perihelion

Было в этом что-то ужасно живое — находиться в одной комнате с мертвым телом. Ему довелось испытать это ощущение большее количество раз, чем любому рядовому человеку. В помещении вдруг все стало очень реальным, очень настоящим. Пока он оглядывал столовую, он с ужасом отмечал, какие вещи нужно будет почистить, убрать и спрятать. Все, что может привести к их поимке и аресту. Стол: тарелки и столовое серебро нужно будет помыть, чтобы избавиться от случайно попавших туда малюсеньких капелек крови. Ковер надо убрать, и поскорее. С полом будет посложнее; дерево имеет способность впитывать, кровь в том числе. И одежду, ему надо ее сжечь. И ее тоже. Она. Он вытер кровь с лица. Рот саднило, губы все еще кровоточили, а скуле может понадобиться шов или два. Голова раскалывалась от полученных ударов. В груди было тяжело, как будто на нем все еще сидел Роберт. Отсутствие свидетелей ничего не значит. Весь персонал знал, что этим вечером к Роберту Баратеону приедет зять. Весь персонал знал, что они будут втроем. В пять часов утра на Даунинг-стрит приедет первая прислуга: у них есть время до пяти часов. До этого им придется сделать все возможное, чтобы убедиться, что они не проведут остаток жизни в тюрьме. Тирион приехал через полчаса: Джейме растерялся и позвонил ему. — Кое-что произошло, — сказал Джейме. — Уже еду, — был его быстрый ответ. Младший брат уже знал, что что-то не так. На Даунинг-стрит он прибыл не один. Затаивший дыхание и все еще вымазанный в крови премьер-министра Джейме посмотрел на двух мужчин, сопровождавших Тириона. Один был очень высокий; мужчины выше и шире Джейме в жизни не видел. Он его узнал: Григор Клиган, Тайвинов пес. Другой был ниже и не так хорошо сложен, но с самодовольным, заостренным лицом. — Кто— — Джейме, с Григором ты уже знаком, — сказал Тирион, проталкиваясь вперед. — А это Бронн. Мужчина поднес руку к виску и изобразил фальшивый салют. — Enchantè. Джейме был в совершенном тупике. Надо было что-то сказать, прежде чем они увидят тело. Тирион — это одно, но Джейме не учел, что он приведет с собой компашку. Григор был человеком Тайвина, но Джейме не видел его с тех пор, как умер отец. Бронн доверия тоже не внушал, прямо скажем. — Тирион, мы можем поговорить перед тем, как… Тирион не собирался терять время. — У нас нет времени. Доверься мне. Доверься им. Если ты хочешь выбраться невредимым, их помощь просто необходима. Его дыхание все еще было неровным, но он изо всех сил старался сохранять самообладание. — Сюда, — наконец произнес он, показывая путь в столовую. Они остановились на пороге. Серсея сидела во главе стола, на месте Роберта. Она подняла голову, удивляясь столпившимся людям, но очень сдержанно. Когда она заговорила, то выглядела невероятно спокойной и уравновешенной. — Мы что, устраиваем вечеринку? — Очевидно, — ответил Тирион, глядя на неподвижное тело на полу. Затем повернулся к Серсее. — Ты в порядке? — Серсея не ответила; разум ее, казалось, был в другом месте. Джейме начал волноваться за ее состояние еще когда упал Роберт. Она уходила, отступала внутрь себя, воздвигая стены и прячась за ними. Он бы предпочел, чтобы она дрожала и плакала, чем вот это. Тирион, казалось, чувствовал то же самое. Он потянул за рукав, заставил его присесть. — Думаю, тебе надо отвезти ее домой, в Утес, — сказал он, озабоченно поглядывая на сестру. — Бомбе замедленного действия здесь не место. Готовая взорваться. Джейме кивнул. — Каким образом? — Возьми мою машину. Григор отвезет меня, когда... с этим закончим. — Он похлопал его по плечу, поторапливая. — Давай, свободен. Джейме вздохнул и поднялся на ноги. Он медленно подошел к Серсее, протягивая руку. — Поехали домой, — прошептал он. Серсея подняла голову. На секунду он испугался, что она откажется, но она согласилась. Все, чего ему хотелось, это заключить ее в объятия. Кровь на ней уже почти высохла, как и на нем. Хотелось смыть эту кровь с ее рук и ее совести. Тирион подозвал его по пути к черному входу. — Дома никого, я так понимаю? Джейме отрицательно покачал головой. — Но все знали, что сегодня вечером мы будем здесь. Тирион тяжело вздохнул. — Не волнуйся, я понял. Джейме взглянул на своего брата еще раз; он был чрезвычайно благодарен ему за помощь. Что бы он без него делал? Все произошедшее было лишь доказательством того, что опасения Тириона были верны. Что они приносят друг другу вред. Что она потянет вниз его, а он — ее. Разве не то же самое сказала старая лягушка? Один из двух.

***

Ярко-красный балдахин напоминал ему кровь Роберта. Он до сих пор чувствовал его запах на своей одежде, но с этим он разберется позже. Сейчас, лежа на кровати Серсеи, он сосредоточился на воде, бегущей в ванной. Она действовала странно нормально для человека, который только что совершил самое отвратительное преступление. Даже если не брать в расчет то, что исполнял Роберт, убийство тебя меняет. Оно медленно проникает в душу и захватывает тебя. Но Серсея... Она не выглядела потрясенной. Это шок, сказал он себе. А голос потише добавил: у нее это не в первый раз. Как и у тебя. Внезапная тишина в ванной заставила его сесть. Он смотрел на дверь целую вечность, пока она, наконец, не вышла, укутавшись в белый пушистый халат, а мокрые волосы падали на чистое лицо. Она прошла через комнату, почти игнорируя присутствие Джейме. Она поискала телефон на кровати и выключила его, затем, наконец, признала, что он тоже здесь. Некоторое время она смотрела на него через всю спальню. — Рану надо обработать, — сказала она, глядя на порез на его скуле. Джейме прикоснулся к нему кончиками пальцев и поморщился. — Потом. — Нет, не потом, — сказала она, снова исчезая в ванной. Джейме услышал, как она роется в ящиках и шкафах — тех самых, которые по его распоряжению были наполнены всем необходимым. Она вернулась с дезинфицирующим средством, ватой и бинтами. — Думаю, тут понадобятся швы, — сказала она, поднимая его подбородок, чтобы осмотреть рану. — Этого я сделать не смогу. Но и скорую тебе не вызову, уж не обессудь, — добавила она, наливая немного жидкости на ватный диск и прижимая его к ране. Каким бы сильным мужчиной он ни был, он зашипел, когда кожу опалило огнем. — Ну хватит, что ты как маленький. Он застонал, отдавая лицо в ее пользование. Ее прикосновения были почти невесомыми, и его это удивило. — Ты за меня переживаешь, — заявила она, сосредоточиваясь на задаче. — Не надо. Я в порядке. Я рада, что он мертв. Рада, что это сделала я. — Я знаю, — ответил Джейме, глядя на нее. Время от времени он вздрагивал и морщился, но она была безжалостна. — А мне не следует радоваться? — спросила она. — Я перестала считать, сколько раз он меня бил. — Она замолчала. — Физически. — У нее надломился голос. Ей не нужно было говорить, не нужно было вспоминать что-то еще. — Ну вот и все, — сказала она, делая шаг назад, словно чтобы полюбоваться шедевром. Серсея присела к нему на край кровати. — Ты боишься меня? Сейчас она смотрела прямо на него, долго и упорно. — А я должен? — спросил он. — Я ведь убила, и не чувствую ни капли сожаления по этому поводу. То, как она это сказала... он бы солгал, если бы сказал, что его не прошиб озноб. — Я тоже кое-кого убил. Серсея фыркнула. — Это неправда, — сказала она, — нож держала я. Ты здесь вообще не причем. — Я не имел ввиду... — Джейме замолчал. — Я не про Роберта говорю. Возможно, пришло время сказать ей правду. Если она считает себя монстром, то самое время доказать ей, что он тоже не безвинен. Иногда убийство можно оправдать, если мы делаем это, чтобы защитить тех, кого любим. Это то, что он говорил себе в течение последних пятнадцати лет, чтобы спать по ночам. — Мне было двадцать пять. Я только что закончил Академию. Премьер-министр Эйрис Таргариен был на церемонии. Он помнил этот день, как будто это было вчера. Солнце светило на белые шляпы курсантов, сверкающие шпаги по бокам. Тайвин сидел во втором ряду: только тогдашняя дружба с Эйрисом могла быть причиной такой привилегии. Очень не хватало мамы. Тириона посадили в последнем ряду, где его никто не заметит. Джейме даже не мог разглядеть его в толпе. Форма была немного мала в плечах, но он выглядел как герой. Он почувствовал, как Серсея скользнула к нему в объятия; она не отстранилась. — На следующей неделе я стал главой его службы безопасности. Самый молодой из тех, кому оказывали такую честь. — Должно быть, ты был хорош, — прошептала Серсея. — Может быть, — сказал он, задумчиво. — Но взял он меня не поэтому. Все, чтобы позлить отца. Чтобы напомнить ему, что он — слуга, что он — ниже, и вести себя должен соответствующе. Примерно в то же время он начал думать, что папа хочет его наебать и занять его место. — А это было так? — спросила Серсея. Джейме усмехнулся. На этот вопрос никто никогда не знал ответа. — В любом случае, я начал работать на Эйриса. Папа все меньше и меньше встречался с Таргариенами. Они начали отдаляться. И Эйрис... Эйрис начал сходить с ума. Даже его семья знала, что у него там шарики за ролики. — Джейме сделал паузу, давая ей момент впитать каждую деталь. Возможно, это поможет ей понять. — Я был там, все это время. Три года я наблюдал, как ему становилось все хуже и хуже. Сначала он опасался своих политических противников, и в этом его не обвинишь. Но потом он начал с подозрением относиться к своим сторонникам. Пока он… Он остановился. Серсея следила за его губами, ловя каждое слово. — …Пока он не начал кошмарить собственную семью. Начал с Рейеллы, жены. Он был жесток. Причинял ей боль. Часто и сильно. А я был вынужден стоять в стороне. Всякий раз, когда я предлагал что-то сделать, меня останавливали. Поэтому я стоял и смотрел, как он делал, что хотел, и забирал ее гордость и достоинство. Я и пальцем не пошевелил. Как и все, в общем-то. Сейчас он понял, что Роберт не слишком-то отличался от Эйриса. Возможно, он был даже хуже, потому что Эйрис, по крайней мере, был однозначно болен, в то время как Роберт был пьян, глуп и умышленно жесток по отношению к его сестре. Он спрятал прядь влажных волос за ее ухо. Тебя больше никогда никто не тронет, я не позволю. — Когда закончился его последний срок, партия предложила Рейгару баллотироваться в Тори. Это стало последней каплей. Он решил, что против него собственный сын, что вся семья хочет его свергнуть. Рейгар сказал ему, что хотел подавать на развод, но это не очень помогло. Если бы он это сделал, то разорвал бы все связи с Мартеллами — а они были последними, кто еще поддерживал Эйриса. Был полный бардак. Он сломал Рейгару нос. Я снова ничего не сделал, а ведь Рейгар... был мне почти другом. Рубашка прилипла к его груди, засохшая кровь Роберта цеплялась за кожу. — Это не твоя вина, — попыталась Серсея, но Джейме поспешно встал. — Нет? — Он начал ходить по комнате, зная, что глаза Серсеи следят за каждым его шагом и поворотом. Она была там, в комнате, присутствовала во всех смыслах, переполняясь им. Он обнажал ей свою душу. — Я должен был их всех защищать, разве нет? Серсея не ответила. Ей и не нужно было. — А потом, однажды ночью я… я стоял на страже у его офиса. И около полуночи я нашел его лежащим на столе — он потерял сознание. Пока я пытался привести его в чувство, я увидел бумаги, разбросанные по столу, и... Он хотел всех убить, Серс. Он собирался нанять людей, чтобы убить собственного сына. Невестку. Внуков. Младшего еще кормили грудью. — Пауза. — Но дело было не в этом. Не в том, что он приказал убить детей. Знаешь, что меня в конце концов расшевелило? Серсея молчала, с трудом выдерживая вес его взгляда. — Он хотел убить моего отца, — сказал Джейме, наконец. — Он очнулся, увидел, что я читаю. Начал орать, пытался схватить меня, но он же был старый и жирный, и... у него не было шансов. Ты знаешь, что он собирал персидские кинжалы? — Знаю, — сказала Серсея. — Все узнали... на следующее утро. Джейме кивнул самому себе. — Точно. — Значит, не ограбление, — продолжила Серсея. — Говорили, что это был грабитель. Джейме горько рассмеялся. — Нет, не грабитель. Это я. Он ждал, что она что-нибудь скажет. Она смотрела на него своими огромными изумрудно-зелеными глазами, и он почувствовал себя частью целого. Ночь запечатала все выходы: до этого у них был шанс на выздоровление. От Тайвина и Джоанны, от Мэгги, от Эйриса и Роберта. Друг от друга. Теперь уже нет. Теперь они были единственным лекарством, единственным решением проблемы, возникшей задолго до их рождения. Он вернулся к кровати, опустился на колени перед Серсеей и положил обе руки ей на колени. — Теперь ты знаешь. Если ты монстр, то и я тоже. — Она попыталась отвести взгляд, но он схватил ее за подбородок и заставил ее смотреть на него, встретиться с этим фактом лицом к лицу. — Мы с тобой одинаковые, ты и я, — сказал он наконец, когда ей было трудно произнести слова, в которых она отчаянно нуждалась. Он сгладил складку между ее бровей, появившуюся от ее почти болезненного выражения лица. — И всегда такими были. Он не мог понять, о чем она думает. Она обхватила его щеку, провела пальцем по шее и положила ладонь на сердце. Он не мог сказать, что она хотела почувствовать: биение его сердца или тепло крови Роберта. В любом случае, она притянула его ближе. Раздвинула ноги, чтобы освободить ему место. И поцеловала. Этот поцелуй не был похож на тот, который случился в Халле несколько дней назад. Нет, тот был нерешительным, хотя и полным смысла. То были ее губы напротив его и ничего более. На этот раз она умоляла взять ее. Он понял это по тому, как ее ноги обвивали его талию, притягивали к себе, как она углубляла поцелуй, пока в их легких не осталось воздуха. Ловкие пальцы быстро справились с испачканной рубашкой, скинув ее на плечи и открыв темно-красные пятна на коже. Он лихорадочно скользнул руками под белый халат, чувствуя гладкость ее бедер. Он до смерти боялся переступить черту. Можно было бы сказать, что он был осторожен, но это и раньше случалось. Еще одного раза он не вынесет. Она не подавала никаких признаков того, что хочет остановиться; нет, она застонала в поцелуе, пальцами путаясь в его волосах. Она ближе придвинулась к краю кровати, прижимаясь к нему всем телом. У него кружилась голова, и он решил не тратить время впустую. Он прервал поцелуй и толкнул ее обратно на матрас. Раздвинул ее ноги, стоя между ними на коленях. — Что… — попыталась она, но он не дал ей времени спросить. Резкий вдох, когда он коснулся ее языком, послал острый сигнал его члену. Он пошевелился, угрожая бесславным концом. На вкус она была знакомой, и это было странно. Как долго он этого желал, но так и не получал? Очень долго. Всю свою жизнь. А потом она простонала его имя, и его глаза закрылись, а член требовал внимания. Пока нет, сказал он себе, посасывая ее клитор. Он дразнил ее кончиком языка и всей плоскостью, в танце, который его тело узнало, несмотря на то, что никогда не учило па. Это было естественно. Он знал, что ей нужно. Чувствовал. Ее тело внезапно выгнулось дугой, когда она приблизилась к концу. Он не остановился. Он вполне бы согласился провести остаток жизни между ее бедер, этого было бы достаточно. Она сжимала одеяло в кулаках с абсолютно белыми костяшками. Он ухмыльнулся, приложил пару пальцев к ее входу и ласкал ее, обещая, но отказываясь дать. Ее бедра дрожали у него на плечах, доказывая, что она близко. Затем он замедлился и заменил язык губами. Поцеловал комок нервов, чувствуя, как напряжение спадает и слыша ее стон разочарования. Он знал, что скоро она начнет протестовать, и начал действовать прежде, чем она успела хотя бы вздохнуть. Он медленно прощупывал ее сердцевину двумя пальцами, пока не погрузился ими полностью. Слегка согнул их, не отрываясь от нее губами. Время от времени снова подключал язык, чтобы просто держать ее на грани срыва. Она снова застонала, и он понял, что нашел нужное место, поэтому прижал к нему оба пальца, касаясь губами ее клитора. Он делал это снова, и снова, и снова, пока она извивалась в его объятиях. Он придерживал ее бедра одной рукой, решив заставить кончить другой. Он осмелился поднять глаза, и зрелище оказалось божественным: ее голова была откинута назад, халат немного развязался и обнажал грудь с самым восхитительным соском. Он просто не мог дождаться, чтобы снять с нее этот проклятый халат. Судорожный вздох. Она зарылась пальцами в его волосы, чтобы подстегнуть; она сжалась вокруг его пальцев, когда кончила, а его имя капало с ее языка, как мед. Он внимал, позволяя звукам наполнить его уши, а ее сокам покрыть его язык. Он дал себе обещание, что никогда этого не забудет; даже если это больше никогда не повторится, он запрет это воспоминание и будет лелеять его вечно. Это будет самое ценное его достояние на все грядущие дни. Он прижался лбом к ее холмику, поднес пальцы ко рту и облизал их дочиста. Дышал почти так же тяжело, как Серсея, пока она спускалась со своих вершин. Он положил руку ей на живот и рассеянно потянул за пояс, который удерживал ее халат — и то немногое от ее тела, что было скрытым, предстало перед ним во всей великолепной природе. Он восхищался ей, прикасаясь щекой к кудрявым волосам. Его взгляд скользнул вверх по ее телу, к мягким кремовым изгибам груди. Ее тяжелое дыхание постепенно утихло, и она приподнялась на локтях. — Это абсолютно преступно с твоей стороны, — сказала она. Игривость в ее голосе заставила его рассмеяться. — Я еще не закончил, — пробормотал он, целуя ее бедро. — Совершенно. Он скользнул по всей длине ее тела, целуя каждый дюйм обнаженной кожи. Пупок, бока, грудная клетка. Он стянул халат по рукам, отбросил в сторону и, наконец, упал на четвереньки, чтобы насладиться открывшимся видом. Он никогда не видел ее такой, и на какое-то время убедил себя, что и не увидит. Обнаженную, открытую, и его. — Ты даже не представляешь, какая ты красивая, — пробормотал он. — Представляю, — ухмыльнулась Серсея. Он прикоснулся к ее щеке ладонью. — Нет, не представляешь. Попросту не можешь. Ее ухмылка дрогнула. Как будто ее ударили с такой силой, о которой она даже не подозревала. Как будто внезапно она осознала, как он мог бы ее любить, если бы она ему разрешила. Возможно именно поэтому она избегала его взгляда, а руки потянулись к пряжке ремня. Он должен был ее остановить, заставить понять, как сильно ее любит. Но он был всего лишь мужчиной, и когда она спустила его брюки и нижнее белье вниз по ногам, обхватывая его пальцами, он совсем перестал думать. Ее рука была теплой и мягкой, чего не скажешь о ее хватке. Джейме уже почти потерялся в ней. Она закинула ногу ему на бедро и притянула его к себе. Его вес, казалось, совсем ее не беспокоил. Может быть это был жар, исходящий от нее, или предвкушение того, что должно было произойти, но он уткнулся лицом в изгиб ее шеи вошел в нее. Медленно, дюйм за дюймом, чувствуя как она расширяется, приспосабливается к нему. Он услышал, как она ахнула, когда он толкнулся немного сильнее. Она подходила ему как перчатка. Он предположил, что это было одно из преимуществ совместного рождения: одно было создано, чтобы дополнять другое, чтобы заполнить пробелы и устранить различия. Там, внутри нее, он понял, что наконец-то стал тем, кем хотел видеть его Бог. Это осознание выбило воздух из его легких. Он не ожидал, что все будет именно так. Если он пошевелится, все закончится. Если он сейчас пошевелится, все закончится, не успев начаться. — Подожди, — прошептал он куда-то в шею. — Мне нужно... подождать. Лениво поцеловал ее плечо. Шею. Она вздохнула, когда он зажал мочку уха между зубами и прикусил ее. Она гладила его по спине, кощунственно по-матерински. Когда он немного отстранился, то увидел приоткрытые губы, и мерцающие в темноте глаза. Чувствовала ли она то же самое? Неужели была так же ошеломлена, как он? Наверное, так оно и было, потому что уголки ее губ приподнялись вверх в подобии улыбки. Он широко улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее, запечатлев на ее губах знак своей преданности. Ее пальцы впились ему в спину, и он начал двигаться. Сдерживаться было практически невозможно, невозможно бороться с желанием просто трахнуть ее до потери сознания. Он чувствовал, что должен быть осторожен с ней, внутри нее. Он боялся, что она сломается: ее и раньше ломали мужчины, и похуже Джейме. Он ненавидел себя за то, что не был у нее первым. Он должен был быть. Должен был заявить на нее свои права; его, его, только его. Он изо всех сил держался за ее плечо, отчаянно пытаясь сдерживаться. Она снова застонала, и Джейме ощутил прилив сил. Его бедра дернулись вперед, и ее пальцы впились еще глубже. Он не мог избавиться от чувства, что по-настоящему узнал ее только сейчас. Ему нравилось, как ее дыхание застревало в горле, когда он делал это жестко, и как она мурлыкала, когда он трахал ее медленнее. Ему нравилось, как она прижималась к нему, как пот выступал у нее на ключицах и ложбинке груди, прикасаться языком к ее соскам и как ее когти притягивали его ближе, умоляя не останавливаться. — Сильнее, — шептала она, когда он набирал темп. — Трахни меня, Джейме. Тогда он действовал инстинктивно, делал то, что приказывало его тело — или это было ее тело? Он отстранился и перевернул ее на живот, схватил за бедра, пока она не встала на четвереньки. Он не стал ждать знака, слова, да ему и не нужно было. Он не встретил никакого сопротивления, когда вошел в нее снова; она была гладкая, влажная, доступная. Было легче трахнуть ее так, как она хотела — ее стоны становились все громче и громче. Чем больше он напирал, тем сильнее она отвечала, встречая каждый его толчок. Я долго не протяну. Об этом ему напомнило волнующее щекотание в позвоночнике. Он хотел, чтобы она кончила вместе с ним. Раньше, если у него получится. Одной рукой он обхватил ее за шею и поднял вверх, прижимая ее тело к своему. Другой скользнул между ног, где снова нашел самое чувствительное место. Когда она сжалась вокруг его члена, он понял, что все кончено. Он отпустил ее, позволив есть упасть на руки. Он продолжал, собрав остатки сил, пока не потерял их окончательно. Он покинул ее тело и излился ей на спину, помогая себе рукой. Он упал на матрас прямо рядом с ней. Серсея распласталась на животе. Ее глаза были закрыты, а волосы разметались по подушке. Он видел, как его семя поблескивает на ее спине. Их дыхание смешалось, пока они приходили в себя. Ее губы были приоткрыты, а его грудь поднималась и опускалась от напряжения. Джейме не нужно было прикладываться к ее груди, чтобы знать, что у их сердец общий ритм. — Надо позвонить Тириону, — проговорила она, не открывая глаз. Джейме фыркнул. — Это первое, о чем ты подумала? Я оскорблен. Серсея, наконец, открыла глаза. — Надо позвонить Тириону и спросить про Роберта. Джейме вздохнул. — Это может подождать до завтра. Серсея достала из прикроватной тумбочки салфетки и протянула их Джейме. — Прибери за собой. — Улыбка Чеширского кота, возникшая на ее лице, рассеяла любые сомнения, которые могли у него появиться. Он вытер ей спину, скомкал салфетку и выбросил их в мусорное ведро. Когда он закончил, он шлепнул ее по ягодице и слегка укусил ее. Она скорчилась и засмеялась. — Прекрати. Трудно было держать руки при себе, особенно когда она была рядом вот так, когда можно было до нее дотронуться, поцеловать, понюхать, попробовать на вкус. Он хотел ею переполниться. Назад ему уже не вернуться, не сейчас, не после того, как он овладел ею. Он осыпал ее плечо легкими поцелуями, доходя до шеи, и она откинула волосы в сторону. Очень скоро он снова ее захочет. — А что будет завтра? — пробормотала она. Это его озадачило. Он слышал в ее голосе печаль, ужасное осознание того, что то, что было хорошо для них за закрытыми дверями, будет плохо для остальных при свете дня. — Ничего не изменится, — пробормотал он, утыкаясь ей в плечо. — Мы закроем дверь. — Они придут за нами, — теперь он услышал в ее голосе улыбку. — Ну и пусть, — оживился он. Он отстранился, откинул волосы с ее лица и положил руку ей на поясницу. — Мне вот все равно. Серсея наклонила голову набок, не в силах скрыть своего изумления. Физические нагрузки шли ей на пользу, она вся светилась. Он не мог оторвать от нее взгляд, раз за разом проигрывая воспоминания о том, что произошло несколько секунд назад. Он никогда не видел столь прекрасного существа. — А ты бы его убил? — внезапно спросила она, подперев голову рукой. Джейме скользнул рукой вниз по спине и обратно. — Да. — Для меня? — настаивала она. — Да. — Ты меня любишь? Он промолчал и толкнул ее на спину. Раздвинул ноги и снова оказался внутри. — Полностью.