***
Цзян Ваньинь прибыл на торжество не в числе первых, но ровно в тот момент, чтобы оказать клану Гу Су Лань и его главе полагающееся уважение. Его одежда фиолетовых клановых цветов была скромно украшена серебряной тесьмой и этот тонкий штрих смягчал суровый облик Саньду Шеньшоу, но и сам глава клана не был сегодня грозным. Скорей – слегка растерянным. Поскольку было объявлено, что церемония преклонения колен пройдет почти без свидетелей, он решил прогуляться по внутреннему саду. Здесь было безлюдно – основная толпа гостей прохаживалась рядом с залом для приема, предвкушая застолье и восхищалась изысканной красотой убранства Облачных глубин. Глава Цзян несколько раз про себя отметил прекрасный вкус главы Лань: он умудрился не изменить клановым традициям и одновременно соблюсти свадебные цвета. Белые, голубые и алые ленты украшали главные ворота и все парадные двери обители, бумажные фонари мягких не кричащих оттенков и сами цветы, рассаженные вдоль дорожек, что соединяли помещения внутри дворов… Несмотря на растерянность и волнение, Саньду чувствовал себя как дома. Точнее будет сказать, он чувствовал себя здесь лучше, чем дома. Тишина внутреннего сада обнимала его, и утешала будто: все хорошо, все будет хорошо. Но даже в этом тихом уголке главу Цзян не оставляло беспокойство: он думал о том, какие подобрать слова, чтобы свадебное поздравление из его уст не прозвучало слишком холодно и сухо, и в то же время - не излишне радостно. Цзян Чен также волновался из-за подарка, который приготовил, и ждал, когда явится опаздывающий Цзин Лин – в одиночку пережить предстоящее ему будет очень трудно, он точно это знал. К тому же, находясь в Облачных глубинах уже час, он до сих пор так и не увидел главу клана – у ворот гостей встречал Сычжуй, ссылаясь на занятость Цзеу Цзюня в храме предков, как единственного свидетеля церемонии и главного организатора торжества. Гуляя по саду, Саньду невольно представлял себе, как эти двое сейчас кланяются предкам и произносят те самые слова, которые ни один человек в своей жизни не забудет. Он представлял их в красном и золотом, в традиционном убранстве, взволнованных и счастливых, полных ожидания, не смеющих взглянуть друг на друга, и невольно улыбка расцветала на суровом лице. В глазах светилось тепло и тихая грусть. Ваньинь немного завидовал им – по крайней мере они теперь вместе и нет больше препятствий для слов и эмоций. Нет преграды для чувств… В какой-то момент он легко представил их поцелуй и вспыхнул весь – это, оказывается может выглядеть очень красиво! Но он ту же одернул себя за непристойные мысли и нахмурился. И, делая очередной круг по саду, повернулся спиной ровно в тот момент, когда на дорожку, пересекающую внутренний сад, вышел Лань Сичень. Он мгновенно узнал Саньду и остановился. За краткие доли секунды на лицо его набежала тень, глаза блеснули и сердце упало к ногам – глава Цзян слышал шаги и вот-вот обернется. Встреча неизбежна. Поняв это, как сорванный на лугах цветок, Сичень мгновенно изменился, стал будто обескровлен: в глазах отразился холод, в голосе – вежливая, почти официальная учтивость. - Глава Цзян, - поприветствовал он Цзян Чена и поклонился. - Рад убедиться, что Вы сочли возможным посетить наш скромный семейный праздник. - Счастлив снова быть здесь, - дрогнувшим голосом ответил Цзян Чен, и поклонился в ответ. - Однако, прошу простить меня, - продолжал Сичень, стараясь смотреть на главу Цзян «в общем и целом», не вдаваясь в подробности, которые в этот момент как раз очень легко было заметить, - церемония преклонения колен только что свершилась, и мне необходимо завершить некоторые детали, поэтому я вынужден оставить Вас. Уверен, Вы не будете скучать - очень скоро все гости будут приглашены на пир. Я надеюсь увидеть Вас среди самых почетных гостей клана. С этими словами глава Лань поклонился еще раз, и не дождавшись ответного поклона, прошел мимо Цзян Чена летящей походкой. Саньду лишь закрыл глаза, охваченный словно внезапным пожаром – внутренним огнем своих чувств - когда полы шелкового ханьфу Сиченя, скользнули по его без сил упавшей вдоль тела ладони, когда тонкий сандаловый аромат проник в ноздри, восторженно дразня и печаля одновременно. И Цзян Чен не был бы самим собой, если бы смог справиться с этим молча. - Как они? – вырвалось у него. Обернуться и посмотреть в след Сиченю при этом он не рискнул. Глава Лань остановился. - Кажется, счастливы, - потерянно ответил Сичень. И также - не рискуя оглянуться – продолжил путь. Цзян Чен не нашелся больше, что сказать, лишь сердце глухо стучало в груди, совпадая в каждом ударе с удаляющимися шагами Сиченя. Когда шаги стихли, Цзян Чен огляделся по сторонам, и, обнаружив в тени скамейку, поспешил к ней на плохо слушающихся, внезапно потяжелевших ногах. Он рухнул на нее без сил и оставался там до самого начала пира. Голова его гудела и что-то тяжелое, мутное, серое и очень пугающее давило его сознание привычным: «Ты не справишься, не справишься, это не для тебя..» А бледный, растерянный Сичень невозмутимо продолжал то, что требовало завершения – приготовления к пиру, проверка павильона для турнира и игр, и все то, что делало этот день особенным. Он говорил, что-то делал, улыбался гостям, вежливо шутил, отвечал на многочисленные вопросы, но видел перед собой лишь облик Саньду. Неожиданная встреча в саду за пару минут разрушила его с трудом обретенное внутреннее равновесие. Сичень как всегда мастерски держал лицо, но голова разламывалась от неразрешенных вопросов, болело и все время рвалось куда-то несчастное сердце… Но все же пир пора было начинать, и глава клана лично пригласил гостей занимать места за столиками в пиршественном зале. Когда все рассядутся и выпьют первый тост за развитие и процветание клана, в зал должны были прийти Ван Цзи и Вей Ин. По этому поводу и волновался Сичень. Господин Вей по-прежнему чувствовал себя не слишком-то хорошо, и на церемонии был настолько тих, что даже в самые интимные моменты Ван Цзи все время поглядывал на него, опасаясь повторения утреннего происшествия. Но вроде бы все шло гладко – смиренность Вей Ина имела другие причины: он обращался к предкам и молился. Молился про себя, сосредоточенно и от всего сердца. Этот момент больше волновал Ван Цзи, который несколько раз пытался привлечь внимание нареченного, но Вей лишь улыбался, как бы подтверждая: все хорошо, не волнуйся. Однако бледность лица и круги под его глазами по-прежнему говорили о том, что хорошо далеко не все. Потому самый важный момент церемонии Ван Цзи совершил словно бы машинально, не вникая и не погружаясь, он глаз не спускал с Вея и на всякий случай придвинулся к нему как можно ближе. Если бы позволяли приличия, он бы как минимум взял его за руку, или приобнял за плечи. Лань Чжань чувствовал желание спрятать Вея от всего мира, пока тот не окрепнет и пока они с Сиченем окончательно не поймут, что происходит. Однако, Вей догадывался о своем состоянии и сам, отчего на его обычно светлом, улыбчивом лице и в глазах поселилась печаль. Последнее беспокоило Ван Цзи сильней всего. Поэтому, когда после церемонии Вей предложил ему сбежать в деревню, чтобы в лавке, где изготавливают особые сорта Улыбки императора купить по паре бутылок вина на вечер, чтобы выпить наедине, когда разойдутся гости, Ван Цзи с облегченным вздохом согласился. Его не смутило даже то, что двое заклинателей высшего ранга прошли пол деревни без сопровождения в свадебных нарядах, и не возразил когда Вей, заговорщически подмигнув, купил не по паре бутылок, как обещал, а целую корзинку дорогого вина, и с шутками и бесконечными беззлобными насмешками над молчаливым супругом выпил по дороге назад полторы из них. Лань Чжань мог лишь наслаждаться, наблюдая, как сверкают озорством любимые глаза, как уничтожает реальность, словно ударом меча невероятная улыбка Вея, слушать его голос, почти не понимая смысла слов, невольно следить взглядом за тонкими линиями алого шелка, что очерчивают мальчишечью фигуру Вея… Он улыбался и поверить не мог, что теперь они - спутники на пути совершенствования, и супруги друг другу перед небом и землей, и что вообще все это случилось на самом деле. Бдительность Лань Чжаня проснулась лишь в тот момент, когда его осенило: «…кажется это уже вторая». Он тут же забрал у Вея бутылку, и залпом выпил остатки. - Эээй… Лань Чжань… - притворно обиженно простонал Вей, и тут же замолчал, наблюдая за тем, как медленно движется кадык на длинной шее Лань Чжаня. «…охрененное зрелище… - думал он, - кто еще кого заводит – большой вопрос». - Чжань-ге, - продолжил Вей тихим голосом, улыбаясь, - все не привыкну, что ты теперь с вином на «ты».. Он подобрался почти к самому подбородку Лань Чжаня, и когда тот опустошил бутылку, не успел ни отпрянуть, ни как-либо среагировать – властным жестом притянул его затылок и поцеловал. Вей Ин не успел ничего понять, как уже тихая нега струилась по его телу и ясный минуту назад разум обволокла сладкая, тяжелая истома. - Я бы ушел в цзинши хоть сейчас, - сбивчиво шептал Второй нефрит, целуя - но там пир, брат тянет время, развлекая гостей, и беспокоится куда мы исчезли. - Мгм, - ответил Вей, не желая отпускать губы Лань Чжаня. - …турнир, игры какие-то, - продолжал Лань Чжань, прикрыв глаза, ласкаясь лбом и висками к лицу Вей Ина, - если мы опустошим слишком много бутылок «Улыбки императора» сейчас, мы всего этого не выдержим, и ничего не останется на ночь. Ведь она будет? Обещаешь, Вей Ин? Они стояли под скалой, за несколько десятков шагов до главных ворот Облачных глубин, на тропе, по которой в любую минуту мог пройти путник, и целовались, не в силах прерваться. И лишь когда каждый из них ощутил приближающуюся точку невозврата, заговорил Вей. Он говорил так, словно долго решался на это. - Думал выпью и полегчает, - усмехнулся Вей. – По правде сказать, страшновато, - прошептал он в алые, приоткрытые губы Лань Чжаня, и тот мгновенно понял, о чем идет речь. Его горячая ладонь легла на висок Старейшины. - Ты знаешь, что происходит? – спросил он. - Нет. Именно это меня и пугает. Не могу даже простые блоки ставить, когда они приходят… - Можешь объяснить, что чувствуешь? - Мрачные мысли, и острую тоску. Такую, что хочется кричать, словно вся печаль Поднебесной поселилась в моей душе… Я не сразу понял, что происходит, пока не ощутил присутствие темных духов. Потом был твой голос, а дальше - ничего не помню. Очнулся уже в цзинши. - Может быть потому, что у Мо Сюаньюя было не сформировано или повреждено Ядро? – задумчиво сказал Лань Чжань. Вей очень испугался, что прямо сейчас тот обо всем догадается и поспешил сменить тему. Он лукаво улыбнулся и потянул Лань Чжаня за рукав по тропе к главным воротам. - Ты слишком много думаешь, Лань Чжань, - сказал он. - В такой день вредно много думать. И слегка обескураженный Второй нефрит, удивленно улыбаясь, пошел следом. Он не стал больше ни о чем спрашивать Вей Ина, однако не смог не заметить, что тот слишком быстро свернул с очень серьезной темы. Это глубоко засело в мыслях Лань Чжаня и он решил во что бы то ни стало выведать – что все-таки знает Вей?***
Лань Сичень всерьез нервничал по поводу отсутствия брата и господина Вея, когда в проеме пиршественного зала, наконец, показались две фигуры в алом. Их заметили все и сразу. Затихли даже те, кто был уже порядком погружен в винные удовольствия и во всю веселился и шутил. Таких было много, но были и те, кто ожидал появления супружеской четы с нескрываемым любопытством – все-таки подобную пару новобрачных не так уж часто увидишь в Поднебесной. Сичень с огромным облегчением вздохнул и залпом выпил недопитый бокал вина. «Наконец-то пришли, - подумал он, - хотя бы об этом больше не нужно волноваться». Место для Вея и Ван Цзи в пиршественном зале было определено за главным столом – там, где находился сам глава клана, Лань Сычжуй, и несколько его лучших друзей. Сичень ждал, когда наконец пара пересечет зал и поднимется по ступенькам к главному столу, что стоял на небольшом возвышении. Они сделали несколько шагов. Ван Цзи, казалось, был как всегда невозмутим, и лишь Сичень видел, насколько горделива эта невозмутимость, как сияют его глаза и с какой радостью постоянно поглядывает брат на бесшабашного Вея. Тот нес в руках корзинку, в которой что-то недвусмысленно брякало. Вей был в своем репертуаре - обворожительно и одновременно слегка угрожающе улыбался гостям, в стиле: только попробуйте сказать что-нибудь не так мне или Лань Чжаню! Он шел уверенной, немного раскачивающейся походкой и кажется был навеселе. Поняв это, Сичень нахмурился и еще раз внимательно взглянул на брата. Тот ответил ему едва заметным кивком головы и спокойно улыбнулся. Это значило: все под контролем, нам просто весело. В этот самый момент молодые девушки и юноши разных клановых сообществ, окружили счастливую пару и осыпали их горстями золотого риса и цветами, выкрикивая слова поздравления. В этот момент, наконец, отпустили себя все: Вей и Лань Чжань смеялись, гости загудели и стали выкрикивать поздравительные реплики, Сичень улыбался и невольно искал глазами Ваньиня… А когда нашел, то не мог уже оторвать глаз. Их столик был через один от главного стола - после столика старейшин Гу Су – Саньду и Цзин Лин сидели рядом. Оба они держали в руках бокалы, и как все вокруг – стоя приветствовали, вступивших в союз знаменитых заклинателей. Но главу Лань поразило выражение лица Цзян Чена. Грозный глава Цзян двумя руками обнимал бокал, держа его перед собой и словно вспоминал что-то очень светлое. Ни тени обиды или злобы не было в его лице. Он смотрел на Вея и Ван Цзи, помогающих вычерпывать друг у друга из-за шиворота, из волос и рукавов горсти застрявшего риса, и очень смущался. Улыбка его была настолько теплой, а глаза лучились таким светом, что Сичень ни на секунду не усомнился в его искренности. Ваньинь смотрел все время только на Вея, будто вспоминая совместные детские проказы. Сиченю показалось даже, - если бы горькая история не создала глубокую пропасть между братьями, глава Цзян был бы первым, кто бросился поздравлять и обнимать Старейшину. И делал бы это от всего сердца – открыто, чисто, без капли фальши или лжи… Но среди ближайших друзей Цзян Чен больше не был. Поэтому Сиченя до сладкой дрожжи в груди поразило то, что произошло потом. Глава Цзян повыше поднял бокал, два раза повел им в воздухе, и очень тихо произнес несколько слов. Их не услышал даже стоящий рядом Цзин Лин, но глава Лань смог прочесть по губам: «Будь счастлив, шисюн, надеюсь тебе понравится мой подарок». Последними словами Сичень был очень взволнован. Глядя на счастливого Вея и улыбающегося Саньду, он подумал, что вероятней всего этот день – единственная возможность братьям примириться и забыть, наконец, страшное прошлое. Он был очень рад уже тому, что Ваньинь просто посетил торжество, но то, что при этом он позаботился о подарке человеку, которого не мог простить столько лет, согревало одинокое сердце Первого нефрита. Задумавшись об этом, он не успел отвести глаз, когда Ваньинь, почувствовав на себе пристальный взгляд, внезапно обернулся. Тогда Сичень улыбнулся ему, приветственно подняв бокал… И Цзян Чен ответил ему тем же. К этому моменту Вей Ин и Лань Чжань, наконец, добрались до своих мест за столом и гости принялись подносить подарки от каждого присутствующего клана. Ван Цзи, кажется, подарки не интересовали. Его вообще никто не интересовал, кроме остроумно и тонко комментирующего каждое подношение Старейшины, сразившего всех своим алым одеянием. Лань Чжань не сводил с него глаз и нервничал, когда господин Вей, желая проявить особое уважение поздравляющим, выходил из-за стола и направлялся принимать подарок. В этом случае Лань Чжань непременно шел следом и едва ли не держал за руку, словно боялся, что тот может исчезнуть. Но на самом деле, волнение Ван Цзи имело совсем другие причины: у него из головы не шел их недавний с Веем диалог у скалы, и его предположение о несформированном или поврежденном Ядре Мо Сюаньюя, на которое Вей так странно отреагировал. Вопрос «Почему?» висел над душой, словно занесенный меч. Пока шли поздравления, он думал, думал и думал… В итоге мучительных размышлений его посетила очень правдоподобная и пугающая мысль: «…что, если поврежденное Ядро было не у Мо Сюаньюя, а у самого Вей Ина?.. Не в этом ли причина, по которой он пошел по иному пути заклинательства?..» Мысль не давала Лань Чжаню покоя, тревожила, ему очень хотелось выяснить правду как можно скорей, но ни сегодня вечером, ни даже этой ночью, наедине, Лань Чжань не собирался говорить об этом с Веем. Глядя на улыбку и сияющий взгляд Вей Ина, он не смел поднимать столь тяжелую для любого заклинателя тему. И чем дольше он смотрел на него, тем сильнее убеждался, что совсем не будет спрашивать об этом. Ван Цзи настолько погрузился в свои мысли, что едва не пропустил момент, как в центр пиршественного зала с поздравлением вышел глава Цзян с племянником Цзин Лином. Вей пихнул его локтем, заставив срочно вернуться к реальности. - Смотри, а-Чен здесь, – удивленно и слегка напряженно сказал Вей. Он встал, сделал пару шагов и остановился. Увидев, что Вей Ин не собирается идти навстречу, Лань Чжань тоже остался на месте, краем глаза внимательно наблюдая за его реакцией. Изначально Ван Цзи не собирался слушать Ваньиня, но пристальное внимание Сиченя к нему невольно заставило и его сосредоточиться на происходящем. Первые официальные слова и приветствия он уже пропустил и начал слушать, когда глава Цзян заговорил о подарке. - Будет большой ложью, если я скажу, что долго думал, что подарить на такой случай, - говорил Цзян Чен и в голосе его с огромным удивлением для себя Ван Цзи не услышал привычного металла и резкости. – Точнее, подарок в большей степени тебе, брат. Сказав это, Цзян Чен помедлил, переглянулся с Цзин Лином, и тот горячо кивнул ему, поддерживая. Но говорить Саньду все-таки было трудно, и он продолжил, сложив на груди руки. Увидев это, Сичень встревожился, но понять не смог что могло быть причиной тревоги. Ему вдруг очень захотелось подойти, встать рядом и держать Саньду за руку все то время, пока он будет говорить. Он был уверен, что говорить он будет что-то очень важное. Ван Цзи же не отреагировал никак, и даже не заметил волнения брата, в тысячный раз подумав про себя: «…как такое возможно: брат и Цзян Чен????» - Прежде чем я вручу подарок, я скажу, что уверен, что это то, что тебе сейчас нужно, Вей Усянь. Это принесет тебе спокойствие и стабильность. Уверен, что Хань Гуан Цзюнь поймет меня правильно. Я… Рад за вас, хоть и очень удивлен. Признаюсь, изначально я плохо верил во все это… После этих слов в зале наступила мертвая тишина. Даже те, кто был пьян, притихли, почувствовав грозовую атмосферу. Но Цзян Чен продолжал совершенно спокойно. - …но сегодня, когда увидел вас… - в этот момент голос Саньду так сильно дрогнул, что это заметил даже Ван Цзи и поднял голову, забыв о своих тяжелых думах. - В общем - от всего сердца я поздравляю тебя, Вей Ин и Вас Хань Гуан Цзюнь! Сохраните чистое, искреннее и… смелое чувство на всю жизнь. Оно настолько очевидно, что даже у меня – вечного скептика - не осталось никаких сомнений. Цзян Чен так мягко усмехнулся, что замерший зал отмер, загудев одобрительно и радостно. И только Сичень был сам не свой – с каждым словом Цзян Чена сердце в груди выдавало такие кульбиты, что глава клана всерьез опасался, что потеряет лицо от волнения: за каждым словом главы клана Цзян он будто слышал то, что говорит ему тот тихий, смущенный человек, который пришел однажды, чтоб спасти его от бессонницы. - Желаю вам достичь самых высоких вершин на пути совершенствования. Как никому другому это дано вам и определено свыше, - закончил Цзян Чен. С этими словами они с Цзин Лином поклонились. Глава Цзян сделал шаг назад, и оставшись один, взволнованный юноша, видя, что Вей Ин и Ван Цзи не идут ему навстречу, решил подняться к главному столу сам. Цзян Чен же остался внизу и с замиранием сердца наблюдал, как племянник несет в руках широкий сундучок из резного красного дерева, укрытый шелковой накидкой цветов клана Цзян… Когда до стола осталось меньше пары метров, Старейшина, не выдержав, легким шагом спустился к Цзин Лину по ступенькам вниз и оказался довольно далеко от не ожидавшего такого развития событий Лань Чжаня. Тот резко вскочил с места, собираясь догнать супруга, но неожиданно ощутил железную хватку на своем запястье. - Останься, - ледяным голосом сказал Сичень. При этом оба они устремили свой взор на Вей Ина и Цзин Лина. Юноша уже снял с сундучка шелковую накидку и расстегнул золотые замочки, когда Ван Цзи охнул. Вслед за ним ахнул весь зал, кто-то схватился за меч, послышался звон упавших на пол бокалов, потому что чем ближе Вей подходил к Цзин Лину, тем темнее становился странный шлейф, что появился внезапно и окутал его фигуру. Ван Цзи дернулся еще раз, со всей силы отталкивая Сиченя, но тот мгновенно вынул свой меч, направил его в грудь брата, и медленно покачал головой. - Не двигайся, - твердо сказал он. – Спокойно жди. Когда юноша открыл сундучок, темный, туманообразный шлейф вокруг Вей Ина стал совсем черным, и Ван Цзи тревожно взглянул на брата. - Отпусти, прошу… - буквально взмолился он. Сичень лишь указал ему в центр зала. - Смотри. На дне сундучка Цзин Лина, Вей Ин, Лань Чжань, Сичень и все присутствующие, увидели ее – черную флейту, легендарную Ченцин. Могущественный артефакт преспокойно лежал себе на бархате и будто поблескивал от радости… В этот момент У Вей Ина так сильно закружилась голова, что он тут же понял, что происходит, но когда все ужаснулись, увидев флейту, Старейшина напротив - был удивлен и обрадован настолько, что это придало ему сил. Или это сама Ченцин, как инструмент укрощения темных сил, мгновенно приняла на себя роль посредника и защитника Темного заклинателя от себя же самого. Вей Ин смог сделать несколько шагов к брату и заметно покачнулся. - Вей Ин! – воскликнул в ужасе Лань Чжань. - Возьми флейту, Вей Усянь – крикнул бледный Цзян Чен. – Прямо сейчас возьми. Прошу тебя – играй! Хоть что-то, несколько звуков… Старейшина улыбнулся ему, из последних сил взглянул на Лань Чжаня и протянул дрожащую руку к Ченцин. Цзин Лин крепко ухватил Старейшину за талию, не давая ему упасть, а потом все, кто был в зале, стали свидетелями странной и захватывающей сцены. Бледный, покачивающийся Вей Ин, поднес Ченцин к губам и прикрыл глаза. Раздался переливчатый звук… Сначала тихий, ласкающий, он в следующую минуту охватил весь зал, обрел силу и резкость. Вей Ин играл, и окутанная темным туманом, фигура его крепчала – из очень худого, невзрачного человека невысокого роста он постепенно преобразился в того самого Старейшину Илина, которого боялись все еще в той – прошлой его жизни. Он играл, и черная дымка постепенно рассыпалась на несколько теней. Они кружили вокруг Темного заклинателя в невероятной панике, обессиленные, не понимающие, что происходит. Магистр Вей играл и глаза его, минуту назад полные света и счастья, наполнились тьмой и страхами тех душ, что на него напали. При этом мышцы его наливались силой, его больше не качало из стороны в сторону, он расхаживал по залу уверенной походкой и насвистывал на своей флейте – прекрасный и грозный в своем устрашающем лике – тот самый Вей Усянь, Старейшина Илин, Вей Ин, времен 16-ти летней давности. Он играл до тех пор, пока темные тени не рассыпались на прозрачные субстанции и не растворились совсем… Цзян Чен, увидев, что брату лучше и знаменитая флейта, наконец, дождалась своего хозяина, физически не вынес напряжения. Он смотрел на Вей Ина, на то, как тот меняется на глазах, все сильней убеждаясь, насколько был прав в своем решении отдать Ченцин. Пугающая всех и каждого в Поднебесной, черная флейта Ченцин – была его и только его духовным оружием. Ведь «Прежние чувства», что стали именем мощного темного артефакта, были прежними чувствами Магистра Вея… Без нее он не должен был быть, как не должна была быть и флейта – без него. Саньду слушал странную мелодию флейты, и сердце его затопила волна прежней нежности к брату. Только словно вкопанный в землю столб, увешанный праздничными ленточками, Цзян Чен не мог ступить и шагу, лишь сильнее сжимал на груди руки... Вей Ин опустил флейту. Стало тихо. Лишь в этот момент Сичень, наконец, позволил сходящему с ума Ван Цзи покинуть свое место. Благородный Хань Гуан Цзюнь слетел с лестницы, словно крылатый дракон, но приблизиться к Вей Ину так и не посмел. Он остановился на некотором расстоянии, и не веря самому себе, стал рассматривать его лицо, фигуру, руки… Потом сделал шаг навстречу, но вновь остановился, и вдруг закрыл лицо руками. Его трясло от рыданий, которые он чудовищным усилием воли сдерживал, и Вей Ин, не совсем еще пришедший в себя, догадался об этом. Он подошел к нему совсем близко и положил свободную ладонь на руки Лань Чжаня. Тот прерывисто дышал, но говорить не мог. Ему было настолько хорошо, что плохо… Сильней всего понял этот момент именно Цзян Чен – он был единственный, кто отвернулся, седьмым чувством ощутив, насколько интимна сцена, происходящая между Старейшиной и Вторым нефритом у всех на глазах. Именно он лучше других смог представить, как это: ждать без надежды годами, дождаться любимую душу, привыкнуть, что она будет жить в новом теле, принять это, и вдруг – внезапно обрести вновь весь прежний «комплект» - и душу и то самое тело, что желал и любил тьму тьмущую лет назад. «Есть от чего рехнуться на самом деле», - думал глава Цзян, и искренне молился сейчас за крепость психики самого сложного для собственного понимания человека – за Лань Ван Цзи. Он молился, прижимая к губам сложенные ладони, закрыв глаза, и просил предков только об одном – чтобы все хорошо закончилось. Вей Ин и Лань Чжань не говорили, лишь Вей тихо гладил холодные ладони Ван Цзи, которыми тот закрыл лицо и до сих пор не мог успокоиться. Но этот, вполне невинный жест не помог, тогда Старейшина подошел ближе и медленно запустил свободную ладонь по талии и спине Ван Цзи, обнимая, прижимая к груди. Он что-то шептал сквозь его ладони туда, где должны были находиться губы, и Лань Чжань кивал в ответ, но рук не отнимал. Тогда Вей Ин вздохнул, обнял его, скрестив руки за его спиной, и тогда только Лань Чжань, наконец, осознал происходящее. - …н-не надо, прошу тебя… все… смотрят… - с трудом связал он несколько слов. Вей Усянь мягко усмехнулся, обнимая еще откровенней. - Тогда успокойся скорей, а то я поцелую по-взрослому, и это будет уже действительно - совсем неприлично. Лань Чжань тут же опустил руки и мягкое, растерянное лицо его мгновенно обрело гневные черточки. - Вей Ин! – прошипел он, всерьез испугавшись угрозы, потому что от Вей Усяня подобного вполне можно было ожидать, но гнев его тут же растворился: теперь он просто смотрел на Старейшину, не в силах отвести глаз. Сцена эта привлекла слишком много внимания, и кто-то из клана Не (Лань Сиченю показалось, что сам Не Хуайсан), предложил поднять тост за чудесный подарок, клан Юньмен Цзян и его главу – Цзян Ваньиня. Сичень был от всего сердца благодарен главе Не за сообразительность, потому что сам оказался совершенно выбит из колеи. Слишком сложно было наблюдать за происходящим и справляться с собственными переживаниями: Сичень и за брата волновался, и одновременно старался не выпускать из виду Ваньиня. Он был очень удивлен поступком Саньду. Крайне удивлен. Ему казалось, что Ченцин – то, что никогда не будет обнародовано, и уж тем более – знаменитая черная флейта никогда не окажется в руках того, кому должна бы принадлежать. Он думал о Ваньине с горечью и сожалением последнее время. Надежда в нем умирала и чувства, что так внезапно всколыхнулись, он старался усмирить, остудить. Он пытался убедить себя, что Цзян Ваньинь совсем не тот человек, что так понравился ему, что он просто ошибся, как ошибаются многие, и это у него почти получилось. Но сейчас, когда он, не веря собственным глазам и ушам, увидел на дне сундучка могущественный артефакт, приподнесенный Цзян Ченом в подарок на свадьбу Вей Усяню, надежда окрылила его вновь. Все в голове перемешалось. Он смотрел на Ваньиня и влюблялся снова – в этот уверенный тон, в низкий голос, полный резких интонаций, в волевой взгляд и внезапную нежность, что прячется среди теней ресниц и в уголках сжатых губ. Он видел это снова, как тогда, у себя в комнате, когда Цзян Чен вручал ему элексир от бессонницы.. А еще, его переполняла невероятная благодарность за этот поступок – за флейту в руках Вея, за его преображение благодаря ей, за то счастье, что благодаря Ченцин переживает Ван Цзи. Ему очень хотелось улучить момент, чтоб застать Ваньиня одного и сказать ему хотя бы только о том, насколько он благодарен. Но пир шел своим ходом, и у главы клана, не было ни минуты свободной, чтобы просто так – взять и уйти. Он невольно наблюдал за Ван Цзи, за тем, как он смотрит на Вея после его преображения и понимал, что брату впервые без разницы – замечает ли его состояние кто-нибудь. Ни тени прежнего «каменного изваяния», он мягко улыбался и не скрываясь, держал свою ладонь поверх лежащей на столе руки Вея рядом с Ченцин, и думал кажется только о том, когда же наконец их оставят одних. От этого выражения глаз Ван Цзи, Лань Сичень совершенно терял почву под ногами и пил вино, от которого легче почему-то не становилось. Он пил и осторожно наблюдал за Ваньинем, который тоже пил, улыбался Цзин Лину, Сычжую и другим гостям, но в его сторону не бросил ни одного, даже случайного взгляда. И неизвестно как бы все это продолжилось дальше, если бы Сычжуй не объявил турнир. Оружие предлагалось выбирать какое угодно, участником мог стать любой желающий. Борьба – до победителя. И веселые гости постепенно высыпали на улицу, направляясь к залу для тренировок, где давно все было готово. Темно-синее вечернее небо словно брызгами «окропили» первые звезды и показалась Луна, когда началось настоящее веселье. По дорожкам, среди мягкого света разноцветных фонарей прогуливались заклинатели – парами или небольшими компаниями, спешили к началу турнира и обсуждали выбор оружия. Некоторые делали ставки на того, кто выиграет. Но большинство интересовал не турнир и не победа в нем, а то – удастся ли хотя бы кому-нибудь из гостей случайно подсмотреть поцелуй Вей Усяня и Лань Ван Цзи… Из-за обилия любопытствующих у влюбленных в этот день не было и шанса побыть наедине и почти все время держащиеся за руку Вей и Ван Цзи, в какой-то момент, не сговариваясь перестали смотреть друг на друга, желая хоть как-нибудь охладить пыл. Турнир оказался очень кстати. Вей Ин отпустил руку Лань Чжаня, и объявил себя участником. Вокруг мгновенно собралась группа довольно сильных фехтовальщиков, и среди них – Цзин Лин и Сычжуй. Глядя на Вея, Лань Чжань объявил себя участником тоже и вокруг него также собралась небольшая группа, среди которой неожиданно оказался Цзян Чен. - Ты? – невольно вырвалось у Ван Цзи. - Против? – сжав губы, ответил Цзян Чен. Лань Чжань ничего не ответил, - лишь в середине поединка, разогретые эмоциями, они все же поговорили. Ван Цзи сделал короткий, мощный выпад вперед и Бичень прошел рядом с горлом Цзян Ваньиня, - ослепительная сталь всколыхнула воздух, едва не коснувшись дрогнувшего кадыка. Саньду все же успел увернуться и ударил в свою очередь по ногам - точно, сильно, быстро. Ван Цзи пришлось сделать сальто назад, чтоб не получить травму. Когда они вновь сошлись лицом к лицу, разомкнув сжатые губы, Ван Цзи заговорил первым. - Странно, - сказал он, и взгляд его потемнел. - Что странно? – спросил Цзян Чен, парируя удар. - Чувствовать тебе благодарность, - пояснил Ван Цзи. - Хм, благодарность отсутствует среди 3000 правил Гу Су Лань? – съязвил Цзян Чен. - Среди моих правил отсутствовала, - холодно сказал Ван Цзи. - Конкретно - к тебе. - Думаю, я переживу это, - усмехнулся Цзян Чен. Ван Цзи посмотрел на Саньду таким взглядом, словно перед ним не человек, а тень. - Я не спрашиваю, откуда у тебя Ченцин, - сказал он, обрушивая удар. - Ну и не спрашивай, - очередной раз увернулся Саньду, и в глазах его сверкнули молнии. Тогда Ван Цзи сделал серию своих коронных ударов, но Цзян Чен отразил все. В итоге два меча сошлись один к одному со звоном, и противники оказались лицом к лицу. - Сегодня я скажу тебе спасибо, - сказал Ван Цзи, невольно бросив взгляд на Вей Ина. Цзян Чен не преминул этим воспользоваться и резко нарушил равновесие, выдернув свой меч вверх. Ван Цзи пришлось развернуться вокруг себя, чтобы удержаться на ногах, и длинные полы алого шелкового ханьфу разлетелись в стороны. Когда они вновь оказались лицом к лицу, заговорил уже Цзян Чен. - Я не жду благодарности, - понизив голос, ответил Цзян Чен, - потому что должен был сделать это раньше. Ван Цзи нахмурился, сделал длинный выпад вперед, и случайно зацепил раненое колено Цзян Чена. Пусть и совсем чуть-чуть, по касательной, но боль отвлекла Саньду, колено подогнулось и преимущество оказалось утеряно. Ван Цзи давил и давил, наступая, и Цзян Чену пришлось непрерывно обороняться. В какой-то момент он оказался зажатым меж двух колонн у самой стены. Размахивать мечом стало очень неудобно. Наблюдающие за их состязанием заклинатели, невольно ахнули, предчувствуя победу Второго нефрита, но это оказалось преждевременным, потому что Саньду внезапно перекинул меч в другую руку, сжал ладонь в кулак и ударил плетью – фиолетовая молния сверкнула под ноги Ван Цзи и тот, пошатнувшись, отскочил в сторону, едва успев среагировать. Теперь наступал Цзян Чен, и Ван Цзи пришлось обороняться в очень невыгодной для себя позиции. Но все же ему удалось переломить ситуацию. - Хорошо. Вея я тебе прощаю. Благодаря Ченцин, - сказал Ван Цзи и Саньду с удивлением отметил, что у Второго нефрита до сих пор даже дыхание не сбилось, несмотря на высокий темп поединка. - Благодарю, о Великий! – съерничал Цзян Чен, и тут же был наказан, едва не оказавшись носом на полу, под ногами Ван Цзи. Наблюдающие снова ахнули, но Цзян Чен устоял. - Запомни, - угрожающе добавил Ван Цзи, - если хотя бы волос упадет с головы Цзеу Цзюня, если ты причинишь ему боль, я тебя убью! Услышав это, Саньду очень растерялся. Он остановился прямо под занесенным Биченем, и едва совсем не прекратил бой. - Я никогда, - он запнулся, успев в последний момент выставить руку с мечом, отбивая удар, - не посмел бы. Почему ты говоришь о нем?! - Ты знаешь, почему, - процедил сквозь зубы Ван Цзи, и ударил снова, но Цзян Чен внезапно увернулся и, оказавшись за спиной противника, приставил острие меча к его горлу. Все замерли. - Ты выиграл, - спокойно сказал Ван Цзи, опуская меч, но Саньду не дал ему этого сделать. - Я давно и безнадежно проиграл, - сказал он ему в самое ухо, и добавил, - а ты должен сегодня выиграть у всех. И Ван Цзи не проиграл. Или Цзян Чен не победил? История умалчивает подробности завершения этого поединка, но в его итоге Цзян Ваньинь опустил меч и улыбнулся. - Почему ты делаешь это? – спросил обескураженный Ван Цзи, и глаза его гневно сверкнули. - Наверное потому, – ответил глава Цзян мягко, - что впервые вижу твои чувства, и верю в них. Ван Цзи смутили эти слова, а Цзян Чен добавил – даже завидую немного. Вы красивая пара. Ван Цзи не нашелся что ответить, лишь глаза его потеплели и губы дрогнули в подобие улыбки. - Хань Гуан Цзюнь, - Саньду поклонился, и громко оповестил зал - Принимаю поражение от второго молодого господина Ланя. Под взбудораженные выкрики и аплодисменты, он с достоинством проследовал к выходу, на ходу убирая меч в ножны. Ван Цзи задумчиво смотрел ему вслед. А в это время в другой части зала для тренировок шел поединок между Вей Усянем и Сычжуем. О, на это стоило посмотреть: быстрота и техника Лань Юаня против ловкой пластики и хитрости Вей Усяня! Молодежь была в восторге и по ходу турнира все больше желающих наблюдать за Темным магистром подтягивалась к месту, где шло сражение. Вей двигался мягкими, кошачьими шагами, поворачивался, исчезал из зоны контроля противника в считанные секунды и тут же появлялся откуда ни возьмись – быстрый и грозный. При этом с лица его не сходила лукавая улыбка и взгляд светился совершенно юношеским азартом из-под выбившихся из завязки темных прядей. Сычжуй прикладывал немало сил и был более чем достойным противником учителю Вею, но мощь, что наполнила Вей Усяня после того, как в его руках появилась флейта, ощущалась каждым, кто находился к нему ближе десяти шагов. Конечно и Сычжуй не мог этого не чувствовать, пусть поединок и проходил на мечах. Но и не только в этом было дело – каждый, кто наблюдал за происходящим, невольно разглядывал давно забытую старую – «новую» внешность Магистра. У многих до сих пор не укладывалось это в голове – слишком привыкли все к Вею в теле Мо Сюаньюя. Невольно разглядывал Старейшину и Лань Юань, и это отвлекало его в самые неподходящие моменты, из-за чего Вей довольно легко выиграл поединок. Выиграв, он был нимало удивлен, казалось бы, предсказуемым обстоятельством: выигравшим все поединки в своей группе участников оказался Лань Чжань. Тот стоял в стороне, сложив на груди руки, и старался не смотреть на Вея, потому что смотреть было невыносимо: Второй нефрит был тем, на кого преображение Магистра произвело самое сильное впечатление. Он до сих пор не мог привыкнуть к этому. Душа Ван Цзи трепетала каждый раз, когда он бросал на него даже самый невинный из своих взглядов. Вей чувствовал это и, поняв, что им предстоит поединок друг с другом, озадачился всерьез. А распаленная турниром и праздником веселая толпа заклинателей, что наблюдала за происходящим, казалось, только и ждала, когда пара виновников торжества начнет свой завораживающий по красоте и мастерству поединок. Вей Ин смотрел на супруга и лихорадочно соображал, что же придумать, чтобы избавить и себя и его от слишком личных переживаний на глазах любопытствующей толпы. Но прямо сейчас в голову ничего не приходило. Поддерживаемые веселыми выкриками они приближались друг к другу взволнованные и напряженные. На глазах у всех Старейшина заправил за пояс Ченцин, вынул Суйбянь… Губы Лань Чжаня едва заметно дрогнули и быстрый растерянный взгляд охватил всю фигуру Старейшины. Второй нефрит побледнел и Вей, которому оставалось сделать лишь пару шагов, чтобы встать на позицию, наконец понял, что можно сделать. Оригинальное решение принесло облегчение мыслям, он улыбнулся и принялся разматывать плотный алый шелк, стягивающий правый рукав на запястье. - Вей Ин, что ты делаешь? – сказал Ван Цзи, удивленный донельзя. - Собираюсь усложнить себе задачу, любовь моя, - лукаво улыбнувшись, ответил тот, - иначе я слишком легко выиграю. - Выиграешь? С чего бы это? – спросил озадаченный Лань Чжань. Он не сразу понял, что собирается сделать Вей, а когда понял, очень смутился, но все ж вздохнул с облегчением и благодарностью. Идея ему показалась гениальной. - Слишком много вопросов, Лань Чжань. Лучше помоги мне, - усмехнулся Вей. Он приблизился на расстояние шага, улыбнулся Лань Чжаню, а затем прижал к глазам полоску алого шелка - нарукавную повязку - и, не дав Ван Цзи опомниться, повернулся к нему спиной, протягивая назад ее концы. - …ты действительно веришь, что это поможет? - раздался за спиной мягкий голос, и руки Второго нефрита осторожно затянули на затылке Вея алые концы. - Я надеюсь, так ты будешь больше следить за моими руками и мечом, - улыбнулся Вей Ин, стараясь перевести происходящее в игру. - Только в том случае, если мы будем равны, - сказал Лань Чжань серьезно, и размотал в свою очередь свою нарукавную повязку. Вей повернулся к нему лицом. Его глаза не видели ничего, но, чтобы чувствовать и видеть Лань Чжаня, ему было достаточно просто знать, что он рядом. - Лань Чжань, - сказал он, помогая завязывать, - ты делаешь ситуацию слегка опасной. - Не опасней прямого взгляда, - едва слышно ответил Лань Чжань, и они встали на позиции. Вынув мечи из ножен, каждый их них отвязал ножны от пояса и, присев, положил их на пол. Глухой металлический стук раздался по залу… Надо ли говорить, что все, кто присутствовал в этот момент в нем, мгновенно притихли? Двое в алом собирались начать поединок на мечах с завязанными глазами. Конечно, история знает подобные случаи – в прошлой своей жизни Вей Усянь стрелял с завязанными глазами из лука, но поединок на мечах вслепую… Такого еще не случалось в Облачных глубинах. Вокруг двоих в алом, обнаживших мечи, собрались все, кто был приглашен на торжество. После прогулки на свежем воздухе в зал вернулся Цзян Чен. Он прислонился спиной к одному из столбов, поддерживающих крышу тренировочного зала, сложив руки на груди и напряженно наблюдал за происходящим. На губах его блуждала удивленная улыбка, но взгляд был смущенный и чему-то обрадованный, словно Саньду что-то обо всем этом знал. Сичень, отсутствовавший некоторое время, тоже появился к самой развязке турнира, но вошел не с парадного входа, а со смежного с библиотекой. Он с достоинством прошествовал через центр зала к противоположной стене, и замер, заложив руки за спиной как раз напротив Саньду Шеньшоу. Но отгороженные виновниками торжества, собирающимися начать поединок и толпой гостей, они не могли видеть друг друга. Сюда же пришел и всем известный Цзинь Гуаньяо. Он что-то напряженно объяснял Не Хуайсану, который, даже изрядно выпив, по-прежнему умудрялся мастерски делать вид, что совершенно трезв, и как обычно - ничего не знает. Они находились совсем рядом на помосте, где обычно стояли наставники во время тренировок, и с этого места им отлично виден был весь зал – и сам турнир, и противоположная стена, где расположилось немало гостей. Время от времени названный брат бросал туда пристальные взгляды – казалось, что поединок и счастливая влюбленная пара совсем не интересовали его. Главе клана очень хотелось узнать – почему? И что же нужно было ему среди тех, кто стоял на противоположной стороне? Кто ему был нужен? Появление на торжестве А-Яо для Сиченя оказалось довольно серьезным испытанием. Конечно, не пригласить его Первый нефрит не мог – статус А-Яо, как Верховного заклинателя обязывал ко многому, и Ван Цзи по просьбе Сиченя отправил пригласительное письмо в клан Цзинь. Но дружба между двумя крупными фигурами в клановом сообществе странным образом стала сходить на нет еще в годы душевного кризиса Лань Ван Цзи. Тогда Сичень все свое время и силы отдавал брату, чтобы помочь ему восстановиться, а господин Гуаньяо не был близок с Хань Гуан Цзюнем, и не слишком проявлял сочувствие в сложившихся обстоятельствах. Сичень сначала задавался многими вопросами на эту тему, но ответа не находил, лишь интуиция подсказывала ему, что Верховного очень устраивало то, что случилось 16 лет назад. Однако, всерьез размышлять на эту тему сейчас ему не хотелось: слишком интригующе выглядели Ван Цзи и Старейшина. Победители своих групп они оказались соперниками в решающем бое, да еще сражаться собирались вслепую – шутка ли?.. Сичень не волновался. Нет. Он знал, насколько эти двое чувствуют друг друга, но все же сердце его сжалось – он не очень понимал, зачем им все это. Однако, соперники в алом начали бой, и все забыли о своих мыслях, догадках, недопитом вине, даже о желании сходить по нужде – настолько внезапно, быстро и красиво все началось. Они сходились лицом к лицу, ударялись мечами над головами, и уворачивались друг от друга на таком близком расстоянии, что публика взволнованно ахала, ужасаясь опасности и завороженная красотой. Вей сделал выпад навстречу Ван Цзи, но тот развернулся плечом - лишь воздух и прядь волос Вей Ина коснулись его лица. И озорной шепот едва ли не в самое ухо: «Лань Чжань, ты похож на статую Богини – такое же каменное изваяние!» Старейшина рассмеялся, а у Ван Цзи едва кровь не закипела: «Вот наглец! Подожди, я тебя достану». Едва заметная улыбка таилась в уголках его губ и, зная, что Вей сейчас прямо за спиной, Второй нефрит сделал резкий бросок назад с одновременным разворотом. Во мгновение ока острие Биченя оказалось в нескольких сантиметрах от кадыка Старейшины. - Ууупс! – невольно воскликнул тот, - беру свои слова обратно! Пощади бедного темного Магистра, Лань Чжань! Пока говорил, он медленно и совершенно бесшумно присел низко к полу, затем откинул спину и обогнул Ван Цзи, сделав попытку снова оказаться у него за спиной. Но, фыркнув на слове «беззащитный», Ван Цзи согнул колени и очертил вокруг себя молниеносный круг мечом. - Ай! Разве так можно!? – воскликнул Вей, сделал сальто над мечом и над Ван Цзи, срезая Суйбянем кончик развевающейся лобной ленты Второго нефрита. Алые полы шелкового ханьфу скользнули по щеке Ван Цзи и тот быстро выпрямился во весь рост. Выставив перед собой меч, он двигался медленно и бесшумно, вслушиваясь в каждый шорох, собираясь определить с какой стороны оказался Старейшина после прыжка. Вей после сальто тоже оказался слегка дезориентирован, и осторожно поворачивался вокруг себя с выставленной вперед рукой с Суйбянем. Сначала они были довольно далеко друг от друга, но Ван Цзи, поняв, наконец, в какой стороне находится Вей Ин стал бесшумно приближаться. Тот на мгновение замер неподвижно, а затем безошибочно пошел Ван Цзи навстречу. Лица их «смотрели» в стороны, лишь фигуры медленно, но верно приближались и выставленные вперед мечи заставили гостей напряженно замереть в полном ужасе. Им казалось, - еще секунда и эти двое пронзят друг друга насквозь. Но ничего подобного не случилось - буквально в шаге друг от друга они остановились. - Уйди в сторону, Вей Ин, - взволнованным шепотом попросил Ван Цзи, - не хочу задеть тебя. Но тот лишь шагнул вперед и вновь остановился. -…прошу тебя… или я приму поражение.. – повторил Ван Цзи. Старейшина коротко усмехнулся, покачал головой, шагнул еще ближе и внезапно опустил Суйбянь. Сейчас они стояли на расстоянии вздоха, едва не касаясь друг друга плечами. - Ты проиграешь в любом случае, Лань Чжань, - сказал Вей спокойно и так уверенно, словно решился на что-то. Ван Цзи, почувствовав себя задетым, резко обернулся. Он поднял над головой меч, и, удерживаемый от падения, оказался в случайных объятиях Старейшины. Они сильно столкнулись лбами, Вей рассмеялся, пытаясь скрыть смущение, и вдруг… Лань Чжань ответил на объятие, обхватив свободной рукой талию Старейшины, и опустив меч, стремительно поцеловал его. Горячие, нежные губы Первого нефрита словно обожгли Вея и он с тихим стоном выдохнул: «…о, Боже…» Все произошло так быстро, что ни Вей, ни сам Второй нефрит даже не успели подумать о том, что вокруг много людей, о том, что сам глава клана видит их внезапный порыв. Но видимо слишком много всего сегодня было для двоих: преклонение колен, само торжество, внезапное «явление Ченцин» и последующее преображение Вея, зашкаливающие эмоции Ван Цзи и нагнетающий адреналин турнир… Опустив мечи, они целовались посреди зала, оказавшись во власти эмоций, как под тяжелыми струями водопада где-нибудь в горах. Грозные Бичень и Суйбянь, поблескивая металлом, рисковали оказаться на полу, выпав из ослабевших рук, но Ван Цзи и Вей держались за них из последних сил, словно это могло помочь сохранить остатки разума. Сначала все молчали, потрясенные, но раньше всех опомнился Не Хуайсан, - легонько присвистнул и захлопал в ладоши. - Счастья, радости, Благополучия Облачным глубинам! – крикнул он, что есть мочи нервным тонким голосом и Вей Усянь именно в этот момент стянул наконец с глаз Второго нефрита алую повязку. - Поздравляем! Урааа! – подхватил кто-то из гостей, тоже захлопал в ладоши и Ван Цзи развязал повязку Вея. Теперь они могли видеть друг друга, но, кажется, им по-прежнему не было нужно это – они вновь встретились горячими губами, закрывая пылающие глаза. - Выпьем за это! – крикнул еще кто-то, поднимая высоко над головой чарку с вином. - Выпьем! – отозвалась толпа. И очнулись все – развеселились, зазвучали поздравительные реплики. Растерянный Сичень оглядывал толпу, совершенно не понимая, что со всем этим делать. Он был слегка испуган, потому что никак не ожидал подобного от Ван Цзи. Он был растроган и так взволнован, что не заметил, как сделал несколько шагов к накрытому «а-ля фуршет» столику и глотнул крепкой водки. Голова мгновенно закружилась, и глава клана прижал к груди ладонь, словно это могло помочь. Как и все в этом зале он впервые видел их поцелуй. Как бы ни был он готов к этому, как бы хорошо ни знал об их отношениях, как бы прекрасно ни понимал, что наедине эти двое точно не свитки изучают, он все равно не ожидал, насколько они красивы и едины, когда вместе, насколько сильное впечатление это на него произведет. Глава Лань то чувствовал себя совершенно счастливым и оглядывал присутствующих с мягкой улыбкой, то бесконечно одиноким, и не знал, как спрятать полный боли взгляд. Он смотрел на смущенного и счастливого брата, что по-прежнему не отпускал талию Вея, не сводил с него глаз, и понимал, что очень хочет найти Цзян Чена. Мучительно хотелось сказать ему обо всем прямо сегодня – будь что будет! Но Сичень не умел подчиняться сиюминутным желаниям. Он тут же начинал думать, его охватывал страх, и Глава клана вновь проваливался в бездну бесконечных, тягучих сомнений. Он бродил среди гостей, принимая поздравления, выпивая тосты и старался отыскать глазами главу Цзян, но его нигде не было видно. Зато довольно быстро отыскался А-Яо и Сиченю пришлось выпить с ним. Верховный был сама любезность – говорил учтиво, мягко, почти ни о чем, но взгляд – жесткий, холодный уже очень давно не мог обмануть главу Лань. Он чувствовал, что тот чего-то хочет от него, но ситуация не располагала к объяснениям и Цзинь Гуаньяо вынужден был выжидать. Однако, в момент, когда оба готовы были вежливо раскланяться, Верховный все же не смог смолчать. - Чудесное торжество для Второго нефрита, - начал он издалека, - но где же Первый? Невольно задумываешься, почему глава столь могущественного клана стал затворником? Неужели до сих пор нет рядом с ним верной подруги, или близкого друга? Сичень, ожидавший чего-то в таком духе, улыбнулся, и только собрался ответить: «Когда подобное произойдет, мой названный брат первым узнает об этом», Верховный его опередил. - Брат слишком быстро забыл А-Яо, - сказал он, взглянул ему в глаза неприятным взглядом, учтиво поклонился и с благостной улыбкой на лице растворился в толпе. Сичень покачал головой. Этот взгляд… Он видел его и раньше – как раз в тот период, когда Ван Цзи тяжело восстанавливался после дисциплинарного кнута, когда они с А-Яо и отдалились. Тогда Цзеу Цзюню довольно трудно далось расставание, и он не спал несколько ночей, пытаясь понять, в чем же причина ревности А-Яо. Он искренне не мог понять, какая может быть ревность к семье? Какая может быть ревность к тяжело раненому Ван Цзи, который очевидно нуждался в помощи, к его отчаявшейся, потерявшей веру душе?.. Тогда ему было больно. А сейчас он не понимал, что происходит, и от непонимания очень тревожился. От Верховного исходила скрытая угроза, но в чем она проявится глава Лань даже предположить не мог: скрытность и изворотливый ум А-Яо был способен на очень многое. Однако, долго думать об этом не стал даже тот, кто много думать привык – Сичень поставил на ближайший столик пустую чарку и учтиво кивая гостям направо и налево, решительно направился к выходу. Обойдя все уголки тренировочного зала и выпив едва ли не с каждой компанией заклинателей, глава клана был уверен, что Цзян Чен может быть только где-нибудь вне помещений. Он с облегчением вздохнул, когда оказался на улице – сияние звезд в мягком лунном тумане напомнили ему о счастливых днях юности, когда он мог позволить себе остановиться и разглядывать купол неба столько времени, сколько хочется. Сичень улыбнулся своим мыслям, огляделся по сторонам и принялся обходить едва ли не все помещения и сады Облачных глубин, где мог бы находиться глава Цзян, но ни следа не обнаружил. Он не отчаивался, продолжая поиски, но с каждой следующей попыткой, не давшей результата, уверенность его таяла и в конце-концов, глава Лань пришел к неутешительному выводу: Цзян Чен покинул Облачные глубины, не попрощавшись. Загрустил Цзеу Цзюнь внезапно и очень глубоко. По всем законам «хозяина» надо было бы вернуться к гостям, но Сичень решил все же оттянуть этот момент и дать себе время смирить опечаленную душу. Он отправился к реке – все туда же, куда обычно приходил, когда внутри что-то «сгорало» или бушевала буря. «Дракон» даже не пытался беспокоить сердце. Он лежал на нем тяжелым камнем и повернув ленивую сонную морду, словно бы говорил: «Я предупреждал. И удивляться, а тем более печалиться, тут не из-за чего». Глава Лань очнулся лишь, увидев перед собой бурлящую воду – ноги сами привели в любимое место уединения. Он вздохнул и спустился ниже. До камня своего, правда, так и не дошел, остановился на берегу и прикрыл глаза, пытаясь отпустить печаль туда, откуда она пришла. Отчего-то именно сейчас отсутствие главы Цзян расстроило Сиченя сильней, чем когда-либо раньше. Не ожидаля, что Саньду вот так просто – возьмет и уйдет, он ужасно сожалел о времени, что потерял сегодня в сомнениях и разговорах со всеми подряд, вместо того чтобы просто поговорить с тем, кто ему дорог. Он открыл глаза, пытаясь уловить взглядом течение реки, но слезы не позволяли. Сичень смахивал их тыльной стороной ладони и выжидал, когда душевная буря уляжется. Ему казалось, что ночное небо, усыпанное звездами, рухнет ему на голову и раздавит. Он как будто ждал и желал этого – он думал, что тысячу раз сомневаясь не принял решения вовремя! Что допустил ошибку. Появление Цзян Чена на церемонии само по себе очень удивило и обрадовало главу Лань. Но каково же было его изумление, когда он увидел Ченцин! Ченцин в подарок на свадьбу – решение рискованное с одной стороны и гениальное – с другой. Знал ли Цзян Чен, что будет, когда флейта окажется в руках Старейшины? Планировал ли грандиозное зрелище с перевоплощением Вей Усяня в прежний облик, знал ли, что это настолько шокирует всех и больше всего – Ван Цзи? Сичень был почти уверен, что – нет. Не планировал. Скорей всего Саньду также как все, не знал, каковы могут быть последствия попадания знаменитого темного артефакта в руки не менее знаменитого темного магистра спустя шестнадцать лет. С другой стороны – отдать господину Вею Ченцин сейчас, значило как минимум – признать это справедливым, как максимум – освободить себя от бремени тайны и возможно – вины. В тот момент, когда Цзян Чен вручал свой грандиозный подарок мелькнула у Сиченя внезапная, озаренная надеждой мысль: быть может решение подарить Ченцин Вею и Ван Цзи было принято не случайно? Быть может тот трудный вечер в Пристани Лотоса что-то значил и для самого Саньду Шеньшоу? Сейчас, на берегу реки, среди камней, трав, деревьев и скал глава Лань уже не думал об этом. Само исчезновение Цзян Чена с торжества сбивало с толку, ранило и заставляло думать совершенно противоположные вещи. Спустя некоторое время он почувствовал наконец, что замерз: чувствительность вернулась также внезапно, как и исчезла. Обеспокоенно прикинув примерное время своего отсутствия, он принял решение скорей вернуться. Перед этим он чуть помедлил, склонился к реке и зачерпнув воды, сделал пару глотков. Выглядело это точно так, как представлял себе Цзян Чен в той самой долине, в пределах Пристани Лотоса, куда глава Цзян уходил тренироваться в стрельбе из лука… Только выпрямившись, Лань Сичень не улыбался – несмотря на умение не подать никому никогда никакого виду, сейчас он не мог скрыть печали в глазах. Цзеу Цзюнь был разочарован. В себе самом. По тропе назад, туда, где продолжался праздник, он шел так быстро, как мог – время клонилось к ночи, и многие гости наверняка собирались расходиться. Однако, приближаясь он заметил слабый свет в окнах библиотеки, прилегающей к залу фехтования. Недолго думая, Сичень решил, что пройдет в зал через нее, и заодно затушит забытые кем-то свечи. Когда он открыл дверь и огляделся, ему показалось помещение безлюдным. Он сделал несколько шагов к стеллажам и успел уже затушить одну свечу, когда услышал шорох шелка и шаги. Сичень оглянулся. Сердце рухнуло в ноги – из полумрака стеллажей со свитками прямо на него вышел тот, о ком он мучительно размышлял весь день. Вытянув руки вперед, Цзян Чен поклонился. Глава Лань с огромным трудом подавил изумленный вздох и поклонился в ответ. Они стояли друг напротив друга на расстоянии трех шагов и молчали. Лань Сичень настолько не ожидал этой встречи, что впервые в своей жизни не знал, как быть - ни одна светская фраза не приходила в голову. Он был очень рад видеть Цзян Чена, и в то же время понятия не имел в чем смысл этой встречи. Он по-прежнему сомневался, но сердце так забилось в груди, что невозможно стало дышать. Цзян Чен в свою очередь смотрел на него открыто, прямо и волновался не меньше. Точнее, он волновался намного сильней, потому что вот уже час ждал Сиченя здесь, будучи уверенным, что, возвращаясь, тот обязательно заметит свет в библиотеке и зайдет. За время ожидания он тысячу раз прокрутил в голове предполагаемый разговор, тысячу раз уставал ждать и тысячу раз начинал ждать снова. Он был настроен решительно ровно до того момента, когда наконец увидел того, кого так долго ждал. Все слова оказались забыты. Цзян Чен смутился. Все-таки первым заговорил Сичень, понимая, что молчать дольше слишком страшно. И слова его в этот момент не имели ничего общего со светским этикетом. - …я подумал, Вы ушли… - сказал он, осторожно поднимая взгляд на Цзян Чена, - гости, наверное, уже собираются. Тут Цзян Чен испугался, что Сичень сейчас уйдет провожать гостей, и он уже не сможет поговорить с ним один на один. - Я ждал Вас, - выпалил он, и в глазах его вспыхнула такая решимость, что Сичень понял, что даже если сейчас из Облачных глубин «утекут» не прощаясь вообще все кланы, он все равно останется в библиотеке, чтобы говорить с Цзян Ченом. - Не уходите, - чуть тише попросил глава Цзян, - прошу – выслушайте меня. Не имея сил ответить вслух, Сичень кивнул, взглянул на дверь, ведущую в тренировочный зал и едва заметным движением руки послал запечатывающий талисман, заглушающий звуки. Знал ли он заранее, как пойдет беседа? Скорее нет. Лишь сердце гулко билось в ушах. - Ваш подарок затмил все, - неожиданно для самого себя сказал он, и постарался придать взгляду как можно более бесстрастное выражение. Но в темных омутах глаз разгорался огонь. Разгорался медленно и беспощадно. Сичень понимал: сейчас или никогда. - Ах, Ченцин… - усмехнулся глава Цзян, - я подумал об этом еще тогда, в Пристани Лотоса, глядя Вам вслед. - Благородное решение, - выдохнул Сичень и невольно сделал шаг вперед, но снова остановился, не в силах отвести взгляд. - Это было… Важно для меня, - понизил голос Цзян Чен и неожиданно отступил назад. - Вы, кажется, не хотели расставаться с флейтой, - вырвалось у Сиченя, - отчего передумали? Неужели теперь принимаете будущее Вашего брата? Невольно в тоне голоса Сиченя проскользнули металлические ноты. Ему и в голову не приходило, насколько сильно оказывается он был задет той ситуацией в Пристани Лотоса, когда ему пришлось уйти. Только он успел понять это и начал придумывать, как срочно все смягчить, как все полетело к черту, и чувства прорвали плотину всех возможных «глубинских» привычек и правил. И спусковым крючком вновь стал глава Цзян. - Дело не в этом, - резко сказал Цзян Чен. - А в чем же?! – едва ли не яростно воскликнул Сичень. - В том… - Цзян Чен понизил голос и на мгновение умолк, отведя взгляд. Когда он взглянул на Сиченя снова, глаза его блестели, губы были бледны и срывалось дыхание. Он обнял себя за плечи. - дело в том, что… я не знаю, как говорить с Вами… не знаю, как мне быть дальше, потому что я хочу видеть Вас все время… хочу знать где Вы и что с Вами… хочу знать Вас… - Разве Вы не знаете меня, Саньду? – с трудом выговорил Сичень. - Знаю, но это все не то…- и снова эта странная нежность в суровом лице. - Что тогда, глава Цзян?, - спросил Сичень, не чувствуя под собой ног. - Я не хочу быть для Вас главой Цзян! – воскликнул Цзян Чен, и сделал шаг вперед. - Что Вы сказали? – Сичень аж покачнулся. Он был уверен, что ему послышалось. Но собственные глаза и ощущения не могли обмануть – Цзян Чен вдруг потянулся вперед и легко завладел его ладонью. Дальше все происходило словно во сне: Сичень дышать не мог, говорить не мог, сердце замерло в застывшем пространстве и времени, что остановилось в мягком сумраке библиотеки… Склонив голову, трепеща всем телом, суровый воин, жесткий и резкий, устрашающий многих глава Цзян, с невероятной нежностью касался губами центра его ладони. Первый нефрит потрясенно разглядывал склоненную голову, скромную тиару и волосы Цзян Чна. Ему очень хотелось коснуться их, но он по-прежнему не смел, силясь понять – не снится ли ему все это? - Когда вижу Вас… - продолжил Саньду, не отпуская его ладони, - схожу с ума, и не знаю, чем оправдать мое безумство… я бы хотел быть Вашим другом, если позволите… знаю, что был груб в тот вечер. Простите меня, Цзеу Цзюнь. - Это не важно, - проговорил Сичень, его рука осторожно легла на затылок Цзян Чена и тот медленно выпрямился. Оказавшись лицом к лицу, Сичень буквально провалился в острый, прямой и очень честный взгляд, который говорил с ним красноречивей любых слов. Он смотрел в глаза Цзян Чена, переполненный чем-то настолько мощным, что если бы глава Лань был крылатым зверем или птицей, то взмыл бы сейчас в небо. Сердце стучало, душа рвалась навстречу, но молчали уста, не умеющие высказать даже малую часть своих чувств. Сичень был растерян и не верил. Совершенно не верил в происходящее. - …так значит Ченцин - не из-за Старейшины, - сказал он совершенно не то, что хотел бы, и страшно раздосадовался на себя. - И да, и нет… если Вы простите меня… если готовы принять…- говорил Ваньинь, словно в бреду, - я горы сверну, Цзеу Цзюнь, я буду верен Вам!.. Сичень нервно рассмеялся, пряча лицо за бледными ладонями. Он сам не ожидал от себя такой реакции, но ничего поделать не мог – его взрывало изнутри, хотелось кричать от счастья и одновременно – рыдать. Цзян Чен же, словно громом пораженный, резко отшатнулся назад и налетел на стеллаж, с которого тут же посыпались на пол свитки. Ему захотелось сбежать: что значил этот смех, особенно после всего, что он сказал так искренне, с такой болью?! Пораженный странной реакцией Сиченя, он врос в пол, не в силах шевельнуться, и словно парализованный мог лишь наблюдать происходящее. Лишь спустя некоторое время, он увидел, наконец, как руки Сиченя бессильно упали вдоль тела и смех его прекратился. Глава Лань поспешно приблизился и только в момент, когда лица их оказались на расстоянии дыхания, Цзян Чен заметил слезы в его глазах. Лишь тогда, наконец, понял и прочел его не верящий, потрясенный взгляд. - Я испугал Вас… - начал тот мягко и взволнованно, - все это напряжение последних дней, простите меня…не уходите… Он осторожно сжал согнутые локти Цзян Чена, который в ужасе пытался закрыть лицо руками. Ощутив мягкое касание, он все же опустил руки и осторожно, с недоверием взглянул на главу Лань. Цзян Чен ждал неизвестно чего, понятия не имея - хватит ли ему сил выслушать. От сокрушающей сердце близости Сиченя его вело, от его голоса трепетало тело, и он – растерянный, измученный – не справлялся с собой. Глубокая, как океан, внутренняя мощь Сиченя вбирала его в себя, топила в глубинах, тянула на дно и Цзян Чен не мог сопротивляться. - Мне трудно дается все личное, - заговорил наконец Сичень. – Не знаю от чего. Я безумно благодарен, что Вы смогли сказать все это, Саньду, мне такое не под силу. Я надеялся и ждал, что Вы придете на торжество. Очень ждал, поверьте… Каких -то два часа назад, я искал Вас, собираясь поговорить, но не нашел, и решил, что Вы ушли. - Я бы не смог, - еле выговорил Цзян Чен, понимая, что его не держат ноги. - А сейчас, вижу Вас так близко, и не в силах ничего сказать, - продолжал Сичень. - Погодите, - перебил Цзян Чен, теряя силы… - я не понимаю… мысли путаются. - Все, что Вы сказали, Ваньинь - все взаимно… слишком взаимно! Я все время думаю о Вас. Даже когда должен бы помыслить о делах, я думаю о Вас постоянно. В тот день я был невежлив, явился без приглашения - Вам не в чем винить себя… - … трудно поверить… – прошептал Цзян Чен, встречаясь взглядом, не чувствуя под ногами пола, - неужели это возможно?.. - Не знаю, - сказал Сичень, осторожно касаясь щекой пылающей щеки Цзян Чена. - Я не знаю, - повторил он, касаясь губами его влажного виска, склоняясь ниже к приоткрытым, искусанным от волнения губам. – Но очень хочу узнать… - договорил он с коротким вздохом. Задыхаясь от чувств, он несколько раз бережно касался и отстранялся, словно пробуя – «обжигаясь» о горячие губы Цзян Чена. Саньду сначала совсем не умел ответить, - все душевные силы ушли на то, чтобы высказать. Но уже спустя минуту они целовались страстно, откровенно, стремясь быть как можно ближе. Опираясь на шаткие полки стеллажа, Сичень спровоцировал очередной «водопад» старинных фолиантов, и впервые ему не было до этого никакого дела. Он пил губы Цзян Чена, горячая кровь била в голову, неумелыми дрожащими руками они цеплялись друг за друга, сталкиваясь, вжимаясь, обнимая, распаляя сладкую жажду, вкус которой ни один из них не испытал еще ни разу. От каждого вздоха, от каждого тихого стона, резкого, порывистого или ускользающего движения, Сиченя словно било током насквозь. Он готов был вечно слушать этот голос, ласкать это тело, целовать эти губы, глаза… Он то был сильным, как морская волна, то тихим и нежным, словно ива над ручьем. И сам готов был плакать от внезапного, ошеломляющего счастья, от страха и восторга, от силы эмоций и радости жизни, которой жил, наконец. Однако, понимая, что все не может произойти здесь и сейчас, они все ж нашли в себе силы остановиться. - Останьтесь в Гу Су сегодня, - проговорил Сичень, тяжело дыша, с трудом отводя взгляд. - Останусь – также с трудом ответил Саньду. - Я должен проводить гостей, - тихим шепотом, куда угодно, только не в губы Цзян Чена, - и эти двое – Бог знает где… Тот молча кивнул и прислонился лбом к плечу Сиченя. - Где мне ждать Вас? - спросил Цзян Чен, невольно сжимая ткань рукавов белоснежного ханьфу. - Я бы предпочел, - Сичень улыбнулся мягко, - чтобы Вы от меня никуда не отходили, Ваньинь… В этот момент впервые Саньду рассмеялся, и, качая головой, будто по-прежнему не веря в происходящее, крепче обнял Второго нефрита. - Когда Вы последний раз сегодня видели Ван Цзи? – спросил Сичень, намеренно меняя тему: как бы ни было все это прекрасно, но говорить на личные темы ему все еще было трудно. - Кажется, они убегали через сад, - ответил Ваньинь, пожав плечами. - Все-таки смогли, - усмехнулся Сичень. - Их можно понять, - ответил Цзян Чен и добавил, также меняя тему. - Спущусь вниз, к реке. Со времен обучения там не был. - …я провожу немного, - сказал Сичень с явным сожалением. Оглядев рассыпанные на полу фолианты, он нахмурился и вздохнул, но тратить время на восстановление библиотечной красоты не стал, и не желая расцеплять рук, потянул Ваньиня к выходу. Небо начинало светлеть. Веселые голоса из тренировочного зала слышались все реже. Все меньше было гостей, гуляющих по садам и дорожкам Облачных глубин. Некоторые прощались на ходу, завидев Сиченя и Цзян Чена, кто-то уходил или уже ушел… Глава Лань настолько потерялся в происходящих событиях, что лишь наблюдал со стороны, как «течет река времени» и мог лишь надеяться, что никто из гостей не остался недоволен его долгим отсутствием. Когда они с Саньду остановились на тропе, спускающейся к реке, собираясь на время расстаться, Сичень заметил издалека знакомый силуэт. На ступенях перед тренировочным залом стоял А-Яо, загадочно улыбался и, кажется, ждал какого-то знака от главы Лань. Сичень кивнул ему, думая, что этого будет достаточно, но Верховный вдруг церемонно поклонился в ответ, снова улыбнулся и с достоинством прошествовал к главным воротам Облачных глубин, явно намереваясь их покинуть. На мгновение мелькнуло что-то в сознании Сиченя, что-то очень знакомое, однажды уже происходившее, но среди чувств, эмоций и необходимости думать о завершении торжества он не успел с этим разобраться. Лишь крепко сжал горячую ладонь Саньду, поднес ее к губам и поцеловал выступающие косточки на тыльной ее стороне. - Я скоро, - шепнул он, и удалился. Но не сделав по тропе и тридцати шагов, глава Лань оглянулся. Неведомая сила заставила его остановиться и посмотреть еще раз на того, кого вынужденно оставил. Цзян Чен все еще стоял и смотрел ему вслед. Увидев, что Сичень оглянулся, он вытянулся к небу и взмахнул рукой. Он улыбался светло и искренне, радость его была очень живая, юная, почти мальчишеская… Нежность котенком свернулась в груди Сиченя. Он улыбался, сердце согревало неведомое доселе тепло. Он также взмахнул рукой в ответ, и смотрел, смотрел на Цзян Чена, с трудом осознавая какое чудо с ним произошло. Ему очень не хотелось уходить. Но именно в тот момент, когда он все же решился, резкий тугой звук пронзил предутреннюю тишь. Никто не обратил бы на него внимания еще каких-нибудь двадцать минут назад: ночью стрекотали цикады и в их гомоне тонули все окружающие звуки. Но сейчас, перед рассветом тишина стояла такая, что не услышать было невозможно. Сичень обернулся назад и ледяной ужас мгновенно сковал его сердце – буквально на его глазах секунду назад счастливый, улыбающийся Цзян Чен, как подкошенный рухнул на колени, вцепившись ладонью в острие стрелы, пронзившей его насквозь. - Нет… нет… Нет! Нееет! – закричал Сичень, рванувшись изо всех сил назад. Он бежал, не разбирая дороги, поскальзываясь, падая, поднимаясь заново и снова бросался вперед. Все, что он видел – согнутую спину Ваньиня, торчащее темное перо стрелы и кровавое пятно, окрашивающее фиолетовое ханьфу главы Цзян в черный цвет.