***
Лань Чжань осторожно склонился над лицом спящего, невесомо коснулся губами подбородка, спускаясь поцелуями ниже - к шее и груди... Он знал, что если останется в постели сейчас, то выбраться из нее получится очень нескоро. И тому есть целых два «потому что»: не отпустит Вей, и «не уйду сам». Последнее работало раньше всех доводов разума: про Совет, про то, про это. «Люблю…» - повторялось в мыслях, в сердце, и на зов сердца пламенем отзывалось тело. Ван Цзи впервые без разницы было до своей наготы, до растрепанных волос, красноватых пятен на шее и груди – следов ночной страсти. Он наслаждался поцелуями, смелыми ласками Вея, дарил их сам, и только сейчас понимал, почему люди уделяют «непотребству» так много внимания: впервые в жизни он желал, чтобы его касались, касался сам с нежностью и страстью, и не стыдился ничего, потому что любил. Сейчас, целуя спящего Вея, он осторожничал, потому что не хотел случайно разбудить, но в то же время - Вей спал так крепко, спокойно и так доверчиво открыто, что Ван Цзи не мог просто смотреть. Ему все время хотелось проверить – может быть это сон? Он целовал его, не касаясь телом, удерживая на руках свой вес, словно зависший в воздухе дракон, не желающий показывать всю свою силу. Длинные волосы заметали путь поцелуев, и непередаваемое чувство вязкой, тягучей, трепещущей радости переполняло сердце. Ван Цзи хотелось творить безумства, совершать всю ту невообразимую чушь, которую он всю жизнь считал невообразимой чушью, и не хотел уходить сейчас, зная, что все-равно уйдет. Когда он, наконец, выбрался из постели, солнце уже взошло. Одеться, умыться – минутное дело, если ты счастлив от макушки до кончиков пальцев на ногах, даже если не спал ночь. Особенно если не спал ночь. Он постоянно бросал длинные взгляды на развороченную постель, не в силах уйти не оглядываясь, и смог заставить себя сделать это, лишь когда собрался покинуть цзинши. Уже открылась дверь и прохладный воздух проник в теплую комнату, уже Лань Чжань ступил на веранду… Но вдруг: быстрые шаги и Вей – горячий со сна, с разбегу впечатался в спину, крепко обнимая, не давая сделать ни шагу. Вцепился, словно дитя в отправляющегося в долгую поездку родителя, уткнулся носом в волосы, - ласковый и дерзкий, сбивающий все разумные мысли Второго нефрита одним небрежным движением скользящей ладони под ворот ханьфу. И шепот - горячий, лукавый и искренний одновременно обезоруживал, заставлял слушать его – все забыть, ни о чем не думать. - Где я могу увидеть тебя? И когда? - короткий вопрос, и Лань Чжань мгновенно поддался трепету его тела и звучанию голоса, от которого легко могла закружиться голова. - …в зале для фехтования… после обеда, - ответил Ван Цзи. - Угум… а еще где? – ласковый наглец украдкой целовал его в затылок, в шею, увивался словно змей. Ван Цзи с трудом боролся с желанием отправить брату вестницу и остаться-таки в цзинши на все это безумное утро: занятия с адептами были позже и, теоретически, у него было целых два часа на разговор с братом. Или час. Ну, или полчаса. В принципе – и нескольких минут хватило бы все обсудить… Не поддался Ван Цзи только потому, что «Вей обязательно должен поспать». Новое тело Старейшины не было столь выносливо, как «родное» тело Вей Усяня и Ван Цзи собирался заботиться об этом, как мог. - Я буду еще в… - он споткнулся, задержав дыхание, потому что горячие ладони Вей Ина легли на его бедра, и бесстыдное естество отреагировало слишком очевидно. - Вей Ин… я… так… нигде сегодня не окажусь…- с трудом произнес он тихим, охрипшим голосом. - Да и зачем, – со мной лучше во всех отношениях, – шутил Вей на грани фола. - Не то слово… лучше… но… я хочу, чтобы ты поспал немного… - Угум… - усмехнулся Старейшина, - я подумаю над твоим предложением. И все-же, ты не сказал – где я могу тебя увидеть сегодня кроме зала фехтования? - ...после каллиграфии… в библиотеке… Вей Ин…пожалуйста…отпусти… иначе… - Хм.. помнится, ты меня часто воспитывал и там, и там… Жестоко, кстати, воспитывал, Лань Чжань. - У тебя... есть возможность отомстить. - Именно, господин Второй нефрит. Я собираюсь безжалостно мстить Вам за безвременно утерянную девственность. - … но я же… ничего…- Лань Чжань был совершенно ошарашен таким заявлением, тем более, что ничего слишком серьезного в постели они еще себе не позволяли. Но Старейшина, кажется, только и ждал такой реакции. Он раскатисто рассмеялся, и из-под разметавшейся копны волос взглянул на Лань Чжаня дразнящим взглядом. - Вей Ин… Как тебя земля носит только, - совсем стушевался Лань Чжань, развернулся и поцеловал его. Еще на несколько минут замер вокруг мир. И лишь когда дыхание сбилось настолько, что приближающаяся черта не возврата грозила на весь день забросить дела, Вей Ин отстранился. Лань Чжань с трудом собрал расфокусированный взгляд, стараясь успокоить сердце, и с нежностью взглянул на него: горящие, лукавые глаза, счастливая улыбка, лохматые волосы… Стоит на холоде почти обнаженный, и без разницы ему. Суйбянь – в этом весь смысл. - Шестнадцать лет не носила, - сказал Вей Ин так просто, словно сообщал о погоде, - мне хочется моих пошлых шуток… прости, Лань Чжань. И мгновенно резануло по живому - Ван Цзи сгреб его в объятья со всей силой напружиненного, раздразненного лаской тела и глубоко вздохнул. - В любое время. Я – твой. Когда, и где захочешь, - шептал он в самые губы. - Иди в постель, прошу тебя… - Мой? – снова океан лукавства, и озорные поцелуи в подбородок. - Твой… - сдаваясь на милость мучителя. - Обещаешь? - Обещаю..***
Так быстро как в этот раз, Ван Цзи никогда еще не покидал цзинши. А ведь была многолетняя церемонная традиция – встретить утро со смиренным сердцем, мерной поступью и чистыми мыслями. Но что творилось с ним сейчас, - бедное сердце не унималось никак, на губах дремала дьявольскими усилиями сдерживаемая улыбка, а глаза сияли ярким, теплым светом всем, кто встретил его в это утро. И первым был Лань Сичень – Ван Цзи все-таки дошел до него. По лестнице на веранду перед комнатой брата он почти взлетел, и только у самой двери опомнился – оглянулся, чтобы убедиться, что никто не видел его в таком состоянии, затем сделал три глубоких вдоха-выдоха и… Дверь решительно отворилась сама. Цзеу Цзюнь хмурился, по-видимому, размышления о завтрашнем дне не отпускали его с раннего часа. Увидев Ван Цзи он хотел упрекнуть его за задержку, но внезапно передумал, поняв, что что-то не так. - Я уж подумал, ты не придешь, - осторожно сказал он, стараясь не разглядывать Ван Цзи, пусть сделать это и очень хотелось. - Прости, Цзеу Цзюнь, - Ван Цзи поклонился и даже в этом его привычном жесте Сичень ощутил сжатую внутри пружину. Но этот сияющий взгляд: бурная синева горного потока, звезды на ночном небе и огненное дыхание дремлющего дракона – яркое, сильное чувство брата, что плескалось черной лавой на дне его глаз, мгновенно лишило его покоя. Сердце Сиченя затрепетало и застучало сильно и часто. Глава клана был слишком впечатлен, чтобы скрыть это. «Вот значит, как, господин Вей, - подумал он про себя, - кажется я действительно могу верить Вам…». - Завтра Совет, - сказал он, пряча улыбку. - Мгм… - Обсудим. Будешь чай? - Мгм. - Ты знаешь, что заявку на проведение осенней школы подали два клана: Юньмен Цзян и Не? - Мгм. - Я собираюсь поддержать Цзян Чена. - Мгм. - И ты не возражаешь? - Нет. - Ты же был против еще вчера, Ван Цзи? Что-то изменилось? - Мгм. - Лань Ван Цзи! Да ты слышишь ли меня вообще? – Лань Сичень больше не мог соблюдать никаких приличий, улыбка растеклась на губах, не заботясь о том, можно ей или нельзя. А сам он откровенно разглядывал побледневшего от смущения брата. Тот неподвижно сидел напротив, поражая главу Лань чудовищным контрастом пылающего взгляда и ледяной внешности. Чашка ароматного напитка, что приготовил для него Сичень, давно остыла, - Ван Цзи даже не притронулся к ней. Он и слышал, и не слышал его, понимал и не понимал суть разговора, устремив взгляд в одну точку. - Ван Цзи… - Прости, я плохо спал… - произнес наконец Первый нефрит, рискнул поднять глаза и тут же встретился с всевидящим оком брата. - …ты хочешь сказать, - удивление Лань Сичень тоже не смог скрыть. - Нет, - слишком быстро и слишком растерянно ответил Ван Цзи, и глава клана поразился еще сильнее, потому что окончательно понял все. - Да, - сказал он твердо. - Цзеу Цзюнь…- слегка умоляюще, снова опуская голову. - Ох, неужели? - Сичень поднялся, и сделал несколько шагов по комнате. - Мгм. - Так… Может быть… Отпустить тебя сегодня? Фехтование и каллиграфию проведу сам. - Нет-нет, - ответил Ван Цзи, - я обещал Сычжую. И еще… тоже обещал, – он снова опустил глаза. - Точно? - Да. - Посмотри на меня, Ван Цзи. Второй нефрит поднял взгляд, и под этим взглядом Лань Сичень потерялся сам, - настолько он переполнен был всем тем, что годами дремало и пряталось в душе Ван Цзи. - Приходите вместе сегодня… Ну, как сможете. Или завтра… Ладно - когда-нибудь приходите, - сбиваясь от волнения говорил Сичень. Глава клана быо очень рад тому, что видел, - в эту ночь тоже не мог уснуть. Но не бессонница была тому причиной, Лань Сичень думал о Магистре Вей Усяне. Никак не успокаивалась его душа после дневного разговора. Он сожалел что не смог быть корректным до конца, сожалел, потому что только у реки понял, что сказанное было жестоко не только для господина Вея, но и для него самого. Он не был уверен в том, что все завершится хорошо и был очень обрадован, наблюдая легкое сумасшествие брата этим утром. Оно было более чем объяснимо. - У меня к тебе просьба, Цзеу Цзюнь, - сказал Ван Цзи серьезно. - Какая? - Вей Ин - не Мо Сюаньюй. Я хочу просить тебя завтра на Совете представить его, как Старейшину, и объявить, что он остается в Облачных глубинах под покровительством Гу Су Лань. - Ван Цзи…- удивленно начал Сичень, отлично понимая, что может значить такая просьба брата. - Прошу тебя, - повторил Ван Цзи, склонив голову. - Погоди, а господин Вей не будет против? - Пока не знаю, что он думает об этом, прежде хотел обсудить с тобой. - Конечно, я не против, но… Ван Цзи, это, если я правильно понимаю… - Ты правильно понимаешь… - Но ведь это очень серьезно, брат… - Я серьезен.***
Второй раз в этот день Вей Ин проснулся за пару часов до обеда. Высоко стоящее солнце говорило о том, что время близится к обеду, а потом: «…в зале для фехтования… после обеда», и «...в библиотеке… после каллиграфии». Вей Ин улыбнулся, и зарылся лицом в подушку, часто дыша. Туманный со сна взгляд тут же озарился мягким светом. Он до мельчайших подробностей вспомнил все безумства нежной ночи, и голос Лань Чжаня, - нежный, тихий глубокий… Сладкая истома горячей волной прошла по телу. Он потянулся, быстро встал – выспавшийся вволю организм требовал пищи и движения. Одеваясь, он улыбался, вспоминая каким был Лань Чжань ранним утром и вчерашним вечером. Он был счастлив уже одними только воспоминаниями о том, что произошло. Вей Ин до сих пор поверить не мог, что вечно сдержанный Лань Чжань решится на столь откровенную провокацию там, – в узком проходе перед комнатой для омовения… И что его ждали ДО ТАКОЙ степени, - тоже казалось нереальным сном. Перед тем, как покинуть цзинши, взгляд Вей Усяня упал на заботливо устроенный в специальной деревянной подставке его собственный меч – Суйбянь. Вей помрачнел, он точно знал, что возьмет его с собой. Решение пришло спонтанно, но Старейшина был уверен в нем, как никогда, пусть задуманное очень волновало его, даже пугало. И тем не менее, Вей Ин сделал три неспешных шага до деревянной подставки, протянул руку и осторожно, словно живое существо, вытянул из нее свой меч. Он провел ладонью по инкрустированным деревянным ножнам, и магия меча ощутимым теплом согрела ладони. Когда же это было в последний раз? Он и вспомнить бы не смог. Этот меч в его руках оживал лишь в прошлой жизни, и полон был давней боли. Лишившийся Ядра, Вей Усянь даже не пытался прикоснуться к нему: мощное духовное оружие несло в себе большую опасность для хозяина, не имеющего духовных сил. Лишь темная энергия Ченцин придавала Вей Ину той сумасшедшей мощи, о которой хорошо знали люди и заклинатели, и потому боялись его гнева. Но сейчас… Старейшина не смог бы даже предположить, что происходит с ним прямо сейчас. Ведь еще вчера, после разговора с Сиченем он ощутил характерное покалывание в ладонях. Что это? Не могло же вот прямо так - ни с того ни с сего - восстановиться Золотое Ядро? Нет, не могло, - ни целители, ни заклинатели не знали подобных случаев. И, тем не менее, - что-то подсказывало Вей Ину, что меч не убьет его, не покалечит, не навредит. Ему даже казалось, что Суйбянь ждет прикосновений его руки уже давно. Ждет смиренно, безропотно. Сейчас, поглаживая его ладонями, Вей Ин снова чувствовал это, но обнажить из ножен так и не решился. Он крепко сжал его в руке, и вышел на улицу. Чувство голода привело его в скромную глубинскую кухню, где за пару забавных рассказов и шуток, «дежурная» молодежь угостила «господина Мо, похожего на Старейшину Илин» всем тем, что могли. А потом… А потом, Вей долго наблюдал за занятием по фехтованию, что вел Лань Чжань. Зная, что его появление может привлечь слишком много внимания, он спрятался за самой первой от двери деревянной опорой, и просто смотрел. Но даже это «просто» сейчас не было простым: на каждое короткое замечание Учителя, отданное запыхавшимся юнцам, сжималось его сердце, каждое движение Лань Чжаня вызывало восхищение, смущение и радость. Эти эмоции были обострены и так близки мольбе, что Вей Ин время от времени отводил взгляд, в надежде остыть. Но был момент, который заставил его волноваться всерьез. В группе учеников особыми способностями явно выделялся один юноша. Он был быстр почти также, как сам Вей в тот период, когда еще придерживался пути меча. Он был ловок и очевидно очень умен, так как на лету считывал замысел противника… А еще – он видел, что Лань Чжань уделяет этому юноше больше внимания чем остальным. То есть, фактически всем было «по-ровну» его заботы, но Вей видел другое: взгляд Лань Чжаня всегда смягчался, когда он говорил с ним. Резонный вопрос: "Почему?" Это нельзя было назвать ревностью в том смысле, в котором все привыкли ее понимать, но Вей Ин внезапно засомневался, вспомнив ту ночь, когда Лань Чжань куда-то уходил надолго. Да, потом он вернулся и даже развязал его ленту в волосах, но… Ведь Старейшина не мог знать – за годы его отсутствия у Лань Чжаня могла быть личная жизнь. Пусть даже не всерьез, пусть и недолго, но могла же... Сколько раз тоска и душевные метания приводили самого Старейшину к случайным компаниям, где он мог провести время до утра за выпивкой и похабной болтовней… Конечно, Лань Чжань – не Вей Ин, и здесь не могло быть все так однозначно, но как-нибудь неоднозначно могло же быть? Ведь Лань Чжань – очень красивый, темпераментный мужчина уже в том возрасте, когда многие женятся… Возможно, этот юноша когда-то был для Второго нефрита утешением? Краем сознания Вей Ин все же отмечал сумасбродность своего предположения: краткие сцены из воспоминаний о сегодняшней ночи более чем убедительно отвергали любые мысли на этот счет. И все же… Вей хотел бы знать, кто этот юноша? Почему Лань Чжань так внимателен к нему? Особенно стало интересно в тот момент, когда все ученики разошлись, и в зале остался только Лань Чжань и он. Сердце у Вей Ина чуть не остановилось: один на один эти двое обращались друг к другу на ты… Это еще почему? - Возьми под опеку Тан Шеня, он тебя послушается, - говорил Лань Чжань. - Хорошо, но у меня нет столько терпения, как у тебя, - отвечал юноша. - Сычжуй… Учись. Это пригодится. Юноша вздохнул – он явно был не слишком доволен поручением. И в этот момент (Вей аж заледенел), - Лань Чжань подошел к мальчишке совсем близко и мягким, ласковым движением поправил на его лбу чуть покосившуюся после фехтования ленту. - Когда я могу увидеться с ним, Хань Гуан Цзюнь? Ты все запрещаешь мне. - Пока… - Лань Чжань будто немного растерялся, - …до Совета не стоит. Потерпи. - Но, меня все спрашивают, а я… - А ты молчи. Ты ничего не знаешь, - тут Лань Чжань сам улыбнулся краешком губ, и нежно коснулся волос юноши, - имей терпение. Тот еще раз разочарованно вздохнул и Лань Чжань отпустил его без поклона. «Очень близки. И давно. Кто он, – любимый ученик? Воспитанник любимый? Или…» - думал Вей, перебирая подряд все, что приходило на ум. Перед тем, как совсем покинуть зал фехтования, юноша прошел к выходу совсем близко от Вея – пола его ханьфу на лету коснулась рукава Старейшины. И он успел разглядеть: юноша был очень красив, и красота эта была такой нежной еще, юной. «Сколько ему – 17 - 18?» - думал Вей напряженно. А еще, лицо юноши показалось Вей Ину странно знакомым. Он силился вспомнить, но это был тот случай, когда капризная память так и не позволила достать из своих «погребов», хотя бы намек на догадку. Вей Ин не помнил, и точка. Это обстоятельство страшно раздражало, это было то, к чему в новой жизни он никак не мог привыкнуть... Любящий каждой клеточкой, разозленный на свою память, взволнованный и слегка растерянный он покинул укрытие, неспешным шагом вышел в центр тренировочной арены и остановился, сжимая меч двумя руками. Лань Чжань в это время открывал настежь большие окна, чтобы свежий воздух проветрил не такое уж просторное помещение после тренировки. Он стоял к нему спиной и был довольно далеко, чтобы заметить Вея, или услышать его шаги, но что-то все же подсказало ему: руки, отдергивающие тяжелые шторы замерли. - Лань Чжань, - громко позвал его Старейшина, и голос его раскатился эхом по пустым стенам зала. Тот обернулся, резко выдохнул и стремительно пошел навстречу. Он весь день ждал обещанного Вей Ину послеобеденного времени, и потому был шокирован, когда в момент долгожданной встречи внезапно сверкнула сталь и в грудь ему уперся меч. Собственной персоной – Суйбянь – меч Вей Ина, о котором в разговоре с ним он пока даже заикнуться не посмел бы. - Научишь меня? – напряженно-насмешливо спросил Вей Усянь, приближаясь почти вплотную. Лань Чжань не шелохнулся. Он не обнажил Бичень, не уклонился от лезвия меча и самым Суйбянь совсем чуть-чуть царапнул его щеку, оставив тонкую кровавую полоску. Взгляд Вея вспыхнул и только в этот момент Лань Чжань понял, что что-то не так. Это стоило выяснить как можно скорей. Версий у Второго нефрита было всего две: Вей хочет попробовать заново свой меч и нервничает по этому поводу, или он разгневан. Второй вариант Лань Чжаню очень не нравился, потому что гнев Вей Ина последний раз он видел в тот день шестнадцать лет назад. Это было страшно. Он больше никогда не хотел бы видеть его таким. Поскольку причин именно гнева он не видел (Старейшина точно не молодая госпожа, чтобы прийти в ярость на пустом месте), Лань Чжань рассудил, что Вей вероятно действительно хочет опробовать свои навыки с мечом, и пришел просить его помощи в этом. - Я напомню, хорошо, - ответил он осторожно. Все еще сомневаясь в причинах происходящего, Лань Чжань вынул из ножен Бичень. Но не успел и шевельнуться, как Вей сделал молниеносный выпад, да такой сильный, что Ван Цзи едва уклонился, распластавшись звездой над самым полом. Тогда он развернулся вокруг и ударил тоже – мечи схлестнулись, в воздухе зазвенела сталь. Глаза Старейшины горели темным огнем: он не отпускал руку Лань Чжаня, мощно надавливая на лезвие. Оба смотрели друг на друга, и были так близко, что слышали дыхание каждого. - Ты уверен, что тебе нужен учитель? – спросил Лань Чжань, вглядываясь в любимые глаза, все больше убеждаясь, что ошибся: Вей действительно чем-то задет. Но чем? Кто и когда успел что-то сказать ему или сделать? - Я буду лучшим твоим учеником, Лань Чжань – усмехнулся Вей и у Лань Чжаня мороз по коже прошел от этой совершенно «усяньской» улыбочки «Темного периода», - самым талантливым буду, самым послушным. С этими словами Вей развернулся и ударил Лань Чжаня в спину. Тот, правда, удара ждал: это был один из фирменных приемов Юньмен Цзян, который он изучил еще в той - прошлой жизни – быстрая атака на развороте, когда противник думает, что у него еще есть время. Лань Чжань вновь увернулся, да так элегантно, что Вей засмотрелся и потерял драгоценное время – на него обрушилась целая серия коротких, жестких ударов. лань Чжань провел длинную атаку, в конце которой, как бы ни сопротивлялся Вей, но все же оказался притиснут к стене. Острие меча оказалось на волоске от горла Старейшины, и он невольно замер, опустив взгляд на смертоносное орудие. Бичень в этой жизни так близко он тоже видел впервые… Память тут же подкинула ему тот эпизод из юности, когда они впервые познакомились. Точнее – схлестнулись в поединке на мечах, по поводу вероломно нарушенных Веем правил и двух бутылок «Улыбки императора». Что-то тягучее, глухое болезненно отозвалось в душе и Вей медленно поднял взгляд. Маслянисто-черные глаза Лань Чжаня смотрели на него обеспокоенно и одновременно с такой яростью, что Вей Ин не выдержал и опустил Суйбянь. - Я проиграл, - чуть виновато сказал он и улыбнулся, - впрочем… какая разница… - Нет, - твердо сказал Второй нефрит, - разница есть. Поединок не окончен. Он сделал шаг назад, давая возможность Вею отлепиться от стены. - Хорошо, - ответил тот, и в глазах его загорелся недобрый огонек. – Господин Хань Гуан Цзюнь любит послушных учеников, - съязвил он, и нанес внезапный сокрушительный удар. Не ожидав внезапного нападения, Лань Чжань коснулся помоста коленом, но тут же выпрямился, и принялся наступать с новой силой. - Почему нет, – отвечал Лань Чжань, - молодежь обычно любит меня. И слушается. Замах, удар – два меча вновь схлестнулись в звонком перекрестье, и снова лица оказались в опасной близости. Щека Лань Чжаня слегка кровоточила, но он не замечал этого. - У господина Хань Гуан Цзюня есть любимые ученики, - процедил сквозь зубы Вей, и совершенно не задумываясь какой эффект это может произвести, – быстро облизнул в пылу борьбы нижнюю губу. У Лань Чжаня закружилась голова от этого зрелища, и откуда-то из глубин сознания внезапным озарением пришла догадка: а ведь это ревность (!). «Не может быть, – подумал он потрясенно, - ...с другой стороны, что это за речи про любимых учеников? Или... он оказался свидетелем нашего разговора с Сычжуем?… » Лань Чжань начал медленно опускать руку, не сводя глаз с Вей Ина, и пока делал это – прогонял в уме недавнюю сцену с воспитанником, пытаясь понять - что там могло быть такого, что Вей мог неправильно понять? Догадка осенила почти сразу: он поправлял Сычжую лобную ленту, да еще нежно потрепал юношу по волосам... Поняв возможные причины настроения Вея, Ван Цзи успокоился и, наконец позволил себе вволю насмотреться: его взгляд на все более долгое время задерживался на лице, размашистых движениях рук, вздымающейся и опускающейся груди Вей Ина, на его алых губах и капле пота, стекающей по виску. И чем дольше длился поединок, тем меньше Лань Чжань хотел его продолжать. К тому же, Вей, давно не державший в руках меч, умудрился довольно сильно загонять его. Дело даже дошло до того, что, получив скользящий удар по бедру, Лань Чжань не смог увернуться вовремя, и с размаху впечатался спиной в стену, потеряв равновесие и едва не выронив меч. В этот момент Вей и настиг его: Лань Чжань едва успел отвести удар, выбросив меч над головой, удерживая в таком положении руку Старейшины. А Вей дошел до точки кипения: он по-прежнему сомневался, но в то же время хотел прикоснуться к прекрасному существу в белых одеждах до такой степени, что дрожал от возбуждения. При этом образ Лань Чжаня с мечом чудесным образом переплетался в его воображении с его образом в шелковом голубом ханьфу, который он буквально растерзал вчера в узком проходе перед комнатой для омовений, не в силах оторваться дрожащими губами от белой груди Лань Чжаня… Поединок слишком распалил – оба трепетали, разжигая внутренний огонь. Первым сломался Лань Чжань. Еще выше вытянув руку с мечом над головой, он увлек вверх руку Вей Ина, и разгоряченный борьбой, тот буквально влетел в его грудь, теряя равновесие. Лань Чжань крепко обхватил его талию свободной рукой, не давая Старейшине шевельнуться, и нашел его губы, целуя тягуче и жадно, словно путник в жаркий день, припадающий к живительному ручью. Вей резко выдохнул, пытаясь отстраниться, чтобы ощутить под ногами опору, но этим лишь открыл для Лань Чжаня больший простор для действий - шея Старейшины была покрыта быстрыми горячими поцелуями. Влажные губы Вей Ина чуть дрожали и Лань Чжаньлегко раскрывал их, словно лепестки, проникая внутрь языком. Захваченный врасплох, почти вися на руке Лань Чжаня, Вей не мог дать полноценного ответа и, плененный, рвано дышал, проваливаясь в черные омуты глаз, теряя ощущение реальности. А Ван Цзи окончательно ломал его сопротивление, настойчиво прижимая к себе его голову, перебирая пальцами волосы, успевая одновременно и ласкать, и слегка принуждать... Они так стремились друг к другу, что оба теряли силы и, покоренные, оба опустили мечи – Бичень и Суйбянь с мелодичным звоном упали на помост, поблескивая металлом. - Кто это был, скажи, - пытался спрашивать Вей Ин, но задыхался в трепете поцелуев, и издавал тихие стоны в губы Ван Цзи. Лань Чжань улыбался, чувствуя, как подкашиваются ноги, намеренно не смотрел в глаза Старейшины, выжидая что будет дальше, и загадочно молчал. Лишь глубокие глаза его темнели. - Я серьезно, Лань Чжань… - Вей Ин угадал желание Второго нефрита помотать ему нервы и потянуть время. Он сделал попытку сопротивляться доминированию Ван Цзи, но получалось плохо – ноги по-прежнему не чувствовали опоры, и он полностью был в его власти. - Поверить не могу… - шептал Лань Чжань, склоняясь ближе, занавешивая их лица волосами. - Во что? – с трудом отозвался Вей, сдаваясь под напором ласк. - Ты ревнуешь…- сказав это Ван Цзи так разволновался, что предпочел скрыть свое смущение в поцелуях, тем более, что воротник ханьфу Вея давно был растрепан, а касаться смуглой горячей кожи губами для Ван цзи со вчерашнего вечера стало высшим наслаждением. - Подумай… Сам - я ведь… не спрашивал тебя... шестнадцать лет –…немалый срок. - И… Что?..- улыбка рвалась из самой души Ван Цзи, ему хотелось вскрикнуть, чтобы возблагодарить предков за это счастье. Видимо должен был он пройти свой страшный путь, чтобы вот сейчас, утопая в поцелуях, слышать эти всерьез взволнованные, робкие слова Вея, приревновавшего его – и к кому же?! К Сычжую, к А-Юаню, - к своему, почти что сыну, подросшему и возмужавшему, которого он не узнал… - У тебя… могла быть личная жизнь… за это время, - договорил Вей Ин, полностью сдаваясь. Лань Чжань глубоко вздохнул и покачал головой. - Никто не сравнится с тобой, - сказал он чуть хрипящим голосом, - никто. Сердце Вея пропустило удар. Голос Ван Цзи стал тише, мягче, а руки, словно к хрупкой драгоценности осторожно прикоснулись к его вискам. Вей закрыл глаза – грудь его поднималась и опускалась в глубоком, частом дыхании. Приподняв подбородок, всем существом он шел под волшебные ладони Ван Цзи. - Не знаю, как сказать, чтобы ты понял, - шептал он быстро, чтобы успеть произнести, пока Лань Чжань вновь не заставил его замолчать, - когда ты говорил с ним, и коснулся ленты, я осознал каждой клеточной, как скучал без тебя все то время, пока отсутствовал. Не знаю где я был эти годы. Не могу без тебя… Ван Цзи хотел коснуться его щеки, но Старейшина перехватил его запястье и прижался губами к ладони. - Ты единственное Солнце для меня… - сказал Лань Чжань, вздохнув. Он закрыл глаза, прислоняясь ко лбу Вея, - никогда не ревнуй больше. Я только твой. Услышав это, Вей Ин был так взволнован, что не смог ничего сказать. И долго молчал, слушая, как бьется сердце Лань Чжаня. - …я задел тебя, - наконец сказал он, касаясь губами царапины на щеке Ван Цзи. -…это просто царапина. В твоих руках меч, Вей Ин - я рад. Ты почти не устаешь, и все помнишь. - …но, меч лишь часть меня… ты примешь это?, - очень тихи и серьезно спросил Вей. Ван Цзи не сразу ответил и Вей Ин успел опечалиться, прежде чем услышал его голос снова. - В Аннигиляцию ты давно был с Ченцин. Уже тогда… - Лань Чжань… - Я не оставлю тебя, каким бы путем ты ни пошел. Я хочу говорить с тобой на эту тему серьезно, но позже. - Позже? - Каллиграфия. Это примерно часа два. Ты придешь после?.. Вместо ответа Вей Ин поцеловал его, затем поднял оба меча. Вложив Бичень в руки Ван Цзи, он загадочно улыбнулся, поправил одежду... И, стараясь больше не встречаться глазами с Лань Чжанем, покинул зал для фехтования. Он шел по пустому залу, и его мучило желание обернуться, но он не делал этого – слишком много было пережито сейчас и ближайшие два часа было о чем подумать.