perihelion

Ничто не могло осчастливить страну больше, чем Роберт Баратеон, который стал временно исполняющим обязанности премьер-министра десятого августа. Сразу стало ясно, что Роберт был правильным выбором, поскольку за ним сплотилось подавляющее большинство. Он был богатым человеком, но он никогда не забывал простых людей, и сделал это своим боевым кличем. Он разжигал гнев народа, перенаправлял его на старых злодеев и собирал похвалу и поклонение. Выборы назначили на декабрь, но партия была уверена в нужном исходе. Жизнь Серсеи кардинально изменилась. Вдруг людям стало не все равно, что она скажет. Они следили за ней повсюду — в основном репортеры — спрашивая ее мнение о платформе Роберта и политических взглядах. После первой оплошности, когда она ответила не в соответствии с тем, что команда Роберта сочла уместным, ее проинструктировали обо всех деталях, чтобы ее больше никогда не могли застать врасплох. Одно ее существование отразилось на администрации Роберта Баратеона; давление было запредельным. Новая роль Роберта также повлияла и на его отношения с женой. Они были вынуждены появляться вместе гораздо чаще, чем раньше. Кроме того, они должны были изображать любовь, что требовало изрядного актерского мастерства как от Серсеи, так и от Роберта. Роберт был разочарован, потому что все внезапно обрушившееся внимание свело его измены фактически к нулю. Серсея не изменяла мужу со времен Аддама Марбранда на Тенерифе. Только… Только это не было правдой. Аддам был последним, с кем она переспала, но в голове? О, ее испорченная голова была совсем другой историей. Она пыталась не думать о Джейме. Он и сам не знал, как ей помог: на следующий день после дня рождения он прыгнул на рейс в Мумбаи, и это было последнее, что она о нем слышала. Теперь все новости она получала от Тириона, единственного человека, с которым Джейме все еще разговаривал. Он обосновался у Оберина Мартелла, что было просто смешно: он предупреждал ее о Мартеллах всего несколько недель назад. Видимо, передумал. Конечно, ей было обидно. Первые несколько недель она звонила ему без конца, отправляла сотни сообщений, оставляла гневные голосовые его автоответчику. Он игнорировал ее, что только злило ее еще больше. Он был инициатором. Он заставил ее что-то почувствовать. Это была его вина, и она не могла смириться с тем, что он оставил разгребать последствия ее одну. Она осталась с ужасным осознанием того, что она хочет его, по-настоящему хочет его, и поэтому она была монстром. Итак, она попыталась забыть его, так же, как он ушел и забыл ее. Сначала она с головой окунулась в свою новую роль, купаясь в центре внимания всякий раз, как представлялось возможным, занимая себя всевозможными собраниями и событиями, которые могли бы сделать ее популярной, могли бы сделать ее любимой. Но не сделали. Холодным дождливым ноябрьским утром пиар-команда Роберта сообщила ей, что людям она не нравится; только 16% сочли ее приемлемой. Роберт сильно разозлился в ту ночь, ударил ее впервые с августа. На следующее утро после того она уехала из Лондона в СПА-центр, но правда была в том, что ее синяки привлекли бы внимание публики, а этого никак нельзя было допустить. В такие времена она скучала по Джейме больше всего. Он был убежищем во время шторма, но это было раньше... Оглядываясь назад, возможно, это и было источником проблем. Она слишком сильно на него полагалась, она видела любовь, которую он стремился подарить, и проглатывала ее целиком. Никто никогда не любил ее и наполовину так сильно, как Джейме, за то короткое время, что он был в ее жизни. Она испытывала жажду, когда встретила его, а он был водой, чистейшей водой. Теперь она пересохла. — Может быть, попробовать в брюнетку? Голос Таэны вернул ее в настоящее, обратно в комнату, где собралась команда Роберта по связям с общественностью, чтобы попытаться исправить то, что с ней не так. Почему она не нравится людям? Почему они не считают ее приемлемой? Красивой, да, но они не думают, что она добрая. Это потому, что у них нет детей? Ребенок бы все исправил? Они продолжали говорить о ней, как будто ее там не было. Ее муж ушел и спрятался где-то в доме, оставив тяжелое испытание для Серсеи; в конце концов, он не преминул напомнить ей: проблема была в ней, а не в нем. — Нет, — сухо ответила Серсея. Она исключила любые изменения своей внешности. Она хотела видеть себя, когда смотрит в зеркало. (И его тоже). У Серсеи начинали появляться признаки усталости. Они сидели там уже три часа. — Хватит, — сказала она, вставая. — Мне все равно, нравлюсь я или нет. — Это тоже начинало ощущаться. — Они должны голосовать не за меня, а за Роберта. И если они не голосуют… ну, очень жаль! Таэна вздохнула, а остальная часть команды замолчала. Серсея упомянула то, что не следовало упоминать: слово на букву «г». С тех пор как были объявлены выборы, в доме было строгое правило: не упоминать предстоящее на следующей неделе голосование. Серсее правила никогда не нравились. У нее зазвонил телефон. Серсея взглянула на экран и увидела там Тирион. — Уходите! — проревела она, потому что они не шевелились. — Все! — Они поспешно собрали свои бумаги, опросы и кучи дерьма и вышли из комнаты. Таэна была последней; она бросила на нее пронзительный взгляд, прежде чем закрыть двери. — Пожалуйста, пожалуйста, скажи что-нибудь, что поднимет мне настроение. — Он вернулся. Должно быть, она побледнела, потому что у нее внезапно закружилась голова, и ей пришлось опереться на спинку стула. — Когда? — Костяшки ее пальцев побелели, а ногти царапали полированное дерево. — Этим утром, — Тирион произнес это едва ли не шепотом, и она предположила, что, судя по всему, не должна быть осведомлена об этом. Джейме сказал ему не звонить ей? Он думал, что вернется в Лондон и не столкнется с ней до конца жизни? Вот так просто? Это напомнило ей, что она злилась на него. Это напомнило ей, что она не должна позволять влиять на нее. — Рада слышать, — сказала она, пытаясь казаться невозмутимой. Никто из них долго не говорил; Серсея боялась себя выдать, а Тирион не собирался вестись на ее чушь и хотел дать ей это понять. В конце концов, она сдалась первой. — Что мне сделать? Вечеринку ему устроить? Он ни слова не сказал. — И мы не знаем, почему он это сделал, поэтому мы должны отнестись с пониманием. Он через многое проходит. Тирион был самым умным человеком, которого Серсея знала, но иногда он мог быть таким тормозом. — Я ему не психиатр. — Ты его сестра. Серсее хотелось, чтобы все перестали напоминать ей об этом, включая Джейме. Это только усиливало ее чувство вины по поводу утраты здравомыслия и приличия. — Напомни ему, —огрызнулась она. — Он, кажется, подзабыл.

***

Не думать о Джейме было легче, когда он был далеко. После его возвращения все стало с ног на голову. Она не могла сосредоточиться на своих обычных задачах, и ее ошибки довольно часто приводили к недовольству Роберта. На прошлой неделе она совершенно забыла о каком-то общественном мероприятии, и ее отсутствие заставило людей задуматься о приверженности Роберта делу. Серсея едва могла вспомнить, что это была за благотворительность; ей было все равно. Он приснился ей в ночь накануне результатов выборов. Для нее это стало повторяющимся сном, после него на утро ей всегда было стыдно. Когда она не спала, она еще могла контролировать себя, контролировать свои импульсы, когда их становилось слишком много. Но когда она спала... ее разум контролировал ее совесть, ее нейроны коротко замыкались, посылая изображения его сильных рук, прижимающих ее, его рта на ее груди, его напряженных мышц. Нет, во сне она ничего не говорила. Все еще взволнованная, она выбрала платье для вечера. Без бретелек, изумрудно-зеленое. С каждым ее шагом юбки текли так, словно она плыла. Примерно в пять часов вечера пришла парикмахер, чтобы сделать ей прическу, укладывая волосы в мягкие ретро волны. Одинокий грушевидный бриллиант лежал между ее грудями, похожий на кристаллизованную слезу. Визажисту потребовался целый час, чтобы покончить с ее лицом, пока Серсея не настояла, что она хочет нанести свою помаду. Было восемь часов вечера, когда пришли результаты. Роберт Баратеон был премьер-министром, а Серсея… кем была Серсея? Она не почувствовала себя иначе, когда Роберт вошел в ее комнату и сбил ее с ног. — Мы победили! — проревел он. — Мы выиграли! — Серсея улыбнулась, потому что это было частью ее роли, но на самом деле она хотела напомнить ему, что это он выиграл, а она все еще была на 16% приемлемой. Все, что она сделала, было ради этого момента, все, что она выстрадала. И все же теперь она не имела больше, чем тогда. Однако это было не так: раньше, еще совсем недавно, у нее был Джейме.

***

Праздник был в полном разгаре. Роберт выбрал Штормовой Предел, потому что хотел, чтобы праздник был о нем. В этот раз Серсея не имела права голоса. Он несколько раз благодарил ее в своей речи, целовал и обнимал перед обожающей толпой. Она улыбалась так сильно, что у нее болели щеки, и пожала столько рук, что хотела скорее вымыть их. Иногда чьи-то руки задерживались на ее талии чересчур долго; еще чаще пытались мельком заглянуть ей в декольте. Это должен был быть день триумфа. Круг почета. Но на вкус он был не лучше поражения. — Не поверил ни на секунду, — раздался голос позади нее. В отчаянной попытке обрести покой Серсея поднялась наверх и теперь смотрела на зрелище с балкона. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать своего младшего брата, но ей так хотелось сказать ему, что она не выдержит еще минуты и сбросится через перила. — Ты сегодня особенно мрачная, — продолжил Тирион, присоединяясь к ней на балконе. Он едва доставал до перил, и Серсее пришлось опустить взгляд, чтобы посмотреть на него так же пристально, как он на нее. — Совсем не рада? — А должна? — спросила Серсея, смотря на движущуюся под ними толпу, кружащиеся платья, вспышки разноцветного шелка. — Все это не про меня. — Ты — жена премьер-министра. — Что бы это ни значило, — пробормотала она. — Это значит, что ты самая влиятельная женщина в Соединенном Королевстве, — объяснил Тирион, нахмурив брови. — Я не королева. — Верно. У тебя куда больше власти. — Слова Тириона проникали в какое-то место внутри нее, раздувая ее эго. — Мужчина за кулисами всегда могущественнее того, что на сцене. А женщина? — Он сделал паузу, положил свою руку на ее. — Это и впрямь ужасает. Они обменялись взглядами. В каком-то смысле они оба были изгоями. Тирион, карлик. Серсея, женщина. Какая получилась бы пара! Она собиралась сказать это вслух, когда толпа рассосалась, открывая ее взору только что прибывших гостей. Серсея медленно дышала, вцепившись в перила перила. Тирион почувствовал, как ее мышцы напряглись под кончиками его пальцев, и посмотрел туда же, куда и она. Джейме только что вошел в зал. Он выглядел таким же красивым, как и прежде, зеркальным отражением Серсеи с его золотыми кудрями (длиннее, чем до отъезда) и сверкающими зелеными глазами. Он улыбнулся женщине рядом с ним. Стройная брюнетка с тонкой талией и большими бедрами, большими карими глазами, губами в форме сердца и заостренным лицом. В целом, должна была признать Серсея, на нее было приятно смотреть. Она не заметила, что Тирион смотрел на нее, а не на Джейме, словно ожидая ее реакции. — Я не знала, что он придет, — сказала она. — Ты сама его пригласила. — Да, но я думала, что он проигнорирует его, как и все мои приглашения за последние три месяца. Они оба замолчали, наблюдая за Джейме и его парой. Их руки были переплетены, и Джейме представлял ее кому-то, кого Серсея не узнала. Девушка была примерно их возраста, и была рада быть частью такой модной вечеринки. Серсея не помнила чтобы видела ее… хотя бы где-нибудь, правда. — Мелара Хэзэрспун, — сказал Тирион, словно прочитал ее мысли. — Их познакомил Оберин Мартелл. Ее отец — англичанин, а мать — итальянка. Она была стажером в Martells Inc. Серсея слушала только наполовину; все ее внимание было приковано к Джейме и этой Хэзэрспун. Только когда у нее заболели пальцы, она поняла, что слишком сильно сжала перила. Затем Джейме поднял голову. Ее дыхание полностью прекратилось, она сглотнула. Его улыбка дрогнула, он наверняка не слышал, что Мелара шептала ему на ухо. Время остановилось, и все вокруг них стало размытым. Наваждение спало, и Серсея сделала шаг назад, словно перила были в огне, а ее кожа горела. Ее платье развевалось позади нее, когда она повернулась и ушла, оставив Тириона. На вершине лестницы она выпрямила спину, подняла юбку и спустилась по лестнице так грациозно, как только могла. У меня руки дрожат. Сегодня ей пришлось столкнуться со всем, что она ненавидела, но даже это было не так сложно, как то, что она собиралась сделать. Он не переставал смотреть на нее. На самом деле, Серсея была совершенно уверена, что видела, как он крепче сжал руку девушки, как только понял, что она приближается. Никто не обращал на них внимания; никто и понятия не имел, что скрывается за сладкими улыбками и поддельными шутками. — Джейме, — поприветствовала она его. — Рада, что ты пришел. — На них смотрели, но не видели ножей, которые они подготовили друг для друга. — Сестренка, — ей ужасно захотелось стереть эту высокомерную ухмылку с его лица. — Не мог же я позволить тебе греться в лучах славы в одиночку. Серсея сложила руки и повернулась к девушке, затем к Джейме, затем снова к девушке. — Я Мелара, — сказала девушка, когда стало ясно, что Джейме не собирается ее представлять. На самом деле, Серсее казалось, что он перестал моргать с того момента, как она вошла в его поле зрения. — Я столько слышала о Вас. — Уверена, там не было и половины всего, — ответила Серсея, взяв девушку за руки и поцеловав в обе щеки. — Так ведь здороваются итальянцы? — Мелара улыбнулась и кивнула, держа руки Серсеи крепко, сладко и восхитительно примитивно. — Вы просто прелесть! Как, черт возьми, ему удалось Вас украсть? Глаза Мелары сверкали, как и вся роскошь, которая окружала ее, и золотая аура близнецов была самой сияющей из всех богатств. — Он очень обаятельный, — ответила она застенчиво. — Так и есть, — Джейме наблюдал за этим обменом репликами, но она видела, что он готов наброситься и остановить ее, если это будет необходимо. Серсея закрутила один из темных локонов Мелары вокруг пальца. — Наслаждайтесь вечером, — и снова поцеловала ее в щеку: — И добро пожаловать в семью. — Джейме собирался что-то сказать, Серсея видела, как разошлись его губы; она ничего не собиралась слушать. — Я пойду, найду мужа. —Джейме кивнул, побежденный. Она повернулась и ушла, идя сквозь толпу; ее улыбка исчезла и сменилась чем-то свирепым, похожим на месть.

***

Стеффон Баратеон был настоящим книгочеем. Его библиотека насчитывала более пяти тысяч книг, многие из которых были редкими изданиями, которые принесли бы Роберту немало фунтов, если он когда-нибудь решит их продать. Библиотека Стеффона всегда была ее любимой комнатой в особняке Баратеона. Она не была большой любительницей чтения, но, опять же, и Роберт не был, а это значило, что она вряд ли она его здесь встретит. Или кого-нибудь еще. Именно поэтому она нашла убежище в библиотеке около полуночи, когда большинство гостей уже были пьяны, но все еще не собирались разъезжаться по домам. Команда Роберта запретила ей курить на публике; книги не будут возражать. Высокий потолок был окрашен в ярко-зеленый цвет с нежными золотыми листьями. Вообще не Роберт, но, опять же, это было все, что осталось от отца; возможно, именно поэтому он решил оставить все как есть. Полки доходили до потолка, и для того, чтобы достать книги с самых верхних полок, потребовалась бы лестница. Она шла по секции мифологии, скользя указательным пальцем по корешкам томов, едва касаясь их. Некоторые из них были грязнее других. Между ее губ свисала сигарета, заставляя глаза слезиться. Она узнала шаги за спиной. — Что тебе надо? — Не надо курить рядом с книгами, — сказал Джейме. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что он улыбается. — Это просто книги. — Тирион бы не согласился. — Тирион бы много с чем не согласился, — она многозначительно посмотрела на него. Она не собиралась обдумывать свои слова, не в этот раз. То, что произошло между ними... они могли продолжать ходить по кругу, или могли взглянуть этому в лицо. Второй вариант ему явно нравился меньше; он прислонился к одному из стеллажей. Серсея взяла книгу в руки. Медуза. — Как тебе Индия? — Пекло, но красиво. — А Оберин Мартелл? — Мы говорили о работе. Она вернула книгу на полку. — Не сомневаюсь, — ее брови были так высоко, что почти добрались до линии роста волос. — Ты подумал о моей просьбе? — Я работаю над этим, — он скрестил руки на груди, расценивая ее сомнения как оскорбление. — Там все непросто. Она начала медленно уходить, читая названия на полке; сигарета в другой руке отравляла воздух. Она легкомысленно стряхнула пепел на пол. — Ты читал «Илиаду»? — Я ненавижу классику. — Джейме следовал за ней, делая медленные, расчетливые шаги, которые поддерживали расстояние между ними. Мера безопасности. — Слишком много слов. Они болтают и болтают... — Он тоже взял книгу: Эзоп. — Ноль действий. Серсея обернулась и пошла назад. — Менелай начал войну за Елену. Это не...«ноль действий». Джейме поднял взгляд от красивого издания в кожаном переплете, как раз вовремя, чтобы увидеть ее маленькую ухмылку, прежде чем она свернула за угол. Он положил книгу туда, где взял, вверх ногами, желая последовать и снова ее найти. Комната была лабиринтом полок, слишком одинаковых, чтобы понять, где они уже были. Ему пришлось пройтись по нескольким коридорам, прежде чем он снова ее нашел. Она присела на корточки, сигарета свисала между ее губ, пока она пролистывала страницы маленькой черной кожаной книги без букв на обложке. Это была книга стихов, без автора. — Я хочу извиниться. — Джейме было не по себе; он, казалось, растерял все свое высокомерие в зале для гостей. Здесь, в этой комнате, с ней, для этого не было места. Она подняла голову. — За что? — Я вел себя неподобающе. Это заставило ее засмеяться. — Значит я, по-твоему, тоже вела себя неподобающе? — Мне не следовало все это говорить. А. Ну, хотя бы, тема снова поднята. Серсея оставила черную книгу на ковре, поднялась и поправила складки своего платья. — Да, — сказала она, — не следовало. Но ты это сделал. — Она последний раз затянулась, затушила сигарету о корешок другой анонимной книги и спрятала окурок между страницами другой. — Точно так же, как тебе следовало выйти из комнаты на Тенерифе, но ты этого не сделал. — Серсея... Серсея подняла руку, заставляя его замолчать. Это было легко, он все равно не знал, что сказать. Ей не нужны были оправдания, ей не нужны были извинения. Она нуждалась в ясности раз и навсегда, в ясности, в которой он ей отказывал, оставив ее и ничего не сказав. Она хотела, чтобы он помог ей понять, что происходит и как с этим справиться. И может быть... Может быть... — Мне нельзя быть рядом с тобой, — наконец сказал он. Теперь он был трезв, поэтому ему было нелегко признать свою слабость. — Я подумал, что если я исчезну, это поможет мне очистить голову. — Помогло? — Серсея сделала шаг к нему, первая. Джейме отзеркалил ее, только он не остановился на одном. Он сделал другой шаг и еще один, пока не возвысился над ней. Рукой он прошелся по шее, лаская большим пальцем ее горло. Его глаза избегали ее, сосредотачиваясь на всем остальном на лице. Ее губы, ее нос, ее волосы. Так близко, что она чувствовала запах его одеколона. — Помогло, Джейме? — Повторила она ниже, потому что он был так близко, что услышал бы ее. Он прочистил горло. — Это не важно, — быстро сказал он, отступая, как будто его ударила молния. — Ты моя сестра. Потеря контакта заставила ее тело дрожать, разозлила ее. — Вот почему ты привел эту… кобылку в мой дом? — Джейме нахмурился, услышав это. — Честное слово, брат, я думала, у тебя стандарты повыше, — заключила она с жестокостью, которой не помнила за собой. — Забавно слышать это от тебя, — огрызнулся он в ответ. — Мой муж — премьер-министр Великобритании, — прошипела она, сжимая руки в кулаки. — Твой муж — свинья, которая трахнет все, что движется, — теперь его голос стал громче, а уши покраснели — признак, который она начала узнавать: это значило, что он был злее, чем показывал. — По крайней мере, он не хочет трахнуть свою сестру. Его глаза расширились, и он уже не переговаривался. Он сглотнул, его Адамово яблоко тупо покачивалось. Ее тяжелое дыхание было единственным звуком в комнате. Она не узнавала то, как он смотрел. Он сделал шаг вперед, и она мгновенно сделала шаг назад. Но он был быстрее и был сильнее. Он схватил ее за затылок, обхватил одной рукой талию и поднял ее, прижимая к ближайшей стене. Она обвила его бедра для равновесия, ее шея напряглась от жесткой хватки на волосах. — Ты этого хочешь? — прорычал он. Она смотрела на него не моргая. Он наклонился к ней, его упрямый член напрягся под тканью брюк, плотно прилегая к ее центру. Она хотела ответить да. Ее сердце билось так быстро, что вырывалось из ее груди. Никто из них не закрыл глаза, когда он коснулся ее губами. И потом тоже, когда он облизал ее нижнюю губу легким прикосновением кончика языка. И потом, когда он скользнул вниз по ее бокам и бедрам, собрал платье и держал ее за ягодицы, едва касаясь пальцами кружева. — Я спросил, ты этого хочешь? — повторил он у самых ее губ. У нее не хватило смелости произнести это вслух. Он не ждал, когда она решит. Он провел пальцами по ее волосам и притянул ее к себе, ударяясь губами. Она открыла рот, чтобы позволить ему войти, и он больше не спрашивал. Он застонал от поцелуя и сгибал пальцы, желая захватить как можно больше кожи, притягивая ее бедра и таз к себе, чтобы усилить трение. Они прыгнули с крутого утеса, и теперь в свободном падении. Возможно, она утонула в нем, но он вдохнул в нее жизнь. Жизнь, которую она никогда не считала возможной, жизнь, о которой она никогда не думала. Яркая, ужасная, настоящая. Она вцепилась в него, в мысли о нем, о них. Но когда она услышала металлический звук его расстегнутых штанов, она отступила. Он колебался, но заклинание было нарушено. Они смотрели друг на друга и были слишком напуганы. Ее губы покраснели и опухли, прическа была испорчена; вся его одежда была смята там, где она тянула. Джейме осторожно опустил ее, позволяя юбке заструиться по ее ногам. Но не отпустил. Там, запертая между его руками, она закрыла глаза и позволила ему на некоторое время прижаться лбом к ее лбу; оба пытались отдышаться. — Что, если с нами что-то не так, — пробормотала она, побежденная и уязвимая. — Что если… что если мы не сможем снова стать нормальными? Джейме оттолкнулся от стены и повернулся к ней спиной, чтобы вспомнить себя и застегнуть штаны, подальше от ее взгляда. Серсея почувствовала боль в животе при мысли, что он прячется от нее. Она не могла справиться с мыслью о том, что он может оправиться, что она больше не увидит его. Тем не менее, это казалось единственным решением. Она поправила юбку и ушла, не оглядываясь, еще слыша попытки Джейме ее остановить.