perihelion

Теперь Джейме было невероятно трудно быть самим собой. Жить с Серсеей под одной крышей было совсем по-другому. У него появился повод вставать по утрам, а один ее вид придавал ему сил. Иногда от мысли, что он может просто пойти и найти ее, у него начинала кружиться голова. Это было обнадеживающе, это была та близость, которую у них отобрали в детстве. Эту жизнь было так легко представить: он представлял себя ребенком, бегущим по коридорам, догоняющим ее, чтобы быть с ней все время, всегда-всегда. Призраки. Эти дети были призраками прошлого, которого никогда не было. Самое сложное? Нахождение рядом с ней всегда напоминало ему о том, чего он иметь не может. Он ее хотел, без сомнения. Но это было сильнее, чем физическое стремление. Это были новые ощущения, то, чего он никогда не испытывал ни с кем. Это была не просто любовь, просто любовь была для обычных людей. Да, он ее любил, но любил с неизвестной, ненормальной и разрушительной силой. Он нуждался в ней. Ему нужно было спокойствие, которое пришло от их единения. Нужно было это завершение. Он себя уже не чувствовал. После той ночи он понял, что все это время жил лишь наполовину. Теперь, когда он, наконец, узнал, что значит чувствовать себя целым, возвращаться к неполному существованию было совершенно невыносимо. Жизнь вместе с ней он приравнял к тому, что у него был шанс познакомиться с теми ее сторонами, которые она не показывала чужакам. Он мог видеть ее повседневную жизнь, а не довольствоваться мимолетными урывками, и это означало, что он у него будет возможность увидеть, насколько они похожи, или как сильно различаются. Например, ей нравилась яичница-болтунья, а он предпочитал яйца вкрутую; она обожала гранатовый сок, который он вообще не выносил. Теплая погода ей нравилась больше, чем зима (это у них было общее), и в камине всегда горел огонь. У нее была забавная привычка — она складывала из бумаги крошечных животных, где бы она ни находилась, и ей не нравилось, когда он на это указывал, как будто тыкал носом в ее слабость. Она любила лошадей, но рядом с ними всегда была осторожна, потому что не хотела запачкаться. Ей нравились ароматические свечи: ее любимыми ароматами были золотые каштаны, корица и яркий шафран. По запаху в холле он всегда мог сказать, дома ли она. Дом тоже начал менять свой облик. Внезапно все стало более… золотым. Даже солнечные лучи, просачивающиеся сквозь шторы, теперь делали это иначе. Как это было возможно? Сестра, конечно, не могла изменить орбиту... или могла? У нее была твердая рука в управлении домом, Джейме и Тирион во время их короткого пребывания в этой должности ей и в подметки не годились. Было совершенно ясно, что она претендовала на свое законное место в качестве хозяйки дома, на ту роль, которая после смерти Джоанны была забыта. Персонал от нее был в ужасе — что очень веселило Джейме. Режим при сестре был авторитарный, а при них с Тирионом… ну, мягко говоря, расслабленный. Тирион и Серсея привыкали к новому течению дел тяжелее. Что-то было не так; нечто большее, чем разногласия и расхождения во вкусах. Каждый на что-то злился. Ему нравилось подпитывать свое эго и думать, что причиной этому — он, но он был слишком умен для таких мыслей. Все это было связано с чем-то другим. Каждый раз, когда он обращался к кому-нибудь из них по этому поводу, то получал только расплывчатые ответы, отрицающие саму суть вопроса. Серсея говорила, что ей не нравится распутный стиль жизни Тириона, а младший брат просто тряс головой и делал вид, что ничего не происходит. В общем, только дурак бы не заметил, что они настороженно относятся друг к другу. Недовольства они свои выражали совершенно по-разному. Если Тирион держался в своем углу, то Серсея разрасталась, как мыльный пузырь, все больше и больше, чтобы занять все возможное пространство. Она бы сделала ремонт, чтобы ее присутствие в комнате стало всем известно. Пригласила бы кого-нибудь на чай. Включила бы музыку в каждой комнате. Джейме уже научился ее читать. Если стратегия Тириона заключалась в том, чтобы притворяться, что она не существует, то она делала это совершенно невозможным. Если бы его попросили назвать точный момент, когда запахло жареным, он бы ориентировался на визит Таэны. После этого уже ничего не было, как прежде, и Серсея отстранилась первой. Тирион уловил посыл и начал действовать соответственно. Джейме был свидетелем ухудшения их отношений, но был не способен предпринять хотя бы что-то. Тем временем Ренли Баратеона избрали временным премьер-министром. Сами выборы были назначены на декабрь: когда его спросили, почему такой большой срок, новый премьер-министр ответил, что он должен дать правительству время оценить ущерб после смерти Роберта и дать стране время для скорби. Восемь месяцев — это очень много, чтобы оплакивать премьера, который никому не нравился, особенно после всех этих скандалов. Это решение положило начало протестам на улицах, но их быстро подавили вооруженными силами. У него, Джейме, были собственные планы, о которых он не заикнулся ни брату, ни сестре, зная, что многим не понравится то, что он задумал. Для осуществления этих планов требовался Оберин Мартелл в количестве одна штука. Было обидно, что Серсея узнала об их встрече, но все же Джейме знал, что она и понятия не имеет о том, что он хочет провернуть. Да что там, даже Тирион бы не догадался.

***

Его разбудили посреди ночи. Он едва открыл глаза, когда кто-то включил прикроватную лампу. Прикрыв глаза от света, он попытался разглядеть лицо неожиданного посетителя. — Что? — спросил он, узнав в нем Джеймса, дворецкого. — Сэр, новый конь... — Светлый рев? Что с ним? — Ему нехорошо, сэр. Конюший говорит, что это колики. Джейме вздохнул. Он знал, что это значит — такая ситуация часто была смертельна для лошадей. Он отбросил одеяло и поднялся на ноги. — Скажите им, что я сейчас приду, — объявил он, направляясь в ванную. Он умылся так быстро, как только мог, нацепил первую попавшуюся одежду. Когда он вышел из ванной, Джеймса уже не было. Направляясь по коридору, он вспомнил, как давным-давно точно так же тащился рядом с отцом по тому же поводу. Это была летняя ночь, и до нее Джейме никогда раньше не видел умирающего коня. Он все еще помнил взгляд бедного животного. Смерть он ненавидел: она забрала у них маму. Когда все случилось, Джейме не выдержал и отвернулся. Тайвин был разочарован. На вершине лестницы он вдруг развернулся и понесся в обратном направлении. Он прошел до другого крыла усадьбы и остановился у знакомой двери. Он не стал стучать, зная, что Серсея все равно спит. Он осторожно открыл дверь, подошел к кровати и присел на корточки. Она спала на боку, положив тыльную сторону ладони под голову. — Серс, — пробормотал он, тряся ее за плечо, чтобы разбудить. Он не хотел ее пугать, но когда она открыла глаза, то все равно была ошарашена. — Это я, все хорошо. — Что случилось? — спросила она, потирая глаза. — Светлый рев нехорошо себя чувствует. — И ты разбудил меня, потому что у твоей лошади болит животик? — возмутилась она, намереваясь вернуться ко сну. Нельзя было обижаться на нее, она просто не знала. — Он может и не выжить, Серс. Серсея надулась. — Прости, — сказала она наконец. — Хочешь, чтобы я пошла с тобой? Джейме колебался. — Да, пожалуйста. — Он никогда не умолял, но ее просить было не стыдно, просто потому, что это была она. Она внимательно посмотрела на него, затем кивнула и встала. Ему потребовались все силы, чтобы скрыть голод, который грозил одолеть его при виде ее в ночной рубашке. Она была настолько тонкая, что одно легкое движение пальцем, и тоненькие лямки упали бы с ее плеч, и шелк свернулся бы у ее ног. Он отвел глаза. На несколько минут она исчезла в ванной. Пока он ждал, принялся рассматривать комнату. С тех пор, как он в первый раз показал ей спальню, она стала куда более ее. Шкаф был полон одежды. Ее вещи наводнили каждый уголок комнаты: косметика на туалетном столике, несколько флаконов духов на тумбочке, халат за дверью, книга на маленьком столике, пара очков для чтения рядом с ней. Через несколько минут она вернулась, одетая менее официально, чем обычно: в пару черных брюк и белую рубашку, которые, как он подозревал, украла у него, судя по плохой посадке. — Пошли. Он вел их вниз по главной лестнице, в ночь, через лужайку и в конюшню. Воздух был холодным, земля прогибалась под их шагом, а мокрая трава холодила лодыжки. Конюшни приветствовали их теплом. К ним поспешил мужчина, едва они вошли. — Сэр, Вам не нужно было приходить. — Я так решил, — сразу ответил Джейме. — Где он? — В своем стойле, сэр. Он был такой беспокойный, что нам пришлось дать ему успокоительное. — Конюший посмотрел на Серсею. — Мэм, Вы уверены, что хотите… — Хорошенько обдумайте Ваши следующие слова, и сказали ли бы Вы их, будь я мужчиной. — Серсея была непреклонна. Мужчина замолчал, и стало ясно, что он больше никогда не заговорит с сестрой первым. У Серсеи был свой метод, и это был страх. Они проследовали за ним до стойла. У Джейме упало сердце: конь лежал на боку, устало глядя вперед большими черными глазами. При виде Джейме тот слабо заржал. — Привет, большой мальчик, — сказал Джейме, присев, чтобы погладить шею. Конь попытался пошевелиться, но Джейме поспешил удержать его на месте, давя на передние ноги. — Шшш, — сказал он, пытаясь успокоить лошадь. — Все хорошо, не двигайся. Это, казалось, успокоило животное. — Каков план? — спросил Джейме вслух. — Все что остается, это... ждать. Если он переживет ночь, то шансы есть. Но главное, чтобы он не... — ... переворачивался, я знаю, — Джейме закончил предложение за него. Он сел на землю, скрестив ноги, лаская лошадь. — Я понял. — Сэр, Вам не стоит здесь сидеть. У нас есть люди, которые могут... — Я же сказал, что я понял. Это мой конь. — Джейме оглянулся через плечо, взгляд его был тяжелым. — Я сам о нем позабочусь. — Мужчина был удивлен этим решением. Он слегка склонил голову в сторону Джейме и не сказал ни слова. Через несколько секунд они услышали громкий лязг закрываемой двери. Серсея задержалась возле стойла. Он чувствовал ее присутствие; она все размышляла, какая роль ей уготована в этой сцене. Джейме сел спиной к стене и одной рукой ласкал гриву лошади. Он посмотрел на нее, и она показалась ему любопытной, смешной, ужасно неуместной. — Для лошади колики бывают смертельны, — объяснил он, предполагая, что у нее не много знаний по этой теме. — Одно из самых худших, что может с ними случиться, — он очень сильно любил лошадей; конь, несомненно, страдал, но что-то его успокаивало — присутствие Джейме или его прикосновения. — Можешь уйти, если хочешь, — добавил он, — но я бы очень хотел, чтобы ты осталась. Он поднял голову и увидел, что она рассматривает все возможные варианты.Он уже почти убедил себя, что она уйдет, но вдруг она вошла к нему, не обращая внимания на грязь. Она съехала по стене и села прямо напротив него. Между ними лежал огромный Светлый рев, его живот поднимался и опускался при каждом мучительном вздохе. Она подтянула колени к груди и обняла ноги. — Ему очень больно? — спросила она. В том голосе не было ни нежности, ни мягкости. Жизнь сделала его сестру менее восприимчивой к сочувствию и состраданию, но время от времени в ней проглядывала жалость. — Теперь уже не так, после препарата, — напомнил он ей. — Но ночка не из лучших, правда, большой мальчик? — добавил он, обращая свое внимание — и слова — к Светлому реву. Сейчас Серсея наблюдала за ним. Он знал, что она внимательно следит за каждым его движением. Такие уж у нее были алгоритмы: сначала она изучает тебя, оценивает твои силы и слабости. Потом, если она решит, что это стоит ее времени, она уже будет думать, извлекать из тебя пользу или сокрушить. — Ты же в курсе, что он тебя не понимает? Он же животное. — Не соглашусь, — ответил он. — Животные понимают все на таком уровне, какой нам, людям, даже и не снился. — Я не «не люблю» животных, — сказала она, словно он в чем-то ее обвинял. — Я такого не говорил, — спокойно ответил он. Он уже знал: Серсея будет набрасываться каждый раз, когда ей угрожает опасность, и единственный способ ее удержать — не вестись на ее провокации. Однажды он оказался в центре ее бури, и это разрушило его до основания. — Что будет, если ему не станет лучше? — спросила она. Джейме пожал плечами. — Сделаем рентген и увидим, что вызывает боль. Иногда операции достаточно. Но тоже не без рисков. Серсея кивнула. — А что, если операции будет недостаточно? Когда Джейме поднял голову, Серсея поспешно посмотрела вниз. Он знал, что сказал бы его отец: отпусти его. Он не мог набраться смелости, не хотел, чтобы она думала о самом плохом сценарии развития событий. — Будет достаточно, — сказал он, наконец, с улыбкой, которая, как он надеялся, будет утешительной и обнадеживающей. Некоторое время единственным звуком в конюшне было тяжелое дыхание Светлого рева. Джейме чувствовал взгляд Серсеи, сосредоточенный на себе. Он не мог сказать, сколько именно прошло времени, когда его внимание привлек свет, постукивающий снаружи. Нежный дождь. Неоновые огни внутри конюшен на миг померкли. Джейме заметил, что Серсея пошевелилась; она осторожно опустила руку к носу Светлого рева. Лошадь потянулась, встречая ее прикосновение. Серсея легко улыбнулась — он никогда не переставал удивляться, как малейшее проявление любви могло сделать ее счастливой. Даже в этом нелестном свете она выглядела прекрасно. Ее волосы были длиннее, чем при их знакомстве. Когда она гладила гриву коня, ее золотые кудри закрывали лицо, защищая ее от него, как современного Нарцисса. Он сопротивлялся желанию протянуть руку и прикоснуться к ней.

***

Около четырех часов утра Джейме понял, что что-то не так. Светлый рев становился беспокойнее, и ему стало трудно удерживать его на месте. Серсея мало чем могла помочь: ее сила воли была намного больше физической. Он заметил высохший язык коня, распухший между зубами. Обезвоживание. Он мало что мог сделать; ему не хватало навыков, чтобы решить эту проблему. Ветеринар прибыл быстро около половины пятого утра и увеличил дозу седативного. Как только Светлый рев снова присмирел, ветеринар установил капельницу, чтобы бороться с обезвоживанием. Серсея не отходила от Джейме ни на минуту. Для кого-то настолько властного она была необычайно тиха. Она боялась — это был первый раз, когда он действительно видел ее беспокойство с момента аварии. Он задавался вопросом, осознает ли она, что держится за него, что сжимает его предплечье так сильно, что у него колет ладони. Доктор ждал около получаса, чтобы убедиться, что капельница и успокоительное работают. Он оставил им инструкции и взял обещание, что утром они позвонят и сообщат о состоянии Светлого рева. Джейме последовал за ним на улицу, оставив Серсею внутри. Когда он убедился, что она не услышит, он спросил доктора о шансах. — Трудно сказать, — ответил мужчина тоном, который не сулил ничего хорошего. — Зависит от того, как пройдет ночь. Джейме мог сказать то же самое и без диплома. Отношение мужчины раздражало, но он не стал настаивать, отчаянно желая вернуться на свой пост. Идя назад, он услышал знакомый шепот, исходящий из конюшни. Он шел медленно, стараясь не шуметь. Открывшийся вид заставил его сердце увеличиться в размере. Серсея стояла на коленях рядом с лошадью, гладя его шею обеими руками. Она бормотала что-то предельно похожее на «С тобой все будет хорошо, с тобой все будет хорошо». — А как же «Он тебя не понимает»? Она не ожидала. Убрала обе руки, отдернула даже, прислонилась спиной к стене и сложила руки на груди. Джейме усмехнулся, когда он сел рядом с ней, соприкасаясь плечами. Мысленно он унесся на несколько месяцев назад, когда она нашла его после того благотворительного вечера. Так они тогда и сидели, в кабинете Джоанны. Тогда она сказала, что счастлива, он ее нашел. Он не знал, чувствовала ли она то же самое и теперь. Он не хотел ее ранить, но скорее всего, все равно это сделал. Было бы лучше, если бы никто не знал. Может быть, они бы встретились однажды. Возможно, они бы влюбились в друг друга не зная всей этой правды. Может, так было бы легче. Может быть. — Что у тебя за дела с Оберином Мартеллом? Вопрос застал его врасплох. Она была хитрой, и чувствовала, что он в подвешенном состоянии. Он попытался развеять любые ее опасения. — Тебе не о чем беспокоиться. — Ты так все время говоришь, — настаивала она. — Тебе-то что? — Он не хотел так отвечать, но не сдержался. И, судя по ее молчанию, он попал в самую точку. — Если ты не знала, мир не вращается... вокруг тебя. — Он закончил предложение ухмылкой, зная, что она возненавидит эту фразу. Еще как вращается. — Я просто... — она пыталась увернуться, — мне не нравится, когда ты скрываешь что-то от меня, — пожаловалась она. Оставалось только топнуть ножкой, как ребенку. Она ненавидела, когда было не по ее, и по какой-то странной причине ему это нравилось. — Расскажи мне свой тогда, — предложил он, поворачиваясь к ней лицом. — Какой? — Ты знаешь, какой, — продолжал он. Они были так близко, что он мог сосчитать ее ресницы. — Тот, из-за которого вы с Тирионом ссыте друг другу в чай. Теперь врасплох застали ее, но что-то ему подсказывало, что она и так собиралась ему рассказать — уж слишком охотно она сдалась. — Ты знал, что он собирается баллотироваться на пост премьер-министра? — Удар сердца. Джейме молчал. — Он тебе не сказал, да?— Она скалилась, зная, что сбросила бомбу. Он не сказал. Сам факт его не удивил. Брат умел говорить с людьми и уворачиваться — что может быть важнее для политика? Он знал разницу между дипломатичностью и поиском компромисса. Он был прирожденным лидером, и это почему-то сильно не нравилось отцу. Не раз, когда тот еще был жив, у Джейме складывалось впечатление, что отец чувствовал угрозу со стороны Тириона. Расстроила его не сама новость, а ее умалчивание. Почему Тирион не сказал ему? Они всегда всем делились, даже мелочами, а это дерьмо было здоровенное. Самодовольная ухмылка Серсеи чертовски его раздражала. Когда дело доходило до Тириона, у нее просто башню сносило от конкуренции. Чаще всего ему это льстило, потому что это означало, что ей было важно его внимание. Но не сейчас. Теперь она наслаждалась его разочарованием, и она точно считала, что ей удалось одолеть их брата. Это разозлило его окончательно. — Кто тебе это сказал? — спросил Джейме. — Серьезно, Джейме, — невозмутимо откликнулась Серсея. — Как ты думаешь, почему я держу Вариса рядом? Паук. Джейме все еще выяснял природу этих странных отношений. С тех пор как он узнал ее, Варис всегда был в тени. Он нашептывал сестре на ухо... но почему? — Ну, даже если это правда... Это дело Тириона, — Джейме из-за всех сил старался не ударить ниже пояса. — Тебя-то это почему так парит? Некоторое время она не отрывала от него глаз. Он пытался расшифровать то, что происходило за этими изумрудно-зелеными глазами, но иногда сестра играла в игру слишком хорошо. Он почти слышал ее мысли, попытки придумать что-то, что не раскроет ее карты. — Не парит, — выдала она, наконец. — Лжешь. — Светлый рев попытался пошевелить ногами, но Джейме его остановил. Прошла целая минута, прежде чем животное снова успокоилось. Серсея подавила зевок, но Джейме успел заметить. — Вернись в дом, — предложил он, — поспи немного. Серсея пожала плечами, и ее веки затрепетали. — Нет, я просто… закрою глаза на минуточку. — Она медленно опустилась, и положила голову на шею лошади. — Я не сплю, — пробормотала она сонно. — Ну да, конечно, — пробормотал в ответ Джейме.

***

Светлый рев заснул сразу за Серсеей, Джейме держался из последних сил. Бессмысленно водил пальцами по кончикам ее золотых волос, утопающих в чернильной шерсти коня. Казалось, они дышат в унисон. Он не мог отпустить ни одного из них — ни сегодня вечером, ни когда-либо еще. Он вдруг понял, что никогда бы не подорвался из-за какой-нибудь другой лошади. Только Светлый рев. И причина была проста. Светлый рев был ей самой. Она подарила ему этого коня, и теперь он всегда будет напоминать о ней. Особенно теперь, когда ее у него уже не было, для Джейме было жизненно необходимо, чтобы Светлый рев жил, потому что пока жив он, у них был шанс. Он не признался в этом сестре, потому что это бы значительно ослабило его в ее глазах. Он встал около шести часов утра и сходил к маленькой раковине рядом с душем, после того как избавился от мешка от капельницы. Там он выпил и плеснул немного холодной воды на лицо. Солнце встало, и птицы уже напевали свои утренние мелодии среди ветвей. Он замер, удивленный происходящим. Покой был таким редким явлением. Последний раз он ощутил покой в ту ночь, которую провел с ней. Он помнил все так ясно. Как ее пальцы рисовали узоры на его спине, и звук ее ровного дыхания, перед тем как он заснул. Розовое небо за окном, когда взошло солнце. Как ее шелковая простыня цеплялась за его ноги. Ее запах на коже, ее вкус на языке. Он вздохнул. Это его судьба — переживать эти воспоминания вновь и вновь, до конца своих дней? Перспектива так себе. Дождя больше не было, небо было чистым и безоблачным. Будет чудесный день. — Джейме! Джейме, иди сюда! Быстрее! Голос Серсеи вырвал его из размышлений. Он поспешил обратно в конюшню. Светлый рев проснулся и поднял голову; его живые и любопытные глаза осматривали все вокруг. Затем конь согнул передние ноги и встал, опираясь на них. Джейме показалось, что теперь он был еще выше и величественнее, чем раньше. Серсея все еще сидела в своем углу. Она спала на его шее, и теперь вся была в щепках. Яркие солнечные лучи играли на шерсти коня, придавая ей оранжевый отблеск. Серсея улыбалась, с благоговением глядя на зверя. Джейме засмеялся. — Тебе лучше, да, большой мальчик? — пробормотал он, похлопывая лошадь по шее. — Мы тут все знатно пересра́лись, ты в курсе? — Светлый рев пошел прямо к поилке. Джейме воспользовался моментом и помог Серсее встать. Она была окрыленная, сияла точно елка. Ее счастье было заразительным. — Говорил же, все будет хорошо, — выдал он, убирая кусочек дерева, застрявший у нее между прядей. Это было завораживающе. Ее глаза были огромными и круглыми, а улыбка такой большой, что делила лицо на две части. Он еще ни разу не видел, чтобы она так улыбалась. Серсея не могла отвести взгляд от Светлого рева, а Джейме... не мог отвести взгляд от нее. Она все еще была самой красивой женщиной на свете, хоть и спала всего пару часов. Ему стало грустно. Он разозлился. Сердце наполнилось раскаянием и сожалением одновременно. — Иди спать, — сказал он, наклоняясь. — Я позвоню ветеринару и скажу, что он в порядке. Серсея обнимала себя. — Спасибо, — устало кивнула она. Она подошла на цыпочках и поцеловала его в уголок рта. Чтобы сдержаться, он закрыл глаза. Сердце яростно колотилось в грудной клетке. Это было мимолетно, а все же длилось целое столетие. — За что ты меня благодаришь? — спросил он, наблюдая, как она уходит. — За то, что ты не сдаешься, — она остановилась, обернулась и указала на него пальцем. — Ты хороший человек, Джейме Ланнистер. Джейме горько рассмеялся. — Если бы я был хорошим человеком, я бы не хотел тебя трахнуть. Это должно было ее шокировать, но не шокировало. Серсея прикусила нижнюю губу, но было очевидно, что она старалась прикусить свою обычную высокомерную улыбку. Джейме с надеждой поднял голову. Впервые, после той роковой ночи, у них снова появилась та кокетливая игривость. И когда она повернулась на пятках, чтобы уйти, он мог поклясться, что ее бедра раскачивались как-то по-особенному, и только для него. Боже.