four hearts

Мисси перебирала тонкими пальцами с красным лаком клавиши пианино, а Доктор, закинув ноги на журнальный столик, быстро, но слегка небрежно изучал страницы потрепанного тома «Мастера и Маргариты». На подлокотнике его кресла стояла глубокая розовая пиала с разноцветными мармеладными конфетами, и его локоть, проходясь мимо нее каждый раз, когда Доктору приходилось перелистнуть страницу — каждые сорок шесть секунд — все сильнее угрожал сбросить ее на холодный каменный пол. Хоть бы ковер притащил, честное слово. Очередная мелодия мягко закончилась, и ее отзвуки стихли, прекратив отражаться от холодных стен негромким эхо. Мисси вздохнула, отъезжая от пианино и крутясь на стуле. Доктор коротко скользнул по ней взглядом и вернулся к потертым страницам. — Мне скучно, — заявила таймледи, изучая слегка потрескавшийся маникюр. Ее оппонент никак не среагировал на это заявление, поэтому она швырнула скомканный лист бумаги в энергетическое поле и снова вздохнула, наблюдая, как тот стремительно тлеет. — Доктор, ты и представить не можешь эту невозможную томительную скуку, превращающую мои кости в желе. — Тебе всегда скучно — я ничем не могу помочь, — он лизнул палец и перевернул страницу. — Ты бы сам не выдержал и пятнадцати лет в этой унылой подземной коробке, — пробормотала она, подпирая голову кулаком и облокачиваясь на крышку пианино. — Ты притаскиваешь мне книги, и сам их читаешь. Что вообще за намеки? Ты хочешь, чтобы я называла тебя Маргаритой? — Ты сама уже не слишком Мастер, чтобы интерпретировать этот подарок так, — не глядя на нее, отозвался Доктор, выразительно приподнимая свои вечно хмурые роскошные брови. Чем его так увлекла эта книженция? Мисси читала ее дважды. Ее любимым персонажем был Бегемот. — Я всегда буду Мастером — особенно для тебя, милый, — она взмахнула накрашенными ресницами, отрывая голову от руки и делая эффектный жест в сторону старого ворчуна, и это снова прошло впустую. — Впрочем, ты прав, — добавила Мисси более мрачно. — Этот слабовольный придурок из русской книженции и рядом со мной не стоял. — Oi! — одернул ее Доктор недовольно. — Я не для того уговаривал Булгакова под опиатами (к которым я не имел никакого отношения, не смотри так… заинтересованно-восхищенно) подписать книгу, выпущенную через полсотни лет после его смерти, чтобы ты высказывалась о нем и его труде так пренебрежительно. Он перехватил книгу за обложку и развернул к Мисси, чтобы она в очередной раз полюбовалась на корявое «Для Мисси, (много замазанного текста) старого друга — чтобы развеять ее скуку», и не менее кривая роспись ниже. — Лучше бы ты свозил меня к нему лично, — так же мрачно ответила ему Мисси, бормоча скорее в пианино. — Уж я бы с ним побеседовала. Он быстро бы переодел Воланда в юбку. Я бы ему показала girls’ power, знаешь ли, — сообщила она громче, и ее голос снова поднялся выше. — Исходя из образа Маргариты, он был прекрасно о ней осведомлен. Не слишком ли ты зацикливаешься на своем новом гендере? — Доктор снова развернул к себе книгу и достал мармеладного мишку из пиалы, отправляя в рот. — Должна же леди найти себе хоть какие-то способы развлечься, — Мисси провела пальцем за клавишами, собирая скопившийся тонкий слой пыли. Доктор пожал плечами и шевельнул бровями, признавая весомость ее аргумента. Мисси было томительно скучно. Даже перепалки с Доктором последние десять лет не приносили никакого удовлетворения. — Ску-учно, — на высокой ноте протянула она еще раз. Доктор не среагировал. Мисси вздохнула. Покачала головой. Сыграла одной рукой какую-то детскую песенку. Минуты ползли, как медленные уродливые личинки. В ее голове зацепился новый ритм — барабаны последнее время ей почти не мешали, поэтому она с интересом шевельнула подбородком, вспоминая, откуда этот одновременно знакомый и чужой такт и каковы могут быть причины того, что именно сейчас он всплыл в черепной коробке. В задумчивости она начала отстукивать по верхней части пианино — Раз. Два. Три. (Доктор напрягся всем телом, наконец-то отвлекаясь от своей глупой книжки, но четвертого стука в том виде, в котором он явно этого ожидал, не последовало.) Раз-два-три-четыре. Два. Три. Раз-два-три-четыре. Два. Три. По лицу Доктора скользнула задумчивая усмешка — он тоже узнал ритм. Мисси улавливала все его микро-выражения краем глаз, продолжая отсутствующе смотреть перед собой не то в пианино, не то поверх. Она увидела, как он приподнимается с кресла, только чтобы протянуть руку за излюбленной гитарой, и усесться обратно теперь с ней, за несколько секунд подбирая нужные аккорды в своей голове. Его длинные паучьи пальцы коснулись струн, и простая повторяющаяся мелодия зазвучала, вторя ее отстуку по крышке пианино. Am, F, E. Am, F, E. Мисси позволила тени улыбки проскользнуть по ее губам. Продолжая правой рукой отстукивать ритм, она переместила левую на клавиши, негромко подыгрывая — подобное разделение обязанностей на две руки не казалось мозгу серьезной проблемой. Доктор в такт постукивал ногой по полу. Это единение в игре связывало их не хуже телепатии и не хуже игр за судьбу вселенной — будто нервы Мисси были вытянуты из тела и протянуты черед гриф его электрогитары, будто клавиши пианино, которых касалась Мисси, были выточены из его костей. Моменты для вступления текста подходили и уходили; Мисси не спешила подсоединять к их маленькому оркестру свои вокальные данные, тихо улыбаясь тому, как слаженно звучала музыка. Первые строки куплета она пропустила намеренно, тихо мыча их себе под нос без использования слов. — Second things second, don’t you tell me, — мягким сопрано наконец протянула она, кидая внимательный взгляд на Доктора и видя, какими заинтересованными в ней наконец стали его глаза, — what you think that I can be — I’m the one at the sail, — она улыбнулась, — I’m the Master of my see, o-oh, yeah, the Master of my see… …I was broken from a young age Taken my sulking to the masses Writing my poems for the few That look to me, took to me, shook to me, feeling me Singing from heartache from the pain Taking my message from the veins Speaking my lesson from the brain Seeing the beauty through the… — Pa-ain… — ее голос, опустившийся вниз на октаву, гулко отдался по каменным стенам. Мисси перестала отстукивать правой, начиная играть в две руки; впрочем, желания петь дальше как такового уже не было. — You made me a, you made me a believer — believer… Слова песни плавно затихли и вместе с ним тише стала мелодия, пока Мисси вовсе не убрала руки с клавиш в какой-то странной, необъяснимой, тяжелой усталости. Доктор, слышащий ее прекрасно — они хорошо настроились улавливать друг друга за последние пятьдесят лет — тоже прекратил перебирать струны гитары, позволяя недолгому моменту единения прерваться, задумчиво водя пальцами по краю грифа и глядя на женщину с неопределенным выражением, запутавшимся в кустистых мрачных бровях. — Я как-то виделся с парнем, который написал ее, — сказал он через две минуты тишины. — Точнее… Напишет. Лет через пятнадцать, кажется. Отличный чувак, хоть и американец. «Чувак» — ох уж этот очередной кризис среднего возраста в бесконечно долгой жизни этого старого идиота. — Да? — отозвалась Мисси скучающе и устало. — Никогда не интересовалась их личностями и лицами. Они всегда портят хорошие песни. — Этот действительно… хороший, — Доктор глянул на нее с неким заискивающим удовлетворением на лице, будто только и ждал, как она вся ударится в восторг от приближения к чему-то хорошему. — Выступает за права человека. Борется с религиозной ненавистью. С подростковыми суицидами, с дискриминацией, делает добро, понимаешь? — Он уже мне надоел, — Мисси закрыла лицо рукой. — Я же говорила. Они всегда портят песни. Доктор недовольно замолк на какое-то время, цепляя себе мармеладного червяка и долго его разжевывая. — Я скорее думал, — сказал он все еще с разноцветным мармеладом за щекой — разумеется, cначала прожевать и говорить после было непосильной задачей, — что эта песня подходит твоему прошлому лицу больше, чем этому. — Прошлому? — Знаешь, когда ты была злобным премьер-министром. Впрочем, тогда у тебя был весьма специфичный музыкальный вкус. Но по тексту… И этот стук, — он побарабанил пальцем по подлокотнику — раз-два-три-четыре. Мисси поежилась — внутренности скрутило дрожью неприятной ностальгии. — Ну, — она выпрямилась, покачивая ногой в воздухе и глядя по сторонам, — нам время от времени стоит вспоминать то, кем мы были и где мы были, верно, Доктор? Он нахмурился, улавливая в брошенной ей фразе неоформленную, но важную мысль. — Поэтому у меня будет просьба к тебе, — продолжила Мисси. — Просьба? — Да, просьба — и если ты планируешь переспрашивать каждое слово, то ее озвучивание займет много времени — впрочем мы никуда не торопимся, поэтому… дело твое. Доктор недовольно сдвинул брови и засопел. Мисси назидательно кивнула и расправила руками складки на юбке, принимая более чинную позу. — Мы здесь сидим тут уже пятьдесят лет и один Рассилон знает, сколько еще осталось… — Девятьсот пятьдесят — ты разучилась считать? — Доктор снова отвлекся от разжевывания мармелада. Мисси кинула на него свирепый взгляд и раздраженно поджала губы. — В любом случае — мне скучно, а ты со мной далеко не каждый день, поэтому выполни небольшую прихоть… — У тебя не бывает небольших. Мисси закатила глаза и замолчала, круто разворачиваясь к пианино. Доктор закатил глаза и вздохнул, выставляя перед собой руку. — Я понял — я понял. Продолжай. Представим, что я слушаю. — Запомни один любой день, Доктор, когда тебя здесь со мной не было — всего один, до или после этого разговора; время — такая незначительная категория для нашего вида. Я хочу, чтобы ты пообещал мне… — Мисси недолго колебалась прежде, чем закончить фразу, — возможность увидеть твое следующее лицо. Вспомни меня однажды, когда вся твоя личность снова вывернется наизнанку вокруг твоих нудных принципов, когда этих хмурых бровок больше не будет на твоем лице — вспомни и… вернись сюда. Всего на вечер. Ради того, чтобы потешить мое любопытство. Доктор молчал долго. Мисси тихо перебирала клавиши пианино, ожидая его ответа. — Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — наконец спросил он. — С чего ты взял? — С самого факта этой просьбы, — резковато ответил Доктор. — Мисси. Наши таймлайны не должны переплетаться и путаться — ты знаешь что-то? Ты помнишь что-то? — Наши таймлайны не должны путаться, — улыбнулась Мисси, — не задавай таких вопросов. — Мисси! — Я просто хочу, чтобы ты пообещал мне одну крохотную вещь — это так сложно для твоего огромного мозга? — Да! — грубо отрезал он и замолк. — Слишком много факторов. С чего ты взяла, что я регенерирую в этот раз? Что я захочу регенерировать? — Мисси открыла рот, чтобы ответить, но он прервал ее, — Или даже — стой — мы тут пятьдесят лет, и если все пойдет по плану, то должно пройти еще девятьсот пятьдесят. Сколько еще лет протянут эти старые лица?.. — Эй! Говори за себя! — одернула его Мисси недовольно, но он проигнорировал это, держась за хвост мысли, галопом несущейся по уголкам его гениального мозга. — …Триста? Пятьсот лет — максимум, но потом мы регенерируем, и может быть, я раньше, что значит, что ты в любом случае увидишь мое следующее лицо, даже если оно будет — тогда откуда это просьба? Ты должна что-то знать, а когда ты что-то знаешь, что я нет… хо-хо, это заканчивается плохо. — Ты не представляешь, насколько, — не глядя не него, тихо, мрачно и раздраженно пробормотала Мисси. — Хорошо — хорошо, ты можешь быть прав, а можешь и не быть — мы этого не узнаем, по крайней мере, не сейчас. Просто пообещай мне, ладно — если ты регенерируешь, если меня по какой-то причине не будет здесь, когда это случится, если что-то пойдет не так, если ты вдруг окажешься потерянной маленькой девочкой посреди огромного космоса — откуда мне знать! — если звезды сложатся и это станет возможным — пообещай мне вернуться сюда в один из дней, не пересекаясь с хмурым седым собой, и… просто поговорить. Доктор снова замолчал. Потом провел с нажимом пальцами руки по вискам, устало поднимая на нее серые глаза. — Хорошо, — сказал он негромко и глухо. — Если выполнится тысяча «если» — я обещаю, что я вернусь, чтобы тебе не было тут так скучно. — Спасибо, — кивнула Мисси и снова заиграла на пианино что-то значительно более веселое и бодрое. Доктор вернулся к книге. Мелодия началась, мелодия закончилась. Стены молчали. Мисси спрыгнула со стула и залезла на пианино. Доктор читал. — Знаешь, — заявила она тем тоном, который использовала, пытаясь себя развлечь, — Доктор, тебе не кажется, что тут очень душно? — Нет, — безэмоционально буркнул он в ответ. Она нетерпеливо вздохнула — этот чурбан оставался совершенно непробиваемым. — А мне кажется, — она поболтала ногами в воздухе, — что тут просто невероятно душно. Буквально нечем дышать. Да, — Мисси вздохнула еще раз, — душно и жарко. Воздух в хранилище был влажным и холодным настолько, что пробирал тяжестью до костей, и они оба прекрасно это понимали. — Ну так разденься, — пожал плечами Доктор, не придавая этому особенного внимания, но Мисси чуть не взвизгнула от удовольствия. — О, да ты грязный мальчишка, Доктор, — довольно заявила она, ловко и шустро принимаясь расстегивать жакет. Доктор, увлекшийся попыткой разлепить двух склеившихся мармеладных червячков, поднял на нее глаза только к восьмой пуговице.

***

Доктор глубоко вдохнула в легкие воздух и обернулась на Тардис — та ласково шумела двигателями, приободряя ее. — Что скажешь, старушка? — тихо спросила Доктор у корабля. — Дадим ей шанс? За тяжелой дверью стало очень тихо; пути назад не было — Мисси каким-то неведомым вселенной способом владела слухом более феноменальным, чем летучая мышь или дельфин, и, конечно, уже услышала эти маленькие перешептывания с Тардис. Тардис согласно гудела, в любом случае — из регенераций Мастера она по понятным причинам любила Мисси больше других. Доктор набрала в грудь побольше воздуха. — Мисси! Я захожу. Ты знаешь, где ты должна быть. Ответа не донеслось, но отступать было бессмысленно — в любом случае, у нее есть Тардис за дверью, у нее есть ее звуковая отвертка, ее одежда позволяет ей бегать лучше, чем Мисси, а время не врет — на этом отрезке времени Мисси остается внутри хранилища еще довольно долго. Мастер, конечно, сущее зло, но даже он ни на одном из промежутков собственной жизни не рискнул бы устраивать такие серьезные парадоксы. Введя все нужные комбинации кода, Доктор толкнула дверь. Та медленно поддалась, тяжело смещаясь и пуская таймледи внутрь. — О! — радостно воскликнула Мисси, вполоборота сидя перед пианино. — Вот и ты, милая! — Вот и я, — более напряженно согласилась Доктор, делая несколько шагов вперед. Дверь за ее спиной гулко закрылась, пуская эхо по стенам. Мисси довольно дернула уголком губ вверх, театрально развернулась к пианино и не менее театрально опустила руки на клавиши. Далее случилось две вещи: пальцы Мисси побежали по клавишам пианино, стремительно и чисто начиная играть «К Элизе», и Доктор оступилась, замирая и бесконечно сильно ругая себя за глупость и наивность — вокруг нее, метром в диаметре, возникло переливающееся и дрожащее от напряжения силовое поле, мешающее сделать следующий шаг. — Мисси! — тихо чертыхаясь, Доктор осторожно поднесла руку к краю и резко одернула пальцы. — Какого Рассилона… — Какие-то проблемы, солнце? — громко поинтересовалась Мисси, не прекращая играть. — Я бы, конечно, тебе помогла, но разве я могу выйти отсюда? Ты знаешь, что нет. «Думай, » — напряженно думала Доктор. «Думай!» Как Мисси смогла провернуть это? Доктор внимательно осмотрела пол, от которого поднималось поле, но никаких следов техники не было обнаружено — пол был таким же неровным и каменным, как и в любом другом месте. Она подняла глаза к потолку. Было не менее пусто. Как оно активируется? О, музыка, очевидно. Или музыка была исключительно для драматизма? Мастер всегда любил драматизм. О, это их общая черта, но у Мастера драматизм неизменно шел в совокупности с королевским пафосом и дешевой театральщиной — нет, не те мысли. Думай. Поле? Откуда поле? Нанотехнологии? Откуда у Мисси мог быть доступ к — о, у Мисси мог быть доступ ко всему даже в пустой яме на голом астероиде, Мисси прекрасный, замечательный гений. Но — — Оу, Доктор, спасибо, — довольно промурлыкала Мисси. Она говорит что-то вслух? Нет, это неважно сейчас. Важно выбраться и не дать Мисси получить то, что она хочет. А что она хочет? Она все еще не выдвинула ни одного требования. Почему вообще Мисси хотела ее здесь вообще изначально? Что-то про скуку — той постоянно скучно, и Доктор не может ее упрекать, она сама не продержалась и часа ожидания во время нашествия глупых черных кубиков, а у него тогда были все обычные человеческие развлечения под рукой, а не только фортепиано и горстка книг. — Наконец-то ты понимаешь, — сообщила ей Мисси. — Жалко только, что так поздно — уже ничего не поправишь. Надо было разобраться сначала с силовым полем — клеткой? — а потом с Мисси. Одно дело за раз. — Звучишь сексуально, — хмыкнула Мисси. — Чего ты добиваешься? — спросила Доктор, поджимая губы и качая головой. Нет, нет, стоп — поле сначала, Мисси потом. Доктор достала звуковую отвертку, ища признаки технологий у границ силового поля, но показания были нулевыми. Тогда она попыталась просканировать все хранилище. Чуть не деактивировала силовое поле вокруг фортепиано, пытаясь проанализировать сбоящие данные. Громко цокнула языком от неудовольствия. — Того, чтобы ты включила свою прелестную голову, — почти пропела Мисси, чуть поворачиваясь к ней. — Думай, Доктор, давай. Ты сможешь. «Давай, Доктор, догоняй, ты сможешь» — уговаривал ее О, уже показывая Мастера в глазах, пока ждал, как она догадается. «Старайся не отставать» — просила Мисси, пока Доктор не понимал, кто же, черт побери, Мисси такая. Мастер всегда так разочаровывается, когда Доктор не понимает его загадки вовремя. Черт бы побрал Мастера с его обсессивной любовью-ненавистью. — Что создает это поле? Очевидно, триггером стала музыка, но почему в этом месте? И где источник? — громко спросила Доктор, не столько ожидая ответа от Мисси, сколько от себя самой. Мисси хмыкнула и даже негромко рассмеялась. — Ох, Доктор, ты знаешь… — она на секунду задумалась. — Что-то у меня прихватило спину… Наверное, надо встать и размяться. Красуясь и расправляя юбку, Мисси резво подскочила со стула, прекращая играть так же внезапно, как и начала. Поле исчезло. Мисси покручивалась, довольно улыбаясь. Доктор моргнула несколько раз, нахмурилась и стремительно направилась вперед, ближе к Мисси, с угрожающим и довольно-таки раздосадованным видом, но та снова оказалась шустрее. — О, кажется, уже все прошло! — она упала обратно на стул, и музыка снова наполнила хранилище. Доктор замерла. — Это невозможно, — пробормотала она, глядя на переливающееся вокруг нее поле. — Откуда оно могло- Только если я являюсь источником. Ну, конечно, сама она не могла являться источником силового поля, но что-то на ней, очевидно, должно было; другой вопрос в том, что и откуда. И, более того — как долго. Это очевидно должен быть план самой Мисси, а не ее прошлых регенераций — музыка выдавала ее с головой — тем более, разрешение ей переместиться было и хвастовством, и подсказкой; но… — Но что могло оставаться на мне так долго, чтобы пройти через регенерацию? Это в основе невозможно, вся одежда, все инородное в теле должно было… — Доктор снова достала звуковую отвертку, сканируя на этот раз себя. Отвертка снова не показала ничего потенциально возможного. — Ничего. Да и как я могу быть источником? Поле бы двигалось со мной, а я не могу и шага сделать — если только устройство не закрепляет первые координаты после того, как улавливает первый сигнал звуковой волны нужной тональности — ох, это умно. Но что это может быть за устройство, если… — она снова посмотрела на звуковую отвертку, которая упрямо не видела ничего вокруг, и тут ее мозг щелкнул. — Ох, нет. — О, да, — довольно промурлыкала Мисси. — Я знала, что ты сможешь. Все как ты любишь — новый корпус… — …то же устройство, — закончила Доктор, запуская руку в волосы и раздосадованно возводя глаза к потолку. — Нет! Ты запустила вирус в мою звуковую отвертку. Когда ты… Стоило мне расслабиться, да? Когда я заснул на твоей кровати или… Ты стащила ее, пока я спал, запустила в систему вирус и вернула обратно. Это подло. И я не могу, — она применила несколько режимов в отчаянной попытке перекодировать, но у нее ничего не выходило, — его выгнать! Да как ты… Это же моя звуковая отвертка! — Ага, — хмыкнула Мисси. Доктор стиснула зубы и закрыла глаза — у нее оставался только один выход, и он ей очень — очень не нравился. Поле переливалось синевато-серебристым вокруг нее. Мисси играла на фортепиано. Доктор приложила ручку звуковой отвертки к губам, судорожно вздыхая — так глупо попасться и так глупо терять. «Прощай, милая, » — пробормотала она еле слышно, снова закрыла глаза и, пока не успела передумать, с силой швырнула отвертку в силовое поле. Поле пропало. Перегоревшая отвертка упала на пол с гулким печальным стуком. Что ж, загадку Доктор решила. — Умно, да? — Мисси самодовольно ухмыльнулась — получился полуоскал — и наконец убрала руки с пианино. Доктор, наверное, больше никогда в жизни не сможет слышать «К Элизе», а она обожает Бетховена. — Мне всегда казалось, милая, что ты слишком сильно привязываешься ко всяким побрякушкам, не дотягивающим уровнем до твоего бесспорно прекрасного мозга — отвертка, очки, гитара… питомцы. Я же, в свою очередь, никогда не жадничаю, когда речь заходит о небольших уроках — полагайся на себя, а не на мусор, думай головой, а не светящейся жужжащей палкой, общайся с равными, а не с… — Ты испортила мою звуковую отвертку, — Доктор подняла на нее злой, обиженный и разочарованный взгляд. Мисси цокнула языком. — О чем я и говорю — ты зациклена. Клара-Клара-Клара, звуковая-звуковая-звуковая, что это такое, мм? — Это — о, я покажу тебе, что это, — Доктор подобрала с пола остатки отвертки (да, Тардис уже делает ей новую, но это же была ее отвертка) и сунула их в карман. — Это я, и я ухожу. Она развернулась, ругая себя за очередную провалившуюся попытку доверия. Сколько их уже было? Сколько раз Мастер предавал ее, бросал ее, пытался убить и лишал ее того, что она так любит? Доктор не видела, как круто Мисси изменилась в лице.  — Нет, — пробормотала та себе под нос. — Доктор! Черт подери твою ранимую… Доктор! Доктор не останавливалась, но позволила себе на секунду обернуться — Мисси, поправив юбку, шустро кинулась к одному из столбов, ограничивающих ее собственное силовое поле, что-то нажала на когда-то абсолютно гладкой поверхности и тут же его отключила — ну конечно она могла сделать это, как же иначе? Доктор поджала губы, кидаясь к двери бегом, но Мисси уже бежала следом. — Ты же не обиделась так из-за своего маленького аксессуара? — Мисси попыталась ухватить ее за рукав. — Это была всего лишь загадка, Доктор, разминка для мозга, подарок — ты любишь красивые загадки! — В следующий раз попробуй цветы, — огрызнулась Доктор, но замедлилась — ей надо было понять, как выйти отсюда, не выпустив Мисси. — Или книгу. Или новую отвертку. — Хорошо — хорошо! — Мисси, слегка задыхаясь — на каблуках и в тяжелом старомодном платье из платяного шкафа Мэри Поппинс бегать ей было действительно тяжело. — Давай сделаем тебе новую отвертку, если ты так расстроена — давай, мы быстро соберем ее, что сложного? У меня есть старый кассетный проигрыватель, обогреватель, провода и набор столовых приборов, это все, что потребуется. Ты только… Она оступилась, попав каблуком на неровность пола, и неловко упала, едва успевая подставить руку, чтобы не удариться головой. Доктор автоматически дернулась ей помочь, но замерла. Надо было бежать, пока было время. Надо было… Ноги не слушались. Мисси засмеялась, поднося ладонь к лицу и осторожно приглаживая волосы на висках, но этот смех был насквозь невеселым. — Посмотри на меня — как низко я пала, — она отвернулась, не глядя на Доктора, и та просто не нашла в себе сил убежать. — Почти на коленях умоляю тебя не бросать меня здесь снова одну — вот до чего доводит эта изоляция и это «исправление». — Ты сама виновата, — Доктор со вздохом наклонилась к ней, протягивая руку. — Не стоило трогать мою отвертку. Мисси расхохоталась. — Иногда ты так очаровательно наивна в своем непонимании, как двусмысленно порой звучат твои слова. Доктор нахмурилась, и светлой кожи с бледными веснушками на скулах коснулся румянец. Мисси, абсолютно гадко улыбаясь, ухватилась за протянутую руку и встала на ноги, отряхивая помявшуюся одежду. Доктор стояла перед ней, не зная, куда ей теперь податься. Глаза встретились — медово-зеленоватые с прозрачно-голубыми — и мгновение замедлилось; на дне голубых глаз Мисси насмешка и усталость вдруг сменились осознанием и сочувствием. — Ох, — она стала выглядеть куда более виновато. — Я была уверена, что ты придешь сюда до того, как узнаешь о том, что случилось на Галлифрее. После того, как я устроила то маленькое представление на самолете, и после шума с Касаавинами и нашего милого свидания в Париже на Эйфелевой башне, но до… всего остального. Иначе бы я не стала… Поле вызвало очень неприятные воспоминания, да? Мне жаль. Правда.  — Наш таймлайн не должен был так запутаться, — Доктор покачала головой. — Это неправильно. Мисси сочувственно погладила ее по щеке, и Доктор вздохнула, снова сдаваясь обманчивой мягкости. — Как ты вообще можешь быть… такой? Ты пытался уничтожить меня и все, что было со мною связано, в нашу последнюю встречу. — Нам надо помнить, где и кем мы были, — повторила Мисси слова, звучавшие для нее так недавно, и так давно для Доктора (сейчас они обрели совсем другой смысл). — Но это не должно определять нас. Я хотела, чтобы ты оказалась здесь, чтобы я могла… извиниться. Что ж, ей было очень сложно произнести эти слова. — Я не знаю, какие воспоминания обо мне в твоей красивой голове, но я надеюсь, что ты знаешь, что сейчас я правда стараюсь стать лучше, — продолжила Мисси, с почти трогательной неуверенностью ища что-то в лице напротив. Даже на своих каблуках она оставалась, наверное, на дюйм ниже. — Для тебя и твоей вселенной. — Это даже не моя вселенная, — устало заметила Доктор, и на нее снова навалилась тяжесть недавно узнанной правды. Она неторопливо отошла от места недалеко от входа в хранилище, где они встали, и опустилась на софу у стены. Мисси последовала за ней и встала перед, глядя сверху вниз. — Не неси чепухи — конечно, она твоя. На тебе стоят все законы времени, установленные таймлордами, на тебе миллиарды лет наследия — и это ровным счетом ничего не меняет, потому что ты по-прежнему та идиотка, которая когда-то решила, что сельдерей — это прекрасный аксессуар для пальто. Доктор усмехнулась, дергая уголком губ вверх. — Кстати об этом, — она заправила светлые пряди за ухо, поднимая голову, — как тебе? Мой новый образ? Моя одежда? Да — ты уже ее видела, но это же совсем другое. — Оу, — Мисси опустила глаза, окидывая взглядом темную кофту с цветными полосками, желтые подтяжки, синие штаны, слишком короткие и потому не прикрывающие голые тонкие щиколотки, серый плащ, синие носки. Ее верхняя губа чуть-чуть приподнялась, и Мисси ответила, даже не пытаясь спрятать неискренность в голосе, — она очень, очень прелестна, милая. Очень… в твоем стиле. Ее лицо изменилось, и в глаза вернулась извечная чертовщинка. — Снимай ее к чертовой матери. — Мисси! — Доктор задохнулась от осуждения. — Что? — Мисси уселась на софу рядом с ней; ее голос взметнулся вверх до самых высоких нот. — Мы еще ни разу не делали это, будучи обе женщинами! Только не говори, что тебе неинтересно. — Не говори мне, что ты попросила меня вернуться сюда, только чтобы переспать со мной по-новому. Не самый увлекательный способ коротать миллениум. — Что ты, конечно, нет. Не только ради этого. — Ты невыносима, — заявила Доктор. — Ты выносишь, — парировала Мисси. — Я уже собираюсь уходить и— — Знаешь? Мне это надоело, — заявила Мисси и положила теплую ладонь на щеку Доктора, довольно резко разворачивая ее лицо к своему и требовательно прижимаясь губами к ее губам. Это было действительно чем-то новым; Доктор помнила, каково целовать ее, будучи мужчиной — седым и очень сварливым — Мисси, в свою очередь, помнила женские губы Доктора с того времени, как была О — то очаровательно зависимым и уязвимым, то исполненным ярости и ненависти до кончиков пальцев; однако сейчас это было на удивление мягко и неагрессивно до странного. — Мы обе знаем, что ты не любишь уходить, — проговорила Мисси в ее губы, чуть отстранившись. Ох, она не могла не. Доктор вздохнула, покачала головой и поцеловала ее снова — просто потому, что это действительно оказалось интересно и необычно. Что это, женская сторона натуры, побеждая, смягчает характер и позволяет легче признать привязанность и что-то теплое и уязвимое под кожей, а не вцепляться друг другу в глотки, меряясь… Чем бы то ни было? Яркая помада Мисси отпечатывалась пленкой на губах Доктора и размазывалась вокруг контура. Ее кожа пахла лесными ягодами и мылом, а поцелуй оставлял чувство тепла, расползающегося по телу; Мисси вдруг разомкнула губы, и их языки коснулись — все так же неагрессивно и спокойно — и почему-то ощущение теплой влаги чужого рта на кончике языка было приятно до мурашек на загривке. Воспоминания перенеслись на оранжевую траву и первые несмелые поцелуи под жаркими лучами двух солнц, а в голове вдруг улеглась вся эта сумасшедшая нервная мешанина и стало тихо и спокойно — как будто, ну, дом стал ближе. В целом, так и было — за исключением того, что именно Мисси была ответственна за уничтожение их дома и за то, что им было больше некуда возвращаться. — Некуда? — переспросила Мисси, и Доктор поняла, что та уже давно у нее в голове во всех возможных смыслах. — Но ты же вернулась сюда. — Ты не можешь уничтожать все, что было мне дорого, и выворачивать меня наизнанку, а потом просить от меня любви и внимания, — лицо Доктора исказилось. — Я знаю, что ты прошла большой путь, но для меня воспоминания слишком свежи. — Я знаю, — просто сказала Мисси. — Но ты вернулась. — Я хотела понять, как же это все вышло так… Как ты смогла поменяться? Принимая все, что ты совершила и что совершили с тобой? Помня это, но… — Но зная, кем должна являться сейчас, — Мисси слегка наклонила голову вбок. — Я понимаю, что ты хочешь услышать от меня невероятные секреты, которые научат тебя, как жить дальше, но мне нечего тебе сказать. В этой вселенной нет ничего умного, что не было бы сказано унылыми мудрецами тысячу раз до тебя и не стало избитым клише. Ты — это ты, Доктор. Ты больше, чем твои питомцы могут вообразить и почувствовать, ты больше, чем помпезные таймлорды могут понимать и контролировать. Ты заставляешь всех разумных существ вокруг тебя идти на любые безумства, рисковать всем — лишь бы ты посмотрела вот так этим золотом в глазах. А еще — еще ты идиот в безвкусной одежде в сломанной синей будке, который несется на любой сигнал бедствия в надежде найти там таких же вдохновленных идиотов, — она вздохнула и улыбнулась, потрепав Доктора по щеке довольно болезненно. Доктор недовольно размяла щеку изнутри языком. — Ты можешь стать кем-то еще — но только если действительно захочешь, а не потому, что кто-то рассказал тебе пару забытых фактов, милая. — Эти пара забытых фактов свели тебя с ума, — заметила Доктор мрачновато. Глаза Мисси немного остекленели. Она моргнула. В них блеснули прозрачные слезы. — Да, — кивнула она слегка заторможенно. — Дым был особенно красивым на фоне оранжевого неба. Она нервно улыбнулась и отвернулась, пытаясь как можно незаметнее вытереть лицо. — Мисси… — Я не знаю, почему я хотела тебя увидеть, — неожиданно призналась Мисси. — Ох, теперь мне, конечно, не скучно — но я ведь понимала, что ничем хорошим для меня это не закончится. Как будто Галлифрей когда-нибудь перестанет гореть здесь, — она указала пальцем на свой висок. Некомфортное молчание длилось несколько секунд, но они казались слишком долгими. — Ты правда пыталась измениться, да? — неловко улыбнулась Доктор. Почему-то этот факт до последнего оставался очень неочевидным, а сейчас вдруг стал прозрачным до невозможного. — Не используй со мной это прошедшее время — по крайней мере, пока, — ответила ей Мисси чуть более твердо и с уже более привычными (не то флиртующими, не то раздраженными) интонациями. — Спойлеры, милая. — Я не знаю, к чему мы в конце концов придем, Мисси, но, — Доктор взяла ее руку в свою и столкнулась с удивленными и уязвимыми глазами Мисси слишком близко, — скажи, Галлифрей хоть раз, когда ты была там со времен детства, ощущался домом? Мисси разглядывала ее лицо, как впервые, несколько долгих мгновений. Потом сглотнула скопившуюся слюну и отрицательно покачала головой. — А это? — Доктор приложила ее кисть к своей груди, и Мисси ощутила ровное знакомое биение двух сердец под ладонью — ритм, когда-то преследовавший ее неуходящим безумием, но почему-то неуловимо иной. — Это похоже на дом? — Да, — беззвучно выдохнула Мисси и облегченно улыбнулась. — Это всегда было похоже. . Тишина стала успокаивающей. Они сидели так какое-то время, слушая, как кровь шумит в артериях, гонимая мощными толчками сердец. На кончиках пальцев покалывало тепло. Рука Мисси шаловливо сместилась чуть в сторону — вправо, если быть точнее. Доктор вздохнула, опуская вниз немного осуждающий, но не удивлённый взгляд. — Что? — спросила Мисси и лукаво улыбнулась. — Ну не можем же мы допустить, чтобы ты проделала весь этот путь зря, мм? Ладонь Мисси мягко сжала ее грудь и отпустила. Доктор перевела на нее красноречивый взгляд. Однако она знала, что Мисси слушает ее, знает ее, чувствует ее — тепло в животе скрутилось сильнее и сместилось ниже, а мурашки снова побежали по шее и позвоночнику. Они действительно еще не пробовали так. «К черту», — подумала Доктор. Мисси широко улыбнулась. Доктор снова прижалась к ее накрашенным губам в поцелуе, толкая всем телом на подушки за ее спиной, и та поддалась, падая на них вместе с Доктором. Целовать ее было мокро, мягко и вкусно. — Я поцеловала девушку, и мне понравилось, — пробормотала Доктор в губы Мисси между поцелуями. — Это уже куда более интересная земная классика, моя дорогая, — довольно согласилась Мисси, посмеиваясь над ней.