Джой (англ. - радость)
Распустились цветы. Медленно трава одержала верх над изношенной зимней землей, а вместе с ней и розово-красно-желтая весна. Деревья, окружавшие особняк, снова были покрыты листвой, укрывая певчих птиц. Территория Кастамере никогда не была такой красивой, даже летом. Серсея все еще восхищалась своим новым домом. В этих стенах она чувствовала себя сильнее. В этих стенах она наконец почувствовала себя. Это заняло годы, но она наконец-то пришла. Однако удовлетворения было недостаточно. Теперь, когда ей больше не нужно было играть роль идеальной жены — то, что она презирала очень долго, даже до избрания Роберта, и несколько месяцев спустя — она вдруг осознала, что у нее нет реального пути предполагаемого развития. Без занятия и цели ей было скучно. После окончания Оксфорда у нее не было времени исследовать окружающий ее мир. Если верить Роберту, Тайвин уже тогда проворачивал дела за ее спиной, устраивая брак с помощью Роджера Рейна, прежде чем она успела хотя бы осмотреться. Серсея не работала ни дня в своей жизни. Ее диплом был бесполезен: единственный вклад, который она могла сделать, это хорошо выглядеть и улыбаться в камеру. Ей на палец надели кольцо, а на ее будущее установили надгробие. Она не знала, с чего начать. Все занятия делились на две группы: либо скучно, либо не ее. Она не могла сказать, что ненавидела больше: скуку или отчетливое чувство собственной неадекватности. В разгар своего личного кризиса она приступила к тому, что у многих женщин получается лучше всего — косметическому ремонту. Она заключила, что после смерти Джоанны о Кастерли Рок особо никто не заботился. Во многих комнатах слоями лежала пыль, а мебель была слишком старая даже для того, чтобы считаться старинной. Со шторами она расправилась в первую очередь: глубокий багровый бархат заменили бордовым, это добавило теплоты помещениям. Потом под раздачу попали стены: две недели заняла покраска первого этажа, еще две — спален наверху. Тирион настоял, что «ему нравится его спальня, спасибо ей большое», и она только пожала плечами. Джейме был более расположен к переменам, да и когда дело доходило до вкуса, он всегда отдавал сестре должное. В середине мая она оказалась в затруднительном положении: ковры. Большинство ковров в Кастерли Рок были такие древние, что цвета потеряли свою яркость, а ткань — свое качество. Серсея провела все утро в окружении самых красивых образцов: афганские, персидские и еще много какие, и через некоторое время все они выглядели одинаково. От ценников у нее закружилась голова — и она вспомнила об еще одной проблеме. Деньги. Джейме предоставил ей доступ к их банковскому счету. Там было целое состояние. Большую часть своей жизни она тоже была богата, но никогда не видела столько денег, не говоря уже о том, чтобы тратить. Она чувствовала, что имеет на них право, она ведь была его биологической дочерью, в конце концов, нравится ему это или нет. Эти деньги принадлежат ей в той же степени, как Тириону и Джейме. Но так было только на словах. Каждый раз, когда выписывала чек, она не могла избавиться от ощущения, что тратит чужие деньги. Тирион никогда не упускал возможности высказать свое мнение по поводу ее расточительности, в то время как Джейме ее во всем поддерживал. Делай все, что делает тебя счастливой, — говорил он почти каждый день. Это приводило в бешенство: она хорошо знала, что это потому, что он чувствует перед ней вину, за то что она не имела доступа к этим деньгам, пока росла и взрослела. Это было ужасно похоже на жалость, а жалость Серсея не переносила. Она вернулась из Лондона около полудня. По дороге она остановилась, чтобы купить розовые пионы и мятный шоколад — любимый шоколад Джейме, хотя потом она будет делать вид, что не знала. Добравшись до дома, она передала свое пальто и сумочку первой попавшейся горничной. Теперь было намного теплее, и она уже смогла надеть простое красное платье с оборками. Ей нравилось носить тонкие ткани в доме — и телом чувствовать, что он пялится. Она сразу его услышала. Последовала за его тихими смешками и шепотом до самой кухни. Она увидела Джейме прежде, чем он увидел ее — он склонился над кухонной стойкой, его глаза улыбались. На противоположной стороне сидел ребенок, девочка, которой не могло быть больше десяти лет. Ее золотые кудряшки были собраны в свободный хвостик, перевязанный черной лентой, а одета она была в что-то вроде школьной формы: серая шерстяная юбка и белая блузка под темно-красным свитером. Казалось, каждое слово девочки приводило его в восторг. Серсея остановилась на пороге. Джейме заметил ее и улыбнулся. Девочка тоже ее заметила, выпрямила спину и спрыгнула с табурета. Она подбежала к Серсее длинными быстрыми скачками. Она была похожа на идеальную фарфоровую куклу: розовые щеки, длинная завитая челка, эти губы сердечком, идеального персикового цвета. Даже ее зубы были жемчужно-белыми, когда она одарила Серсею самой вежливой улыбкой на свете. — Привет, — сказала она, скрестив руки за спиной. — Я Джой. — У нее был очень высокий голос, как у большинства детей, но более решительный. — А ты, наверное, Серсея. Приятно познакомиться. Я — твоя кузина. Знаю, я сильно младше, но это потому, что мой папа был младше дяди Тайвина. Его звали Герион. Вряд ли вы встречались. Жалко. Ты бы ему понравилась, — выпалила она на одном дыхании, ни разу не остановившись. Серсея не ответила. Она и сама не заметила, как ее глаза стали шире, а рот приоткрылся от растерянности. — Хм, я... — Ее взгляд переместился на Джейме, который наблюдал за происходящим с самодовольной улыбкой. — Привет, Джой, — быстро сказала она, прежде чем пройти мимо нее. Она остановилась рядом с Джейме и прошептала: — Что на нашей кухне делает хоббит? Джейме не потрудился ничего объяснить, а только отправил в свой рот еще одну ложку мороженого. — Веди себя хорошо, — сказал он ей. — Ты же слышала. Это Джой. Она твоя кузина и младше тебя. — Он насмехался над ней в открытую! — Очень смешно, — огрызнулась Серсея. — Мятный шоколад! — вмешался шустрый злоумышленник. Она заметила шоколад в руках у Серсеи. — У тебя отличный вкус, Серсея. — Эта девочка, Джой, продолжала звать ее по имени, как будто была ей ровней, и если бы она не была такой мелкой, ее бы это напугало. — Джейме, это же твой любимый? Джейме с любопытством смотрел на сестру. — Да, любимый. — О, правда? — солгала Серсея сквозь стиснутые зубы. Не так все должно было быть. Без надоедливого ребенка, крутящегося между ними. — Ну, буду знать. — Она положила плитку на стойку и снова повернулась к Джейме, поворачиваясь спиной к Джой. — Что она тут делает? Джейме бросил взгляд через ее плечо, и Серсея сделала то же самое. Джой уже покинула кухню: они слышали ее голос, восхищающийся пионами, в коридоре. — Здесь недалеко ее школа-интернат, — наконец объяснил Джейме. — Время от времени она заходит, когда у нее бывает свободный день. Она любит играть с лошадьми. Ее преподаватели говорят, что свежий воздух творит чудеса с ее настроением. В Лондоне его не так много. — Кто есть Герион? — Ее беспокоило, что она никак не могла собрать полную картину семьи. Всякий раз, когда ей начинало казаться, что вот уж теперь она знает всех, откуда ни возьмись, буквально из воздуха появлялся новый родственник. Сколько Ланнистеров может выдержать планета, пока не взорвется? — Младший брат отца. Тот еще бунтарь. Мой любимый дядя, безусловно. У Тириона тоже. — А сейчас он где? Джейме рвал угол упаковки шоколадки, которую Серсея купила для него. — Мертв. Ну, не удивительно. Она смотрела, как он положил кусочек шоколада в рот и закрыл глаза от наслаждения. Она начинала расстраиваться, что он не хочет делиться с ней информацией. — Как он умер? — Он любил ходить под парусом. Однажды просто не вернулся. — Джейме предложил ей кусочек шоколада, но она отказалась. — Тело не находили. Тирион всегда говорит, что он, наверное, отплыл... и не смог остановиться. Что теперь осел где-нибудь на Маврикии... живет на пляже, пьет мартини и ест ананасы. Серсея на мгновение замолчала, обдумывая все, что он сказал. Для кого-нибудь вроде Тириона, для которого отдых это цель всей жизни, это звучало просто райски. Но для нее, Серсеи, это был просто идеальный способ спустить жизнь в унитаз. — Она не доставит тебе хлопот, Серс, — внезапно сказал Джейме, посмеиваясь. — Я не люблю детей, — это был упрек. Он увидел, что она больше не смеялась. Он нахмурился, почти обеспокоенный ее реакцией. — Они все трогают. Все ломают. — Могу тебя заверить, что она очень воспитанная, — сказал Джейме. — Знаешь, она иногда напоминает мне тебя. — Это невозможно, — напомнил ему Серсея. — Она не может напоминать тебе меня, потому что она ребенок, а ты не видел меня ребенком. Он притянул ее к себе и обнял. Руки Серсеи повисли вдоль его тела, пока она не положила их ему на бедра, решив, что это безопасно. Ничего не безопасно. Он поцеловал ее в макушку и снова отпустил. Она почувствовала себя ужасно без его объятий. — Я отведу ее в конюшню, — сказал он, отломил последнюю дольку шоколада и засунул ее в рот. Укол ревности. Серсея надулась. Невероятно. — Хорошо, — уступила она. — Пусть она просто не крутится под ногами. У меня куча дел. — Типа, каких, гобелен поджечь? Серсея поморщилась, закатила глаза. — Может быть. Тебе-то что? Джейме пожал плечами. — Всегда считал, что есть много способов провести время, которые лучше, чем... переворачивать дом вверх дном. — Он не дал ей время ответить. Серсея смотрела, как он исчезает — черный вход, сад, солнечный свет. Она подумала о том, чтобы последовать за ним, спросить, что именно он имел в виду, сделать ему выговор… За что? За то, что он говорит правду? Она вздохнула и ушла.***
До конца дня она не видела ни Джейме, ни Джой. Когда она наконец выбрала ковер для главной столовой и отправила заказ, солнце уже зашло за холмами. Она опустила экран ноутбука, и дала отдых глазам. Из французских окон в спальне было хорошо видно зону для катания. Джейме был на Светлом реве, а Джой — в милой кепке и в сапогах для верховой езды — на маленьком пони. Значит, где-то в конюшне есть шкафчик с ее вещами. Присутствие ребенка вывело ее из строя, и она не могла понять, почему. Девочка была с ней очень вежлива — даже слишком. С тех пор, как Серсея переехала в Кастерли Рок, ее собственничество стало распространяться на все, что она считала своим. Дом, мебель, наследство. Джейме. Ей не хотелось думать, что она ревнует, особенно когда другой женщине было десять лет, а ростом она была едва сто двадцать сантиметров. Смешно, сказала она себе. Потребовалось полчаса, чтобы подготовить ванну. Она зажгла несколько ароматических свечей, налила себе бокал красного вина, но все равно решила не убирать бутылку далеко. Она медленно разделась перед зеркалом, осматривая свое тело дольше, чем нужно — как обычно. Затем она опустила пальцы ног в воду и решила, что она достаточно теплая. Это только в фильмах все опускаются в ванну с изяществом и грацией, почти полностью погружаясь под воду; телом она не совсем касалась дна ванны. Серсея закрыла глаза. Таэна пыталась дозвониться до нее раз двенадцать. На ее смс она тоже не ответила, ни на одно. Она взглянула на свой телефон, который оставила на раковине. Время от времени ей очень хотелось ответить. Ты можешь владеть всем, сказала она тем вечером, прежде чем Серсея озвучила свое окончательное «нет». Серсея не была наивна: она знала, что всем владеть никто не может. У нее уже было больше, чем большинство мечтало достичь к концу жизни. А все же такие мысли было трудно выбросить из головы. Серсея полжизни мечтала о том, чтобы такая власть сосредоточилась в ее руках. Она точно не знала, сколько она вот так лежала в ванной, когда услышала шум снаружи. Она села, пытаясь заглянуть в свою спальню. — Джейме? — крикнула она, естественно полагая, что с другой стороны двери будет он. Но это было не так. Джой заглянула в комнату. — Не-а. Это я. — Увидев девочку, Серсея снова села и попыталась собрать пузыри, чтобы прикрыть ими свое тело. Джой зашла, ни капли не смущаясь — да ей вообще по барабану. — Джейме сказал мне найти тебя. — Так и сказал? — пробормотала она себе под нос, начиная выходить из себя. — Я еще не закончила, не могла бы ты... — Можно тебе волосы расчесать? Серсея забыла, что она голая. Она забыла, что ей не очень нравится этот ребенок. Она забыла Таэну, Джейме, Тириона и Роберта. Она вдруг поняла, что никто никогда не расчесывал ей волосы. Ни мама, ни сестры. И она тоже никогда никого не расчесывала: в животе что-то сжалось; она прекрасно знала, что это была за потеря, но ни за что бы не отважилась ее назвать, иначе пришлось бы открыть ящик Пандоры, а этого сейчас никак нельзя было допустить. Она сглотнула и кивнула, не находя слов. Маленькая Джой слегка подпрыгнула, подбежала к раковине за расческой и подтащила табурет к краю ванны. Она села и попросила Серсею откинуться назад. Несмотря на ее первоначальное беспокойство, Серсея подчинилась. Джой положила ее волосы себе на колени и начала разделять их на более мелкие пряди. Затем она начала проводить по ним расческой, глядя на кончики, чтобы распутать их. — У тебя такие красивые волосы, — вздохнул ребенок. — Мои слишком кудрявые. Такие длинные, как у тебя, у меня никогда не отрастут. Серсея посмотрела вниз. Она понятия не имела, как разговаривать с ребенком. Никогда. Единственным ребенком в ее жизни была дочка Станниса, Ширен. Даже в течение тех немногих раз, когда они приходили к ним в гости, девочка в основном была в своей спальне — мать прятала ее там от всего мира по причине ее болезни. Этот ребенок, эта Джой... она была другой. — Где Джейме? — спросила Серсея. — По телефону разговаривает. Он сказал, что это важно, и отправил меня сюда. Серсея кивнула. Несколько минут они сидели молча — женщина и ребенок. Жирные капли воды падали с волос Серсеи на пол. Джой медленно расчесывала волосы, и Серсея ее не торопила. Кожу головы приятно щекотало. — Мне жаль, по поводу твоих мамы и папы, — вдруг сказала Джой. — О чем ты? — Серсея не смогла набраться смелости и взглянуть через плечо. В словах девочки была мудрость, какая-то взрослая осознанность, от которой ей стало совсем уж неуютно. — Жаль, что ты с ними так и не встретилась, — продолжила Джой. — Я никогда не знала тетю Джоанну, но знала дядю Тайвина. Это несправедливо, что я могла, а ты нет. Я бы хотела отдать тебе свои воспоминания. Серсея боролась с желанием встать и убежать. — Спасибо. — Пожалуйста! — воскликнула Джой, как будто это была самая нормальная вещь в мире. — Моя мама говорит, что ты очень похожа на свою маму. — Мне все так постоянно говорят, — Серсея не смогла скрыть горечь в своем голосе. — А где твоя мама? Почему ты не проводишь свободное время с ней? — Она от меня не в восторге. Я вроде как... не совсем входила в ее планы, — Джой перестала расчесывать волосы, но в голосе у девочки не произошло никаких изменений. — Плюс, я люблю лошадей. Дома у нас их нет. Джейме сказал, что ты подарила Светлого рева. Ты любишь лошадей? Серсея повернулась в ванне лицом к ребенку. Та сложила локти на край ванны, и лежала щекой на предплечьях. — Люблю. — Глаза Джой загорелись от радости. Серсея догадалась, что это, наверное, потому, что ей хотелось иметь с ней что-то общее. В животе комочком свернулось что-то теплое и пушистое. — Может быть, когда ты приедешь в следующий раз, я расчешу волосы тебе? Джой улыбнулась так широко, что Серсея могла видеть все ее зубы. — Да! — Она даже разок хлопнула в ладоши. — Да, здорово! Счастье девочки было заразительным, и Серсея засмеялась. Они обе были так поглощены моментом, что ни одна из них не заметила мужчину в дверном проеме, скрестившего руки на груди, который прислонился к косяку и наблюдал за ними. — Джой, машина здесь, — сказал Джейме. — Пора ехать. Джой вздохнула. — Уже? А можно остаться еще ненадолго? — Джой повернулась к Серсеи в поисках помощи. — Ты же знаешь, руководству не нравится, когда вы не соблюдаете комендантский час, —продолжил Джейме мягко. Он ласково потрепал волосы на макушке девочки. За окном раздался гудок. Джейме кивнул головой на дверь. — В следующий раз. Джой вздохнула и повернулась к Серсее. — Пока, — сказала она грустно. Серсея позволила девочке чмокнуть себя в щеку и смотрела, как она убегает. На выходе она крепко обняла Джейме за талию. — Спасибо, что разрешил мне покататься, — сказала она, прежде чем выпрыгнуть из комнаты. Серсея внезапно осознала, что они были одни и что она голая, и глупая улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Она наклонила голову, чтобы наблюдать за ним сквозь ресницы; она прекрасно знала, что пены в ванной практически не осталось. Он тоже молчал. Вдалеке они услышали шум захлопнувшейся двери машины и обороты двигателя. Затем тишина окутала их снова. Он вышел из транса первым. — Я думал, ты не любишь детей, — сказал он, приближаясь и садясь на край ванны, глядя на нее сверху вниз. — Не люблю, — настаивала она. — Но она — исключение? — спросил он удивленно. Серсея сделала вид, что задумалась. — Она не так плоха. Джейме усмехнулся. Он отвлекся, провел пальцами по ее волосам и начал играть с ними. Серсея закрыла глаза и на мгновение зависла, позволяя ему. — Вода остыла, — сказал он ей. Его голос совершенно неожиданно понизился на октаву. — Ты же простудишься. Серсея смотрела на него долго и упорно. — Да, — сказала она наконец, отводя глаза, и резко встала. Вода хлынула вниз по телу, вниз по ногам. Ее волосы прилипли к спине. Холодный воздух комнаты заставил ее вздрогнуть. — Подай мне полотенце, пожалуйста, — Джейме не шевельнулся, застигнутый врасплох. Ее глаза сузились — она не понимала, дышит ли он там вообще. Его глаза путешествовали по всему пространству ее тела, задерживаясь на груди и между ног. — Серсея... — он не договорил. Это было почти отчаянно. — Джейме. Полотенце. С глубоким вздохом он наконец встал, вцепившись зубами в нижнюю губу. Он схватил полотенце с противоположной стены и вернулся к ванной, раскрывая его. Она подняла руки и позволила ему обернуть полотенце вокруг тела, не отводя взгляда. Его пальцы несколько раз скользнули по ее коже, будто бы случайно. — Спасибо, — ответила она, покрепче прижимая к себе полотенце. Джейме не ответил. Вместо этого он ждал, стоя рядом, и Серсея знала, чего он хочет. У нее пересохло во рту, а все тело пульсировало. Между ними не было ничего, кроме препятствий, которые она сама же и воздвигла. Их было бы очень легко снести, если бы она могла вот так просто отпустить ситуацию. Он не дал ей время на раздумия. Потребовался только один шаг (его), чтобы сократить расстояние между ними. — Джейме, подожди, — прошептала она, но он был быстрее. Обхватив рукой талию, Джейме крепко прижал ее к себе. Указательным пальцем он коснулся ее клитора под полотенцем, и Серсея всхлипнула. Он скользнул пальцем дальше — она знала, что он все поймет, и смутилась. Он кружил вокруг ее входа, прижимая ее к стене. Он прижал свой лоб к ее и ввел в нее два пальца одновременно. Это было похоже на возвращение домой. Их резкое дыхание смешалось. Пальцы Джейме исследовали, углублялись и касались ее, пока она не задохнулась. Она отчаянно цеплялась за его плечи, оставляя мокрые пятна на его нежно-голубой рубашке. Его имя отозвалось эхом, падая с ее губ, наполняя ее до краев. Он закрыл глаза, его миссия была ясна. Ртом он коснулся мочки ее уха, посасывая ее между зубами. Это вызвало дрожь в позвоночнике, и она почувствовала, что у нее дрожат ноги. Слова отказывались покидать ее губы, но опять же, что она могла сказать? Прекрати? Следовало бы, но она не хотела, чтобы он останавливался. С ее языка скатывалось только его имя, как будто она родилась с ним. Как будто это было ее первое слово. Как будто это было единственное, что поддерживало в ней жизнь. Она не могла пошевелиться, застряв между стеной и его телом. Он почувствовал себя увереннее и убрал руку с ее талии, и закрыл ей рот ладонью, когда чуть сильнее надавил на клитор. Она застонала, выгибая спину, толкаясь тазом в его ладонь, чтобы увеличить трение. Она почувствовала, как он ухмыльнулся ей в шею. Ее взбесило, что у него была над ней такая власть, но ей так хотелось этого. Она не переставала хотеть этого с той самой ночи, когда умер Роберт. Ей не потребовалось много времени, чтобы потерять рассудок в его объятиях; ее мышцы напряглись, а дыхание зудело в горле — он все еще обнимал ее, пока она приходила в себя. Он тоже тяжело дышал, откинувшись назад, смотря на нее все с тем же самым проклятым голодом. Он ждал какого-нибудь знака, слова, кивка. Она стояла у стены, приоткрыв иссохшие губы, с дрожащими на его предплечьях руками. Она не могла дать ему то, что он хотел, и он, должно быть, понял это по ее лицу, потому что опустил взгляд, вытер пальцы о ее полотенце и отошел от стены. — Извини, — сказала она, пока он еще был в комнате. — За что? — Джейме обернулся с хмурым лицом. — Ты мне ничего не должна. Серсея продолжала прижимать к себе полотенце. Она слышала такое в первый раз. В первый раз от нее не ждали чего-то взамен. Это было новое чувство, и она не знала, как на него реагировать. — Увидимся за ужином, — сказал он мягко, наконец, прежде чем оставить ее наедине с ее мыслями. Сердце в груди билось так быстро, что было готово проломить грудную клетку и отправиться гулять по комнате. Она взглянула на свое отражение в зеркале, но увидела только Джейме.***
Серсея решила ужинать в одиночестве. Она не стыдилась произошедшего, но решила, что Джейме может понадобиться личное пространство. Ужин принесли ей в спальню, и она поела на небольшом балконе с видом на лужайку. В основном она ела в тишине, потягивая вино, снимая стресс этого дня. Джейме, разумеется, спросит об ее отсутствии, но в конце концов он поймет, что она сделала это ради него. Ее мысли вернулись к Джой. Маленькая белокурая девочка пробралась в сердце Серсеи по незнанию. Джой пробудила мысли и надежды, которые она давно похоронила, вещи, которые о которых она предпочла забыть на все времена. Потому что все было бесполезно. Она включила телевизор, надеясь, что это отвлечет. Она бездумно пролистывала каналы в течение получаса. Она не могла сосредоточиться ни на чем. Бесконечный парад известных лиц и знакомых тем на экране так и не смогли привлечь ее внимание или поднять настроение. Сам день был слишком... просто слишком. Около половины одиннадцатого она, наконец, решила, что отсиживание в спальне не принесет ей пользы. Она бесцельно бродила по первому этажу. Она услышала шум из комнаты Тириона и задержалась снаружи. Было время, когда она могла постучаться, но и это уже было испорчено. Она знала, что если она постучит, он не захочет пообщаться. Она дошла до спальни Джейме — та была пуста. Наверх брат еще не поднимался. Тогда она ее и услышала — нежную мелодию откуда-то снизу. Она узнала звуки пианино, да и мелодию тоже где-то слышала, давным-давно. Она последовала за ней, подгоняемая любопытством, чтобы выяснить источник. Она спустилась по главной лестнице, где музыка стала громче, и в бальный зал, где она увидела инструмент. Джейме сидел за роялем, его пальцы бегали по клавишам. Играл он не слишком хорошо, но и вовсе не плохо. Мелодия была довольно изящной, хотя почти забытой. — Не знала, что ты умеешь играть, — сказала она. Он резко остановился. — Когда я был совсем маленьким, мне плохо давалось чтение, — сказал он, не оборачиваясь. — Учитель предложил мне брать уроки игры на фортепиано. Он настаивал, что если я научусь читать ноты, то мне станет легче читать буквы. Бальный зал был довольно большим, и теперь он выглядел еще больше, когда он был пустым, если не считать брата, в одиночестве сидящего за роялем. Она прошла через зал и остановилась прямо рядом с ним. — Подвинься. Он поднял голову на мгновение. Затем он подвинулся и освободил место. Она села рядом с ним. — Никогда не училась играть, — сказала она, нажимая пальцем на клавишу. — Безобразие. У тебя бы отлично получалось. У тебя правильное отношение. — Ты имеешь ввиду одержимость? — Я имею ввиду целеустремленность, — улыбнулся он. — Я могу тебя научить, если хочешь. — Джейме провел пальцем по ее на черной клавише. Звук был длинный и полный надежды. Серсея изучала его профиль. Раньше ее брат никогда не выглядел таким меланхоличным, и Серсея чувствовала себя виноватой: она боялась, что высасывает из него жизнь. Ему не шло быть таким, чахлым и тоскующим. Он ее любил, это правда. Она никогда не знала любви, подобной той, которую предлагал Джейме, и продолжала от нее отказываться. Почему так трудно позволить ему ее любить? — Я хотела детей. — Это вышло внезапно; слова сами сорвались с губ. — И довольно долго. До того, как Роберт стал... тем, кем он стал. Я очень сильно их хотела. Назвать что-нибудь своим... Кого-нибудь, — исправилась она, и это уже само по себе говорило, что это, наверное, хорошо, что у нее их не было — дети же не вещи. — Может, оно и к лучшему. Я была бы дерьмовой матерью. Джейме ничего не говорил — только внимательно следил за ней. Серсея сосредоточилась на клавишах рояля: она боялась смотреть ему в глаза, боялась того, что может там найти, если посмотрит. Затем, не говоря ни слова, он положил руки на клавиши и начал играть. Это была уже другая мелодия. Его пальцы порхали, а плечом он касался ее плеча: и она не хотела уйти. — Ты все еще их хочешь? — спросил он поверх музыки. Через некоторое время она прошептала: — О чем ты? — Я спрашиваю, хочешь ли ты иметь собственных детей. Некоторое время он продолжал играть. Тишина вокруг них была громче, чем музыка, исходящая от рояля. Это наполнило ее уши и взорвалось в голове. Она попыталась представить их: маленьких золотоволосых малышей с зелеными глазами и маленькими ножками, которые она могла бы целовать. Она почти чувствовала вес их крошечных рук в своих, мягкость их кожи на своей груди. Видела их личики, представила, каково было бы кормить, одевать, держать их. В ее голове у них не было имен, но они были прекрасны. Он снова перестал играть и повернулся на сиденье. Он пальцем приподнял ее подбородок и заставил ее взглянуть вверх. — Я могу дать тебе детей, если ты их хочешь. Я же говорил тебе. Я дам тебе все, чего ты хочешь, Серсея. — Несмотря на то, что он перестал играть, мозг Серсеи все еще проигрывал мелодию. — Все. Серсея открыла рот, чтобы ответить... Громкий шум у входа застал их врасплох. Поспешные шаги приближались с сумасшедшей скоростью. Тирион ворвался в комнату, без сомнения взбешенный. Его тяжелый, обвиняющий взгляд был устремлен на Джейме. — Ты продал Lannister Ltd.?! — взревел он. — Оберину Мартеллу?