***
Помощь в поисках пришла неожиданно – главу Лань случайно видел Сычжуй. Тот утверждал, что видел издалека, как глава Лань встал на меч и направился – по мнению юноши – «либо в клан Не, либо - в Цзинь». Задело второго нефрита то, что поиски в направлении Цзинь значительно раньше него определил Цзян Чен, но еще сильнее не понравилось ему, что сам он был с ним полностью согласен. Все трое были напряжены и немного разобщены, когда приблизились к главным вратам клана Цзинь. Ван Цзи хотел взять на себя разговор с дозорными, но Цзян Чен остановил его. - Сюда мы не пойдем, – отрезал он, затем обернулся и уверенно свернул на другую тропу. Лань Чжань и Вей Ин переглянулись и нехотя признав правоту Саньду Шеньшоу, отправились следом. При том, что Ван Цзи был согласен с Цзян Ченом, что действовать «в лоб» нельзя, он все же был слегка обескуражен таким решением, поскольку чувствовал, что брат находится поблизости. Чувствовал ли это Цзян Чен? Ван Цзи даже ощутил некоторое облегчение, надеясь на то, что его связь с братом все-же крепче ментальной связи Сиченя с Цзян Ченом… Вот только на деле все было иначе. Как только все трое оказались вне зоны видимости дозорных Цзинь, до сих пор молчащий Вей Ин заговорил с Цзян Ченом. - А-Чен… Ты думаешь, глава Лань в опасности?.. – спросил он, глядя прямо перед собой. - Почти уверен, что это так. И дозорные вряд ли в курсе, что он сейчас в обители. Услышав эти слова, сердце Ван Цзи упало, он понял, что Цзян Чен совершенно также чувствует брата, как он сам. Он был растерян, недоволен, и невольно ища поддержки, едва ли не умоляюще посмотрел на Вея. Тот тоже поднял на него глаза… Когда они встретились взглядами, Лань Чжань разволновался еще сильней, потому что глаза Вей Ина были печальны. Ван Цзи вспомнил в самых мелких подробностях все, что произошло между ними за последние пару часов, вспыхнул и поклялся себе: первое что сделает, когда их рискованное предприятие закончится – выяснит причину печали супруга и устранит ее раз и навсегда. - Незаметно проникнуть в клан будет непросто, – сказал Ван Цзи, не отводя глаз от Вея. - Согласен, еще светло, - продолжил его мысль Цзян Чен, - но мы можем зайти с Северных ворот. О их существовании дозорные не знают, там ходят только свои. - Откуда… - начал было возмущенно Ван Цзи, но тут же умолк, сдержавшись. Цзян Чен взглянул на него, ничего не сказал, лишь сделал жест рукой, приглашая следовать за собой. И супруги повиновались - сошли с дороги и углубились в лес. Сначала под ногами была довольно широкая тропа, по которой можно было идти свободно, затем она начала меняться, становясь все менее и менее заметной, и, наконец, совсем исчезла. Теперь они шли по лесу, по пояс в густом папоротнике – Цзян Чен впереди, Ван Цзи и Вей Ин за ним, плечо к плечу. Вей молчал и не глядел на Лань Чжаня – просто угрюмо шел за Цзян Ченом, стараясь не отставать. Одну из причин, по которой Вей Ин мог быть подавлен, Ван Цзи отлично понимал: он создал для Цзян Чена «микстовыЙ» талисман, задействуя и светлую и темную энергию. Это было первый раз, когда он подобное применял на человеке, но и первый раз в принципе. К тому же методы, которые он использовал при этом, были некими «краткими выжимками» из знаний Вей Ина, созданные из внимательных наблюдений за тем, что и как он делает. Да, в какой-то степени Старейшина внутренне злился на Ван Цзи за то, что он сделал это «не спросясь», но была и другая причина, о существовании которой Лань Чжань не подозревал. Она была гораздо весомее… Интуитивно Ван Цзи все же чувствовал что-то, пусть не понимал до конца, и в какой-то момент, когда шаг Вей Ина ускорился, а его молчание показалось Лань Чжаню совершенно невыносимым, он догнал супруга, крепко ухватил его за талию и прямо на ходу глубоко и нежно поцеловал. Вей споткнулся от неожиданности. Они остановились на какие-то доли секунд, Вей опустил руки – пальцы едва удержали Ченцин… – Твое молчание разбивает мне сердце, - прошептал Лань Чжань в самые губы Вея. - Лань Чжань…ты…- начал было Старейшина с печальным вздохом, только Ван Цзи настолько распереживался, что прервал его. - Найдем брата, и я все объясню. Обещаю. Просто подожди, хорошо? - Хорошо, - выдохнул Вей Ин, но тон его голоса Ван Цзи не понравился. Он был обреченный, - такой же, как в тот день, когда Вей ждал его на тропе несколько часов, а затем просил прощения за темные заклинания, собираясь совсем отказаться от них. - Потерпи, - прошептал Ван Цзи и вновь захватил в плен губы Вей Ина, добившись лишь его тихого вздоха. – Люблю тебя… О чем бы ты сейчас ни думал – ты мой единственный. Любимый. Самый любимый. Так будет всегда.***
У Северных ворот они оказались спустя несколько минут и Цзян Чен остановился рядом, прислушиваясь. За стеной не было слышно никакого движения, и никто не переговаривался у запертых ворот – похоже дозорных здесь действительно не было. Не успели они ни о чем договориться, как Цзян Чен в пару прыжков оказался на стене. Ван Цзи и Вей Ин резко подняли головы, одновременно нахмурились и тоже поднялись. Им везло – по ту сторону было чисто. Когда они спрыгнули на землю, в высокую траву, Ван Цзи гневно высказал Цзян Чену все, что думает по поводу его поступка. - Действовать без разведки – огромный риск. Вряд ли в нашей ситуации мы можем себе это позволить, - сказал он, как отрезал. - Запомни, Хань Гуан Цзюнь – процедил глава Цзян сквозь зубы – я никогда не действую без разведки. И если ты не понимаешь, когда и как я успел ее провести – это только твои проблемы. После такой отповеди, Цзян Чен внимательно посмотрел на Вей Ина но, так и не дождавшись с его стороны поддерживающего кивка головой, отвернулся резко и устремился сквозь траву вперед. Ван Цзи был недоволен – мягко сказано. Только привычная сдержанность и воспитание удерживало его от настоящего гнева. Он шел следом за Ваньинем, пытаясь понять, что значили его слова на самом деле, и вообще – тот ли это Цзян Чен, которого он знал ранее?.. Однако, со временем стало ясно, что упрямец Шеньшоу действительно хорошо знал дорогу – высокая трава вскоре расступилась и троица вышла на берег мелкой речки. - На дне острые камни. Ноги берегите – сказал Цзян Чен почти не оборачиваясь и, сняв обувь, первым вошел в воду. И только когда тот пересек середину реки, Ван Цзи и Вей Ин наконец заметили, что он немного прихрамывает. - Погоди, А-Чен, - настойчиво позвал Вей Ин. Ван Цзи вышел из воды последним и принялся обуваться в тот момент, когда глава Цзян нетерпеливо оглянулся на Старейшину. Поэтому только Вей Ин сумел понять, что А-Чен терпит боль, но не подает виду. - Что с коленом? – догадался Старейшина и не спрашивая разрешения, осторожно ощупал ногу Саньду сквозь штанину. Цзян Чен зашипел и отшатнулся. - Стой, говорю тебе! – потребовал Вей. - Старое ранение. Не до этого сейчас - недовольно отмахнулся глава Цзян. - Во-первых, не думаю, что ты мечтаешь рухнуть под ноги главе Лань в самый впечатляющий момент своего героизма, - язвительно заметил Вей Усянь, чем тут же привлек внимание Лань Чжаня. - Во-вторых, Цзеу Цзюня не стоит скидывать со счетов совсем, даже если ты сходишь с ума от волнения – осторожней его, мудрей его я не никого не знаю. А уж о том, какой он заклинатель ты и сам в курсе. Выслушав речь Вея, Ван Цзи почувствовал себя «отмщенным», волнения совершенно оставили его. Он улыбнулся – Вей Ин кратко, точно (как и всегда) смог обозначить суть вещей, при этом, сам того не представляя, еще и защитил их обоих от агрессивного лидерства главы Цзян. Лань Чжань уже был доволен ситуацией, предполагая, что реакция Цзян Чена окажется импульсивной, резкой, - в самом его духе… Однако ни он, ни Вей Усянь, не были готовы к той его реакции, что последовала на самом деле. - Если можешь – сделай все, что сочтешь нужным, - вздохнув, сказал Саньду, обращаясь к брату. Затем продолжил, повернувшись к Ван Цзи - я действительно слишком взволнован. Никогда раньше не чувствовал кого-то так остро, для меня это немного… сложно. Вей И Ван Цзи вновь переглянулись, кивнули друг другу, предполагая между собой что-то такое, на что оба были согласны, и Старейшина без предупреждения создал заклинание, перенаправляющее боль Цзян Чена в его духовные каналы, от чего сила грозного главы существенно повысилась. Правда сама процедура не была безболезненной – Цзян Чен невольно дернулся, ощутив что-то похожее на удар током, и побледнел. Только ни слова не проронили сжатые губы, даже стон, что вырвался невольно, слышен был лишь ему самому. Когда пульсирующие молнии боли затихли, он заговорил снова. - Мы… можем теперь идти? - Спросил он, не глядя ни на Вея, ни на Ван Цзи. - Веди, - сказал Вей Ин, и еще раз взглянул на Лань Чжаня. Ни в выражении лица, ни в жестах, ни во взгляде Второго нефрита никак не отразилось удивления, однако Старейшина всеми фибрами души чувствовал его, и видел самые мельчайшие, незаметные непосвященному его признаки. Он все понимал прекрасно, и все-же грустил. Тем временем Цзян Чен повел их дальше берегом заросшего травой озера, вдоль старого, полуразвалившегося утеса, у подножия которого начиналась едва заметная тропинка. Больше они не разговаривали – дальнейшее продвижение требовало осторожности и тишины. Спустя несколько минут тропинка неожиданно привела их к зарослям кустарника на главной площади обители Цзинь. Притаившейся троице пришлось ждать некоторое время, чтобы она опустела и ученики, бродившие по ней туда-сюда, наконец разошлись по своим комнатам. Когда Вей, Лань Чжань и Саньду, наконец, выбрались из укрытия, собирались сумерки. Они беспрепятственно пересекли широкое пустое пространство, после чего Ван Цзи внезапно свернул на одну из дорожек, увлекая за собой остальных. Глава Цзян сначала нахмурился, но очень скоро почувствовал сам, что направление, выбранное Вторым нефритом, верное. Возможно, Вей Ин и Цзян Чен были удивлены, что дорожка, которой они шли, привела их к покоям Цзинь Гуаньяо, но Ван Цзи не удивился совсем – неприятное чувство невозможности контролировать происходящее каждый раз охватывало его, когда в шаговой доступности вырисовывалась его фигура… Еще во времена близкой дружбы Лань Сиченя и А-Яо (как тогда называл его брат), Ван Цзи не оставляло чувство смутного беспокойства даже в те моменты, когда, казалось бы, беспокоиться было не о чем. Близкие отношения Цзеу Цзюня и человека с улыбкой Лисы никогда не нравились ему. «Впрочем, - сам себе возражал Ван Цзи – мне не нравятся и его отношения с Цзян Ченом. Возможно, мне заранее не нравятся никакие отношения, в которые добровольно вступает брат». «Ты ревнуешь, Ван Цзи», - сказал он себе снова и покачал головой от досады. Лестница и веранда перед покоями Цзинь Гуаньяо была ярко освещена фонарями и два стражника, что охраняли его покой у дверей, не смогли бы не заметить выразительную троицу знаменитых в Поднебесной личностей, если бы Вей Усянь не применил запрещенный прием, приманив духов. Ван Цзи не успел возразить, а Цзян Чен лишь поежился, заметив внезапное охлаждение воздуха и парящие в воздухе кристаллы льда, - застывшие мелкие капли влаги, которой всегда был избыток в Поднебесной в теплое и жаркое время года. Духи действовали безотказно – фонари мгновенно потухли, и веранда погрузилась во тьму. Не привыкшие к темноте глаза стражников на время ослепли, а присутствие духов, пусть и довольно безобидных «по версии Вей Усяня», отвлекло их внимание. Они тут же принялись «воевать» с ними, завязалась потасовка, и время, необходимое всем троим, чтобы проникнуть в комнаты Цзинь Гуаньяо с этого момента начало неумолимый отсчет. До момента, когда поднимется настоящий переполох и его заметит уже сам Мен Яо, по предположению Старейшины, должно пройти не менее трех минут, но этого было достаточно, чтобы проникнуть в проем между тонкой стенкой кулисы и окнами его комнат. Голос Сиченя они услышали сразу. Говорили двое – он и Цзинь Гуаньяо. Причем последний был явно на взводе, но, как всегда, делал сладкое, максимально милое выражение лица и не менее сладкие речи оглашали помещение… - Прежде чем обвинять меня в столь страшном преступлении, скажи – есть ли у тебя доказательства? – говорил он и Ван Цзи сразу же встревожил странный звук, что последовал за словами. Он сорвался бы с места, если бы сию секунду не услышал ответ брата. - То, что ты сделал, очень трудно доказать, Мен Яо, но гибель А-Чена может быть выгодна только тебе. - Неужели ты решил, что меня беспокоит твоя внезапная влюбленность в – даже не знаю, как сказать – в этого… неуправляемого солдафона, что я решился бы совершить покушение из ревности? - Тебе выгодно ослабление позиции клана Цзян. Если память мне не изменяет, ты всегда планировал осуществить объединение кланов под своим началом. Плодородные земли Цзян – лакомая добыча. Хотя, вероятней всего в этот раз ты пожелал одним ударом убить двух зайцев… Мен Яо вздохнул, покачал головой. Затем улыбнулся и до слуха всех троих вновь донесся едва слышный странный звук – словно кто-то натягивал тетиву… Цзян Чен подошел к дверям вплотную и медленно оглянувшись, встретился глазами с Лань Чжанем – тот сам был как тетива, готовый в любой момент к молниеносным действиям - пальцы его крепко сжимали рукоять меча. За его спиной Старейшина спокойно вынул из-за пояса флейту и, взглянув на Цзян Чена странным, с поволокой взглядом, кивнул ему. Очень во время. - Ты прекрасен, Лань Хуань, - с лисьей сладостью в голосе начал Мен Яо, - но настолько же наивен, душа моя. - Наивен? – голос Сиченя прорезал воздух, словно клинок. - Ну конечно! – рассмеялся тот, - Ты думаешь меня интересует клан Цзян? Он никогда не имел той силы и авторитета, что есть у клана… - Лань, - проговорил Цзеу Цзюнь, с досадой перебивая его. Затем, притаившиеся за стеной услышали быстрое движение, возглас Сиченя, и могущественная троица, не желающая больше ждать, вихрем ворвалась в комнату. Цзинь Гуаньяо с натянутой струной циня в руках успел сделать несколько шагов в направлении Сиченя, а тот – обнажить меч, когда ситуация резко изменилась не в пользу хозяина. Он увидел, как перед глазами полыхнула фиолетовая молния Цзыдянь и почувствовал, как она мгновенно оплела его тело, намертво сдавив плечи, руки и ноги, не давая шевельнуться. Даже попытка закричать и призвать стражу не возымела действия, поскольку Ван Цзи почти одновременно с плетью Цзян Чена наслал на него самое унизительное и простое из своих заклятий – заклятье Молчания – то самое, что в юности вечно насылал на Вей Усяня за его болтливый характер. - Брат!.. – воскликнул Ван Цзи, и сжал руку Сиченя в сильном волнении. Глаза его блестели. Цзян Чен же глаз не сводил с Мен Яо, наблюдая его бледность и сверкающий от ненависти взгляд. Он продолжал удерживать свою молнию и от силы эмоций не мог произнести ни слова. Сичень невольно переводил взгляд с лица брата на спину Цзян Чена… Все были в каком-то странном замешательстве. Казалось, время остановилось, – его вязкость и легкий туман, что заполнили комнату, ощущались физически. Никто из присутствующих не смог бы объяснить себе, что происходит, если бы не Старейшина. Интонации Вей Усяня были пугающими.. Он говорил, словно ему было лень произносить слова, голос звучал устало и одновременно устрашающе. Он держал перед собой флейту, неспеша приближался к Гуаньяо, глаза его наполнялись черным туманом… Зрелище - не для слабонервных. - Вей Ин, - обеспокоенно воскликнул Ван Цзи, но тот не ответил ему. - Послушайте, уважаемый Глава Цзинь Гуаньяо, - начал Вей Ин. Тот, увидев, в каком виде приближается к нему Старейшина, возмущенно застонал, пытаясь что-то сказать, но заклятье действовало неумолимо – даже молить о пощаде Мен Яо сейчас не мог. - Вы только что упомянули клан Лань, не так ли? – мороз по коже шел от интонаций Старейшины, оба Нефрита с легким ужасом взирали на него, не рискуя вмешиваться. – Кроме того, Вы обвинили Цзеу Цзюня в наивности… Опрометчиво. Весьма опрометчиво, уважаемый. Смею предположить, что самый наивный здесь Вы. Вы, кажется, собирались убить нашего главу?.. Забавно. Вы не учли так много, что мне хотелось бы знать – на что был расчет? Цзинь Гуаньяо снова панически замычал и задергался, не имея возможности сдвинуться с места. - Во-первых – продолжал Старейшина, - было наивно полагать, что Хань Гуань Цзюнь не обеспокоится беспричинным отсутствием брата, и не сделает попытку его найти. Во-вторых, как Вы справедливо заметили – у господина Цзеу Цзюня появился еще один и очень грозный…. эммм… сторонник – Саньду Шеньшоу. Возможно, Вы и не планировали убить главу Цзян недавним утром, но явно хотели подорвать эмоциональную крепость главы Лань. Это сработало и Лань Сичень пришел сюда, чтобы расставить точки над «и». Одно остается для меня непонятным – и это в-третьих – Вы как-то слишком легко сбросили со счетов меня – Старейшину Илин. Смею напомнить, с некоторых пор я, – тоже Лань. Вы собирались справиться со всеми троими, включая меня? Интересно как? Закончив речь, Вей Ин поднес к губам флейту и вокруг обездвиженной Цзыдянью фигуры Мен Яо заплясали тени, приблизились к его лицу, схватили за горло, и принялись душить. Цзинь Гуаньяо застонал, лицо его покраснело, глаза едва не вылезли из орбит… Однако ровно в тот момент, когда Сичень собрался просить Старейшину прекратить пытку, Вей усмирил духов, призвав их в себя. Увидев это, не на шутку обеспокоился Ван Цзи. Он подошел к Старейшине, положил ему на плечо свою руку. - Вей Ин, прошу тебя – будь осторожен, - сказал он мягко, но плеча не отпустил и не отступил на прежнее место. Тогда Старейшина медленно повернул свою голову, страшными, невидящими глазами взглянул на Лань Чжаня, затем вдруг повернулся всем телом и поцеловал его – медленно, с оттяжкой, так, что у Ван Цзи закружилась голова. - Не… беспокойся, - выговорил он едва слышно, - мне ничто не угрожает. Затем он повернулся к Мен Яо, видимо собираясь продолжать, но в этот раз его опередил пришедший в себя Цзян Чен. Теперь говорил он, а все остальные, удивленно вслушивались, не смея прервать. - Жемчуг, - начал Цзян Чен, глядя в лицо Мен Яо, совершенно пренебрегая какими-то ни было правилами вежливости - жемчужин много. Их легко нанизывать на нить. Одну, другую, третью, четвертую… - сколько их было в твоей жизни, Гуаньяо?.. Вряд ли ты считал людские жизни и судьбы, сломанные тобой. Ты назвал меня неуправляемым солдафоном? В какой-то степени - да, ты прав. Ты считаешь меня необузданным? Да. Я таков и есть! Но я никогда не был настолько самонадеян и глуп, чтобы не отличить жемчужину от звезды. Звезду не нанизать на нить. Можно лишь смотреть с восхищением на ее сияние и быть счастливым тем, что она есть на небосклоне, что она светит и не исчезает… Нельзя быть достойным или недостойным ее. Она либо захочет сама освещать твой путь, либо нет. Это… так просто, как вода в озере, как воздух или солнечный свет. Их нельзя подчинить, нельзя использовать против воли – они есть и будут всегда, независимо от твоих желаний. Ты перемудрил сам себя, иначе сложно понять, как столь образованный господин мог не учесть того, что знает каждый ученик – у Звезды всегда есть спутник, и не один. Их может быть несколько, потому что Звезда редко светит для кого-то одного… Ты фатально ошибся в своих расчетах, великий умник. Не было у тебя шанса справиться с кланом Лань, ни раньше, ни тем более – сейчас. Цзян Чен умолк, и в тишине, что наступила после его слов, никто из присутствующих не издал ни звука – настолько невероятной показалась им речь, прозвучавшая из уст человека, от которого никто не мог ожидать ничего подобного. Но никому не пришло в голову и усомниться, что это был именно Цзян Чен: невозможно не услышать характерной для него прямоты и резкости в словах. Однако никто предположить не мог, что грозный Шеньшоу способен говорить так красиво, с искренним восхищением и любовью. Она была слышна в каждом слове Саньду, и никто не сомневался, о ком он говорит с таким трепетом… Лань Сичень был потрясен, растерян, взволнован настолько, что побледнел и не знал куда деть свой взгляд, обычно спокойный, наполненный светом. Только сейчас он осознал, насколько все на самом деле сложней между ним и Цзян Ченом. Насколько глубже и от этого… страшней. - Я отзову Цзыдянь, - продолжил Цзян Чен, понизив голос, и как показалось всем – смущенно, - но вместо нее оставлю заклятье, что не даст тебе сойти с места до тех пор, пока мы беспрепятственно не покинем обитель Цзинь. Заклятье Молчания, я думаю, господин Хань Гуань Цзюнь продлит, если я попрошу очень вежливо… Ведь так? Цзян Чен очень бледный повернулся к Ван Цзи и тот уверенно кивнул ему. - Не в твоих интересах обнародовать то, что здесь произошло, - продолжил странно-ленивыми интонациями Вей Ин, - думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь. Все мы, я – в том числе, постараемся забыть происшедшее, чтобы сохранить мир между нашими кланами. Только с этого момента моли Предков о том, чтобы не произошло чего-нибудь такого, чтобы я случайно не вспомнил всю эту историю. Взглянув напоследок недобро, Вей Усянь отвернулся и, кивнув Ван Цзи, увлек едва ли не «под локоток» Цзян Чена за собой. Тот был обессилен, смотрел прямо перед собой и выразительно молчал - ни на кого из троих глаз поднять он был не в силах. Обратный путь до Северных ворот показался Цзян Чену слишком простым и коротким – толи спешили они настолько, толи глава Цзян был слишком занят своими мыслями. Братья Лань не отставали – в ночной темноте лунный свет отражался в бледно-голубых шелковых одеждах, они светлыми бликами мелькали среди деревьев и травы. Лишь за территорией Цзинь все четверо решились встать на мечи. Цзян Чен и Старейшина поднялись в небо первыми, за ними – братья Лань. Сначала все молчали. Прошло немало времени, прежде чем четверка поравнялась с горными вершинами и взяла курс на Облачные глубины. Старейшина держался за талию главы Цзян и невольно прислушивался к биению его сердца, а оно частило, как у влюбленного подростка. Вей Ин и радовался этому обстоятельству, и поражался. Последнее – гораздо больше. Уж кто-кто, а он первый не ждал подобных изменений от Цзян Чена. «Неужели мое Ядро так изменило его сердце?» - думал он, полушутя-полусерьезно. - Ну ты… даешь, А-Чен, - сказал он от всей души. - О чем ты? – глухо отозвался глава Цзян. - Еще спрашиваешь… Да тебе впору стихи писать. - Сам не знаю, что на меня нашло, - со вздохом ответил Цзян Чен, - до сих пор сердце колотится. Хочу успокоиться, но никак… мне страшно было… - Страшно? По тебе не скажешь – прям воин-завоеватель, - усмехнулся беззлобно Вей Ин. - Прекрати, я сам не свой. Как теперь ему в глаза смотреть – не знаю. - Почему-то мне кажется, что это больше не твоя забота, - рассмеялся Старейшина, от чего Цзян Чен залился краской и, если бы они сейчас не парили в небе на мече, он, пожалуй, наговорил бы грубостей и просто сбежал. В небесах, правда, не побегаешь.. - Ты вечно смеешься надо мной, - опечалился Цзян Чен и покачал головой, - но в этот я тебя понимаю, - все это действительно смешно. - Нет-нет, А-Чен, - задыхаясь от смеха, ответил Старейшина, - это чертовски красиво было. Я бы так никогда не смог, правда. Влюбленный я, – существо невероятно дурное, поверь на слово. - Ну-ну, - бросил через плечо Цзян Чен, - неужели «из-за дурости» Хань Гуан Цзюнь с тебя пылинки сдувает?.. Тут уже Старейшина смутился. - Эм… наши… отношения так бросаются в глаза? – спросил он, понизив голос. - Раз уж ты спрашиваешь, - неохотно ответил Цзян Чен. - Спрашиваю, - мягче добавил Вей Ин. - Я замечаю, как вы смотрите друг на друга, особенно, когда либо ты, либо он не замечаете, что на вас смотрят. Ну и еще… счастливые, как праздничные фонари – сияете все время, - теперь уже Цзян Чен усмехнулся – ему наконец удалось отвлечься от неудобных и смущающих мыслей. - Ты тоже будешь счастлив, - тихо сказал Вей Ин ему в затылок. - Я уже счастлив, - ответил Цзян Чен, - я могу видеть его, говорить с ним… - Я другое имею в виду, - понизив голос, с лукавой улыбкой сказал Вей. - Что – другое? – спросил Цзян Чен. - Ты будешь счастлив по-настоящему. Я уверен, - голос Вей Усяня стал серьезным. - Это… как? – внезапно разволновался Цзян Чен, и едва не потерял управление. - Держи курс, А-Чен. Сам вскоре все поймешь. В отличие от рожденных в клане Цзян, нефриты в основном молчали и думали. Первые слова, что сказал Ван Цзи, прозвучали лишь спустя несколько минут полета, когда под одежду уже проник студеный «ветер высоты» и на ресницах наросли кристаллы инея. Младший Лань управлял мечом, а Сичень стоял позади, удерживаясь за талию брата одной рукой. - Ты рискнул. Такого не было раньше, - сказал Ван Цзи, не поворачивая головы. Лань Сичень ничего не ответил на это, лишь крепко обнял брата двумя руками, намереваясь молчать до самых Облачных глубин. Однако у Второго нефрита были другие планы. Переживания уходящего дня требовали пояснений, озвучивания – чего угодно, но никак не традиционного молчания, которым собирался обойтись Лань Хуань. - Почему? – спросил Лань Чжань настойчиво. - Я хотел предупредить тебя, - нехотя ответил Сичень, - но не стал этого делать. Знал, что ты будешь отговаривать. Мне нужна была эта встреча наедине. Только так я смог бы понять – А-Яо это был, или все-же кто-то другой. Он говорил, и перед глазами его была напряженная фигура Цзян Чена – упрямый подбородок, бледные от гнева губы, взгляд, мечущий молнии, а в ушах по-прежнему звучал его голос: «Звезду не нанизать на нить… Можно лишь смотреть с восхищением на ее сияние и быть счастливым тем, что она есть на небосклоне… светит и не исчезает… у Звезды всегда есть спутник, и не один… Звезда редко светит для кого-то одного…» Глава Лань знал одно, - если бы он действительно был звездой, то не стал бы светить многим, но упал бы с неба в ладонь вспыльчивого красавца, чтобы согреть его сердце и дом. Сичень странно чувствовал себя – его очень смущал сам эпитет, что применил Цзян Чен. Он не сразу даже поверил, что «звезда» - это о нем самом, но, когда понял, ощутил мощный прилив нежной благодарности, восхищения, тепла и любви… Никогда и не представлял он, что кто-то способен относиться к нему со столь возвышенными чувствами, переполненными и восхищением, и глубоким уважением одновременно. Это было настолько ново и сильно, что совершенно покоряло его. Ему захотелось отдать грозному Саньду Шеньшоу все, что у него есть, и впервые желание души отозвалось желанием тела – страстная истома прошила его с головы до ног. И это было совсем не похоже на те спонтанные, торопливые поцелуи среди вороха свитков, падающих с полок стеллажей в библиотеке. Были ли они вообще? Сейчас ему казалось это сном, как и страшное происшествие, что случилось после. Отчетливо он лишь помнил слова, что сказал Саньду, думая, что не выживет: «Цзеу Цзюнь… Я люблю Вас…» Люблю Вас… ВАС! Они умудрились достичь высшей степени близости, даже не перейдя «на ты»?.. Сичень досадовал об этом, мечтал прикасаться к Цзян Чену и страшно смущался своих мыслей, а явное «незнание вопроса» пугало его. Планка Звезды, что невольно выставил для него Саньду своими словами, была слишком высокой, а в вопросах физических проявлений любви Лань Сичень Звездой точно не был. Ван Цзи был единственным, с кем он мог бы поговорить, но слишком интимная тема могла случайно задеть личные моменты брата и господина Вея… Старший Лань совсем этого не хотел, и как начать разговор не знал, поэтому просто молчал, уткнув лоб в затылок Ван Цзи. Ван Цзи же в этот момент хотел поделиться совсем другим, но тоже не решался. Сейчас он полностью осознал свою ревность и прекрасно понимал уже, что она иррациональна, не имеет под собой никакой основы, но… Но… но… - Прости меня, - наконец сорвалось с его губ. - За что, Ван Цзи, - отозвался за спиной Сичень и положил подбородок ему на плечо, стараясь заглянуть в глаза. - Я недостойно вел себя… - тихо вымолвил тот и осторожно повернул к брату лицо. - Ты? Недостойно? – Сичень так удивился, что на секунду забыл о своих переживаниях. - Да, - покачал головой Ван Цзи и отвернулся. - Возможно ли такое вообще? – спросил Сичень мягко и удивленно. Лань Ван Цзи горько усмехнулся. - Странное чувство, - сказал он. - Никогда не знал его раньше, но оно существует, ничего не могу поделать. Я никак не могу принять Цзян Чена. Старые счеты мешают или еще что… Не знаю. Одновременно мне кажется, что я теряю тебя. Не в прямом смысле… Я вижу твои сияющие глаза, когда ты смотришь на Саньду, и не могу сказать, что мне это нравится. Пока мы пробирались в клан Цзинь, я видел - он волновался за тебя, он тебя понимает и чувствует… - Ван Цзи перевел дух, вздохнул глубоко, и добавил совсем тихо – от этого почему-то больно. - Ван Цзи… - вздохнул с облегчением Сичень (он ведь подумал, что причина переживаний брата куда серьезней) и смущенная радость уже второй раз за этот день охватила его. Он улыбнулся и нежно прошептал в покрасневшее ухо брата – ты эгоист и ревнивец. - Прости, - сокрушенно ответил тот, и внезапно заложил разворот на мече так, что Сиченю пришлось вплотную прижаться к спине брата. В этот момент он услышал, как часто бьется его сердце и внезапно вспомнил те дни, когда Ван Цзи мучился от ран после Дисциплинарного кнута и мечтал о смерти, не в силах пережить гибель Вей Усяня. - Не вини себя, Ван Цзи. Ты просто сильно меня любишь, - сказал он мягко. - Мгм, - отозвался Ван Цзи смущенно. - Нужно время, - продолжил Сичень. Я не тороплю тебя. Верю вы однажды поймете друг друга… - Я бы хотел этого, - ответил Ван Цзи. Откровенный разговор принес Второму нефриту облегчение. Он глубоко вздохнул и вместе со вздохом путы ревнивых чувств оказались разорванными. Ощутив перемену настроения брата, Сичень, наконец, рискнул заговорить о том, что волновало его. - …хочу спросить тебя, - начал он осторожно, - но никак не решусь… Лань Чжань попытался сдержать улыбку, но не смог. Он быстро догадался, о чем хочет спросить его брат, ведь тема, заговорить на которую с ним он не решался бы, была всего одна. Лань Чжаню не было необходимости переспрашивать и озвучивать конкретно интересующий главу Лань вопрос, чтобы быть в этому окончательно уверенным. Тем более, что он хорошо помнил собственное состояние оцепенения, неспособности дышать и полной растерянности, когда Вей впервые со всей страстью коснулся его в узком коридоре между комнатой для омовений и Цзинши… А ведь тогда он сам хотел этого не менее сильно. Он помнил, какая буря из острого желания, непонимания, неспособности адекватно ответить на поцелуи Вей Ина тогда охватила его, как в одно мгновение взорвался мозг, как хотелось кричать от счастья, но от силы эмоций он не мог издать ни звука, как онемевшие руки плетьми упали вдоль тела, а ноги, внезапно ослабев, предали его и он рухнул на колени, полностью отдаваясь во власть Старейшины… Помня все это, он мог себе представить, чего и в какой степени боится его более чем целомудренный старший брат, особенно после невероятно красивых, но ко многому обязывающих слов Цзян Чена о Звезде. Занятый снижением в зоне видимости Облачных глубин, Лань Чжань не сразу ответил на нерешительную фразу Сиченя. - Немного страшно, - едва слышно продолжил тот, - меня разрывает изнутри, но я совсем ничего не знаю. Если можешь чем-то помочь, - скажи. - Вот именно, - разрывает, - словно сам себе ответил Ван Цзи, - Может быть… Попробуй не думать о том, как это будет выглядеть для него, для тебя… Отпусти. Тело отзовется само и подскажет. И, я думаю, - тут Ван Цзи не удержался от осторожной усмешки, - варвар довольно смел, мне кажется он отлично разберется со всеми твоими страхами. Когда они приземлились на тропе перед главными воротами, Ван Цзи, взглянув брату в растерянные глаза, спокойно и серьезно добавил: - Дышать не забывай… - Мгм – улыбнулся Сичень. - Вина возьмите. Мне помогло, - Ван Цзи откровенно соврал, но Сичень как-будто немного успокоился. Когда Цзян Чен и Старейшина приземлились тоже, Лань Чжань, подумав, добавил еще кое-что: - К Дому уединения ведет живописная тропа, она проходит мимо водопада. В сумерки там очень красиво… - Ван Цзи улыбнулся, стараясь не глядеть на брата и тот мгновенно понял его намек. - Мне есть чему поучиться у тебя, - тихо сказал Сичень, благодарно сжимая ладонь Ван Цзи. - «Звезда либо захочет сама освещать твой путь, либо нет» - кажется так? – сказал он. Последняя фраза была произнесена с изрядной долей лукавства при этом Ван Цзи так знакомо усмехнулся, что Сиченю на миг показалось, что с ним говорит господин Вей. - Ван Цзи! – возмущаясь и смеясь одновременно ответил он, а лицо брата в этот момент поменялось. Его выражение наполнилось гордостью и светом. Глава Лань знал и это выражение, и причину, по которой оно возникало – переглянувшись напоследок с Цзян Ченом, к ним уверенной и изящной походкой приближался «Темный Магистр всея Поднебесной». Кажется, тяжесть темной энергии, которой он так уверенно действовал в клане Цзинь, исчезла без следа – он улыбался и в ответ смотрел на супруга с такой же гордостью и восхищением. - Спасибо Вам, господин Вей, - сказал Сичень, избегая смотреть на неуверенно приближающегося вслед за Старейшиной Цзян Чена. - Обращайтесь, глава Лань, - шутливо поклонился ему Вей Усянь, но тут же серьезно добавил - не знал, что Вы любите рисковать. На это Сичень ничего не смог ответить, потому что прямо за спиной уже стоял Цзян Чен. Сердце главы Лань едва не остановилось - он слишком хорошо понимал: все, что может произойти в ближайшие часы, станет едва ли не самым важным в его жизни. - Лань Чжань, идем. Надо кое-что обсудить, - сказал Вей, и буквально утащил за собой к Главным воротам привыкшего степенно передвигаться Второго нефрита. Сичень и Цзян Чен остались на дорожке одни. Теплый ветер играл волосами Сиченя и они прятали его растерянное лицо. Он чувствовал себя обнаженным – ему казалось, что любой, кто сейчас встретится с ним глазами поймет все, что он чувствует и думает. Цзян Чен – тем более. Мало того, та острота близости с Саньду Шеньшоу, что он ощущал сейчас, казалось совсем другой, словно поцелуев в библиотеке никогда не было. Все, казалось, начинается снова, и сам себе он казался другим. Цзян Чен стоял за спиной так тихо, что в какой-то момент Сичень усомнился – там ли он, или, может быть, давно ушел?.. Тогда он решил, наконец, повернуться. Время замедлилось, шум ветра, шорох листвы на деревьях и мелких камней под ногами затих, только гулко бьющееся сердце в ушах, да спазм в груди – в этот момент Цзеу Цзюнь оценил совет брата: «Дышать не забывай…» Он сделал несколько быстрых вздохов, но, когда встретился взглядом с Цзян Ченом понял, что не сможет следовать никаким советам. Цзян Чен чувствовал себя на самом деле гораздо хуже Сиченя. Остаться с ним наедине после всего, что он так смело заявил, было очень страшно. Одно дело спонтанные поцелуи, другое – искренние чувства и мысли, высказанные откровенно и прилюдно. Саньду был беззащитен, не чувствовал ни рук, ни ног и невольно впивался руками в ножны своего меча. От напряжения разряды кольца Цзядянь искрили в кончиках пальцев, распахнутые глаза смотрели так, словно Цзян Чен ждет своей участи. Он был бледен, но держался упрямо и гордо, приподняв подбородок и расправив плечи. Они смотрели друг на друга мгновение, но каждый не выдержал и отвел глаза. Гордый поворот головы, что планировал Цзян Чен, не случился, и короткий нервный импульс досады едва не разбудил Цзыдянь – рука Цзян Чена дрогнула и вдоль нее от пальцев до основания плеча заискрила фиолетовая молния. Тогда Первый нефрит, совершенно не думая сделал шаг и сжал ладонь Саньду, а второй успокаивающе провел по его руке от плеча до локтя… Цзян Чен невольно вздрогнул. - Мои слова были неуместны, - сказал он, подняв глаза, - простите, Цзеу Цзюнь… Тысяча вариантов ответа метались в мыслях Сиченя, но ни один из них он так и не высказал. - Нет… - внезапно вырвалось у Сиченя. - Вы не прощаете меня? – глаза Цзян Чена стали печальны. - За что прощать… - …почему Вы пошли один… - Глава Цзян… - А если бы… - Саньду… - …что-нибудь случилось, если бы я не успел… - А-Чен, успокойся, – от волнения Сичень перешел «на ты», и этим шокировал Ваньиня окончательно. Тот замолчал и заметил, наконец, что руки Сиченя не отпускают его ладонь. - Ты хотел бы пойти со мной сейчас? – спросил глава Лань, касаясь щекой жесткой скулы Саньду. Тот замер сначала, но очень скоро ответил, сильней прижимаясь в ответ, невольно прикрывая глаза. - …очень… - сказал он торопливо, словно боялся, что Сичень может передумать. -…нужно идти пешком в горы, - продолжал глава Лань. Голова его стала тяжелой, сердце стучало гулко и рвалось из груди, словно птица из клетки. Цзян Чен то казался ему юношей, то человеком гораздо старше… Сильное волнение, сорванное дыхание, трепет и страх – все это вместе накрывало желание любить, тело словно пронзали тысяча молний, и Сичень вовремя остановил себя, представив, что будет, если они хотя бы еще минуту простоят здесь, прижавшись друг к другу. Он отстранился и потянул за руку Цзян Чена, увлекая его на узкую горную тропу. Тропа довольно круто уходила вверх, на предъем, через альпийские луга и поднималась на террасу между скальных массивов, с одного из которых низвергался водопад. Лишь когда глава Лань ступил на нее, в тень деревьев, услышал за спиной тихий вздох. - …куда угодно, - запоздало ответил Цзян Чен. Они поднимались по тропе, не расцепляя рук, легко, словно юноши взбирались по каменистым «ступеням» выше, до тех пор, пока не оказались среди зелени альпийских лугов. Сичень остановился, чтоб перевести дыхание, а Цзян Чен отпустил его руку, прошел несколько шагов вперед, к узкой долине и скрылся в пролеске. - А-Чен, - удивленно окликнул Сичень, и поспешил следом. Он обнаружил его, склонившегося над ручьем, набирающего воду в небольшую кожаную флягу. Завидев Сиченя, Ваньинь поднялся и протянул ему ее. - Здесь очень вкусная вода, - сказал он, осторожно поднимая глаза на Сиченя. Тот принял флягу, но посмотреть в ответ не рискнул, лишь сделал несколько глотков, слегка запрокинув голову. Цзян Чен смотрел. Он не мог не смотреть – широкая грудь Сиченя спокойно понималась и опускалась, из треугольника ворота ханьфу впервые открылась взгляду красивая крепкая шея, мягкая линия кадыка… А плечи главы Лань привлекали внимание главы Цзян слишком давно – он не мог не оценить крепкие мускулы и одновременное изящество линий. Старший Лань был совсем другой, не похожий на «каменное изваяние» Лань Ван Цзи – в его фигуре скрывалась спокойная, уверенная сила, во взгляде – мягкий свет, в словах – мудрость, в голосе – бархат и тепло. Когда глава Лань говорил на Совете кланов, Цзян Чен ловил себя на том, что не слушает никого, кроме него. Движения его и жесты, всегда спокойные, полные достоинства завораживали… Сичень был фантастически красив по мнению Цзян Чена, и каждый раз, когда у него появлялась возможность его рассмотреть, сердце замирало, дыхание сбивалось, и все мысли были лишь о величии его небесной красоты. Глядя на то, как он пьет воду, Саньду вдруг представил, как может выглядеть первый нефрит, если его плечи освободить от строгих одежд… Не в меру богатое возбужденное воображение едва не сыграло с ним злую шутку – у Цзян Чена закружилась голова, он поскользнулся и чуть не плюхнулся в ручей самым забавным образом. Но вовремя среагировавший Сичень ухватил его за руку, и тот, не справившись с инерцией, буквально влетел ему в грудь, едва успев отвернуться. Если бы Цзян Чен этого не сделал – они слишком быстро приблизилсь бы друг к другу, и спонтанный поцелуй наверняка был бы неизбежен. Но ни Цзян Чен, ни Сичень не хотели больше ничего спонтанного. - Камни очень скользкие, - сказал Сичень, крепко удерживая Ваньиня за руки, стараясь не касаться его ни в каких иных местах. Цзян Чен очень смутился ситуации. - Простите, Цзеу Цзюнь, - проговорил он, и поспешно отстранился. Поправляя смятый рукав, он не сразу обратил внимание, что Сичень протягивает ему флягу. - Вода и правда очень вкусная, но… - Сичень замолчал и Цзян Чен наконец заметил его руку. - Но, что? – спросил он как можно тверже и сделал шаг в сторону, по-прежнему стараясь не глядеть на главу Лань. - Видимо в клане Цзян слишком строгие правила, - неопределенно сказал Сичень, повернулся и, не оглядываясь неспеша направился к тропе. Зелень вокруг, мягкий шаг Сиченя, его прямая спина и полная достоинства походка… Саньду смотрел ему вслед, завороженный этой картиной, и ничего не понимал. А когда Цзян Чен чего-либо не понимал, он всегда нервничал. Как только Сичень ступил на тропу и оглянулся в ожидании Цзян Чена, тот едва ли не бегом бросился догонять. И как обычно немного не рассчитал своей взрывной энергии, вновь оказавшись слишком близко. В этот раз Сичень не собирался его удерживать, и Цзян Чен как вкопанный остановился на расстоянии менее шага. - Что Вы хотели сказать, Цзеу Цзюнь? – спросил он без тени смущения, раздраженно и взволнованно донельзя. Глаза Сиченя блеснули, он шагнул навстречу. Саньду задержал дыхание. - Видимо в клане Цзян запрещено говорить кому-либо «ты», если наедине не выпита фляга крепкого вина, - сказал Сичень, улыбнулся, провел подушечками пальцев по кольцу Цзыдянь, едва касаясь, затем крепко ухватил расслабленную ладонь Цзян Чена, и, отступая, потянул его за собой. - Н-нет такого правила, - ответил растерянный Цзян Чен, торопливо ступая следом. Чувство, что он испытывал к Сиченю, прямо сейчас не позволяло сказать ему «ты», но шутливое предположение главы Лань, намекающее на его боязнь сближения, очень задело его. Некоторое время они шли молча, не расцепляя рук. Даже когда на тропе встречались крупные камни, Сичень не отпускал руку Цзян Чена, лишь замедлял шаг и дожидался, когда тот преодолеет препятствие. К водопаду, как и предполагал Ван Цзи, они вышли в сумерках. Неширокое, но довольно глубокое озеро с одной стороны окаймлял лес, а с другой - возвышалась поросшая деревьями скала, у подножия которой вилась тропинка. Дальше она поднималась еще немного вверх, на узкое плато, где и находилось Уединение – небольшой домик с двумя комнатами, что выстроил для себя Второй нефрит… Цзян Чен ничего не знал о нем и решил, что озеро, водопад, низвергающийся со скалы и сумерки на небе, на котором зажигались первые звезды и есть конечная цель их пути. Он остановился на берегу озера, вглядываясь в прозрачную стену водопада и сердце его часто забилось в ожидании. Место очень нравилось Цзян Чену, и он догадываться не смел – зачем они здесь. Задумчивость отвлекла его и, когда, спохватившись, он огляделся по сторонам, то Сиченя нигде не обнаружил. Он покружил поблизости, и когда понял, что поиски безрезультатны – громко крикнул, позвав главу Лань по имени. - Я здесь! – раздалось издалека. Шум водопада заглушал голос Сиченя, но Цзян Чен безошибочно пошел на зов и вскоре оказался прямо перед прозрачной стеной воды. Он подошел к водопаду так близко, что ноги его, ханьфу и даже лицо оказались в мелких водяных брызгах. - Иди сюда, А-Чен, - послышалось совсем близко. Цзян Чен резко обернулся, и не обнаружив никого, разволновался не на шутку. Потерять Сиченя прямо здесь казалось ему самым нелепым что может быть. Он покружился вокруг себя, и когда от безысходности вновь повернулся лицом к водопаду, свет взошедшей луны внезапно высветил высокую фигуру Лань Сиченя по другую сторону падающей воды. Тот стоял под самой скалой и протягивал руку к воде. Почему-то Цзян Чен пошел не так, как стоило бы – вдоль скалы едва заметная тропинка привела бы его прямо под водопад. Но глава Цзян пошел по краю озера, ступая прямо по воде. Водопад становился все ближе – прозрачная, шумящая на камнях вода манила его. Он был счастлив быть здесь рядом с Сиченем, но день выдался слишком нервным, а заклятье, что наложил на него Ван Цзи, давно утратило свою силу. Он очень хотел напиться чистой воды, а лучше – окунуться в нее с головой. Ему, жителю «Пристани Лотоса» родниковая вода всегда придавала сил, он шел и шел в самую струю. Наконец вода обняла его, и Цзян Чен поднял лицо к небу, наслаждаясь. - Я здесь, - крикнул он так громко, чтобы Сичень мог его услышать сквозь шум воды, протянул руку вперед, в самую струю и невольно зажмурился от брызг. Внезапно он почувствовал сильный рывок – Сичень дотянулся сквозь поток, ухватил Цзян Чена за запястье и с силой дернул на себя. Вода оглушила Ваньиня, он охнул от неожиданности и насквозь промокший оказался в объятьях Сиченя. - Ты выбрал странный путь, - сказал тот и, крепко сжимая талию и спину Цзян Чена, нашел его губы. Цзян Чен вздрогнул и немедленно ответил на поцелуй, вцепляясь рукой в нежно-голубое ханьфу. - Не…ищу…легких путей, - смог сказать он прежде, чем окончательно сошел с ума. Губы Сиченя были затягивающими, манящими, горячими. Вода брызгала им на лица и медленная вязкость поцелуя скоро сменилась легким скольжением, мягкость и нежность - силой и страстью. Цзян Чен с наслаждением сцеловывал капли воды с губ Сиченя, дрожал и тянул на себя тонкие светлые одежды. Он не отпускал его ни на мгновение, и от сильных чувств действовал очень, даже чересчур смело. Лань Сичень не был готов к этому, сила переживаемых эмоций накрыла его с головой когда тугой ворот ханьфу разошелся полностью, треснула по шву нательная рубашка и на глазах Цзян Чена тонкая голубая и плотная белая ткань, намокнув, медленно сползли вниз, открывая взору обнаженную грудь и крепкие плечи до локтей… Цзян Чен прижался губами к ямочке между ключиц и вдруг уткнулся в него лбом. - …это…как сон - сказал он едва слышно и глубоко вздохнул, пытаясь не потерять остатки разума. Однако и секунды не удержался – прижался теснее, жадно обнял руками влажную от брызг спину Сиченя и провалился в поцелуи, как в глубокое, штормящее море. -…я не сказал…тебе…- с трудом говорил Сичень. - Что?..- плохо понимая, что происходит отозвался Цзян Чен. - …мы не дошли немного…- голос Сиченя срывался, он весь дрожал – руки Цзян Чена казались ему слишком смелыми, сила возбуждения нарастала очень быстро. Пока он еще мог контролировать происходящее, стоило добраться до Уединения Ван Цзи. Усилием воли он держался за эту мысль, но единственное чего ему действительно хотелось – продолжить здесь и сейчас.. - я хочу здесь… остаться…- вторил его желаниям Цзян Чен. -…а… как же вино?…- сам себя оспаривал Лань Сичень. - ..кажется я пьян и так… - ответил Цзян Чен, и с огромным усилием отстранился. Сичень воспользовался моментом и за руки потянул Цзян Чена из-под водопада вновь на тропу. Луна освещала им путь на плато. Насквозь мокрые они почти бежали вверх, время от времени останавливаясь, чтобы еще и еще раз ощутить вкус дрожащих губ… Каким способом была открыта дверь домика Лань Чжаня, Сичень не мог вспомнить и спустя годы. Они вошли внутрь, грохнув дверью и еще какое-то время целовались, вцепляясь друг в друга у самой двери. - Ты… ты… - шептал Цзян Чен горячий и резкий. - Ну, наконец-то «ты», - усмехнулся Сичень и тут же застыл, потому что ладонь Цзян Чена внезапно спустилась ему за пояс, под одежду, нежно поглаживая напряженную поясницу. «Варвар» Цзян Чен действительно ничего в этой жизни не боялся – он шел напролом, дерзкий, открытый, сильный, уверенный даже в том, в чем точно уверен быть не мог. Глаза его плавились от нежности и страсти, он был резок, немного грубоват, но Сиченю странно нравилась эта грубость. На каждый резкий жест Саньду он отвечал нежным поцелуем, тихим шепотом, ласковым словом и улыбкой и медленно сходил с ума от невероятно горячей, взрывной и юной сексуальности Ваньиня. Вот только страхи его никуда не девались… - А-Чен… - шептал он, - я… никогда… - Что?... - Это нелепо, я понимаю, но мне немного страшно… - …что пугает тебя?... скажи… И Сичень рассмеялся открыто, как в далекой юности. Вместе со смехом что-то взломалось внутри и задышало – сильное и живое. - А-Чен, то, чего бы я хотел сейчас, я никогда ни с кем не переживал,- сказал он просто и откровенно. - Я ничего не знаю в этом смысле, понимаешь? Цзян Чен остановился, внимательно посмотрел на улыбающегося Сиченя, оценил степень разрушений в его и своей одежде, подумал немного, тряхнул волосами и вспомнил… Перед глазами встала стыдная сцена, когда один в комнате для омовений, не в силах справиться с возбуждением он ласкал себя сам. Всегда в самые острые моменты своих желаний он думал о Сичене, мечтал о нем не только в самых высоких смыслах, но и нуждался в нем физически… Мысль пришла сама – простая и откровенная в своей простоте. Цзян Чен придвинулся ближе, вновь запустил ладонь за пояс Сиченя, притянул его к себе теснее, второй с силой провел по внутренней стороне его бедра, а когда тот охнул от неожиданности нежно обнял ствол нефритового стержня… Глава Лань ударился лбом ему в грудь, они оба покачнулись и рухнули на колени на пол. - Боже мой, А-Чен…- прошептал он и задыхающийся от смущения спрятал лицо у него на груди. - По крайней мере, ЭТО ты должен знать – дрогнувшим голосом сказал Цзян Чен и медленно с нажимом провел сжатой ладонью от основания до головки. Сичень дернулся и прерывисто, глубоко задышал. Руки его буквально вцепились в плечи Ваньиня. - Ты… мальчишка… - сорвалось с его губ, и Цзян Чен заставил его замолчать, медленным тягучим поцелуем. Когда он отстранился, Сичень был бледен от возбуждения. Несмотря на возрастающую дерзость и откровенность прикосновений Ваньиня, он был тих, лишь дышал рвано и все время искал его губы, но Цзян Чен не всегда мог ответить, пытаясь одновременно удержать себя от того, от чего сейчас не удержался бы никто. Наслаждение, что дарил Цзян Чен было острым, резким, быстрым и сильным, поэтому в момент разрядки Сичень был совершенно оглушен и вскрикнул, откинув голову назад. Стон Саньду, что «догнал» его следом он даже не услышал. То, что он ощутил, наверное было похоже на быструю, внезапную «смерть» - сладкую боль, после которой нужно как-то снова учиться жить. Сичень поднял голову. Они встретились взглядами и Первый нефрит почти не удивился, увидев в глазах Цзян Чена слезы. Тот молчал, не в силах говорить. Взгляд его был неуверенным и очень взволнованным. Он выглядел так, словно готов был сию минуту сбежать и Сичень всерьез испугавшись, что такое может произойти, крепко перехватил оба его запястья. Рука Цзян Чена была скользкой и когда Сичень невольно коснулся ее, А-Чен запротестовал. - …не надо…тебе может быть неприятно.. - А-Чен… - Подожди… тебе не надо этого касаться… - А -Чен… -…Цзеу…Цзюнь… - Цзян Чен заметался в поисках чего-нибудь, чтобы вытереть руки. - А-Чен, я люблю тебя… - резко сказал Сичень и еще крепче сжал его запястья. Тот замер, уставился на него немигающим взглядом. - Я… не… что?..- едва слышно спросил он. - Я люблю тебя, - повторил Сичень, склонился, укрыв длинными волосами наготу и поцеловал тыльные стороны обеих ладоней Цзян Чена, - если ты сейчас вздумаешь уйти, после вот этого – Сичень неопределенно повел рукой перед собой, - это будет… Этого не будет, потому что я никуда не отпущу тебя!.. Голос Сиченя дрогнул. Все, что только что произошло разрывало его мир на две половины – до и после. Сейчас ему казалось, что он только что родился на свет – все вокруг, каждое слово, каждый цвет, вещь, предмет казались ему ярче, чувства – острее, дыхание глубже… Он дышал и не мог надышаться, смотрел и насмотреться не мог. А Цзян Чен не мог поверить в то, что услышал. - Люблю тебя, слышишь?..- повторял Сичень, целуя бледные щеки, искусанные губы Цзян Чена, потому что догадывался о том, что ему могут не поверить. - С…лышу.. – ответил наконец тот и бросился на шею Сиченю, пряча лицо в его растрепанных волосах. Он что-то говорил, шептал, просил за что-то прощения и дрожал. Сичень сначала молча слушал, улыбался, обнимал его и гладил по крепкой спине и волосам, но в какой-то момент острота происшедшего волной накрыла и его. - Я никогда не буду Звездой, А-Чен, - сказал он вдруг, сам от себя не ожидая. - Почему? – растерянно спросил Ваньинь. - Ты сказал – звезды редко светят для кого-то одного, - ответил Сичень, - но я собираюсь быть только с тобой. Какая из меня звезда?.. - Моя… - просто ответил Цзян Чен. - А-Чен, - смущенно возмутился Сичень. - Я хочу быть твоим спутником, - тихо сказал Ваньинь в самые губы Сиченя, - единственным. - Попробуй… - еще тише ответил Сичень и осторожно завладел его губами. Они целовались и ласкали друг друга всю ночь, лишь под утро отключились утомленные и счастливые. А про вино никто из них не вспомнил ни разу – внушительные запасы самых разных сортов «Улыбки императора», что хранил в погребах Уединения Ван Цзи так и остались нетронутыми…