядом, была прервана кем-то, кто стоял сейчас за закрытой дверью: в его покои, в его комнату, в его жизнь.       Стук в дверь повторился снова, и Си Чень открыл.       Перед ним был... Саньду Шеншоу?! Вот уж кого сейчас совсем не ожидал увидеть!       Он невольно отшатнулся, окинув гостя ледяным взглядом, но все же справился с эмоциями, кивнул и сделал приглашающий жест рукой. Однако мысль предложить неожиданному гостю чашку ароматного чая так и не пришла ему в голову - Си Чень сдержанно выдохнул, заложил за спину руки, стараясь скрыть неловкость и нервозность.       В комнате повисло долгое напряженное молчание. В момент, когда оно превысило пределы приличия, и Цзеу Цзюнь, наконец придумал, о чем завести светский разговор, Цзян Чен прервал тишину первым.       - Простите, я нарушил Ваш отдых, Цзеу Цзюнь.       В отсутствие шумного кланового общества, один на один, Си Чень обнаружил, что тембр голоса Цзян Чена может быть глубоким, мягким, очень приятным. Он предположил даже, что привычная жесткость, порывистость и резкость интонаций Цзян Чена существует, как некий «символ», для подавляющего большинства тех, с кем общался глава Цзян. Здесь и сейчас грозный Саньду Шеншоу «звучал» совсем иначе, и Си Чень явственно слышал его искреннее сожаление и досаду.       «Занятно, – размышлял он, – глава Цзян выделяет меня из общей массы заклинателей? Но почему?»       - Не скрою, я удивлен, но даже поздний визит не отменит моего к Вам расположения, глава Цзян, - ответил он вслух, и стал осторожно разглядывать визитера внимательней.       В мягком свете вечерних свечей лицо Цзян Чена казалось юным, мягкие тени сглаживали жесткие, упрямые черты, а взгляд, полный раскаяния и сожаления излучал тепло. Си Чень очень удивился, поскольку понятия «тепло» и «Саньду Шеншоу» в его понимании были несовместимыми: каких-то полчаса, максимум – час назад сам глава Цзян воочию демонстрировал это на Совете кланов.       - Почему Вы не уехали со всеми, глава Цзян? – спросил он осторожно.       - Я хотел прежде увидеться с Вами, – ответил тот, и снова непривычные интонации голоса Цзян Чена взволновали Второго нефрита.       - Хотите что-то сказать? – спросил Си Чень и ощутил еще большее волнение. Невольно встретившись взглядом с глазами Цзян Чена, он снова увидел это: мягкость, даже робость, а еще – и это беспокоило Си Ченя сильней всего – притягательную силу слишком красивых для мужчины глаз. Он тут же отвел взгляд.       - Да, хочу сказать… Вернее скажу, но сначала примите небольшой подарок - глава Цзян вздохнул и протянул Си Ченю вышитый серебром мешочек, туго затянутый темно-зеленой лентой.       – Это что-то вроде элексира, - продолжил он. - Не хочу быть нескромным, но это один из моих самых удачных опытов. У него прекрасные целебные свойства. Сварен на травах, которые растут только у нас, в Пристани Лотоса. Не знаю, что еще сказать о нем… - на губах главы Цзян ожила искренняя смущенная улыбка, и Си Чень остановил на ней взгляд, словно громом пораженный.       - Ко всему прочему, это довольно вкусно, - добавил Цзян Чен, - буду рад, если оцените.       Лань Си Чень улыбнулся в ответ и принял подарок со всей учтивостью, на которую только был способен. Но в тот момент, когда протянул руку, чтобы принять дар, глава Цзян не выдержал его прямого взгляда, отвел глаза и сказал: «Я тоже искал его…»       В душе Лань Си Ченя что-то оборвалось – он точно знал, о ком говорит сейчас Цзян Чен. «Он что-то знает о Старейшине? Не в этом ли настоящая цель визита главы Цзян?» - думал он, и уже не замечал, что волнуется все сильнее и сильнее.       - Я лично проверял каждый камень под скалой, каждую пещеру, каждую нишу, где он мог бы отлежаться, если б выжил. Я делал это много раз, но никаких следов не обнаружил. Старые высохшие кости в расчет не беру – они не могут принадлежать Старейшине, потому что…       - Потому что не могут, и все? – неожиданно для себя резко спросил Си Чень. Он находился на грани потери самообладания, но совершенно не замечал этого.       - Нет, - голос главы Цзян смягчился еще больше, и теперь слушать его главе Лань стало почти невыносимо. Почему? Он не успевал осмыслить: все тело его вибрировало от кончиков пальцев на ногах до венчающей прическу тиары. Чтобы как-нибудь скрыть этот факт, он оперся спиной о стену, пряча лицо в тени свечей.       - Нет? – спросил он так твердо, как мог.       - Вей не мог исчезнуть просто так, Цзеу Цзюнь. Я уверен - он где-то существует. Даже он, с его… - он споткнулся (явно говорить подобное Цзян Чену было трудно) - фантастическими способностями не мог раствориться в пыль. Осталось бы хоть что-то.       - Ван Цзи ищет 10 лет. Ни следа. Он, как Вы догадываетесь, ищет внимательно. – Теперь еще и голос дрогнул и Си Чень не успел это скрыть.       - До сих пор? – Изумленно спросил глава Цзян и приблизился на шаг.       - Ищет, - ответил Си Чень со вздохом и, сам не зная почему, добавил - мне кажется, я больше не способен влиять на это.       - Я думаю, это не так, глава клана, - мягко возразил Цзян Чен.       - Вы об этом хотели поговорить со мной?! – неожиданно вырвалось у Си Ченя, и с досадой на себя он вздохнул.       - Не совсем. Я… Хочу извиниться за свою несдержанность на Совете. Я очень сожалею, Цзе У Цзюнь! – горячо проговорил глава Цзян и в его голосе, наконец, прозвучали те самые, давно знакомые интонации, - жесткие, резкие. Но в этот раз они были направлены не на внешний мир, а на самого себя и обладали при этом немалой разрушительной энергией.       Лань Си Чень обладал способностью чувствовать магический фон духовной энергии многих заклинателей. И тем сильнее мог чувствовать, чем ближе общался с человеком. Чаще и острее всего он чувствовал Ван Цзи, затем – по убывающей - названых братьев и Лань Циженя, немногих друзей, но глава Цзян никогда не входил в круг близких людей. Почему же сейчас, разрушительная энергия его горячего извинения опалила сердце резкой, отрезвляющей болью?       - Не о чем говорить, глава Цзян, - поспешил сказать он, желая успокоить гостя. - Вы были правы, по сути.       - Простите все равно, - голос Цзян Чена стал еще глуше, и Си Чень ощутил острое желание что-нибудь сделать. Непривычный голос и неожиданный облик Саньду Шеншоу не давали покоя по-прежнему, но многолетняя привычка держать лицо в любой ситуации не позволила «вспыхнуть пламени эмоций» даже сейчас, когда раздражение, усталость и пребывание в неизвестности из-за брата поднимались в душе, словно пена кипящего молока. Но некий «сбой программы» все же произошел.       Лань Си Чень опустил руки и неуверенно провел большим пальцем по рукояти меча. Этот растерянный, неуместный жест еще усилил раздражение: на себя, на отсутствующего Ван Цзи, на неожиданный ночной диалог с человеком, помыслить о котором, как о друге главе клана Лань никогда даже в голову не приходило…       Почему сейчас все иначе?       Почему это «иначе» чувствуется горящей кожей?       Откуда взялись в нем столь сильные эмоции?       Что в нем такого – в Цзян Ваньине?..       Глава Лань мог заставить себя выжидать - молчать и слушать. Он мог держать себя в узде до тех пор, пока серая бледность не подчеркнет острые скулы и не превратит спокойный взгляд в острый, пронзающий, пока губы не сжаты, пока еще нормально дышится. Но не смотреть на Цзян Чена он не мог.       Не мог он не замечать вызывающего блеска черных глаз, не мог не следить за необычной красотой линии их разреза, слушать голос, не проваливаясь в его полумагическую мягкость, в искренность которой так сильно хотелось верить. Цзеу Цзюнь настолько погрузился в борьбу с самим собой, что не сразу даже услышал Цзян Чена, лишь мог смотреть, как движутся его тонкие, словно очерченные кистью художника, чуть бледные губы…       - Вернется.. – осознал он обрывок фразы.       - Простите меня, глава Цзян, - Си Чень вздрогнул, вернувшись в реальность.       - Хань Гуань Цзюнь вернется, я уверен, - повторил Цзян Чен.       - Почему Вы так думаете? – спросил глава Лань и совсем растерялся, услышав свой ослабевший, заметно хрипящий голос.       Цзян Чен не сразу ответил. Он слегка склонил голову и длинные пряди волос на мгновение спрятали его лицо от глаз Первого Нефрита. Едва слышно он вздохнул, по лицу его скользнула тень, словно бы он пожалел о сказанном или сомневался, и Си Чень испугался, что он так и уйдет, ничего не ответив. И он не ошибался - глава Цзян действительно раздумывал об этом.       - И все-таки, Шеншоу? - прервал он твердым голосом сомнения гостя, словно отрубил мечом. Услышав свое воинское прозвище, Цзян Чен очнулся.       - К Вам всегда возвращаются те, кому Вы дороги, - сказал он, - Хань Гуань Цзюнь очень любит Вас, и обязательно вернется.       После этих слов он умолк, словно споткнулся, проглотив искру Неугасимого Огня. На пару мгновений в глазах Цзеу Цзюня полыхнуло Солнце, открылся купол Неба с парящими облаками и свежим прохладным ветром, захотелось вдохнуть его…       - Это всем известно, – добавил глава Цзян знакомым резковатым тоном, - Я должен идти. Еще раз извините, что нарушил Ваш отдых.       Цзеу Цзюнь завороженно смотрел, как фигура гостя склонилась в изящном поклоне, как блеснули черной синевой его глаза, как пальцы судорожно сжали рукоять меча, как затрепетала Цзыдянь и тут же была задавлена волевым усилием ее хозяина... Неожиданный визитер удалился, забрав с собой весь воздух и всю духовную энергию, которую – казалось - создавал и поддерживал одним своим присутствием.       - Мирной дороги, - сказал Си Чень уже тогда, когда быстрые шаги Цзян Чена стихли на длинной гравийной дорожке, ведущей к главным воротам Облачных Глубин.       Он остался один. Пережитые эмоции повлекли за собой досаду и смятение, даже поздний час и тишина не давали помощи – ни надежды, ни намека на покой… Он хотел думать и думал до сего момента только о Ван Цзи, но что происходит сейчас?       А сейчас он вспоминал руки главы Цзян, нервные пальцы, сухое крепкое запястье с крупной веной, теплый взгляд, резкость и элегантность жестов… Все это не так, и не ко времени, но Си Чень прекрасно знал, что это такое! Пусть знание исходило лишь из опыта наблюдений за другими, но у него не было причин сомневаться в нем.       Си Чень волевым усилием заставил себя не думать слишком глубоко прямо сейчас, пытаясь сосредоточить себя на простых вещах: переодеться, умыться, медитация, сон. Тонкие пальцы принялись развязывать пояс…       Когда полы ханьфу свободно распахнулись, открывая белое нижнее одеяние, глава Лань медленно вдохнул и выдохнул, стараясь унять неспокойное сердце. Иглу из тиары он вынул машинально, она легко скользнула в ладонь…       Не снимая ханьфу, с тиарой в руке, он неспеша обошел комнату, гася по пути свечи. Дыхание постепенно выравнивалось, - Си Чень остановился у окна и закрыл глаза. Впереди была еще одна ночь.       Ночи тяготили его последнее время. Накопленная годами усталость отозвалась жестокой бессонницей. О том, что у него появилась проблема, Си Чень долго сам себе не признавался: не обращал внимания, убеждал себя, что пройдет само.       Когда ситуация усугубилась, он пытался справиться самостоятельно, тайком посылая доверенного человека в город за парой бутылок крепкого вина. Два или три раза вино помогло заснуть, но количество выпитого тяжело сказалось на непривыкшем к вину организме утром, и целый день после этого Цзе У Цзюнь чувствовал себя ужасно. Позднее и вино перестало действовать. Тогда Си Чень оставил его и обратился к усиленным, углубленным медитациям. Это был очередной этап.       За несколько месяцев безуспешной борьбы он перепробовал, наверное, все, что знал сам и вычитал из книг. Каждое из средств по-своему оказывало положительное воздействие, но в корне проблему не решало. Вот и сейчас, взбудораженный разговором и тем, о чем не думать был не в силах, он прекрасно понимал, что окончательно отогнал от себя ночной покой.       Обычно, в такой ситуации он играл на флейте мелодии тишины, покоя или чистого сердца, и собрался было уже это сделать и сейчас, но взгляд его упал на вышитый серебром мешочек, подаренный Цзян Ченом. В этот момент сказанные им слова будто бы прозвучали вновь: «Один из моих самых удачных опытов… Сварен на травах, которые растут только в Пристани Лотоса… Это довольно вкусно. Буду рад, если оцените…» Си Чень отложил флейту и развязал мешочек.       Элексир оказался очень приятным на вкус – глава Цзян сказал чистую правду. Вязкая, в меру сладкая эссенция была чем-то необычным, замешанным на чуть горьковатом, меду. Или это не мед? Но что же это?       Это мягкий голос матери, солнечный свет в просторной комнате и ее теплые руки… Это смех Ван Цзи, забавные детские одежды и первый меч… «Ты старший»… Упрямо сжатые губы и гордая походка… И взрослый Ван Цзи – гордый профиль, строгий взгляд, сильный, скрытый, сдержанный, волевой и горячий…       «Где же ты? Смирится ли когда-нибудь твое безутешное сердце? Вернись, прошу тебя, вернись…» Но его нет, лишь теплая вязкость окутывает плечи, и сердце давит тоской кем-то данное обещание. А еще - темно-карие, почти черные глаза, красивые руки и синяя вена на запястье… Голос мягкий, проникающий в душу так глубоко и внезапно, что по-детски хочется слез… А, может быть, можно? Никто же не видит…       Никто и никогда не видел слез Си Ченя, но этим вечером они пролились в дрожащие ладони и смятое покрывало. В глубокий, тягучий сон он провалился слишком быстро, не успев ни умыться, ни переодеться, забыв о медитации и всех правилах Гу Су Лань. Словно Некто Всемогущий внезапно овладел душой старшего из братьев Лань, и крепко сжимал ее в объятьях до тех пор, пока переживания и страхи не оставят его. ***       Утренний холод как большой, голодный питон проник в комнату, остужая постель. Лань Си Чень проснулся. Привычка к прохладной атмосфере высокогорья помогала легко вставать по утрам и приниматься за неисчислимое количество дел. Он вставал в одно и то же время, и организм просыпался, несмотря на плохое качество сна или даже его отсутствие. Но сегодня все было по-другому.       Впервые за многие месяцы тревога не сжимала сердце, не давили тяжелые мысли. Все вокруг казалось светлее, воздух - чище, дыхание - легче, исчезла даже привычная утренняя резь в глазах. Давно забытая бодрость и легкость в теле довершила букет невероятных «симптомов» самой простой на свете вещи: глава клана Лань нормально выспался.       Впервые за долгое время утренние сборы не стоили Си Ченю напряжения, концентрации духовных сил, длительной медитации и тщательной «шлифовки» внешнего вида, чтобы никто из окружающих не догадался о его проблеме. Умываясь, он фыркнул, рассмеялся и плещущаяся вода в бочке заиграла первыми бликами солнечных лучей.       Сегодня захотелось одеть белое, и выйти к ученикам во всем великолепии главы могущественнейшего клана заклинателей. Этим же утром окончательно оформилась в голове мысль об отмене и переформулировке некоторых устаревших правил Гу Су Лань. Он уже готов был подготовить особое распоряжение, но не хотел делать это в отсутствие брата.       Ван Цзи был очень нужен Си Ченю - давно и во всех смыслах, но даже мысли о его отсутствии сегодня не давили и не тревожили так, как это было еще вчера.       Наслаждаясь атмосферой приятного утра, Цзе У Цзюнь далеко не сразу задался логичным вопросом: а с чего, собственно? Почему в эту ночь бессонница не мучила его? Он уже спускался по ступеням с веранды, собираясь идти в учебные классы, как его осенило: «Неужели элексир?!.. Кстати, а где он?..»       Си Чень тут же вернулся назад. Быстрым шагом он вошел в комнату и остановился, озираясь. Флакончика с элексиром нигде не было. Тогда он обыскал свою постель и все, что находилось рядом. Наполненная наполовину, изящная бутылочка обнаружилась на полу у ножки кровати: засыпая, у него все же хватило сил аккуратно поставить ее на пол, но вот закрыть – уже нет.       «Наверняка выдохся…» - с досадой подумал Си Чень, и вздохнул. Он бережно поднял флакон, плотно заткнул его, повертел в руках, в надежде обнаружить какую-нибудь надпись, иероглиф, или рисунок, которые могли хоть что-то сказать о составе чудесного снадобья, но ничего не обнаружил, кроме клановой печати Юньмен Цзян.       «Подарок пришелся очень кстати. Вы знали о моей проблеме или это случайное совпадение, Цзян Чен?» Произнеся мысленно имя главы Цзян, Цзеу Цзюнь вспомнил в мельчайших подробностях вчерашний поздний визит, и волнение охватило его снова.       «Если знал, то откуда? Кто мог сказать?»       Он хорошо помнил, что проблема дала о себе знать впервые, еще в период первого отсутствия Ван Цзи. Поэтому, да и не только поэтому, но знать о бессоннице мог только он. «Ван Цзи точно не стал бы говорить кому-то. Тем более - Цзян Чену» - размышлял он. Решив выяснить это при первой же возможности, он сунул флакончик в карман и вышел.