perihelion

Она сосчитала деньги в руке и посмотрела на торговый автомат. Вставила монеты, набрала число 03. Бутылка воды с грохотом упала вниз. Она наклонилась, подняла ее и вернулась на свое место в комнате ожидания. Все вокруг нее было белым и зеленым. Стены были белыми, а растения — зелеными. Свет был белый, ослепляющий, как и халат доктора. Двери с надписью «ХИРУРГИЯ» тоже были зелеными. Возвращение в Лондон было безумием. На следующий день на шестой странице была фотография Серсеи Ланнистер в белой футболке и джинсах, врывающейся в двери Королевской Лондонской больницы. Тирион ходил туда-сюда. Звонил Роберт, сказал, что поговорил с врачами, объяснил ситуацию и что он не приедет в больницу, чтобы избежать сцены с журналистами. Тем не менее, шурин премьер-министра был не просто пациентом, и он позаботился, чтобы все в больнице были в курсе, кого им доставили. Серсея была благодарна Роберту впервые за... она не помнила, чтобы когда-либо была благодарна Роберту. — Это слишком долго, — продолжал бормотать Тирион. Серсея не хотела его слышать. Она сердито встала и пошла по коридорам, сама не зная, куда идет. Несколько человек узнали ее, но никто не остановил. Больницы были нейтральной территорией: даже знаменитые люди имели право на горе. Она искала балкон, где она могла бы выкурить сигарету или десять. Лучше не стало; это было все равно, что быть подвешенной, и знать, что тебя никто не поймает. Все было антисептическим, стерильным, безликим. Даже воздух был отфильтрован, пахло дезинфицирующим средством и неопознанными препаратами. Она бы многое отдала, чтобы уловить запах его одеколона, обернуться и увидеть, что он стоит там, смеется над ее озабоченностью, высмеивает ее за морщины, которые у нее в скором времени появятся. Затем она нашла часовню. Это была небольшая комната: два ряда скамей с каждой стороны и алтарь прямо перед ними, над которым висел крест. Серсея не могла вспомнить, когда она в последний раз была на службе. Она не знала, верит ли она в высшие силы. Но ей было некуда идти, не с кем поговорить. И разве дом Господа не открыт для всех потерянных душ? Сейчас она точно была потерянной. Она выбрала последнюю скамью, самую дальнюю от креста. Она взглянула на свои руки; как люди молятся? Серсея только закрыла глаза, как кто-то сел рядом с ней: это оказалась пожилая женщина, которая с трудом стояла на ногах. Серсея была слегка раздражена; часовня была пуста, и она могла сесть буквально куда угодно. — Муж? — спросила старуха. Серсея нашла это бестактным, но что-то внутри нее захотело ответить. — Мой брат. Близнец. — Ааа, — женщина посмотрела на нее. — Такой молодой. Серсея выглядела возмущенной. — Он не умер. — Если бы он был мертв, я бы знала. Казалось, это заставило старуху замолчать, но она не ушла. Это начинало действовать на нервы. Она оглянулась через плечо, наблюдая за людьми, проходящими мимо часовни. Она завидовала им; некоторые были беззаботными, а некоторые даже не подозревали о боли внутри этих стен. Ее боли, ее страхах. Прошло так мало времени, и она знала его так плохо, но сама мысль потерять его была ужасней всего на свете. Ей казалось, что ей отрывают конечности. Невидимые когти разрывали ее на части, и ее глаза увлажнились. Никто не увидит, как она плачет, даже эта старуха, поэтому она опустила глаза вниз, надеясь, что та поймет намек и просто... уйдет. Но она этого не сделала. — Мой муж здесь семь месяцев. — Мне плевать, карга. — Я молюсь Богу. Серсея должна была помнить, кто она. Если бы она была любой другой женщиной, она бы сказала в точности то, что подумала: что если бы Бог существовал, Бог не стал бы слушать таких, как они. Но она была женой премьер-министра. — Я уверена, Он будет милостив. — Ее голос звучал фальшиво. — О. — Старуха удивилась и хихикнула. Это заставило Серсею взглянуть на нее. — Вы думаете, я молюсь за него. Понимаю. — Серсея сглотнула, притягиваясь к женщине какой-то таинственной силой, как мотылек притягивается к пламени. Внезапно ей стало интересно, что она скажет. — Я молюсь Богу, молюсь, чтобы он забрал его. Чтобы он не проснулся. — Серсея оглядела ее; ей было около восьмидесяти лет, так что, скорее всего, ее желание исполнится. — Не помолишься за мою душу, дитя? Серсея колебалась. Что мог сделать человек, чтобы так ее разозлить? Она подумала о Роберте, ее глаза потеряли фокус. — Серсея. — Тирион ждал ее в проеме; неоновые огни, выходящие из коридора, прятали его лицо во тьму. Она не могла понять, насколько серьезным было его выражение и было ли оно серьезным. Она забыла, как дышать. — Он выбрался.

***

Он спит. Ну, технически он был в коме, но Серсея сказала себе, что он спит. Врачи разрешили ей и Тириону войти и объясняли ситуацию, но Серсея с трудом следила за ходом разговора. Она следила за спящим братом, за трубками, выходящими из его носа, за его предплечьями сверху одеяла. Она не могла отвести глаз от повязок, плотно обернутых вокруг его головы; его золотые волосы склеились из-за засохшей крови, а глаза были закрыты и темнели синяками. У Серсеи подкашивались ноги. Хотя она не слушала, что говорили врачи, было ясно одно: все, что оставалось делать — это надеяться, что он проснется сам. Серсея подумала о старухе в часовне: ее муж находился в больнице семь месяцев. Джейме не будет одним из тех, кто никогда не проснется. Когда она смотрела на него, ей хотелось, чтобы его глаза открылись и взглянули на нее в ответ. В тот момент, когда врачи ушли, Серсея услышала пиканье приборов. Сердцебиение Джейме было стабильным, как и его кровяное давление, и подача кислорода. Ему не из-за чего было спать, и его сон раздражал ее. Он что, издевается? Тупица. Она нерешительно подошла к кровати и остановилась, когда уже могла до него дотронуться. Смотря на его совершенно неподвижное тело, она уловила запах дезинфицирующего средства для рук. — Мой брат всегда был безрассудным, но не настолько. — Тирион устал быть добрым, это было ясно по гневу в его голосе. Серсея повернулась к нему, чувствуя себя крошечной под его взглядом. — И он со мной не разговаривает. — Серсее Тирион нравился: она считала его умным и веселым, и он понимал вещи так, как большинство людей не понимали. Но ей совершенно не понравилось быть той, кого он упрекает. — Я знаю, что происходит, Серсея. Он мне сказал. — Серсея выдержала его взгляд; никогда не отступала во время ссоры. Ее самый большой секрет скоро будет раскрыт в белой больничной палате; иронично. Она не могла поверить, что Джейме так легко от них отказался. — Не смей даже вид делать, что все знаешь. Джейме и я… разные, — прошипела она, тихо, осознавая, что люди задерживаются, проходя мимо палаты Джейме. Все ее чувства обострились, она была на грани, но старалась держать свои карты поближе к груди. Конкуренция за любовь Джейме началась в тот момент, когда она появилась, нравится им это или нет. Скрываясь под слоями любезностей, Серсея так и не отпустила детство, в котором ей было отказано, в то время как Тирион обвинял ее в настоящем, в котором, как ему казалось, он уже не принимал такого привычного участия. Их с Тирионом отношения... всегда отражали взлеты и падения их отношений с общим братом. И этот самый брат теперь лежал без сознания, спал между двумя воюющими великанами. — Он сказал мне, что ты хочешь Lannister Ltd. Серсея не ответила. Так вот что он знал. Вот бы все было так просто. Реальность была намного сложнее, не говоря уже о том, что была незаконной во многих странах мира. Их секрет все еще был в безопасности. Серсея сунула руку в руку Джейме и сжала. — И что? — спросила Серсея, касаясь большим пальцем его ладони. Никакой реакции не последовало. Ей хотелось, чтобы он обнял ее, в этот раз она бы не убежала. — У тебя я ничего не забираю, ты к компании и притронуться не можешь. — Ты очень много у меня забираешь. Это звучало чрезвычайно окончательно. Они не ссорились, возможно, потому, что они никогда не чувствовали ничего настолько стихийного по отношению друг к другу. Их свели вместе обстоятельства и Джейме. Серсея крепко держалась за руку брата. — Я не взяла ничего, что не было по праву моим. — Ее голос дрожал, но не от слез и не от страха. От гнева. — Да, и посмотри, как это отразилось на нем. Пауза. Серсея не смотрела на Джейме, она и так знала, что там увидит: свои ошибки и вину сбежавшего. Оглядываясь назад, она спросила себя, было ли бы все иначе, если бы она не ушла той ночью. И было ли бы все иначе, если бы она удосужилась ответить на его вчерашние звонки и его сообщения? За окном было темно и город спал. Журналисты ушли? Или они будут ждать ее: стервятники, жаждущие крови? — Я не уйду, Тирион, — сказала она. — Я могу вызвать такси до… — Я сказала, что не уйду. — Чтобы подчеркнуть это слово, она выдвинула стул и села у кровати Джейме. Тирион глубоко вздохнул и покачал головой, прежде чем покинуть комнату. Она нахмурилась, наблюдая за его уходом. Впервые она почувствовала, как что-то пузырится в ее животе. Что-то очень близкое к злобе.

***

Тирион ушел пару часов спустя, когда стало очевидно, что Серсея не собирается уходить. Он ушел неохотно и пообещал вернуться утром, и, конечно же, не забыл добавить, что в дежурстве по очереди было бы больше смысла. Серсея наградила его взглядом, когда он попрощался, все еще кипя от перепалки. В палате Джейме было три пустые кровати, но других пациентов не было. Видимо, его новый статус внезапного шурина премьер-министра имел свои плюсы: утром они обещали перевести его в просторную комнату на другом этаже, в палату получше, как уверяли. Серсея не особо заботилась обо всем этом; она надеялась, что он проснется до этого переезда. Они посмеются над этим вместе, а потом они вместе пойдут домой и больше никогда в своей жизни не увидят больницу. Она не отходила от него, за исключением тех нескольких разов, когда пользовалась туалетом в палате. Каждый раз, когда она возвращалась, она надеялась найти его чудесным образом проснувшимся. Но этого не происходило. Около четырех часов утра пришла медсестра, чтобы сменить мочевой мешок и проверить жизненные показатели. Никаких изменений, прочитала на ее лице Серсея, когда взглянула на медсестру. Рука Джейме в ее руке была слабой. Присутствие кого-то еще в комнате ее раздражало, как будто нарушался какой-то магический ритуал. — Миссис Баратеон? К это времени ее веки отяжелели еще больше. Серсея посмотрела на молодую медсестру с длинными черными кудряшками, которая проверяла пульс брата. — Да? — Я провела много времени в отделении интенсивной терапии, — начала она. Совершенно очевидно, что ей было ужасно неловко говорить с женой премьер-министра, потому что она искала способы занять себя, и ее голос был не таким решительным, как следовало бы. Серсея чувствовала слабость, но женщина перед ней казалась еще менее сильной. — Иногда с близнецами... это сложно, потому что это не до конца исследовано. Она вообще не могла понять, о чем говорит девушка — возможно, из-за недостатка сна. — Я не вполне улавливаю. — Если один ребенок менее… здоров, чем другой, — попыталась объяснить она, наконец обретя смелость посмотреть ей в глаза. — Я только хочу сказать, нахождение рядом помогает. Иногда мы помещали близнецов в один и тот же инкубатор. Близость… слабому близнецу часто на утро становилось лучше. Серсея моргнула, пытаясь впитать информацию. Она, конечно, слышала об этом, возможно, в нескольких эпизодах какого-то медицинского шоу. Возможно, именно поэтому она подсознательно отказалась покинуть комнату. Она снова не могла дать определения этому ощущению. — Спасибо, — сказала Серсея, кивая. Брюнетка улыбнулась, написала что-то на карте Джейме и ушла. Они снова остались одни. Стул был неудобным, у нее начали болеть ягодицы. Она встала и прошлась по палате, пытаясь размять мышцы ног. Трудно было узнать ее в таком виде — в джинсах и кроссовках. Она собрала волосы в хвостик и потерла глаза, стараясь изо всех сил бороться со сном, который грозил одолеть ее. Она не поддастся. — Мудак, — пробормотала она, бросая взгляд на спящего Джейме. — Я поверить не могу, что ты делаешь это со мной. — Она провела рукой по лбу, борясь с желанием лечь и сдаться. — Я не могу в это поверить. В начале кровати она наблюдала, как систематически поднимается и опускается его грудь. Кровь Джейме была на ее руках. Он сел в машину пьяный и поехал на север региона, отказавшись от шофера. Когда ей сообщили, где нашли его, она уже знала: он ехал на север, он ехал в Кастамере. Ехал, чтобы найти ее. Пьяный и одинокий, он позволил отчаянию его одолеть. Он не был так труслив, как она, и хотел поговорить лицом к лицу. Тирион, должно быть, тоже знал, иначе бы не был так зол. Ночь казалась бесконечной. Словно счет пошел на часы, дни, месяцы, годы. Но было только 4:30 утра, и Джейме все еще спал. Ей показалось, что и она спит. Роберт написал ей около двух часов ночи, чтобы сообщить, что приедет утром. Серсее хотелось поплакать. Если бы только она могла это сделать, возможно, ей бы полегчало. Все эти чувства накопились внутри до такой степени, что крошечная искра могла заставить все это вспыхнуть, и она бы утонула — она хотела бы избежать такой сцены перед персоналом. Но все только копилось, не оставляя места какому-либо облегчению. Ничто сейчас не заставит ее чувствовать себя лучше. Ничто не сможет заставить ее чувствовать себя лучше, если только Джейме не проснется. Было 4:37 утра, когда до нее дошли слова медсестры. Ее тело действовало само по себе, сбрасывая кроссовки с ног и забираясь на кровать, на ту сторону, где не было ни трубок, ни приборов. Она уткнулась лицом в изгиб его шеи, закинула ногу на него и положила руку на живот, под одеяло, чтобы чувствовать кожу. Ему было тепло. Его дыхание успокаивало ее уставшее тело, а запах мгновенно успокаивал больные мышцы. Она хотела почувствовать, как его рука обхватывает ее талию и притягивает к себе; она хотела, чтобы он погладил ее по волосам и пошутил; она хотела сказать ему, что все в порядке, что они допустили ошибку, но уже ничего не исправишь. Зато они все еще могут быть братом и сестрой, все еще могут быть в жизни друг друга и забыть все неподобающее. Что они могут отодвинуть в сторону то, что чувствуют. Она хотела все ему сказать, хотя это была ужасная ложь. Вместо этого она уснула под исчезающее пиканье приборов.

***

Что-то касалось ее плеча. Серсея медленно открыла глаза, приспосабливаясь к свету в комнате. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что это была рука, осторожно пробуждающая ее ото сна. — Миссис Баратеон, — произнес нежный голос. Серсея подняла глаза, все еще словно во сне. Новая медсестра смотрела на нее сверху вниз: пухлая рыжая, а ее лицо можно было охарактеризовать только одним словом. Доброе. — Меня зовут Энди, — тихо сказала она. — Нужно, чтобы вы вышли из комнаты, миссис Баратеон, — объяснила она. Лицо Серсеи, должно быть, отразило все то, что она думала по поводу этой идеи, а ее руки сжались вокруг него, потому что Энди быстро и доверительно улыбнулась. — Мне просто нужно его искупать, — сказала она. — Как только мы закончим, я Вас сразу позову. Энди протянула руку, чтобы помочь ей слезть с кровати, и Серсея приняла ее помощь после долгих раздумий. Из-за усталости она нетвердо стояла на ногах. Она быстро взглянула на часы и увидела, что сейчас 8:13, так что она практически не спала. Если бы ее жизнь была фильмом, она бы проснулась и увидела, что он смотрит на нее сверху вниз, но никаких изменений не было. Она начала бояться, что его сон не временный. Сколько? Она была уверена, что это сработает, ведь медсестра сказала... Энди закрыла за собой дверь, и Серсея оказалась в коридоре, не на своем месте и в замешательстве. Она точно знала, что думают люди, которые смотрели на нее; она была призраком той, кем ее знали. Позолоченная аура давно ушла, она была человеком, и большинство, казалось, находили удивительным, если не сказать больше. Она задержалась, скрестив руки, обнимая себя, прежде чем решила, что ей необходим кофе. Она прошла до автомата, по пути заглядывая в палаты. Внутри она увидела, что большинство пациентов были одни, и поняла, что людям, вообще-то, не разрешают оставаться на ночь. Были часы приема, смены, и… Ее это, конечно, не касалось. Роберт кому-то заплатил? Запах кофе наполнил воздух, когда жидкость лилась в крошечный бумажный стаканчик. Серсея увидела свое отражение в цветном стекле автомата. На вкус кофе был ужасен, но она все равно опрокинула его в себя. Затем ей захотелось курить, и она пошла искать какой-нибудь балкон. Она расспрашивала медсестер, и ей ответили, что большую часть времени дверь на крышу не заперта, и что если ей нужно уединиться, она могла бы пойти туда. Так она и сделала. Это был первый глоток холодного нефильтрованного кислорода за последние двенадцать часов. Воздух, которым вы дышите в больницах, был особенным. Запах дерьма и разложения смешивается с антисептиками и химикатами. Она предпочитала запах Лондона: дерьмо и разложение, но без химикатов. Наверное, ей нужно в душ. Или, по крайней мере, постирать одежду. Если она сейчас вернется в комнату, то от нее будет нести никотином, и ей это не понравилось, поэтому она задержалась на крыше, ожидая, пока вонь выветрится. Пухлые серые облака покрывали Лондон, как одеяло; скоро снова пойдет дождь. Она это чувствовала. Дождь шел всю ночь. Это было только короткое перемирие. Когда она шла обратно в палату Джейме, она чувствовала, будто движется в недрах большого зверя в поисках эликсира. Взгляды следовали за ней, куда бы она ни пошла. — Ее брат, — прошептал кто-то. Она услышала, но продолжила идти. Куда бы она ни шла, люди напоминали ей, что Джейме был ее братом, и ей хотелось встряхнуть их, сказать, что он был гораздо большим, чем брат. Они не могли понять. Куда им, когда даже Тирион совершенно не замечал? Она остановилась, когда достигла порога комнаты Джейме. Кровать исчезла. Паника охватила ее, и ее руки сжались, не хватая ничего, кроме воздуха. — Джейме…? — Огляделась она, говоря всего лишь немного громче, чем шепотом. — Джейме? — Спросила она пустую комнату, надеясь, что стены ответят. Внизу по коридору она увидела Энди, ту же медсестру. — Где мой брат? Энди сразу поняла, что происходит в голове Серсеи, и улыбнулась самой теплой и обнадеживающей улыбкой. — Он в порядке, — сказала она ей, — Я хотела Вам сказать, но нигде не могла Вас найти. Его перевели на пятый этаж для некоторого... уединения. Комната получше. Серсея снова вздохнула, кивнула. — Где... — Я Вас провожу, — предложила Энди. Серсея и Энди вместе ехали в лифте на пятый этаж. Серсея бросала подозрительные взгляды на женщину из своего угла. Лифт останавливался на большинстве этажей, выпуская и впуская людей, но Энди ее не покидала. Осторожная по своей природе, Серсея разрывалась между благодарностью и страхом. Двери распахнулись на пятом этаже, выпустив Серсею и Энди вместе с парой докторов. Серсея сразу же заметила разницу между этажами ниже и пятым. Во-первых, лучше пахло. Все еще витал запах лекарств, но к ним примешивалась ваниль. Стены были спокойного лососевого цвета, полы — черный мрамор. В целом все выглядело более элегантно и чище. Менее больнично. Я не хочу, чтобы это было менее больнично, подумала она, следуя за Энди по коридорам. Я хочу, чтобы мы покинули это место и никогда не возвращались. По дороге Энди поприветствовала несколько человек, и Серсея отчетливо слышала, как она рассказала коллеге об особом поступлении. Это она особое поступление? Или Джейме? — Сюда. Серсея вошла в комнату. Это были... разительные перемены. Кровать Джейме была здесь единственной. Высокие окна и чистые шторы. На стенах были картины, для внушения спокойствия, судя по всему. Еще был телевизор, маленький столик, где она увидела свой кошелек, и некоторые вещи Джейме, которые были найдены в машине, и большой диван, на котором могли разместиться по меньшей мере три человека. — Это не мой этаж, — объяснила Энди, — но я уверена, что мои коллеги помогут Вам. Она собиралась уходить, и Серсея развернулась на пятках. — Подождите. — Она порылась в карманах в поисках денег. Она нашла только двадцатку, но Энди отрицательно покачала головой. — Это моя работа, мэм. Серсея кивнула. Она не умела благодарить, потому что привыкла считать, что ничто так не обеспечивает желаемое поведение, как деньги. Энди ушла, прежде чем Серсея успела выразить свою благодарность. Это было больше похоже на гостиничный номер, чем на больничную палату. Она подошла к столу, проверила телефон на наличие звонков и нашла дюжину. Она не удосужилась проверить их: все, о чем она заботилась, было в этой комнате. Батарея показала 1%, и Серсея уставилась на экран, пока он не потемнел и телефон не умер. Ее взгляд упал на джинсы Джейме, аккуратно сложенные на ближайшем стуле. Его кошелек выглядывал из заднего кармана, и она сопротивлялась желанию заглянуть внутрь. Она посмотрела на Джейме, все еще спящего, все еще без изменений. Она чувствовала себя невероятно уставшей и не хотела ничего, кроме как на некоторое время закрыть глаза. Вероятно, скоро появится Тирион и отправит ее домой. И даже если она откажется, скоро приедет Роберт, и ему она уже не откажет. Серсея знала, что скажет пиар-команда Роберта по поводу сцены, которую могут услышать. Сама мысль оставить его вот так... ее живот свернулся узлом. Она откинулась на диван, прислонившись головой к подлокотнику, наблюдая за ним.

***

— ... последняя папина машина. — Я не буду по ней скучать. — Я буду скучать по ней больше, чем по нему. — Боже, перестань — — Смотри, она просыпается... Серсея решила, то все еще спит, и еще долго не открывала глаза. Солнце, проникающее в комнату через окна, согревало ее лицо. Она сообразила, что кто-то открыл шторы, чтобы впустить солнечный свет. Ее мышцы болели, спина ныла от сна на диване, потому что у нее не получилось вытянуть ноги. Она застонала и потерла глаза, прежде чем их открыть. — Доброе утро. Голос Тириона сразу привлек ее внимание. Серсея села не сразу, коротко осмотрела свое окружение. Мысленно она поставила галочки напротив всего, что увидела: телевизор, стол, дверь ванной, Тирион и Джейме смотрят на нее... Тирион и Джейме смотрят на нее. Джейме смотрит на нее. Она медленно села, и в тот момент, когда ее ноги коснулись холодного пола, она вздрогнула. До сих пор она не осознавала, насколько в комнате холодно. Джейме повернулся к Тириону. Он пробормотал что-то, что она не расслышала, но его голос был хриплым. Тирион кивнул и вышел из комнаты, немного улыбнувшись ей. Хотела бы она знать, было ли это извинением за то, что он ей наговорил, но прямо сейчас... ей было все равно. Дверь тихо закрылась за ее младшим братом, и они впервые оказались наедине, и оба в сознании, с той ночи в Штормовом Пределе. — Когда ты пришел в себя? — спросила она, отводя взгляд. — Пару часов назад, — сказал он. Его голос был очень низким, и Серсея предположила, что его голосовые связки не позволяют ему говорить громче. Она встала, чтобы он не напрягал голос, и подошла к краю кровати. — Надо было меня разбудить. Джейме улыбнулся. — Ты дерьмово выглядишь, — пробормотал он. И это заявлял он: с темными кругами, щетиной и грязными волосами, потрескавшимися губами и повязками на голове. — Не думал, что это возможно. Серсея почувствовала что-то влажное на своей щеке. — Я все еще выгляжу лучше, чем ты, — сказала она, надувая губы. Он немного рассмеялся, но тут же застонал от боли. — Не могу смеяться, — объяснил Джейме, — Сломанное ребро, — и указал на свою левую сторону. Как только боль утихла, он снова перевел взгляд на ее лицо. — Не плачь, Серс. — Я не плачу, — упрямо сказала она, быстро вытирая слезы с лица. — С тобой все нормально? У тебя будут... проблемы? Они сказали, что ты сильно ударился головой. Джейме отрицательно покачал головой. — Они задали мне много вопросов. Типа... Помню ли я свое имя. Тириона. Твое. Год, день. Кто у нас премьер-министр. — Джейме слегка ухмыльнулся. — И что? Джейме долгое время молчал, вглядываясь в ее лицо. Она позволила ему положить его руку на ее, сжать и держать. — Я все помню. — Серсея пожала ему руку в ответ, не зная, что она хотела сказать. — Джейме? — Начала она, борясь со слезами. — Мы можем поехать домой? Джейме закрыл глаза и кивнул. — Да. Поехали домой.