***
В эту комнату в Облачных глубинах допускались редкие гости. Во всяком случае, Вей Ин никогда раньше здесь не был. Она была гораздо меньше цзинши, но такая же светлая и полная воздуха, как и вся клановая обитель Лань. Посреди нее на маленьком чайном столе был накрыт легкий завтрак и Вей Ин с удивлением заметил много таких угощений, которые ни Цзеу Цзюнь, ни Лань Чжань сами не употребляли в пищу. По-видимому, стол был накрыт заранее, а значит его здесь ждали с самого утра, следовательно, задумана была встреча даже не сегодня… Вей Ин очень напрягся, поняв это. Ладно бы еще общаться с Цзеу Цзюнем в присутствии Лань Чжаня, - в таких случаях всегда можно было отмолчаться, вслушиваясь в беседу братьев, но наедине с Первым нефритом Вей Ин чувствовал себя как кролик перед удавом. В буквальном смысле, конечно, было не совсем так, но Старейшина отлично знал, что Лань Сичень видит людей насквозь и обладает способностью узнать от них все, что ему угодно. Вот и сейчас он чувствовал, что предстоит разговор. И не из легких. - Это семейная столовая, господин Вей. Вы, наверняка никогда не были здесь раньше – спокойно начал беседу Цзеу Цзюнь, но Вей Ин заметил холодный блеск его глаз. «Меня четвертуют, не меньше», - подумал он, и в висках что-то внезапно щелкнуло. Он нашел в себе силы светски улыбнуться и принялся завтракать. От нервов внезапно развилось такое чувство голода, что он готов был съесть все, что на столе, еще и добавки потребовать. В идеале. В реальности же Вей Ин угостился совсем чуть-чуть и приступил к чаепитию, выжидая начало настоящей беседы, потягивая ароматный напиток. - Благодарю Вас за роскошный завтрак, Цзеу Цзюнь - сказал он, вежливо намекая главе Лань, что «готов к растерзанию». Тот улыбнулся и некоторое время просто молчал, внимательно изучая Вея с головы до ног. Тот сидел перед ним в позе, полной достоинства и настороженности, словно ждал нападения. Худая, поджарая фигура, полная «острых углов» придавала господину Вею сходство с раненой хищной птицей: она еще не совсем поправилась, но уже силится взлететь, понимая что лишь это может сохранить ей жизнь. Внимание и напряжение Старейшины неприятным холодком «втекло» в душу Сиченя - он физически ощутил мощь духовной силы человека, сидящего перед ним, и в тысячный раз задался вопросом – что увлекло Магистра на Темный путь? Чем не подошел для него Путь меча? - Вы верно рассудили, господин Вей, - сказал он вслух, - я действительно хотел поговорить с Вами наедине. И мысль об этом не вчера пришла мне в голову. Я давно ждал этого момента. Вей улыбнулся своей догадке, отклонился назад, приняв обманчиво расслабленную позу. Глаза его странно сверкнули, и глава Лань почувствовал себя под этим взглядом очень неуютно. - Вы были уверены, что я вернусь? – сдержанно спросил Вей. Он не мог предположить, о чем пойдет разговор, и памятуя о своем «героическом» прошлом, ожидал чего угодно. Одна из самых мягких еще тем могла касаться недавних происшествий в поселке Мо и храме Танцующей богини. Сичень вполне мог подозревать прямую связь между этими событиями и фактом возвращения Старейшины Илина. - И да, и нет…- ответил Сичень странно задумавшись, - из того, что я скажу дальше, Вы, возможно и поймете… - Я слушаю Вас, Цзеу Цзюнь, - сказал Вей Ин как можно спокойнее, но горло у него мгновенно пересохло. – Только у меня тоже есть вопросы. Если не возражаете, я бы хотел задать их. - Пусть будет так, – сказал Сичень и неожиданно поднялся. Он стал медленно ходить по комнате, сложив за спиной руки, будто раздумывал – с чего начать. Он был так странно сосредоточен, что будто не помнил, что находится в комнате не один. Вей Ин поднялся тоже и прислонился спиной к задрапированной синим шелком стене, опустив голову. Молчание Сиченя не предвещало ничего хорошего. - Дело в том, господин Вей, что шестнадцать лет назад, после Вашей гибели, в Облачных глубинах кое-что произошло, – Сичень говорил так, словно взвешивал «на серебро» каждое слово. И Вей понял: он хочет о чем-то рассказать, но так, чтобы собеседник не узнал слишком многого. «Пытается кого-то уберечь? – мелькнула мысль. - О ком ему еще так волноваться, если не о брате? Похоже речь пойдет о Лань Чжане..». С этого момента Вей весь обратился в слух. - По определенным причинам, о которых я не могу Вам рассказать, - продолжил наконец Лань Сичень - в тех событиях сильно пострадал Ван Цзи. Все было слишком серьезно. Долгое время он находился между жизнью и смертью, и мы не знали, выживет он или уйдет вслед за Вами. Последние слова оказались первым «кинжалом», вонзившимся в грудь Вей Ина. Он физически ощутил, что из него с мясом вырвали кусочек души, и быстро взглянув на Сиченя, понял, что тот собирается отрывать по кусочку и дальше, продолжая медленную пытку. - За мной? – голос Старейшины прозвучал напряженно и глухо, в глазах мелькнула тень. - После Вашей гибели разозленное клановое сообщество решилось обыскать пещеру Фумо. Но Ван Цзи… Он встал напротив входа в пещеру, обнажив Бичень, и готов был убить каждого, кто посмеет посягнуть на Ваше жилище. Он защищал его даже тогда, когда явился дядя и потребовал впустить его. В тот момент решимость его была страшна и, чтобы не обострять и так отчаянное положение, мой названый брат успокоил адептов. Пещеру было решено оставить в покое до лучших времен, а за дерзкое ослушание дядя назначил Ван Цзи наказание Дисциплинарным кнутом. - Сколько? – прохрипел Вей Ин, чувствуя, что ему не хватает воздуха. - Я не назову Вам это число. Но верьте – оно непомерно даже для заклинателя его уровня духовной силы. Я корю себя за то, что не смог тогда противостоять дяде… Но... Провидение было благосклонно или Ван Цзи родился под счастливой звездой, - случилось так, что он выжил. Выжил физически. Гораздо сложнее и дольше восстанавливалось его душевное состояние. - Зачем же… он так? – каждое слово Сиченя причиняло Вею острую боль. Он не замечал, что плачет, но продолжал неотрывно смотреть на главу Лань и покорно выслушивать то, что он говорит. - В этом и суть, господин Вей – зачем. – Цзеу Цзюнь снова умолк и сделал несколько шагов по комнате из стороны в сторону. Когда он заговорил опять, Вей Ин явственно услышал, что голос его дрожит. - Для него было жизненно важным защитить тогда Ваше пристанище, господин Вей. Для него всегда было важно защищать Вас, даже если Вы тысячу раз неправы, и готовы поставить под удар самых близких. Воспоминания о последних днях перед падением в пропасть яркими картинами вставали перед глазами Вей Ина, терзая душу: Цзинь Цзысюань, шицзе, Вень Цин… Но осознание того, что в страшном «котле» его прошлого едва не сгорел и Лань Чжань было невыносимым совершенно. Вообще все, что говорил Сичень не укладывалось в голове. Да, они с Лань Чжанем были друзьями, но под конец все было так сложно и так остро – Вей плохо помнил, о чем мог думать в день своей гибели. Он помнил лишь боль. Одну боль и черное отчаянье, убивающее душу. Он не думал тогда о Лань Чжане, и это была горькая правда. Великие предки! Да он вообще не знал, что чувствует человек, который вопреки всему в самые тяжелые моменты оказывался рядом! Единственный момент, когда он подумал о нем и который ему не забыть никогда – свой ужас, что охватил его, когда Цзян Чен ударил мечом в край скалы, на котором находился Лань Чжань. А еще - ту легкость и уверенность, с которой он вырвал запястье из захвата друга, выбрав для себя смерть, и сохранив жизнь ему. - Цзеу Цзюнь… - Вей Ин пытался хоть что-то ответить, но голос не подчинялся ему. - Прошу Вас, выслушайте до конца, – резко сказал Сичень. Ему явно очень трудно было говорить, - я еще не закончил. - Да... – покорно опустил голову Старейшина. - Всем известно, что шестнадцать лет назад Великий темный магистр и самый светлый человек в Поднебесной – Лань Ван Цзи непостижимым образом были очень близки. Вы можете возражать, господин Вей, но знайте - о Вашей дружбе слагают легенды до сих пор не только люди, но и заклинатели. Поверьте, я долго не мог этого принять… - Ну, конечно! Это же против Ваших правил, будь они прокляты! – отчаянно воскликнул Вей и сложил на груди руки. - Да нет ничего плохого в правилах, поймите Вы! – взорвался Сичень и у Вея все поплыло перед глазами. - Нет ничего плохого, - повторил он мягче, – Для Ван Цзи они, – часть жизни, очень существенная часть. Да, он… - Сичень вдруг резко умолк и после долго молчал, пытаясь успокоиться. - Вы мне симпатичны, господин Вей, - наконец сказал он снова, и голос его звучал устало - иначе бы я не позвал Вас сюда и не стал бы говорить о столь сокровенных вещах. Но Ван Цзи… После того как Вас не стало, он не мог жить, понимаете? Возможно даже сейчас он не до конца осознает всю глубину чувств, что связывает его с Вами. Он упрям и, если уверен в чем-то "на все сто", - пойдет до конца. Хоть на виселицу, хоть под острие меча, под кнут… да под что угодно! В этом – весь он. - Я не понимаю одного, - когда Вей, наконец, услышал свой голос, то не узнал его совсем. – То, что Вы обвиняете меня, это я вижу и принимаю полностью. И если Вы считаете, что я не чувствую своей вины за случившееся шестнадцать лет назад, Вы ошибаетесь - я умер несколько раз еще до того, как сорвался со скалы. Мне непонятно другое… - Простите меня, Господин Вей… - перебил его Сичень. – Мне слишком трудно говорить об этом, но у меня есть кое-что, что объяснит Вам все и лучше и яснее, чем я. Потом, поверьте я до сих пор не знаю, должен ли вмешиваться?.. Если бы Ван Цзи узнал, он, скорей всего был бы очень недоволен, но я не могу иначе… Поймите, решение говорить с Вами откровенно далось мне очень непросто. И дело не в правилах, дело в другом – он снова умолк. - В... Чем же? – спросил Вей совершенно убитый. - Дороже Ван Цзи у меня нет никого. Он, – моя семья. Я не прощу себе, если с ним случится непоправимое… - после этих слов Си Чень подошел совсем близко. Вей заставил себя поднять голову и встретить его умоляющий взгляд. В руках Сиченя был смятый листок – Старейшина не сразу распознал в нем простые листы для каллиграфии, но мгновенно узнал изящный, летящий почерк Лань Чжаня. - Мне чудом удалось спасти этот листок бумаги от сожжения, - я украл его у Ван Цзи. Возможно Вас это шокирует, но я решился, потому что эти строчки могли бы быть написаны кровью моего брата. Я не мог допустить, чтобы они исчезли без следа. Прочтите, прошу Вас. Вы все поймете. - И последнее, – сказал он, глядя Вей Ину в глаза, - Вы должны знать. Несмотря на мое к Вам расположение... Если когда-нибудь Вы причините брату боль, я найду Вас, где бы Вы ни были, и убью. Без сожалений. Примите это, как данность. Вей Ин едва смог кивнуть, когда Лань Сичень, молча покинул комнату. Старейшина рухнул на колени, словно ему обрубили ноги. У него дрожали руки, когда он разворачивал смятый листок… Бледный, совершенно раздавленный Вей Ин понимал все же, что самое сильное испытание ожидает его прямо сейчас. Он вздохнул глубоко и развернул листок. Это действительно был почерк Лань Чжаня – мягкие закругления, твердая уверенность линий, но вдруг - неровность строчек... И это было совершенно непохоже на Ван Цзи, но, читая, Вей не больше сомневался – писал действительно он. Только он и мог писать так. Когда он прочел до конца, руки уже дрожали так, что иероглифы скакали перед глазами, словно взбесившиеся кони. Вей плакал, не в силах выпустить из рук смятый листок. Он прекрасно понимал, как прав Сичень… Он и сам убил бы себя, если бы… Он был готов умереть и воскреснуть сколько угодно раз, если бы это могло изменить ход событий, если бы это могло помочь! Он понимал, насколько был слеп, годами охваченный своей одержимостью. А Лань Чжань… Ван Цзи… Читая строчки, написанные Вторым нефритом, он в каждом слове видел и чувствовал его любовь, и поверить не мог, что она возможна. Что острое, нежное чувство, не дающее ему покоя еще в той, прошлой жизни, заставляющее злиться на себя от отчаянья и слабости перед неизведанным, может быть взаимным… Великие предки! Оказывается - МОЖЕТ! Он перечитывал строчки снова и снова, - слезы мешали взгляду. А ведь это были стихи. Сам этот факт – Лань Чжань и поэзия - поражал Старейшину в самое сердце: как это совместимо? И тем не менее, вот они – рифмованные строчки перед его глазами, - немного странные, но такие искренние, такие его – Лань Чжаня. Старейшина читал и слышал его голос - тихий шепот в ночи Облачных глубин... Покой и правда не укажут путь Я безутешен. Сердце обмануть Так было просто мне. И мертвенной луне Подобен я теперь тоской холодной. Искать тебя нет сил Пройдя сто тысяч ли Тропой кровавой суть, Молился и просил Всех предков и богинь – тебя вернуть. Неужто даже им, Всевидящим благим И не дано узнать – Которым из миров Ты ревностно храним, И в этот мир призвать не в их священной власти? Мне трудно без тебя. Приказывал молчать Неумолимый рок, Когда я мог сказать – Безмолвия печать Мои уста сковала – чего теперь желать? Где правда? Где покой?.. Тебя мне не забыть... Прости меня, родной… Невидимой рукой Мои глаза закрой, Не пролитые слезы мне помоги пролить…***
Вей Ин выбежал на улицу. Он срочно хотел найти Сиченя, но тот словно сквозь землю провалился. Он искал его везде, не обращаясь за помощью к адептам, и чудом проскользнул мимо единственного человека, кто мог бы указать точное направление поисков, - мимо Ван Цзи на тренировочной площадке для фехтования... После всего, что только что узнал и что пережил в семейной столовой Ланей, Вей Ин не мог позволить себе даже взглянуть на него, не переговорив с Сиченем. Нашел он его у реки, в самом отделенном «углу» клановой обители – Цзеу Цзюнь сидел на большом камне над бурлящей водой, подтянув одну ногу к груди. Не мигая, он смотрел в воду глубоко задумавшись, и Вей не сразу решился подойти ближе. Но глава Лань на то и был главой, что видел все, все замечал в Облачных глубинах и все понимал. Едва заслышав шелест травы под ногами Вей Ина, он спустился с камня и прошел к нему навстречу несколько шагов прямо по реке. Нижний край бледно-голубого ханьфу плыл по воде рядом, но Цзеу Цзюня, казалось, это совершенно не волновало. Лишь когда он оказался на берегу, Вей Ин увидел, что глава клана идет босиком. Лань Сичень наклонился, протянув руку в траву, и достал сапоги, но не спешил надевать их, - лишь молча смотрел на Вея. Глаза его были очень печальны и печальны как-то по-особому. Словно о всех своих болях Лань Сичень всегда знал заранее. - Вижу Вы прочли, - сказал он. - Я должен вернуть это Вам? – осторожно спросил Вей Ин, понимая, что его снова не держат ноги. - Только в том случае, если Вам это не нужно, - ответил Сичень совершенно без выражения, что в сочетании с печалью его глаз выглядело странным, очень напряженным контрастом. Вей тут же почувствовал, как в воздухе лавой разливается «сталь» – яркий напряженный фон с привкусом расплавленного металла. Видимо так в духовном выражении проявляла себя боль Первого нефрита... Вей Ин молчал, прижимая ладонью листок к груди, собираясь с силами, а когда заговорил снова, с каждым словом ему становилось легче и слезы, что лились из глаз, будто бы очищали измученную душу. - Тогда я оставлю его себе, - начал он глухо. - Убить меня или не убивать, решать Вам, Цзеу Цзюнь, - правдивость того, что я сейчас скажу, останется неизменной. - Что Вы решили, господин Вей? – устало спросил Сичень, отводя взгляд. - Мне нечего решать, Цзеу Цзюнь. То, что я знал о себе еще в той, прошлой жизни, реализовать мне никогда не казалось возможным. Лань Чжань… и эти правила ваши. Я понимал все это совсем иначе. Сейчас вижу, что зря… Но… поверьте… Нет слов, что могли бы описать то, что значит для меня Лань Чжань так, чтобы Вы мне поверили. Их нет в принципе, Цзеу Цзюнь. Но правда в том, что... Самые сокровенные мысли – только о нем. Мое сердце, моя рука и душа – давно принадлежат ему. Я никогда не страшился за себя, но за него боялся всегда: Лань Чжань все время по краю ходил, когда был со мной, особенно в последние дни той моей жизни. Я понимал это как никто, и потому не приближался слишком. Но... и помыслить не мог, Цзеу Цзюнь, что он вот так… Едва не погиб… - Вей Ин резко поднял к небу глаза – слезы сдерживать больше он был больше не в силах, и наивно понадеялся, что может быть, они уйдут сами. - Я… Понятия не имел, что он тоже… Что я могу быть ему нужен настолько… - продолжал он, срываясь едва ли не на каждом слове. – Если бы знал, - тогда на скале, я не отпустил бы его руку, и возможно все было бы по-другому. Вей Ин говорил и говорил, не в силах остановиться, он и плакал, и горько смеялся, заново переживая страшные моменты прошлого. И это полубезумное его состояние так остро напомнило Лань Сиченю его брата в тот страшный период, что в душе его что-то надорвалось. Он внезапно подошел к Вею совсем близко, и, бросив на землю сапоги, крепко обнял его, прижимая к груди. - Все-все, – горячо шептал он. - Простите меня. Я не должен был так говорить с Вами. Простите… - За что мне прощать Вас… я… действительно… - Простите тысячу раз, - просто я очень люблю Ван Цзи. Наверное, даже слишком – он усмехнулся и быстро смахнул слезы. - Никогда, ни один волос не упадет с головы Вашего брата, Цзеу Цзюнь. Слово Старейшины, - говорил Вей Ин, пряча лицо на груди Первого нефрита, - Надеюсь, оно еще хоть что-нибудь значит для Вас. И... Я… Я… Слово «люблю» так и не сорвалось с его губ – Лань Сичень накрепко закрыл ему рот ладонью, заставив замолчать. - Приберегите это слово для Ван Цзи, - грустно улыбнулся он, - если бы Вы знали как долго и настойчиво брат искал Вашу душу. Последний год я почти не видел его в клановой обители... Я знал о его чувствах гораздо раньше, чем он понял это сам, но о Ваших - не знал ничего, – с этими словами Лань Сичень разомкнул объятья и Вей Ину больше негде стало прятаться. - Побудьте здесь, у воды, – сказал глава Лань успокаивающе, - знаете, я всегда прихожу сюда, когда теряю опору. Вода уносит с собой все печали. Когда шторм в душе уляжется, Вы сами почувствуете это и сможете вернуться в цзинши. Цзеу Цзюнь поднял сапоги, сдержанно поклонился и пошел босиком по траве, минуя гравийную дорожку. Но не пройдя и десяти шагов, он обернулся, словно вспомнил что-то. - Вы, кажется, собирались о чем-то спросить меня, господин Вей? – сказал он, и выжидающе посмотрел в глаза Старейшине. – Спрашивайте сейчас. - Нет, - сказал Вей Ин, и впервые улыбнулся за все время их сегодняшнего разговора, – я получил ответы на все свои вопросы. С этими словами он поклонился, и, отвернувшись, стал спускаться к реке. Лань Сичень задержался немного, глядя ему в след, и Старейшина не услышал, как он сказал все с той же печальной улыбкой: - Улыбка у Вас, господин Вей, и правда – чудесная. Но дело не только в ней.