Два дня, три года и шестнадцать лет

      Как и было велено, Сычжуй постучался в двери Учителя сразу после отбоя.       Дождавшись разрешения, вошел и сразу увидел братьев - они вместе пили чай и вели о чем-то неспешный разговор. Раненое плечо Учителя было тщательно перевязано, комнату наполнял аромат лечебных трав и элексиров… Юношу вновь охватило чувство вины и Лань Сичень, заметив это, решил отвлечь его беседой.       - Иди к нам, Сычжуй, - сказал он. - Мне необходимо будет скоро уйти, но в столь приятной компании с удовольствием задержусь на некоторое время.       Кивнув брату, Второй нефрит жестом пригласил юношу к столу. Сычжуй сел за столик, почтительно сложил на коленях руки и терпеливо ждал, пока глава клана наполнит его чашу. А когда он сделал первый глоток ароматного напитка, его вновь посетило щемящее чувство: будто что-то подобное уже однажды происходило, очень давно. Это чувство приходило всегда, когда за столом они оказывались втроем.       Он не мог вспомнить – пил ли он чай, обед ли это был или завтрак, но единственное, что Сычжуй знал точно: он также, как сейчас, сидел за столом в компании двух молодых господ. Один из них был Хань Гуан Цзюнь.       Черты второго плохо сохранились в памяти, и казались размытыми, словно не существующими в реальности. Но Сычжуй хорошо помнил улыбку, длинные волосы, темно-красную ленту, смешливые глаза и сам смех – легкий, раскатистый, чистый… Сычжуй был уверен сейчас, что именно этот смех и был «золотой дверью», открывающей прямой путь к душе господина. Господина Вея.       Он знал – именно ее много лет ищет Хань Гуан Цзюнь, и был уверен, что она стоит столь долгих настойчивых поисков.       - Ты готов? – спросили одновременно братья и переглянулись.       - Конечно, глава клана! Конечно, Хань Гуан Цзюнь! – ответил Сычжуй, и на губах его расцвела смущенная улыбка. Он был безумно рад, что Учитель вернулся домой после долгих скитаний, и сейчас (в который уже раз) его удивляло то, как братья могут одновременно думать об одном и том же.       - Флаги? – спросил Учитель.       - Готовы, Хань Гуан Цзюнь.       - Как будешь ставить? – спросил Лань Си Чень.       - По периметру, Цзеу Цзюнь.       - А время? – снова хором.       - Помню. Не переживайте, я хорошо готов – сказал Сычжуй со спокойной улыбкой.       - Раз так, тогда - удачи, - с этими словами Си Чень кивнул брату и поднялся. - Я должен идти. Не засиживайтесь слишком долго. Завтра трудный день.       Когда шаги главы клана стихли на гравийной дорожке, расспрос был продолжен, но иначе – мягко, и по-отечески тепло.       - Сигналок достаточно? – спросил Лань Ван Цзи, подливая чаю.       - Думаю, да.       - Дай мне знать обязательно, если возникнут проблемы.       - Хань Гуан Цзюнь… Я уже не ребенок - разочарованно протянул Сычжуй.       - Не ребенок, но защиту первый раз самостоятельно будешь ставить. Не мне тебе напоминать, насколько высокой бывает цена ошибки.       - Я не ошибусь. И если потребуется помощь, геройствовать не буду. Обещаю тебе.       - Хорошо.       Они помолчали.       Взгляд Сычжуя все время возвращался к раненому плечу Учителя. Он никак не мог простить себе случившегося на тренировочной площадке, но и не верил до конца в то, что на самом деле переиграл Хань Гуан Цзюня.       Ему о многом хотелось бы спросить Учителя здесь, - без чужих любопытных глаз, где можно говорить наставнику «ты», но с губ сорвался совсем другой вопрос. И лишь задав его, юноша понял, что именно об этом на самом деле и хотел узнать больше всего.       - Он не вернется? – спросил он.       Сычжуй физически ощутил, как в окружающем пространстве натянулась невидимая струна. Стало так тихо, словно все ночные сверчки умолкли и перестали щебетать одинокие пичуги в рощах Облачных глубин... Хань Гуан Цзюнь поставил чашу на стол.       - Не верю в то, что это возможно, - ответил он.       - Но, почему?       - Поиски не дали результатов. Нет оснований надеяться.       - Ты сдался?       Сычжуй не понял как смог позволить себе дерзость, но в этой комнате сегодня все происходило словно помимо его воли. Хань Гуан Цзюнь не ответил, лишь молчал, глядя прямо перед собой. Когда он заговорил снова, взволнованный Сычжуй не сразу услышал его голос.       - Сегодня ты отлично дрался. Господин Вей гордился бы тобой, - сказал он и поднялся, давая понять, что время, отведенное для бесед, подходит к концу.       Сычжуй злился на себя за несдержанность, и одновременно - на Учителя за то, что тот сменил тему. Но еще, ему было больно от того, что Хань Гуан Цзюнь окончательно отказался от поисков.       - Шрам останется, - сказал он, думая совсем о другом.       - Одним больше, одним меньше, - ответил Учитель.       - Почему ты сдался, Хань Гуан Цзюнь?! – Сычжуй повторил свой вопрос, но Учитель снова ушел от ответа, лишь губы его слегка побледнели.       - Тебе нужно выспаться, - сказал он. - Будь внимателен, и помни о безопасности. Хань Гуан Цзюнь посмотрел в глаза юноше взглядом, не терпящим никаких возражений, и тот понял: личных вопросов больше задавать нельзя.       Сжав губы, он поднялся и поклонился. И только было собрался уйти, как вдруг прохладная ладонь Учителя, обхватила его запястье. Голос Второго нефрита чуть дрожал (или Сычжую казалось это?)... Он говорил искренне, тепло и так откровенно, как мог бы говорить отец с сыном.       - Никто не вечен, пойми.       - Но, Хань Гуан Цзюнь…       - Молчи и слушай. Не рискну повторять.       - Прости, Учитель…       - Никто не вечен. Я – в том числе.

***

      Лань Ван Цзи ушел в ночь.       Поселок, в котором происходили странные вещи, и куда прямо с утра отправится Сычжуй, находился на территории одной из крупнейших провинций Поднебесной. Зона поисков источника, откуда мог появиться взбесившийся дух, была огромной, и для начала Ван Цзи решил сузить ее до ближайших, расположенных к поселку городков. Он остановился в одном из тех, рядом с которым существовало заброшенное кладбище заклинателей и старый, полуразрушенный храм.       Он опустился на мече на самых подступах к городку далеко за полночь. На улицах не было ни души, лишь старик-пьянчуга шатался по дворам, распевая похабные куплеты каркающим голосом. Темно-синяя ночь и спящий в полумраке город были печальны также, как тусклые фонари у ворот постоялых дворов.       Ван Цзи откинул с головы капюшон плаща, и не раздумывая ступил на двор первого попавшегося постоялого двора.       Хозяин его был очень молод. Ван Цзи показалось, что юноша немногим старше Сычжуя. «Этот постоялый двор - наследство?» - думал он. Чистота, эстетизм и тщательно скрываемое отсутствие настоящего достатка, царившие уже на пороге, говорили о том, что бизнес юноша ведет недавно.       Окраина города, где располагался постоялый двор, подтвердили эту мысль - посетители явно бывают здесь нечасто, и не самые знатные. Но это-то как раз и устраивало Второго нефрита.       Здесь ему не грозило заполучить в соседи парочку любовников, желающих предаваться страсти до утра, или шумную компанию молодежи с выпивкой и гоготом. Ему также понравилось, что юноша - хозяин постоялого двора - оказался услужлив и не болтлив.       Завидев на пороге знатного гостя, он церемонно приветствовал его, предоставил лучшую комнату и предложил вина и закусок. Но Ван Цзи вежливо отказался.       Оставшись в комнате в одиночестве, он приоткрыл окно, отстегнул меч… Пасмурная ночь мрачностью своей подавила лунный свет, лишь уличные фонари разрушали ощущение пустоты и тягучей меланхолии, что всегда приходили к Ван Цзи, стоило остаться одному. Стараясь не погружаться в знакомое состояние, он принялся обдумывать предстоящее: утром он планировал посетить кладбище заклинателей и старый храм.       Он размышлял о кратчайшем пути, о людях, которых стоило расспросить. Пытался вспомнить - существует ли у кладбища заклинателей смотритель, перебирал в уме стандартные артефакты, которые, будучи похороненными вместе со своими хозяевами, могли внезапно наделать столько шума в небольшом поселке.       Ван Цзи был рад новому делу хотя бы потому, что оно не требовало постоянных раздумий о брате и об ушедшем друге. Новая смысловая цепочка бережно удерживала «на плаву» его измученное сознание, и он держался за нее, как мог.       Ван Цзи переоделся и сел за цинь.       Тонкие пальцы пробежали по струнам, извлекая тихие звуки. Он играл одну из старинных пьес, и одновременно изгонял неумолимое желание в тысячный раз сыграть «Расспрос», когда услышал отдаленное звучание флейты.       Звук был недолгим, свистящим – будто кто-то неумелый пытался извлечь из очень плохого инструмента хоть какие-нибудь звуки.       Он поднял руки над цинем и замер.       Звук не повторялся.       «Бродяга поздно ночью возвращается с веселого кутежа? Сколько их таких, не умеющих играть?» - заставил себя думать Ван Цзи. Он снова прикоснулся к циню, и успел издать лишь один звук, как руки его вдруг сильно дрогнули и, не привыкшая к резким прикосновениям, лопнула самая тонкая струна...       Ван Цзи вновь услышал флейту.       Кто-то несмело, с перерывами пытался сыграть сложную, очень красивую мелодию. И Бог бы с ним, но все дело было в этой самой музыке - исковерканной, звучащей фальшиво, бессильно…       Мелодия перетекала из одной тональности в другую, рвалась, начиналась заново. Из-за нелепостей нерадивого исполнителя она казалась надломленной, странной, но не узнать ее Ван Цзи не мог: он сам создал ее много лет назад.       Он не слышал ее 16 лет. Не исполнял сам, и никто другой не мог бы сыграть ее, потому что никто не знал о ее существовании, кроме его и Магистра. Из всех, кто когда-либо жил на этом свете, лишь они двое умели ее играть.       16 лет назад. 16 адских лет!       - Вей?.. – едва слышно произнес он.       Ван Цзи словно вкололи в сердце нож. Боль пронзила грудь, раскатываясь по телу, не давая дышать. Словно живая рыба, выброшенная на берег, он судорожно ловил ртом воздух, и не смел шевельнуться, прижимая к груди раскрытую ладонь. Если бы мог, он бы кричал, но эмоция, как и всегда, ушла внутрь – слишком сильная, и слишком опасная на этот раз.       Попытки успокоиться не дали результата – душа, словно раненый зверь рвалась из тела навстречу слабым, не слаженным звукам, раздающимся невесть откуда, изданным невесть кем в этом захолустье. Из последних сил Ван Цзи поднялся и подошел к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха.       Флейта звучала и звучала - неведомый флейтист то прерывался и начинал мелодию заново, то внезапно издавал подряд несколько фраз. Ван Цзи смотрел невидящими глазами прямо перед собой и беззвучно шептал единственное, любимое имя.       В дверь осторожно и настойчиво стучали уже пару минут, прежде чем Лань Ван Цзи, наконец, обратил на это свое внимание.       - Господин! Господин, простите за беспокойство! Не нужна ли Вам помощь, господин?       Усилием воли Ван Цзи заставил себя пересечь комнату и открыть дверь.       Паренек-управляющий был очень взволнован, даже напуган, но старался не подать виду.       - Что-то случилось? – спросил Ван Цзи, при этом лицо его ничего не выражало, лишь было намного бледнее чем обычно. Но боль по-прежнему терзала его: над губами и на лбу выступила чуть заметная испарина.       - Простите за мою дерзость, но внизу, в гостиной вышибло окна, свечи и фонари погасли… И… Я не знаю, как сказать… Вы можете сами пойти посмотреть. Ребенком я был свидетелем того, как может проявлять себя духовная энергия – мой отец был знаком с одним из заклинателей клана Цзян. Вы очень похожи на могущественного заклинателя, господин… И, простите, я подумал, что это Вы… Что у Вас что-то случилось…       Во время торопливого монолога юноши у Ван Цзи все поплыло перед глазами. Как бы ни хотелось, скрыть это не удалось - он покачнулся и прислонился к дверному косяку.       - Что с Вами, господин? – воскликнул юноша. - Я помогу! Только скажите, что делать?!       - Вина принесите. Крепкого - сказал Ван Цзи перед тем, как отключиться.       Он пришел в себя в комнате, на постели. В открытое настежь окно глядела ночь. Распахнутые на груди ханьфу и нательная рубашка позволяли холодному воздуху касаться обнаженной кожи, на губах ощущался вкус вина… Боль больше не приходила, лишь странное бессилие овладело Ван Цзи. Он приподнялся, и тут же увидел перед собой лицо юноши.       - Больше не болит? – спросил он.       - Все в порядке, - глухо ответил Ван Цзи.       - Простите, господин, но… когда я принес вино, Вы были без сознания и все время шептали: «очень больно». Я звал Вас, но Вы не отвечали и были так бледны, что я испугался и послал за целителем. Простите, что сделал это без дозволения, но целитель сказал, что я правильно сделал.       Пока юноша говорил, лицо Ван Цзи становилось все более мрачным: никогда никто чужой не становился свидетелем его слабости, а тут вдруг – разгром в гостиной постоялого двора, обморок... Все это слишком не вязалось с обликом того Ван Цзи, которого знают в округе. Он был очень недоволен.       - Простите, господин, но Вы должны беречь свое сердце. Вот элексир, - юноша указал взглядом на склянку на прикроватном столике, - носите его всегда с собой.       С этими словами хозяин поклонился и собирался было удалиться, но Ван Цзи остановил его.       - Как зовут тебя?       - Веньян Ли, господин.       На губах Ван Цзи появилось слабое подобие улыбки.       - Вот, возьми, Веньян Ли – сказал он, и протянул юноше несколько крупных слитков серебра. У того округлились глаза. Никогда в жизни своей не держал он в руках такой суммы и потому пребывал в полнейшем оцепенении.       - О, господин! Здесь слишком много, - пробормотал он растерянно.       - Отремонтируешь гостиную и еще… Обещай, что никто никогда не узнает о том, что здесь произошло сегодня ночью.       - Даю слово, господин! – горячо воскликнул юноша, невольно рассматривая знатного гостя: вот он поднялся, запахнул одежду, расправил плечи, концы лобной ленты в волосах… Его движения - спокойные, уверенные, изящные - завораживали. И сам он был красив, словно небожитель, сошедший с облака.       Бледность постепенно отступила, к щекам прилила кровь, затуманенный взгляд становился ясным и холодным. Юноше хотелось узнать, к какому клану заклинателей принадлежит знатный гость, но не посмел спрашивать.       - Я слышал флейту, - прозвучал бархатный голос гостя, и юноша вздрогнул, не сразу отошедший от наваждения, - скажи, кто мог играть здесь так поздно?       - Здесь? – юноша задумался, но вскоре улыбнулся, словно его осенила догадка. - А… Нет, господин! Это не у нас, это в поселке. Говорят, на флейте забавляется сын госпожи Мо.       - Кто он?       - Он... Как бы это сказать… сумасшедший, местный дурачок.       - Откуда у него флейта?       - Кто ж его знает? Он тащит в дом всякую рухлядь, носит маску на лице и говорит странные вещи. А еще ходят слухи, что он…       - Довольно, - отрезал Ван Цзи, и в комнату ворвался сильный порыв ветра. Памятуя о разрушенной гостиной, он мысленно связал это маленькое происшествие со своими эмоциями, и тут же добавил, смягчившись, - мне не интересны слухи.        Юноша поклонился, пробормотал слова извинения и собрался поскорей уйти.       - Прости, - сказал Ван Цзи ему вслед, - и спасибо.       - Ну, что Вы, господин! – воскликнул юноша, окончательно смутившись.       - Ты спас меня. Я этого не забуду.