Два дня, три года и шестнадцать лет

      Лань Сичень рисковал.       Дело в том, что на свое письмо Цзян Ваньиню по поводу визита в его обитель, он получил вполне однозначный ответ, но принял решение трактовать его по-своему.       Глава Цзян писал, что будет рад видеть главу Лань в любое время, но сейчас не может организовать дорогому гостю достойный прием, поскольку находится несколько не в форме, и очень не хотел бы смутить этим благородного Цзеу Цзюня.       Если бы дело не касалось Цзян Чена, Лань Сичень воспринял бы ответ как полагается, и перенес бы визит на другое время, но принятое еще вчера решение действовать невольно подтолкнуло его быть настойчивей - Сичень написал еще одно письмо.       В нем он сообщал, что никакое состояние главы Цзян не может его смутить, что он готов оказать любую необходимую поддержку в любое время, и если тот согласится принять его сегодня – он будет счастлив. Для пущей убедительности Сичень «довесил» уговоры «необходимостью деловой встречи по вопросам осенней школы в Пристани Лотоса».       На это письмо глава Цзян ответить не успел – Лань Сичень был уже в пути.       В главных вратах Пристани Лотоса задерживать его никому даже в голову не пришло: многие знали о дружеских отношениях между главами, и не сомневались в том, что Цзян Ваньинь - без сомнения - ожидает знатного гостя в своих покоях...       Но подходя к комнатам, которые занимал в Пристани Лотоса глава Цзян, Сичень все ж был смущен: вряд ли его ждали прямо сейчас, поскольку Цзян Ваньинь в этот момент откровенно высказывал свое недовольство своему племяннику Цзин Лину. И высказывал его звучно – голос Саньду даже за стенами дома был прекрасно слышен.       - Цзин Лин! Куда опять подевался, несносное ты создание?! Я просил принести заживляющий элексир!       - Не могу найти, дядя! Скажи точнее – где? – отвечал обиженный голос племянника.       - О, боги! За что мне это наказание?! – восклицал донельзя раздраженный Цзян Чен.       - Я же сказал тебе: справа на второй полке, в углу. С белой пробкой и красной лентой!       - Я ищу, ищу! – отозвался Цзин Лин.       Этот короткий диалог дал Сиченю немало важной информации и породил вопросы. Первое – заживляющий элексир. Значит ли это, что глава Цзян получил травму, или ранен? Второе – просит о помощи племянника. Значит ли это, что Цзян Чен ранен так, что сам встать не может? Если это так, то в том и причина отсутствия Саньду на Совете, и в том же - мягкого отказа от встречи с ним.       Глава Лань засомневался – правильно ли он сделал, что явился сюда? Тот ли это случай, чтобы проявлять настойчивость?       - Ну? Нашел ли? – вновь раздался голос Цзян Чена.       - Нет, дядя…       - Принеси тогда из мастерской. Да побыстрее!       - Да, дядя! Я сейчас!       Хмурый юноша в одежде цветов рассвета выбежал из дверей комнаты и на веранде едва не столкнулся с Сиченем.       - Господин… Цзеу Цзюнь?.. – удивился Цзин Лин и глаза его округлились. Он поклонился, оглянулся на дверь… Юноша был явно растерян и Сичень лишь утвердился в своей догадке о том, что пришел не вовремя. Но что-то менять было слишком поздно, и он решил идти до конца.       - Что случилось, Цзин Лин? – спросил он.       - Дядя ранен. Ночью мы отправились на охоту по жалобам жителей близлежащих деревень, и дядя один сражался с тремя оборотнями. Там ничего опасного не было, я был все время рядом. Но как случилось, до сих пор не пойму – я дрался сам и не видел что с ним...       - А когда увидел – оборотни были убиты, а он стоял, опираясь на меч, и не мог шагу ступить правой ногой – колено заливала кровь. Мы доставили его домой, перевязали и ночь прошла спокойно. Сейчас он хочет лечить себя сам. Я лишь помогаю принести лекарства, и с перевязками… Он мало что доверяет мне…       - Что все-таки с коленом? – спросил Сичень, уже не сомневаясь: он во что бы то ни стало войдет в комнату Цзян Чена, хотят его видеть или нет. При одном взгляде на Цзин Лина он понял сразу: мальчишка не спал ночь и совершенно задерган.       - Дядя не говорит. Но с виду - по нему словно ударили мечом. Там глубокая рана, даже кость была видна сначала. Мы отдали ему много духовных сил – рана начала затягиваться, но он все равно страдает от боли, нетерпелив и целый день в гневе, - Цзин Лин вздохнул и отвел взгляд.       - Проводи меня туда, куда идешь. Я возьму эликсир и вернусь к нему вместо тебя, а ты пойдешь отдыхать, - сказал Лань Сичень тоном, не предполагающим возражений, но Цзин Лин все ж не промолчал в ответ.       - Он будет сердиться на меня, - сказал он расстроенно.       - Не будет. Предоставь это мне, - ответил глава Лань, сам не понимая откуда взялась в нем такая уверенность. Юноша с сомнением пожал плечами и жестом пригласил его следовать за собой.       Когда Сичень вошел в комнату Цзян Чена, тот что-то писал, склонившись над пергаментом. Как будто только сейчас он отвечал на его второе письмо...       Саньду сидел на постели, вытянув в сторону раненую ногу, вторую подогнув по себя. Он был в одном нательном, наброшенное на плечи ханьфу прикрывало плечи, открывая взору Сиченя закатанные рукава рубашки и смуглые, крепкие руки. Цыдянь и меч лежали рядом на инкрустированном столике.       Сам глава Цзян и все вокруг было в легком домашнем беспорядке человека, который позволил себе отдых и никого не ждет, лишь голову его венчала безупречная прическа, украшенная тиарой.       - Принес? Ну, наконец-то! Не дождешься тебя, - не поднимая склоненной головы, проворчал он.       Сичень хранил молчание.       - Что встал? Неси сюда, - все также, не поднимая головы, продолжил глава Цзян. Сичень подошел к самой постели, невольно разглядывая бледное лицо и пальцы Саньду, сжимающие кисть.       - Я же говорил тебе... – начал снова Цзян Чен. Но тут он резко поднял голову, осекся и замер.       - Простите глава Цзян, что нарушил Ваше уединение, - учтиво сказал Сичень. - Я не дождался ответа на свое второе письмо и понимаю, что мой визит слишком неожидан, но мне необходимо было увидеть Вас.       Лань Сичень изящно поклонился.       - Вы?.. – изумленно проговорил Цзян Чен.       - Вы не хотели видеть меня сегодня, - продолжал Сичень.       Глава Цзян ничего не ответил. Потрясенно и смущенно одновременно он смотрел на неожиданного гостя и Лань Сичень вновь увидел перед собой непривычного Саньду Шеньшоу, которого впервые воочию наблюдал в Облачных глубинах одним поздним вечером после Совета кланов.       - …я не хотел смущать Вас, - Цзян Чен наконец обрел способность говорить, - …потому что вынужденно прикован к постели…       Пока Цзян Чен говорил, Сичень опустился на одно колено рядом с постелью, рассматривая его рану.       - Позвольте мне помочь Вам, – сказал он, не поднимая глаз.       Цзян Чен еще сильней растерялся и вновь промолчал. Но Сичень терпеливо ждал ответа, развязывая ленту на бутылочке с элексиром.       - Цзин Лин, - начал было Цзян Чен, - обычно помогает мне...       - Простите мою дерзость, Цзян Ваньинь, но я отпустил юношу отдохнуть, и хочу предложить себя вместо него, если позволите.       Шорох шелка – Сичень придвинулся ближе. Цзян Чен не удержался - повернул голову, и принялся украдкой разглядывать его. Склоненная голова была уложена в безупречную прическу и увенчана серебряной тиарой, лобная лента ниспадала на плечи, прячась в волосах… Первый нефрит не был тонок и холоден, как его брат, но был также изящен и красив. Нет - намного красивей Лань Ван Цзи, в этом Цзян Чен был уверен.       Он наслаждался возможностью близко видеть Сиченя и с трудом удерживал себя от желания коснуться ладонью его волос...       Но наслаждение и радость в душе Саньду жестоко боролись с раздражением от собственной слабости, от домашнего, неприбранного вида, в котором он вынужденно находился сейчас. Как бы ни хотел он теплой дружбы главы Лань, он не ждал его сегодня, это была правда. Он никого сегодня не ждал.       - Вы хотите заниматься этим?..Вы? – спросил Цзян Чен, сдерживаясь от того, чтобы не сказать что-нибудь грубое и не отправить Лань Сиченя обратно в Облачные глубины.       - Хочу, - ответил Сичень, по-прежнему не поднимая головы: в этот момент он занимался тем, что ловко освобождал раненое колено Цзян Чена от промокших кровавых повязок. Тот смотрел на это потрясенно, грудь его часто поднималась и опускалась, стесняя дыхание.       Саньду и смущался, и злился, но видеть Сиченя здесь, сейчас, все равно был очень счастлив. Не отрывая взгляда от красивых рук главы Лань, он смотрел и понять не мог, как может нравиться ему – небожителю, самому прекрасному и благородному созданию в Поднебесной – возиться с его кровавыми повязками? Чего хочет Первый нефрит? Почему он здесь?       Глава Цзян не позволял себе даже подумать о том, что появление главы Лань может быть связано с личным интересом к Саньду Шеньшоу. Цзян Чен мечтал хотя бы о благородной дружбе с Сиченем, уже этим одним он был бы счастлив. Но, чтобы тот пришел сам и вел себя при этом так, будто действительно хотел чего-то большего… Это было чересчур даже для самых смелых фантазий Цзян Чена.       Импульсивного, гордого, сильного и ранимого Саньду Шеньшоу раздирали противоречивые эмоции. С одной стороны он был счастлив, с другой – чувствовал себя непривычно и отчужденно, потому что совершенно не умел принимать искреннее тепло и заботу от кого бы то ни было. От Лань Сиченя – тем более.       Он старался сохранить невозмутимость как мог, но волнение и трепет передались всему телу, от зашкаливающих эмоций раздувались ноздри… Он хотел говорить, но не мог – только смотрел на руки человека в голубом ханьфу, и боялся верить в происходящее.       Совсем трудно ему стало, когда Сичень, освободив колено от повязок, положил рядом с раной прохладную ладонь и медленно поднял глаза.       Глава Лань смотрел тепло и мудро, словно все-все знал о нем и Цзян Чен никуда не мог деться от этого взгляда. Ему ничего не оставалось, как встретить его глаза в глаза.       - Юньмен Цзян сегодня победил среди претендентов на проведение осенней школы, - сказал Цзеу Цзюнь завораживающим голосом. - Я принес документы и собираюсь передать Вам полномочия, как предыдущий глава.       - Поэтому Вы здесь? – спросил Цзян Чен, напряженно, сердце его тут же рухнуло в ноги.       - Не совсем так… - начал Цзеу Цзюнь уклончиво. - Отсутствовать на клановых собраниях глава Цзян может только по очень веской причине. Я убедился в этом очередной раз.       Пока Цзян Чен пытался понять, что же этим хотел сказать Сичень, тот наклонился над его коленом снова и принялся осторожно накладывать элексир. Рану обдало холодом, Цзян Чен невольно дернулся…       - Немного потерпите, - мягко сказал Сичень и успокаивающе накрыл своей ладонью его ладонь, и Цзян Чену показалось, что невинным жестом глава Лань приласкал его душу.       Он смог лишь кивнуть в ответ и продолжил наблюдать за происходящим словно во сне, до тех пор, пока перевязка не была окончена.       - Мне даже нечем угостить Вас, - выдавил из себя Цзян Чен, понимая, что должен сказать хоть что-то.       - Я приготовлю чай, - тут Сичень споткнулся, замолчал, опустив голову, но вскоре продолжил. - Если Цзян Ваньинь пожелает попробовать скромных угощений из Облачных Глубин, я буду счастлив.       "Пожелает ли Цзян Ваньинь? Конечно – да! Из Ваших рук, Цзеу Цзюнь, – хоть яду!" - подумал Цзян Чен.       Пронзительный взгляд Саньду говорил о том, что больше всего на свете он хотел бы сгрести Лань Сиченя в объятья и пленить его в своей постели до рассвета или дольше...       Мягкий свет излучаемый душой Первого нефрита, полностью соответствовал его имени – Слуга рассвета. И нежные краски, что озаряли небо перед восходом Солнца, постепенно густеющие, становящиеся яркими, жгучими, почти слепящими, олицетворяли для Цзян Чена характер Первого нефрита – глубокий, словно море, мудрый и смиренный, как истинное Начало сущего.       Только сейчас Слуга рассвета больше был похож на Горячий снег – обжигающий и холодный одновременно. Саньду мог лишь смотреть, как тот с достоинством ходит по комнате, колдует над заварным чайником, сидя перед низким столом, раскладывает угощения в вазу, и думать, что все это ему только снится.       Реальность происходящего «догнала» сознание главы Цзян за чаепитием - Сичень ловко устроил прямо на постель пиалы, чайник и угощения на серебряном подносе. Цзян Чен по-прежнему терялся от взгляда Первого нефрита, но уже знал, что предпримет любые усилия, лишь бы тот остался здесь на ночь. Только он принялся обдумывать возможные предлоги, как глава Лань повел совсем другой разговор, чем и отвлек его.       - Я подумал сначала, что Вы пропустили Совет из-за господина Мо,- сказал он, подливая чай, - но позже понял, что такая причина не может быть серьезной для Вас.       - Из-за Вей Усяня? – усмехнулся Цзян Чен, возвращаясь в реальность.       - Как давно Вы знаете? – спросил Сичень, чуть нахмурившись.       - С тех пор как впервые увидел, - губы Цзян Чена сжались, лицо потемнело.       - Вы ударили его плетью…       - И жалею, что сделал это только один раз, - процедил сквозь зубы Цзян Чен.       - Прошло столько лет… – Цзян Чену показалось, что Сичень огорчился.       - Никогда не смогу простить ему гибель А-Лин, отца, матери. Это останется навсегда, – горячо сказал Цзян Чен.       - Прошлое невозможно изменить, как бы ни было оно трагично, - мягко возразил Сичень, - но в настоящем меняться может многое.       Цзян Чен понять не мог к чему клонит Первый нефрит и взглянул в его глаза напряженным, нетерпимым взглядом.       - Господин Вей принял покровительство Гу Су Лань, - сообщил Сичень. – И сегодня на Совете мы объявили об этом сообществу.       Цзян Ваньинь чуть не поперхнулся.       То, что господин Мо и есть его сводный брат Вей Усянь, он не сомневался с первого момента, как только увидел его в дурацкой маске. Но то, что вечный бродяга, ставящий независимость превыше всего, вот так просто смог принять чье-либо покровительство, показалось ему совершенно нереальным событием.       - С чего столь внезапное решение? – едва смог выговорить Цзян Чен, ожидая объяснений.       - Думаю скоро мы все узнаем об этом, - ответил Сичень. - Скажу только, что брат играет в этой затее главную роль.       - А-аа… Хань Гуан Цзюнь, - протянул Цзян Чен равнодушно.       Сичень говорил обо всем почти открытым текстом, но утомленный слишком сильными впечатлениями сегодняшнего вечера, Ваньинь намек понял не сразу. Он выпил еще две чашки чая, прежде чем осознал смысл сказанного.       - Не может быть…- вдруг сказал он и изумленно взглянул на Сиченя.       - Может, - улыбнулся тот.       - С чего бы Вей Усянь так изменился?..       Сичень сначала задумался, как сказать, но отказавшись от лишних церемоний, решил говорить прямо.       - Возможно, господин Вей оказался способен любить, - сказал он. - Вас удивляет это?..       - Любить? – едва не расхохотался глава Цзян, - Не то, чтобы удивляет, - это не в его природе. Но, постойте…       Цзян Чена наконец осенило. Он еще пристальней уставился на Сиченя, округлив глаза.       - Возможно ли… Цзеу Цзюнь… Неужели Вы хотите сказать...       - Пока это лишь мои предположения, - ответил Сичень с мягкой улыбкой, - но я уверен в них, потому и решил предупредить Вас, как единственного родственника Вей Усяня.       - Вей и Хань Гуан Цзюнь?.. – от изумления Цзян Чен перешел на шепот.       Сичень медленно кивнул, сдержанно улыбаясь и подливая чай.       - А… такое возможно? – спросил Цзян Чен, стараясь больше не смотреть на Цзеу Цзюня.       Новость ошеломила его. Он прекрасно знал – в той, первой своей жизни Вей Усянь долго враждовал, а потом неожиданно крепко подружился с Лань Ван Цзи – человеком, которого Цзян Чен недолюбливал и откровенно не понимал, считая надменным, заносчивым и сухим. А теперь вдруг Лань Сичень сообщает ему о возможном брачном союзе между его крайне эгоистичным сводным братом и этим каменным изваянием во плоти!..       Да не может такого быть, потому что БЫТЬ ТАКОГО НЕ МОЖЕТ!       Дружбу между этими двумя Цзян Ваньинь и раньше ставил под сомнение, а сейчас и подавно - ему казалось, что Вей Ин поддерживает дружеские отношения со Вторым нефритом из соображений выгоды. Цзян Чен был убежден, что слишком жертвенные чувства Второго нефрита никогда не были взаимны.       «Этот союз действительно выгодная партия, - думал он, - Вей сейчас совершенно один, только что возродился в новом теле и заклинательские возможности его еще неизвестны. Скорей всего брат ищет поддержку. Если смотреть с этих позиций, то да, - Второй нефрит более чем выгодная партия. Принадлежность к клану Лань позволит Вей Усяню быстро укрепить положение в сообществе и даст сколько угодно времени, чтобы комфортно восстановить силы. Вей, конечно, беспринципный, упрямый наглец, но дураком никогда не был, поэтому все выглядит логично. Только при чем здесь любовь?».       - Это возможно, - ответил Сичень, глядя внутрь себя. - Правда не помню, когда такое случалось в Гу Су последний раз, но брачные союзы такого рода не запрещены, пусть и совсем обычными их не назовешь.       - Когда будет объявлено официально? – спросил Цзян Чен, ощущая странную резь в груди. От чего-то больно ему было смотреть на Сиченя сейчас, и в то же время очень хотелось.       - Как только будет принято решение окончательно, Ван Цзи мне скажет об этом, - ответил Сичень, - тогда и объявим.       - То есть… Это может произойти довольно скоро? – спросил Цзян Чен и лицо его помрачнело.       - В любой момент.       Они замолчали оба.       Молчание Цзян Чена с каждой минутой становилось все более мрачным – Сичень видел это, и даже возможные причины понимал, но не знал с какой стороны подойти, чтобы сгладить острейший угол братского соперничества и ненависти, что взлелеял в себе Саньду еще с юности.       Сичень невольно порывался приблизиться, взять в свои ладони ладонь Цзян Чена и мягко сжать ее, обещая этим жестом свою дружбу, верность и поддержку – Второй нефрит так делал всегда, когда Ван Цзи терял надежду, не справлялся с переживаниями или просто пребывал в сильном волнении. Так было принято между братьями Лань и Сичень невольно чувствовал потребность сделать то же самое для Цзян Чена…       Вот только он не был уверен – хочет ли Цзян Чен подобного сближения? До сих пор он толком понять не мог – правильно ли сделал, что пришел сюда? Рад ли этому Цзян Чен хоть сколько-нибудь? Он чувствовал, что все мысли главы Цзян сейчас сосредоточены на Вей Усяне, не имеют никакого отношения к братской любви и вмешиваться в это Сичень счел для себя непозволительным. А раз так...       Он отставил от себя опустошенную пиалу и поднялся.       - Простите, глава Цзян за бесцеремонное вторжение. Обещаю не повторять подобного без крайней необходимости, - сказал он мягко и Цзян Чен поднял голову, очнувшись от размышлений. – Я благодарен от всего сердца за теплый прием и внимание, глава Цзян. Очень надеюсь, что ранение не помешает Вам быть на торжестве, думаю нам всем недолго осталось ждать его… Если в назначенный день Вы посетите Облачные глубины, лично я буду счастлив.       С этими словами Сичень поклонился и собрался было уйти, но Цзян Чен очень испугался, что чудо из чудес, что объявилось перед ним этим вечером, готово исчезнуть в «облаках». Потеряв контроль, он внезапно выпалил:       - Стойте! – в возгласе его был страх и жесткое требование. Сичень замер на месте, удивленный и взволнованный.       - Не уходите, - чуть спокойней сказал Цзян Чен, но тут же растерялся, потому что не представлял, как задержать Сиченя, какой придумать предлог, однако губы едва не умоляюще продолжали шептать то, чего желало сердце.       - Прошу Вас, останьтесь. Глубокая ночь… Я не хочу, чтобы Вы возвращались так поздно.       Сичень в этот момент наконец увидел крайнюю растерянность Саньду и как-будто на самом деле – страстное желание во что бы то ни стало оставить его в Пристани лотоса до утра. Острый укол радости пронзил сердце Лань Сиченя и губы дрогнули в неуверенной улыбке. Он хотел было уже ответить что-нибудь, но…       - Я не все рассказал Вам, Цзей Цзюнь. Есть то, что я должен рассказать. Да. Должен… Останьтесь… пожалуйста... Есть то, чего Вы не знаете… никто не знает…       Глаза Цзян Чена блестели, он готов был встать, забыв про колено и задержать Сиченя физически. Лань очень хотел поддаться внутреннему желанию и действительно остаться, но этот шаг слишком пугал его, пусть речь шла ни о чем более, чем о гостевом ночлеге. Его пугало прежде всего понимание, что он остался бы, даже если б Цзян Чен пригласил его просто из вежливости, - в эту минуту, сила и страсть Саньду с невероятной силой притягивали его к себе. Сичень вздохнул.       - Но… - неуверенно начал он.       - Все ж хотите уйти?.. - разочарованно спросил Цзян Чен.       - Не хочу, Цзян Ваньинь, - переведя дух ответил Сичень, - и буду рад остаться, но не будет ли это неудобно Вам?       - Будет, - не подумав брякнул глава Цзян, но мгновенно поправился – Нет! Конечно нет, не будет… Я должен кое в чем сознаться Вам, - и тут же, ужасно сокрушаясь добавил, - Простите, я слишком настойчив…       С гулко бьющимся сердцем Сичень вернулся и присел на край постели. Он смотрел Цзян Чену в глаза, в то время как губы его едва слышно творили заклинание, а в ладонях рождалась златокрылая бабочка-вестница…       Как завороженный Цзян Чен переводил взгляд с глаз Сиченя на его руки, пытался успокоить заполошное сердце и не верил, что все-таки смог - уговорил.       «Я остаюсь в Пристани Лотоса, Ван Цзи. Вернусь с рассветом. Не волнуйся – у меня все в порядке» - сообщал Сичень.       Склонив лицо к своим ладоням, он дунул бабочке на крылья, и та выпорхнула в приоткрытое окно. Цзян Чен невольно проводил ее взглядом.       - Я остаюсь. В чем Вы хотели признаться? – с улыбкой спросил глава Лань.       Цзян Чен вздрогнул, но встретил прямой взгляд завораживающих глаз Первого нефрита почти бесстрашно.       - Прошу Вас, - начал он хрипящим голосом, - там, напротив зеркала, столик для документов. Подойдите к нему. Пожалуйста.       Сичень встал, прошел в указанном направлении, остановился рядом с высоким столиком, и непонимающе оглянулся на Цзян Чена.       - Да, там! – слегка нервно воскликнул Цзян Чен. – На столе под циновкой длинный плетеный ящик. Откройте его.       Сичень откинул циновку тончайшей работы и обнаружив под ней довольно грубо сработанный плетеный сундучок, без особого интереса открыл его. Но как только откинулась крышка, сердце Первого нефрита сковали ледяные тиски.       - Не может быть... – мгновенно севшим голосом прошептал потрясенный Сичень.       На алом бархате, заботливо укрытая шелковой накидкой с золотистыми кисточками, завораживающая таинственной глубиной черного дерева, перед ним лежала флейта Ченцин - мрачный могущественный артефакт, способный ожить лишь в руках Старейшины Илин...       Сичень осторожно взял ее в руки, и пропустив сквозь пальцы шелковые нити алой кисти, свисающей с одного конца инструмента, медленно повернулся к Цзян Чену.       Бледный от волнения, вытянувшись "в струну" тот смотрел на него пылающим взглядом и молчал.       - Откуда?.. – едва смог вымолвить Сичень.       Цзян Чен не ответил, склонив повинную голову на грудь…