I'll be good.

      В нос резко ударил запах медикаментов, и я снова очнулась, но на этот раз не только из — за этого. Шея ужасно ныла, и я неосознанно положила руку на тугую повязку. Всё было каким — то мутным, неразборчивым. Я могла видеть только белый потолок, который постепенно расплывался в моих глазах. Помимо всего этого я чувствовала, как кто — то держит меня за руку. Было больно, но я всё-таки смогла повернуть голову. Рядом с моей кроватью на стуле сидел Трэвис, он держал меня за руку, слабо сжимая ладонь окровавленными пальцами, и тихо спал, уткнувшись головой в стену.       Я попыталась лечь поудобнее, чтобы не разбудить Фелпса, но кровать сдала меня с потрохами своим протяжным скрипом. Трэвис сразу открыл глаза. Ничего себе, какой у него чуткий слух. Парень резко выпрямляется, смотрит на меня каким — то заботливым взглядом.       — Бетт, тише, не шевелись. — да я никуда и не тороплюсь.       Трэвис волнуется, и это заставляет меня слегка удивиться. Странный такой. Вроде бы сначала говорил, чтобы я держалась от него подальше, а теперь сам ходит за мной, как привязанный.       Ну что, поговорим, Трэвис? Хочется почему — то сказать ему это, но я могу лишь прохрипеть что — то невнятное. Фелпс, заметив мои ничтожные попытки, остановил меня и сам начал разговор.       — Тебе нельзя разговаривать. — это утверждение.       «Да ладно? Как ты догадался?» — я бросаю на Трэвиса саркастичный взгляд, и, как ни странно, он понимает меня и начинает ухмыляться.       — Теперь я понимаю, как вы с Салом общались. У тебя такой красноречивый взгляд. — Трэвис теперь улыбается, а мне тоже хочется, но я сдерживаюсь, чтобы избежать боль в шее.       Мы долго сидели и молча смотрели друг на друга. Трэвис иногда говорил что — то, на что я могла ответить ему лишь взглядом, но, мне кажется, он всё понимал. Спустя какое — то время я заметила, как Фелпс напрягся, а потом наклонил голову к коленям, устало потирая шею, и снова посмотрел на меня.       «Что ты скрываешь от меня? Скажи, Трэвис.» — я снова пытаюсь поговорить с ним, надеясь на то, что он сможет понять меня.       — Я… Крис сейчас в реанимации. Я чуть не убил его, Бетт. Если бы скорая приехала чуть позже, его не смогли бы спасти. Я сломал ему нос, руку, таз и превратил почти все его органы в кровавое месиво.       Я бросила на него взгляд, полный отчаяния. Не думала, что когда — нибудь буду так сильно переживать за Трэвиса. Что же с ним такое творится? Почему он такой грубый, жестокий? Я понимаю, что он хотел меня защитить и благодарю за то, что тогда не бросил меня, но он преподал Крису слишком жестокий урок. Я знаю, что этот урод поступил ужасно, но из — за него у Фелпса могут быть проблемы.       Я медленно и осторожно положила свою ладонь на его руку и слабо сжала её, посмотрев на Трэвиса нежным и благодарным взглядом, а он как — то устало улыбнулся мне, потом свободной рукой зачесал непослушные светные волосы. Почему — то сразу захотелось прикоснуться к ним, но мне приходилось лишь мечтать об этом и спокойно лежать на кровати, продолжая слушать Трэвиса.       — Я боялся, что не успел. Что этот подонок… — он замолчал, словно не хотел вспоминать об этом, но ему нужно было выговориться.       Меня переполняли эмоции. Хотелось встать, прижаться к Трэвису, почувствовать его тепло, пройтись рукой по его волосам, сказать ему всё, о чём я сейчас думала.       — А ещё больше я боялся того, что смогу навредить тебе. Я не мог контролировать себя, Бетт, ты понимаешь? — он действительно боялся себя, а мне, кажется, было всё равно.       Да, я понимаю, Трэвис, но не боюсь тебя. Мне всё равно. Да, я чёртова мазохистка. Я привыкла к боли и ко всему этому ужасу, который и сейчас продолжаю испытывать. Но рядом с тобой мне становится спокойнее. Только рядом с тобой я могу жить дальше и знать, что меня хоть кто — то сможет защитить от всей этой жестокости. Трэвис будто понимает меня, поэтому ещё крепче сжимает мою руку и теперь смотрит с какой — то нежностью.       — Значит, ты не понимаешь этого? — спрашивает он, а я утвердительно моргаю и улыбаюсь, сразу же хватаясь за горло, которое снова пронзила острая боль.

***

      Спустя два дня мне уже можно было спокойно вставать и разговаривать, но выписывать меня пока что не собирались. Сал и Трэвис навещали меня ежедневно, последний оставался почти на весь день и уходил только тогда, когда его начинали прогонять из палаты медсёстры, которые явно были недовольны таким нарушением строгих больничных правил.       — Ты уже третий день пропускаешь, не боишься, что родителям доложат? — спросила я у Трэвиса, ухмыляясь.       — Наплевать мне на всех. — сказал Трэвис и сел рядом, протягивая мне пакет с фруктами.       — Спасибо. — отвечаю я и сразу беру себе яблоко.       Приходится встать, чтобы помыть его, но совсем скоро я снова возвращаюсь на место и сажусь на кровать, подкладывая подушку под спину и устраиваясь поудобнее. Трэвис сейчас сидит на противоположном краю и смотрит на меня как — то странно.       — Как ты? — только и спрашивает он, а я приступаю к поеданию яблока и показываю ему поднятый вверх большой палец.       Недолго Трэвис наблюдает за мной, а потом вдруг подвигается ближе, нависая сверху, и я чувствую, как кровать начинает прогибаться ещё сильнее под нашим весом. Почему — то живот опять начинает сводить, а щёки краснеют. Взгляд у Фелпса снова становится каким — то странным, тёмным.       — Если бы ты сейчас была здорова, то не смогла бы сидеть ещё неделю. — он говорит это слишком низким голосом, а я от шока не могу проглотить кусок, застрявший в горле.       Что? Он намекает на…       Трэвис отнимает у меня яблоко, отшвыривает его в сторону, а мне приходится только с жалостью посмотреть на это. Вдруг, я чувствую, как его руки начинают постепенно и нежно гладить сначала мои колени, потом бёдра, поднимаясь выше.       Я чувствовала, как внутри всё замирает, а потом обрывается, как сердце начинает бешено стучать. Становится слишком душно и как — то приятно от этой близости.       — Трэвис. — я, заикаясь, могу произнести только его имя и застываю.       Фелпс сначала нежно проводит рукой по моей щеке, его начинает слегка трясти то ли от нетерпения, то ли от возбуждения, а потом он придвигается ещё ближе, так, что его колено оказывается между моих ног, и почти придавливает меня к кровати.       — Я хочу тебя, Бетт. — как — то рвано шепчет он, а я продолжаю сходить с ума от его прикосновений.       Его губы снова едва касаются моей перевязанной шеи, и я чувствую, как волна мурашек пробегает по спине. Трэвис сначала замирает, а потом снова наклоняется ко мне, только чуть ниже, спускаясь к ключицам. Судорога прошлась по моему телу, когда он прикоснулся губами к моей коже. Он жадно целует мои ключицы, оставляя после себя небольшие укусы, которые потом обжигает его горячий язык. Хочется остановить всё это, но я могу лишь тихо скулить под ним, сжимая в руках простыни.       Трэвис у нравится это. Он продолжает, только теперь с силой придавливая мои запястья к кровати, заставляя меня вспомнить тот самый вечер — самое ужасное, что могло произойти в моей жизни. Крис тогда тоже делал мне больно, пытался взять силой, но почему сейчас я не кричу? Почему не прогоняю Трэвиса? Может, потому что я испытываю к Фелпсу особые чувства? Не знаю, почему, но с ним эта боль кажется мне не такой ужасной.       Совсем скоро я всё же прихожу в себя и понимаю, что нас в любой момент могут увидеть, но Трэвис не даёт мне и слова сказать, продолжая эту сладостную пытку.       — Трэвис… Мы в больнице… Сюда могут… Зайти. — у меня получается сказать что — то внятное, но Фелпс словно не слышит меня.       Я понимаю, что всё заходит слишком далеко только тогда, когда Фелпс пытается дрожащими пальцами развязать повязку на моей шее. Мне сразу становится страшно и больно, и я пытаюсь оттолкнуть Трэвиса, но безуспешно. Он гораздо сильнее меня. Словно одержимый, он продолжает то, что начал, а мне остаётся лишь умолять его.       — Остановись, Трэвис, прошу тебя. — шепчу я, чувствуя, как мой голос начинает дрожать от подступивших слёз.       Но Трэвис не слушает, сдавливает мои запястья сильнее и поднимает глаза. Я вижу его взгляд, такой пугающий и опасный, что от него хочется кричать во всё горло. Нет, это не он. Это кто — то другой сейчас делает всё это. Я не верю!       — Трэвис… Трэвис, мне больно! — я срываюсь на крик, когда чувствую боль в шее, и слёзы сами начинают литься из глаз.       Трэвис остоновился, а потом что — то изменилось в его взгляде. Наваждение отступило, и теперь он мог увидеть перед собой всё, что сделал. Я смахнула слёзы, посмотрела на него и схватилась за горло.       Он молчит, рассматривая меня, пытается собраться с мыслями, а потом замечает укусы, которые оставил, почти развязанную повязку, мои слёзы, и я вижу в его глазах ужас.       — Бетт, Боже, что я сделал? — тихо шепчет он, хватается за голову, не зная, как поступить, а потому вдруг резко срывается с места, выбигая из палаты.       Я продолжаю сидеть на месте, чтобы хоть как — то прийти в себя, но ничего не получается. В голове снова всплывает этот взгляд, наполненный сначала неподдельным гневом, а потом раскаиванием. Чувствую, как внутри постепенно всё рушится, оставляя после себя лишь сплошную пустоту.