perihelion

Ходячий труп. Серсея не могла избавиться от этого ощущения, следуя за Агнес по коридору. Джейме не оставлял ее ни на секунду: он постоянно оглядывался, готовый наброситься. Она костями чувствовала его дискомфорт. Снаружи бушевала буря. Время от времени молния освещала коридор, по которому они шли. Она чувствовала беспокойство. Почему она беспокоилась? Старуха не причинит ей вреда. Старуха вообще ничего ей сделать не может. Кроме того, у нее есть Джейме; он не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Агнес нервничала, постоянно оглядываясь назад, чтобы убедиться, что они следуют за ней. Джейме наклонился, чтобы прошептать ей на ухо: — Ты точно этого хочешь? Серсея уже сама не знала, чего она хочет, но все же кивнула, чтобы доказать, что ее намерения не изменились. — Что будет в самом плохом случае? — Ты узнаешь правду, ответила она сама себе. Джейме вздохнул и прекратил свои попытки. Агнес улыбнулась Серсее. — Спасибо, что согласились, — быстро сказала она. — Я бы не просила, будь это... настолько исключительно. — Серсея ответила улыбкой, хотя кто угодно бы заметил, какой она была напряженной. — Она никогда... Боже правый, я не могу вспомнить, когда мама в последний раз смотрела мне в глаза вместо того, чтобы просто… смотреть в пустоту. Она была явно взволнована. Серсея не могла разделить это чувство: старуха, выбирающаяся из своей пелены при одном только звуке ее имени... это не понравилось Серсее. И Джейме тоже. — Вы можете объяснить, что произошло? — спросил он Агнес. — Что именно она сказала? Агнес остановилась. Они дошли до лифта и ждали перед его дверями. — Ничего такого, правда. — Они вошли в лифт, наблюдали, как женщина нажала кнопку самого верхнего этажа. — Мы живем здесь, — объяснила Агнес, прежде чем продолжить рассказ. — Я только что закончила смену, и пошла кормить ее, потому что сама она не может. Я начала рассказывать ей о вас двоих. Я всегда пытаюсь поговорить с ней, но я привыкла, что она никогда не слушает, и, уж конечно, не отвечает. Серсея и Джейме обменялись взглядами. — Я знаю, что вы думаете, — сказала Агнес. — Я не придумываю. — Что Вы ей рассказали?— Джейме желал знать детали. Серсея была благодарна ему за присутствие: она вообще не могла думать. — Я спросила ее, помнит ли она миссис Джоанну. Она даже не моргнула, — двери лифта распахнулись на этаж с единственной дверью. — Сюда, — Агнес вышла первой и жестом предложила им следовать за ней. Ключ свисал с ее кулака. — Я ей говорю: «Мам, дети миссис Джоанны сегодня были здесь», и ее глаза стали... просто огромными. И потом она начала бормотать... числа, что ли, я не знаю. — Числа? — Это были первые слова, сказанные Серсеей за последнее время. — Да, какие-то числа. Один и два? Два в одном? Я не уверена. Я не могу разобрать все слова, которые она говорит. — Ключи звенели в замочной скважине, когда она открыла дверь. — Она просто… проглатывает половину слов. — Она впустила их. Комната не сильно отличалась от их номера, разве что была больше. На стенах висели фотографии, и они делали все намного уютнее. Серсея рассматривала их, стоя в коридоре, не зная, что делать дальше. На снимках была женщина, которая, по мнению Серсеи, и должна была быть матерью Агнес. Она похожа на старую лягушку. Горела небольшая лампа. По беззвучному телевизору шли новости. Роберт, ее муж, уставился на нее, размахивая рукой с трибуны, где он только что произнес еще одну из тех великих речей, которые для него написали молодые практиканты. Затем она заметила, что кресло зашевелилось. — Мама? — Прошептала Агнес, садясь у ее ног. — Мама? — снова позвала она, но на этот раз попыталась встряхнуть ее, осторожно. Серсея услышала, как старуха начала издавать звуки. Неразличимые, непонятные, слабые. Словно из другого времени. Серсея обошла кресло, чтобы посмотреть, что происходит. Лицо женщины было отрешенным, а глаза — пустыми. В черноте зрачков можно было видеть отражение происходящего в телевизоре. Джейме схватил ее за руку и попытался удержать. — Мама, ты хотела их увидеть, — произнесла Агнес, протягивая руку к Серсеи. Как мотылек на пламя, Серсея вышла на свет лампы, ее рука выскользнула из руки Джейме. Женщина даже не подняла голову. Ее глаза были прикованы к экрану телевизора. Серсея была уверена, что она даже не наблюдала за происходящим и не понимала. Казалось, она только следовала за огнями и цветами, словно смотрела на красивую бабочку. Но ее руки все же сжимали одеяло, которое держало ее ноги в тепле, и ее костяшки побелели. — Агнес, она, что— — Извините, я не знаю, что сказать. Клянусь вам, она хотела вас увидеть. Я никогда не видела ее такой взволнованной, и теперь похоже, что... — ... что никого нет дома, — пробормотал Джейме. Серсея бросила на него укоризненный взгляд, и Джейме пожал плечами. — Что? Это бесполезно. Давай вернемся, — попытался он, пальцами обхватывая ее локоть. Женщина издала звук, что-то между стоном и скрипом. — Подойдите, — настаивала Агнес, жестом приглашая Серсею подойти ближе. — Пусть она Вас увидит, — поманила она. Серсея сглотнула и присела рядом с Агнес. Так ей было видно старуху еще лучше. Все морщины, которые мучили ее лицо, белые, грязные, спутанные волосы; она скользнула рукой по сжатым кулакам. — Мэгги? — пробормотала она. Женщина очень медленно повернула голову. У Серсеи скрутило живот. Она испугалась, но не вздрогнула. — Видишь, мама? — произнесла Агнес, полная энтузиазма. — Адинитву, — пробормотала старуха. Серсея прищурилась. — Что? — Адини, Адинитву... Это не имело смысла. — Это какой-то язык? — спросила Серсея. — Ваша мать говорит на других языках? — Я об том не знаю, — попыталась Агнес. Она не отрывала глаз от Серсеи. Она пристально следила за ней, хотя трудно было понять ее намерения и чувства, как и то, почему сморщилось ее лицо. Затем Серсея вскрикнула. Белые когти схватили ее за воротник блузки, притянули к себе. Джейме шагнул вперед, но Серсея подняла руку, чтобы остановить его. Сама Агнес упала на задницу и теперь нерешительно смотрела на нее. Губы старухи быстро зашевелились: — Один из двух, — прошипела она. — Я же тебе говорила. Только один из двух. Ее ноги дрожали; ее пальцы сомкнулись на тонком, хрупком запястье старухи и попытались освободить хозяйку. Для такой старой женщины ее хватка была сильной и безжалостной. —Я не она, — прошипела Серсея. — Отпусти меня. Темные глаза женщины расширились еще больше, и Серсея могла поклясться, что они внезапно наполнились слезами. Ее рот дрожал, как и ее руки, когда она отпускала, очень медленно. — Я ей говорила, — повторила она, кивая невидимому воспоминанию, — Я ей говорила. Я ей говорила. Я ей говорила. Один из двух. — Серсея, — прозвучал голос Джейме; он положил ей руку на плечо. — Подожди, — прошипела она, смахивая его руку и снова обращаясь к старухе. — Зачем ты ей это сказала? Мэгги? — Ее голос звучал требовательно. Мэгги уходила в себя, и Серсея не могла ей этого позволить. — Скажи! — Старая Мэгги вскрикнула и попыталась вдавиться в обивку кресла, словно защищая себя от обвинений Серсеи. Она и сама понимала, что это жалкое зрелище, но она не собиралась отступать. — Я сказала, скажи! Джейме схватил ее за плечи, заставил встать и оттащил. — Хватит! — Мне надо знать, — боролась она, но он отказался отпустить. Он крепко сжал ее в объятиях. — Джейме, отпусти меня, мне надо знать! — Она перешла на крик. Позади них Мэгги продолжала громко плакать, и Агнес пыталась успокоить ее, напевая мелодию, нежную колыбельную. Серсея попыталась освободиться еще раз, но его хватка была сильнее. Его пиджак мялся в ее сжатых кулаках, она уткнулась лицом ему в грудь и глубоко вдохнула. Он все шептал ей на ухо: — Все хорошо. Успокойся. Успокойся. Ее щеки стали влажными. В какой-то момент этого хаоса она начала рыдать. Ему как-то удалось потушить огонь внутри нее, пока пожар не разгорелся в полную силу. Одной рукой он держал ее затылок, прижимая к себе, а другой рисовал невидимые узоры на ее спине. — Пойдем, — сказал он, разворачиваясь к двери. Серсея хотела остаться, а еще Серсея хотела уйти. Она не чувствовала себя в безопасности в этой комнате. В глазах женщины она видела свое отражение, которое ей не нравилось. Что она имела ввиду, когда говорила «один из двух»? Она сказала Джоанне, что у нее может быть только один ребенок? Что она должна выбрать между детьми, которых носит? И самое главное, почему Джоанна поверила в это? Неужели ее мать была такой слабой, что поверила словам сумасшедшей лягушки? Следуя за братом к выходу, она осмелилась оглянуться назад, где большие и испуганные глаза старухи следили за ней. Мэгги отрицательно помотала головой. Серсея отстала; Джейме обнял ее за плечи и увлек с собой.

***

Джейме не хотел оставаться в этом месте ни минуты. Он был очень зол; Серсея видела, с каким раздражением и скоростью он собирал разбросанные по номеру те немногие вещи, которые у них были с собой. Агнес пыталась извиниться, но Джейме не хотел ничего слышать. Он взял с нее обещание, что она никогда не заговорит о том, что случилось этой ночью. Серсея решила, что так все и будет: Агнес была крайне напугана. Когда они покинули парк-отель, часы едва пробили полночь. Большая часть езды прошла в тишине. Джейме был сосредоточен на дороге, но Серсея знала, что его разум был в другом месте. Как и ее. Ни один из них не упомянул слова старухи с тех пор, как они покинули это место, но Серсея была уверена, что в ближайшее время их никто не забудет. Один из двух. Зачем она сказала Джоанне это? Очевидно, хотела, чтобы та оставила только одного ребенка. Но почему? И снова Серсея была вынуждена спросить себя, почему она? Она посмотрела в окно машины; дорога была окутана тьмой, но она могла разглядеть некоторые отдельные предметы. Голые деревья, готовящиеся к весне, и одинокие дома с глазами-окнами. Весь мир остановился; весь мир наблюдал за ними. Тихий звук снова привлек ее внимание к Джейме. Он постукивал пальцем по рулю, настойчиво и нервно. Она изучала его точеный профиль, нахмуренный лоб, сильную челюсть и сопротивлялась желанию прикоснуться к нему. — Джейме — — Нет, — отрезал он, поднимая руку. — Поверить не могу, что мы вообще поехали туда. Она начала мгновенно защищаться. — Ты сказал, что это нужно. — Вот только не надо сваливать все на меня, — сказал он сердито. — Я не собирался идти и слушать бред сумасшедшей старой лягушки. Я хотел, чтобы мы... я не знаю, нашли кого-то вменяемого. Серсея нахмурилась. — Но ведь теперь мы знаем больше. — Пауза. Она снова посмотрела на дорогу впереди. — Что бы там ни было. Джейме не ответил. Опять же, что он мог сказать? За те месяцы, что они были знакомы, она привыкла считать его спасителем, но когда дело доходило до родителей, он становился таким же беззащитным, как она. Знал ли Джейме когда-нибудь своего отца? А учитывая скорую смерть матери, она должна была быть для него не меньшей загадкой. Серсее было его жаль. Та реальность, которую он знал, рассыпалась у него на глазах. На мгновение она закрыла глаза. Просто хотела немного отдохнуть. Только мгновение. Ранний рассвет застал ее врасплох, когда она проснулась. Мягкое сияние на горизонте едва пробивалось вверх, чтобы заменить черное одеяло над головами. Она застонала, посмотрела на время. 4:30 утра. — Я уснула? — Или так, или войдешь в историю как человек с самой короткой комой. — У Джейме все еще было суровое выражение лица, но в глазах было новое решение. Серсея нахмурилась. Она не узнавала место. — Мы должны быть в Лондоне, — констатировала она. — Это — не Лондон. — Мы не поедем в Лондон. — Джейме пальцем указал на знак. Серсея прищурилась. — Норвич? — Так как он не потрудился объясниться, Серсея начала настаивать. — Джейме, с какой херовой стати мы едем в Норвич? — Я хочу знать правду, — просто сказал он. — Мне надоели эти чертовы обрывки. Я хочу всю историю. — Он бросил на нее косой взгляд. — И ты тоже. Серсея сглотнула. — Мы едем к Кивану? В этот момент ее глаза мельком увидели бескрайние просторы голубой воды вдалеке. Море. Внезапно Серсея задумалась о русалках. Поверхность была совершенно неподвижна, как зеркало, в которое звезды заглядывают перед уходом.

***

Дом Кивана и Дорны, расположенный в Норвиче, не был таким большим, как Кастерли Рок или Штормовой Предел, но все равно был огромнее любого обычного человеческого жилища. Он напомнил Серсее ее учебные годы и всех тех римских философов с виллами у моря. У этого дома была средиземноморская архитектура, и он прекрасно бы смотрелся на Амальфитанском побережье или даже в самой Греции. Доносившийся с моря ветер играл с их с Джейме волосами, пока они ожидали на крыльце, а большой палец Джейме уже дольше минуты оставался на кнопке домофона. — Ты всех перебудишь, — предупредила Серсея. — Честно говоря, мне поебать. Темные круги под его глазами просто орали об их ужасной ночи. Джейме был за рулем и даже глаз не сомкнул. Он же сейчас отключится. Она была слегка обеспокоена за него. У двери раздался грохочущий голос. — Иду я, иду! Боже милостивый! Серсея сразу опознала в говорящем дядю Кивана. Ей еще не доводилось использовать эти знакомые слова. Дядя. Для нее он был незнакомцем — таким же, как и Джейме некоторое время назад. Дверь открылась, и, увидев их, Киван не сказал ни слова. Дверь, правда, тоже не закрыл. Он вообще не двигался. Он выглядел побежденным, когда вот так стоял на пороге, кутаясь в шерстяной халат. — Мы были в Халле, — заявила Серсея, не желая ходить вокруг да около. — Уже наслышан, — ответил Киван. Серсея не удосужилась спросить, кто ему сообщил, узнали ли газеты об этой своей поездке. Сейчас это не имело никакого значения. — Ну, тогда заходите, — произнес он, отступая внутрь, оставляя дверь открытой. Джейме выглядел диким, раненным львом. Серсея переплела пальцы их рук. Он озадаченно посмотрел назад. — Мы есть друг у друга, верно? — спросила она. — Есть, — Джейме недолго раздумывал над ответом. Киван ждал их в гостиной, пытаясь разжечь пламя в камине. Услышав, как они входят, он указал на диван. — Прислуга сейчас не дома, — пожаловался он. — Ночь на дворе, все-таки. Серсея выглянула наружу. За занавесками утро скромно и нерешительно выглядывало из-за моря. Небо уже не было таким темным, а скорее яркого бирюзового оттенка, в том месте, где день и ночь встречались и менялись местами. — Вы видели лягушку, да? — спросил Киван, пристально глядя на угли. — Видели, — ответил Джейме. — И не благодаря тебе. Киван в ярости повернулся к Джейме. — Что я должен был сделать? — сердито прошипел он. — Это нелепо. Ты бы мне поверил? — Ты мог хотя бы попытаться, — резко отреагировал Джейме. Серсея вмешалась. — Что произошло? — Киван некоторое время не отвечал. Серсея сделала шаг вперед. — Дядя. Она обратилась к нему так в первый раз, и Киван выглядел несколько пораженным. — Что она сказала? Киван вздохнул и сел на ближайшее кресло. — Лансель, да? — спросил он, в тщетной попытке отложить неизбежное. Серсея кивнула. — Этот мальчик так доверчив. Во всем виновата его мать. Слишком сильно она его опекает. У него никакой силы воли. Всегда вини во всем женщину. Серсея ухмыльнулась. — У него нет силы воли, потому что он мужчина, — возразила она. — Вы очень легкие мишени. — Киван отвел взгляд, и Серсея могла поклясться, что он покраснел. Еще она чувствовала тепло тела Джейме, стоящего рядом, и дуновения его ревности. В конце концов они сели на диван напротив Кивана. — Та женщина в Халле, — начал Киван с пустым лицом, погружаясь в мысли о далеком прошлом. — Чего о ней только не говорили. И что она гадалка, и что она ведьма. Я всегда считал, что она мошенница и ничего более. Как и ваш отец. — Он налил себе стакан воды, не предлагая Джейме и Серсее. — Но ваша мать была… любопытна. Заинтригована. Она уговорила Тайвина... послушать, что она скажет. У Серсеи совсем пересохло во рту. — Она сказала им выбрать одного ребенка. — Нет... Не это. — Но она сказала один из двух, — Серсея повернулась к Джейме за подтверждением. — Именно это. — Боже, да, так и сказала, но она не просила вашу мать выбирать. — Тогда что сказала эта старая сука, — спросила Серсея, сжав кулаки на коленях, угрожая растерять остатки своего терпения. Киван глубоко вздохнул, допил свою воду; Серсея не смогла не возненавидеть его за эту любовь к драматизму. — Она предсказала, что один ребенок убьет другого. Наступила тишина. Серсея внезапно осознала, что Джейме сидит рядом, и она была уверена, что их чувства взаимны. Но никто не обернулся, никто ничего не сказал. Единственным шумом было потрескивание в камине и тиканье часов в соседней комнате. Минуты летели, и небо снаружи становилось все светлее и светлее. — Моя мама не была дурой, — внезапно сказал Джейме, выпрямляясь. — Она никогда бы не поверила в это. Голос, который ответил, не принадлежал Кивану. — Она и не поверила. Серсея поискала владельца голоса. Она ее нашла; невысокую женщину, которая задержалась на полпути вниз по лестнице, ведущей в спальни. Ее мягкие растрепанные коричневые кудри падали на плечи. На ней тоже был теплый халат и тапочки. Дорна продолжила спускаться, пока не остановилась рядом с Киваном и не положила одну руку на кресло. — Извини, что разбудили, тетя Дорна, — сказал Джейме. Серсея услышала усталость в его голосе. — Ничего страшного, — сказала Дорна, сосредотачиваясь на Серсее. — Я ему говорила, что он должен сказать вам правду, и что вы не успокоитесь, пока не узнаете всю историю. — Затем она перевела взгляд на Джейме. — Ты никогда ничего просто так не оставлял, Джейме. Помнишь Снаффлса? Серсея была сбита с толку. — Что еще за Снаффлс? Джейме слабо улыбнулся. — Снаффлс — это мой пес. Однажды папа сказал мне, что Снаффлс теперь полицейский пес, и что я больше не могу его видеть, потому что он должен каждый день тренироваться, чтобы спасать людей. — Джейме усмехнулся. — Мне было восемь, и я пошел по ближайшему полицейскому участку с требованием вернуть мне мою собаку. — Джейме пожал плечами. — В конце концов я узнал, что Снаффлс был сбит пьяным водителем, и папа просто не хотел, чтобы я его оплакивал. Серсея устала. — Без обид, Джейме, но мы здесь не из-за твоего друга детства, — она повернулась к Дорне. — Вы говорите, что она не поверила, но от меня все равно отказались. Дорна и Киван обменялись взглядами. Серсея не могла больше вынести ни одного секрета. — Беременные женщины иногда могут быть слишком чувствительными, Серсея, это просто так, — продолжила Дорна. — Джоанна была самой сильной женщиной, которую я знала. Тем не менее, мысль о том, что ее дети причинят друг другу боль... Я думаю, она никогда так и не оправилась от того, что случилось той ночью, и от того, что эта женщина ей наговорила. — Тайвин пытался ее переубедить. — Во время объяснения Дорны Киван молчал, но сейчас почувствовал необходимость высказать свое мнение. — И на какое-то время он действительно думал, что справился, что все было, как прежде. Дорна кивнула в знак согласия. — Да, Джоанна вела себя совершенно нормально. В остальном беременность протекала нормально, насколько я знаю. С другой стороны, мы никогда не были особенно близки, и если она в чем-то сомневалась, мне она никогда не говорила. — Я не понимаю, — сказал Джейме. — Если она не поверила старухе, что… — Дорна посмотрела вниз, и Джейме умолк. Серсея чувствовала себя неловко. Она чувствовала, что это еще не все, и что-то ей подсказывало, что ей это не понравится. Киван поднял голову и посмотрел на жену. — Ты сказала, что они должны знать правду, —сказал он злобно. — Вперед. Скажи им. Дорне было явно не по себе, но она постаралась выглядеть строго и просто выпалила все на одном дыхании. — Это произошло во время родов. Твоя пуповина душила ее, Джейме. Она совсем не дышала какое-то время. Врачи думали, что она мертворожденная, и им понадобилось время, чтобы ее оживить. Она была такая маленькая и хрупкая. Я была там. Я видела. Ее личико было синим. Она говорит обо мне, как будто меня здесь нет. И в каком-то смысле это и правда было так. — Но она не умерла, — сказал Джейме. Его голос дрожал. У Серсеи не хватило смелости взглянуть на него. — Не умерла, — призналась Дорна. — Идиотизм, — проревел Киван, вставая. — Осложнения во время родов случаются! И она просто… — Киван, заткнись, Бога ради, — неожиданно сказала Дорна. — Ты не знаешь, что это такое. Джоанна была в ужасе, она плакала и кричала. Стать матерью и понимать, что твой ребенок умирает? Такое никогда не забыть. Серсея не распознавала ничего из того, что она говорила. Мысли накапливались, и становилось трудно дышать. Джейме тоже молчал, погружаясь в воспоминания о жизни, которой никогда не жил. Серсея вдруг осознала, что она должна чувствовать: бояться, бояться его. Ведь это старуха пыталась ей сказать? Они хотели, чтобы она опустилась на колени под тяжестью этих страхов. Она не боялась Джейме. Она его любила. — А как же Тайвин? — Спросила Серсея, затыкая голос в голове. — Предательство, — пробормотал Киван, качая головой. — Обман. Серсея вопросительно повернулась к Дорне. — О чем он говорит? — Тайвину сказали, что выжил только один ребенок, — сказала Дорна, и это точно был конец. — Он не знал, Серсея. — Ну, пока не стало слишком поздно, — вмешался Киван. — Перед смертью Джоанна решила признаться в том, что сделала. Тайвин нашел Рейнов, потом нашел тебя. Когда родился Тирион, а Джоанна умерла, от Тайвина уже почти ничего не осталось. В конце концов он решил, что твое место в доме, где у тебя будет мать, которая будет любить тебя больше, чем сможет он. В комнате вдруг стало слишком жарко и душно. Серсее хотелось встать и уйти. Сейчас Дорна смотрела на нее. — Она очень сильно любила тебя, Серсея, — сказала она. — Твоя мама.Она поступила так, потому что думала, что так спасет тебя. Она подумала о сестрах, которых никогда не любила. Об отце, который видел ее синяки и смотрел в другую сторону. О матери, которая посоветовала мириться с этим. О муже, чьи шрамы с ней навсегда. — Но у нее не получилось, да? — спросила Серсея, вставая. — Серсея, не… — Джейме попытался сдержать ее. — Нет, — прошипела она, поворачиваясь и смотря на него в первый раз. — Ты не будешь говорить мне, что делать и что чувствовать. — Затем на дядю и тетю. — Никто из вас не будет. Горький вкус во рту ухудшался, поэтому она вышла из гостиной, пересекла коридоры, распахнула дверь и вышла в раннее утро. Воздух был холодным, замерзшим, и море под скалами волновалось. Она желала бури, равной ее ярости. С каждым вдохом ее легкие охватывало пламя. Идти было некуда. А потом… Серсея услышала шаги позади, и ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать. — Я бы никогда не причинил тебе вреда, — сказал голос. Я знаю. — И я знаю, что ты никогда не навредишь мне, — продолжил Джейме. Серсея никогда не слышала его таким открытым. Уязвимым. И Серсея решила, что в этот момент все изменилось. — Мы есть друг у друга, да? — спросил он, повторяя сказанные ранее слова. Она кивнула. — Есть.