***
В девять часов вечера Серсея вышла из номера. Джейме не вернулся к ужину; она заказала еду в номер на двоих — гребешки и жареный картофель, но в конце концов съела свою порцию самостоятельно. Он не уехал. Серсея заглянула сквозь шторы и увидела машину, все еще припаркованную на том же месте, где они оставили ее по прибытии. Гордость не дала ей набрать его номер. В последнее время гордость много чего не позволяла им обоим. Серсея ненавидела, когда ей не во что было переодеться. Она вовсе не планировала оставаться на ночь. Она избавилась от пиджака, нанесла помаду — никогда не выходила без сумочки, в которой нет помады. Она расчесывала волосы и размышляла, собрать их или распустить. В конце концов, остановилась на последнем. Его было нетрудно заметить. Он сильно отличался от обычных англичан, окружавших его — главным образом широкими плечами и идеально подогнанным костюмом. Он сидел в баре один, обдумывая что-то, похожее на виски, судя по янтарной жидкости внутри стакана. Она наклонилась над столом и схватила салфетку, прежде чем направиться к нему. Он услышал стук ее каблуков и поднял голову, когда она была уже очень близко. — У меня нет настроения ссориться, — сказал он. Серсея подняла салфетку и помахала ей нежным поворотом запястья. — Что это? — спросил Джейме. — Белый флаг. — Он закатил глаза и засмеялся над ней. Лучше, чем ничего. — Можно присесть? — Будь моей гостьей, — сказал он, желая позвать бармена. — Чем будешь травиться, птичка? — Речь у него была невнятная — признак того, что это был не первый стакан и, вероятно, не последний. Это ее опечалило. Он такой из-за меня? — Я буду то же, что он, — сказала она человеку за стойкой. Он смотрел в свой стакан. — Люди начинают тебя узнавать, — отметил он, осматривая комнату. И он был прав: несколько голов повернулось, и она слышала гул перешептываний под мягким джазовым саундтреком. — Хорошо же работает это «под прикрытием». Она действовала инстинктивно: положила свою руку на его и сжала. Он удивился этому открытому контакту. — Я здесь со своим братом, — сказала она как ни в чем не бывало. — Подозрительным это делаем только мы — своей нервозностью. — Мужчина в дальнем углу приветственно поднял шляпу, и Серсея кивнула. — Не говоря уже о том, что нахождение среди крестьян сделает меня приемлемой на 18%. Джейме засмеялся, повернул свою руку в ее и сжал в ответ. — Не слишком приемлемой. — Его глаза немного блестели от выпитого. — В любом случае, вон наша добыча, —добавил он, кивая на место позади нее. Серсея оглянулась через плечо: с высоты барных стульев они могли видеть стойку администратора. Мать Тимми была женщиной средних лет, симпатичная, но обычная, с длинными каштановыми волосами. Она приветствовала пару пожилых гостей и показывала им что-то на карте. Она выглядела доброй, когда улыбалась. Добрых людей можно обмануть. — Она тебя видела? — спросила Серсея, принимая бокал, который предложил бармен, и делая глоток. Напиток был крепкий, и она поморщилась. Возможно, это выходит за рамки того, что можно осилить. — Это же яд. — Крепись, — сказал он. — Нет, не видела. — Словно для того, чтобы поставить точку, он одним движением опрокинул в себя то, что оставалось в стакане. Пришел посыльный, чтобы забрать багаж пары и проводить их в их комнату. Женщина осталась одна за столом и возобновила игру в шахматы на компьютере. — Как мы поступим? — Будем целиться в сердце, — сказала Серсея, покручивая бокал, чтобы виски ударялся о стенки бокала, мягко разбрызгиваясь. — Она кажется хорошим человеком. — Теперь они оба смотрели на женщину, каждый со своими мыслями и идеями. — Она не устоит перед состраданием, хорошие люди никогда не выдерживают. — Она заерзала на стуле, сделала еще один глоток. Он не обжег так сильно, как первый. — Если это не сработает, разыграем секс-карту. — Что еще за секс-карта? Серсея не смотрела на него. — Ты — секс-карта. Ее живот скрутило от одной только мысли. — Такая женщина, как она, никогда не устоит перед таким мужчиной, как ты. —Внезапно она встала, испытывая дискомфорт от того, что это может произойти. — Пойдем? — Джейме смотрел сквозь полуприкрытые веки. В конце концов он последовал за ней. Они прошли через бар, сопровождаемые любопытными взглядами. Серсея нацепила свою лучшую улыбку и даже пожала пару рук. — Не думать о микробах, — сказала она себе, незаметно вытирая ладони об юбку. Зал был пустынен; единственный звук исходил от неумолимого тиканья часов. Женщина подняла голову, отвлекаясь от занятия, но ее глаза расширились, как только она увидела, что они приближаются. — Миссис Баратеон, — прошептала она. — Боже мой, никто не предупредил меня, что Вы будете, — сказала она; ее слова в панике обгоняли друг друга. — Я видела «Ланнистер» в реестре, но я и не подумала, что это были — о боже, мы так почтены, мы с мужем большие сторонники вашего мужа, мы голосовали за него, и я… Серсея улыбнулась. — Пожалуйста, не стоит. — Она взяла женщину за руки, изо всех сил стараясь выглядеть милой и теплой. — Мне жаль, что я появилась вот так, без предупреждения. Надеюсь, мое присутствие не вызовет у вас проблем с клиентами. Я направлялась на север и вспомнила, что мои родители часто бывали здесь. Лицо женщины просветлело при упоминании Тайвина и Джоанны. — Ой! Да! Я была совсем маленькой, но я их помню. Особенно Вашу маму, она была редкой красавицей. Вы так на нее похожи. Джейме положил руку ей на поясницу. — Похожа, — вмешался он. — Я Джейме. Джейме Ланнистер, — представился он. — Ну разумеется, — сказала женщина. — Вы знаете, что тоже очень похожи на мать? Боже, что я говорю, вы оба так похожи, естественно, вы знаете. — Она смеялась над собой, краснея. — Меня зовут Агнес, могу ли я чем-нибудь помочь? — По правде говоря, да, — сказала Серсея, затем повернулась к Джейме и взглядом указала на его нагрудный карман, где он хранил фотографию Тайвина и Джоанны. — Мы хотели бы Вам кое-что показать, — продолжила она; Джейме протянул ей фотографию, и она передала ее Агнес. — Это последний раз, когда они были здесь, да? 1980. До того, как мы с Джейме родились. Агнес схватила свои очки с линзами в виде полуокружностей, висящие на ее груди на элегантной цепочке. Надев их, она внимательно посмотрела на фотографию. — Да. Более того, этот снимок сделала я. Серсея почувствовала прилив тепла во всем теле, от мысли, что правда где-то поблизости. Однако Джейме продолжил. — Очень удачно. Видите ли, нам было интересно, помните ли Вы что-то конкретное из их последнего пребывания. Что-нибудь необычное, что угодно. — Я… — она замолчала, глядя на них поверх очков. — А в чем дело? — В ее голосе почувствовался легкий дискомфорт, который можно было даже принять за страх. — Это был 1980 год, мне было девять лет. Я была ребенком. — Многие взрослые слепы, — произнесла Серсея. — А дети видят разное. Агнес сняла очки, глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула. — Я не понимаю, что вы хотите от меня, — сказала она, заворачиваясь в своего рода кокон. Не осталось и следа ее радушного отношения. Она строила стену. — Мы ищем подсказку. Все, что могло бы помочь нам собрать историю наших родителей, — сказала она. — Нашу историю. Мою. — Это было правдой, и Серсея едва сдерживала свое недовольство. Необходимость что-нибудь пнуть и кричать уже захватила ее внутренности. — Мне нужно знать, что здесь произошло, Агнес. Я точно знаю, что именно здесь все и началось. Агнес прикусила губу, глубоко задумавшись. Рука Джейме переместилась к бедру Серсеи. — Повлечет ли последствия то, что я скажу, лично для меня? Или для моей семьи? — спросила женщина. — Абсолютно нет, — поспешил сказать Джейме. — Никто никогда не узнает, кто и что сказал, мы обещаем. И вы будете вознаграждены за это, Агнес. За пределами ваших самых смелых мечтаний. Вы ведь знаете, что говорят о Ланнистерах. — Ланнистеры всегда платят свои долги, — пробормотала она. Она разрывалась, не зная, помочь ли им, или не лезть не в свое дело. Тем не менее, слово Ланнистера стоило многого, а Агнес не была глупой. — Хорошо, — наконец уступила она. — Но я была маленькой. Я не могу ручаться за свои воспоминания. И я не скажу, что случилось, потому что меня не было, когда это случилось. Только после. — Лучше, чем ничего, — сказала Серсея, жаждущая большего. — Моя мама влюбилась в этот город, когда была очень маленькой, и решила, что хочет здесь жить. Так что это место... ее затея. Я была маленькой, а мама была одна. Отца не было, а мама не могла позволить себе няню, так как итак тонула в долгах после покупки здания. Я проводила время здесь, в этих коридорах. Сама по себе. Играла, исследовала. Как все дети. Серсея могла очень живо представить себе эту картину — это не сильно отличалось от ее детства, кроме денег и всего остального. Даже окруженная богатством и многочисленной семьей, Серсея предпочитала проводить свое время в одиночестве, чувствуя себя чужой в собственном доме. Агнес продолжала. — Ваш отец был... пугающим человеком, миссис Баратеон. Всякий раз, когда он приходил, я сбегала и пряталась. Ваша мама была другой. Я помню, как однажды она даже расчесала мне волосы, завила мне их. — Она остановилась, потерявшись в воспоминаниях. — Но вы здесь не для этого. Не за этими воспоминаниями. —Внезапно она стала выглядеть очень грустной. — Я помню ту ночь. Был октябрь. Я помню, потому что они всегда приезжали на Ярмарку. За исключением того раза... в тот раз все было по-другому. — Потому что она была беременна, — сказал Джейме. — Да, это было едва заметно, — согласилась Агнес, — но не только по этому. Что-то случилось. — Еще одна пауза, затем она покачала головой. — Я никогда в жизни не слышала такого отчаянного крика. Я навсегда его запомню. Ваша мама, она была... она была сломлена. А Ваш отец был ужасно зол, он переходил от крика к попытке ее утешить, а потом снова на крик. Это было… — Где были Вы? — Спросил Джейме. — В коридоре; бегала, играла. Я услышала их и прижалась ухом к двери, чтобы понять, что происходит. — Что Вы слышали? — спросила Серсея, полностью осознавая, какой звериный у нее сейчас голос. — Он все повторял: «Прекрати вести себя так, это вздор» и «Ты выше этого». А она продолжала отвечать: «Что, если это правда?». Снова и снова. И чем больше она повторяла, тем злее он становился. Пока... — Она посмотрела на близнецов. — Пока он не сказал: «Никто никого не убьет». Серсея впитала эти слова, но обнаружила, что они не имеют смысла. Это оказалось даже хуже: знать так много и понимать так мало. Она чувствовала разочарование, хотела задушить женщину и заставить ее выплюнуть правду, которой у той не было. Джейме заговорил, словно почувствовав ее гнев. — Что было дальше? — Ваш отец вышел из комнаты и застал меня за подслушиванием. Я в жизни не была так напугана. — Агнес нервничала и ломала пальцы. — Он заставил меня поклясться никогда не повторять то, что я услышала. И я не рассказывала. — Теперь в ее голосе послышалось облегчение. — До сегодняшнего дня. Все слова застряли в горле Серсеи. Она столько всего хотела спросить, но знала, что у женщины не будет ответов, которые она ищет. Ее рассказ был закончен; то, что она знала, она уже сказала. Больше они здесь ничего не узнают. Она чувствовала себя в растерянности. Что теперь?***
Они вернулись в номер, не говоря ни слова. Не говоря ни слова, Джейме разделся до боксеров и плюхнулся на диван, закрыв рукой глаза. Так же, не говоря ни слова, Серсея расстегнула молнию на юбке и скользнула под одеяло, оставшись в блузке и белье. Не говоря ни слова, они выключили свет и попытались заснуть. Серсея без конца крутилась и ворочалась — сон ускользал от нее в любом положении. Отключить мозг не получалось. Что бы там ни вызвало ссору Тайвина и Джоанны, это не имело никакого логического объяснения: в картинке недоставало огромного куска паззла. Все эти разговоры об убийстве и страхи Джоанны... как это все соединить? И причем тут она, Серсея? Кто-то угрожал Джоанне? И если так, то почему? Возможно, кто-то использовал ее, чтобы добраться до Тайвина. Таргариены? Тогда, согласно семейной истории, Тайвин и Джоанна были довольно близки с Эйрисом и Рейеллой. Эйрис еще не был премьер-министром, хотя очень уверенно двигался в этом направлении. Теперь Серсея начала тонуть в предположениях: может, Эйрис заставил Тайвина — пожалуй, единственного равного ему по влиятельности человека — отступить, чтобы поднять свой собственный авторитет? Что может быть важнее, чем здоровье беременной жены? Неудивительно, что Тайвин никогда не баллотировался, хотя от него этого ожидали. Она снова перевернулась на спину и уставилась в потолок. — Не спится? — Голос Джейме вернул ее к реальности. — Да. — Как ты? В темноте она едва различала очертания его тела. Кажется, она видела ступни, подпирающие подлокотник. — Не знаю. Долгое время он ничего не отвечал, но Серсея знала, что он не спит — просто по тому, как он дышал. Она снова перевернулась на бок, отвернувшись от окна и дивана. Обручальное кольцо мерцало в лунном свете. Роберт ей ни разу не позвонил. Рад, наверное, что ее нет дома. Пользуется случаем и развлекает шлюх. Что она рассчитывала найти, придя сюда? Ответы. Какие ответы? Тирион предупреждал ее, велел ей перестать искать правду. Он говорил, что ей это может не понравиться. Матрас прогнулся под весом Джейме, сразу позади нее. Она посмотрела через плечо, увидела, что он сидит рядом и смотрит вперед. — Что ты делаешь? — Поговори со мной. Серсея глубоко вздохнула, а затем включила лампу у кровати. Она перевернулась, следя за тем, чтобы одеяло оставалось на талии и не открывало ноги. Чего он там не видел, но... сейчас это было совсем не к месту. — Я не знаю, что тебе сказать, — сказала она, поднимая голову, чтобы на него взглянуть. — Начни с того, что происходит в твоей голове, — попытался он, опускаясь еще ниже и ложась на бок — ее идеальным, симметричным отражением. Это было не так-то просто. Ей не давало уснуть не что-то конкретное, а вся ситуация в целом. Хотя, если быть честной с собой, то с самого начала всей этой истории ее мучил один короткий вопрос. — Почему я? — спросила она. — Когда пришло время решать, от кого отказаться, почему они отказались от меня? Это была не жалость к себе, а требование правды. Всякий раз, когда она смотрела на Джейме, она видела себя. Выше, шире, может быть, но все равно — она сама. Они ничем не отличались, даже думали и действовали одинаково. Серсея чувствовала, что детьми, до наступления половой зрелости, они, наверняка, были похожи еще больше. Так почему Джейме сочли достойным, а она должна была уйти? — Ты бы не передала семейное имя, — объяснил Джейме. — И это все? — возразила она, неудовлетворенная его объяснением. — Семейное имя? — Это важнее, чем ты думаешь, — попытался Джейме. — Папа всегда повторял, что именно имя семьи живет в веках. — И ты с ним согласен? — спросила она резко. — То есть я бесполезная, потому что женщина? Всю свою жизнь Серсея боролась с ожиданиями. Она должна была быть красивой, а еще вежливой; должна быть изящной, а еще элегантной. Никогда не выходить за рамки, никогда не говорить громко или чересчур прямо. С самого раннего детства ее учили вежливости и приветливости, приложили к груди высшего общества. Он обхватил ее щеку. — Нет, — ответил он, и Серсея сглотнула. — Ты не бесполезная, —продолжил Джейме. — Ты — единственное, что важно. Со временем ей стало труднее отвести взгляд. — Для тебя. — Для меня, — подтвердил он. — Этого что, недостаточно? Недостаточно. Как ему в этом признаться? Что ей хочется большего, хочется весь мир, а у нее никогда его не будет? Что она знает мужчин, которые процветали в своей посредственности из-за одного лишь факта наличия у них пенисов, в то время как она, по-настоящему достойная, постоянно находится в стороне? Что она все время злится, что ей хочется громко кричать о своем несчастье. Она так устала быть удобной. — Пока — достаточно, — солгала она, кивая. Он улыбнулся. — Иди сюда, — он обнял ее, притягивая ближе. Она разрешила. Спрятала свое лицо у него на груди, почувствовав себя в безопасности и любимой. Ноздри наполнились его запахом, а пальцы коснулись кожи на груди. Он был теплым, твердым мрамором, за который можно держаться. Она все еще ненавидела его за тайны, но, может быть, она забудет об этом на одну ночь. На одну ночь она могла бы сосредоточиться на том, как его пальцы скользят вверх и вниз по ее позвоночнику, по ткани ее блузки, успокаивая ее. На одну ночь она могла бы наслаждаться тем, как они сочетаются друг с другом, изгибами, впадинами и острыми углами. На одну ночь она могла бы— — Джейме? — Да? — пробормотал он ей в волосы. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он сделал то же самое, глядя вниз. Опершись на локоть, она наклонилась, едва коснувшись губами его губ. Он окаменел и уставился на нее широко раскрытыми глазами. Серсея сделала это снова, на этот раз задержавшись на его губах подольше. Ее руки нашли его бока, а его легли ей на поясницу. Кожей она чувствовала, как он дрожит от страха, трепещет, потеряв дар речи. Она поцеловала его снова, и на этот раз он отреагировал быстро. Он схватил ее за запястья, опрокинул на спину, прижал руки над головой и навис над ней. — Не начинай то, что не собираешься заканчивать, — прорычал он. Его дыхание было затруднено, глаза полуприкрыты, и приобрели более глубокий оттенок зеленого. Он перенес большую часть веса на ее руки, зная, что самое опасное в мире — это отпустить ее сейчас. — Джейме, — это было похоже на всхлип. Серсея возненавидела потребность, звучащую в ее голосе. — Дотронься до меня. Он прерывисто вздохнул, закрыл глаза и коснулся лбом ее лба. Схватив обе ее руки в свою левую, он, не теряя времени, потянулся к ней между ног. Она ответила резким вздохом; бедра сами поднялись, когда его пальцы ласкали ее через кружево. Подушечками пальцев он прошелся по ее холмику, вдоль ее, обещая, но отказываясь дать. Его губы уже нашли нежное местечко возле ее ключицы. — Не оставляй никаких следов, — вздохнула она, чувствуя, как его зубы покусывают кожу. Его губы изогнулись в дьявольской ухмылке, а пальцы скользнули под ткань трусиков. — Я серьезно, — настаивала она, но ее возражения были прерваны в тот момент, когда он прижал палец к клитору и слегка надавил на него. — Черт. — Ты всегда такая мокрая? — прошептал он ей на ухо. Он продолжал, безжалостно, и с каждым движением пальцев Серсея чувствовала, как растет ее напряжение. — Ты всегда так хорош? — выдохнула она, тяжело дыша; во рту пересохло. Он крепко держал ее руки; она хотела обнять его, поцеловать, но он был решительно настроен сначала довести ее до оргазма. Она чувствовала, как он напрягся под штанами, чувствовала, как прижимается к ее бедру, обещая, дразня. Она снова подумала о том, каково оказаться в его объятиях: его руки обнимают ее, пальцы путаются в волосах, а дыхание согревает шею. Чувствовать его внутри — и снаружи. Каково это, когда он окружает и наполняет тебя. Каково... Быть целой. Она была так близко. Раздался стук в дверь. Пальцы Джейме замерли, и Серсея решила, что сейчас умрет. Все тело ныло из-за того, чего ее лишили. Ее сердце бешено колотилось, кровь пульсировала в венах и давала жизнь всему ее существу. Ее глаза сверлили его, пока они ждали, совершенно неподвижно. Его вес грозил раздавить ее, но она не осмелилась просить его подвинуться, отчаянно надеясь продолжить то, что они начали. — Что нам делать? — спросил он. — Не двигайся, — прошипела она, но его хватка все равно ослабла. Стук повторился, а затем раздалось приглушенное: — Миссис Баратеон? Серсея узнала голос. — Это Агнес, — пробормотала она. Джейме выжидающе смотрел на нее. Серсея знала, чего он от нее хочет: чтобы она велела ему не обращать внимания на эту женщину, возобновить то, что они начали (и пусть остальные идут нахер), дать ему довести ее до конца. Она сама этого хотела. Но та самая часть ее мозга, отвечающая за ясность разума, уже снова включилась. Она задыхалась: от тяжести его тела и от того, что могло произойти. — Вдруг что-то важное, — сказала она, качая головой. Поражение на лице Джейме было просто очаровательным. Он перекатился на спину и позволил ей встать. По пути к двери она обернулась, и увидела, как он облизал свои пальцы. От этого у нее по спине пробежал холодок. — Слезай с кровати, — приказала она. Серсея лишь немного приоткрыла дверь, чтобы не демонстрировать свои оголенные конечности всему коридору. — Что такое? — она попыталась изобразить улыбку. Агнес выглядела по меньшей мере расстроенной. — Миссис Баратеон, простите за вторжение в столь поздний час, но... есть кое-что. — Вы сказали, что поведали нам все, что вспомнили, — сказала Серсея, прищурившись. — Так и есть, но... это не я. — Честно говоря, Агнес несла какую-то чушь, и Серсея слегка растерялась, осознавая, что это встало на пути у ее оргазма. Она была готова хлопнуть дверью, когда Агнес сделала шаг вперед и схватила ее за руку. — Это моя мама. Она хочет Вас увидеть. Серсея злобно уставилась на то место, где пальцы женщины схватили ее за запястье. Она почувствовала внезапный прилив страха. — Но Ваш племянник сказал… Она не… — В том-то и дело, миссис, моя мама нездорова. Она не понимает, где находится, и нас-то не всегда узнает. Но сегодня вечером, когда я упомянула, что Вы и Ваш брат здесь... ее глаза, миссис Баратеон, как будто сосредоточились на мне. — Агнес отпустила руку Серсеи. — Вы пошли бы к ней? Я думаю, она хочет Вас увидеть. Серсея оглянулась через плечо в комнату, где Джейме только что надел брюки, и выглядел крайне встревоженным ситуацией. Он пожал плечами. — Тебе решать. Она словно застряла между молотом и наковальней. Впервые она начала сомневаться в том, насколько далеко она зайдет, чтобы узнать побольше о мотивах Тайвина. Теперь, когда шанс узнать больше, наконец, представился, ей не очень-то хотелось им пользоваться. Она почувствовала, что он подошел, и его близость помогла. — Мы зашли так далеко, —сказал он, нежно касаясь ее рук. — Можем послушать кого-то и из дурки. Он был прав. — Хорошо, — она повернулась к Агнес. — Простите, как зовут Вашу маму? — Магдалина. Но мы зовем ее Мэгги.