***
— Если ты так печешься о ней, зачем было выгонять ее из банды? — слышит краем уха Майкл позади себя. Джаспер садится рядом со спокойно потягивающим свой ром Хиллом. Слова, сказанные главой Кайманов обратили на себя внимание Аарона. В плохом ключе. — Ты ничего не перепутал? — В смысле? — Я похож на одного из твоих крокодилов? — То есть, когда в дела твоей банды лезут, тебе это не нравится, Хилл. А я должен это терпеть? — О чем ты? — У нее могут быть из-за тебя проблемы. — Тернер, не позорь меня, давай же! — шикает на Майкла рядом сидящий с картами в руках Вишня. — По-моему, это из-за твоего брата у нее проблемы. — Напомнить тебе, кто привез ее на гонку? Когда она даже не была среди вас. Или ты думал, я не узнаю? Оставляя бутылку на баре, Хилл встает со стула, разворачиваясь корпусом к Джасперу, который, в свою очередь, тоже поднимается на ноги. — Я просто хочу сказать, что ее общение с Драконами слегка выходит за рамки. И я не смогу в случае чего просто так отпустить ее, Аарон. Ты знаешь, что у нас делают, чтобы уйти из банды.***
«Клеймо» «Чтобы уйти, надо заплатить» Твою мать, Сара, почему ты такая дура. Скажи мне кто такие условия, я бы, само собой, туда не полезла. Но как бы мне кто сказал, если я все решила единолично. — Значит… мое с вами общение выходит за рамки, — повторяю я. — Я не знаю, о чем они точно говорили, Сара. Но думаю, ты должна знать. — Спасибо.. ты не обязан был. — Все нормально, — слабо улыбается он, шагая спиной назад, — ладно, я пошел. Будь осторожна, Сара. Согласно киваю, провожая Майкла взглядом, пока тот не скрывается за углом коридора. С ума сойти. Значит, если я продолжу так себя вести, то… Чушь какая-то. Не всерьез же это. В конце концов, Аарон выгнал меня без всяких там обрядов и ритуалов. Но.. возможно, меня снова лишь пронесло тогда. Как и с испытаниями. Нельзя не признать, что Джаспер прав. Для всех остальных Кайманов я что-то вроде недоразумения, которое черт знает как прыгнуло из одной банды в другую. Только они не знают, какую я цену заплатила, чтобы попасть к ним. Вообще, мне интересно, какие отношения у Крокодилов с Рэнделом? Я ведь особо и не видела его среди своих. Или же, когда могла за ним наблюдать, старательно избегала. Рэндел. До сих пор не могу понять, показалось мне или же.. Если он все же вернулся? Что мне делать? — Все-таки не идешь? — не оставляет надежду Стефани. Коротко качаю головой. — А к своей антиквариаторше, значит, идешь? — Я ведь не весь вечер у нее просижу. Уберусь немного и пойду домой. Ждать мать. — Как знаешь, Сара. Я все же буду ждать тебя, хоть в этой юбке приходи, — целует она меня в щеку, когда мы расходимся на перекрестке. Ладно. Будем честными — мне хочется пойти на бал. И одновременно не хочется. Нотки тревоги будут плясать вместе со мной в украшенном на рождественскую тематику спортивном зале. К тому же, если я не пойду, Вишня вытащит меня из дома, даже не дав натянуть платье. Вешаю рюкзак поверх стула за кассой. Все как обычно? Часы, комоды, картины? Часа мне должно хватить. Может, еще успею потом приготовить что-нибудь к приезду матери. Так, я все-таки не иду? Не знаю. Я бы надела голубое платье. Стеф, наверняка, будет в темно-синем, он ведь ей так чертовски идет. Кенди. Кенди… розовое? Или что-то пастельно-желтое. Адель. Все, я теперь не хочу идти. Красное. Эта сучка будет в красном. Теперь, когда я думаю об Адель, у меня невольно возникает в голове образ Майкла. Точнее о том, через что она заставляет его проходить. Это чувство… Когда ты глотаешь всю бурю, которую в тебе поднимает тот самый человек, так еще и стараешься не подавать виду, что все внутри ломается от этого. Приятного мало. Звон дверного колокольчика вырвал меня из раздумий, заставив беспокойно развернуться на звук. Спокойный восторг. Больше не подсекающий мне колени, спокойный восторг разливается в жилах при виде него. «Здороваться с тобой мысленно становится привычкой» — думаю я, когда карие глаза находят меня стоящей в глубине комнаты со стопкой китайских тарелок в руках. Возможно, это очень глупо с моей стороны. Но я жду. Чего-то. Да хотя бы «привет», потому что этот.. он просто проходит мимо меня в подсобку. Ко мне начинают возвращаться мысли, которые посещали меня в самом начале нашего знакомства. Где в моем сознании просто огромными буквами кричали слова «ВЫСОКОМЕРНЫЙ», «НАДМЕННЫЙ» и «НЕВЫНОСИМЫЙ». Серьезно, он ведь мог хотя бы сказать, что я не протерла шкаф. Будто бы он развалится, если поговорит со мной. Особенно, после произошедшего. Заставив себя вернуться к уборке, я поглубже прячу возмущение, вызванное во мне поведением Хилла. Ладно. Ну как это ладно?! А с другой стороны, чего я ждала? «Привет, дорогая, как дела в школе?» Идиотка, Сара, лучше протри ту тумбу. И про шкаф не забудь. Дверь подсобки открывается. Слышу за спиной неспешные шаги, от которых мурашки по коже. Делать вид, будто бы мне абсолютно все равно, стоит мне немалых усилий. Например, приходится заставлять себя не пялиться в отражения лакированных поверхностей, где мельком скользит его фигура. Я все-таки пялюсь. И вижу, как он опускается на французское кресло, в котором когда-то пил чай с Миссис Хилл. Так. Ладно. Мне снова немного тяжело дышать из-за того, что я чувствую на себе его взор. Какого черта? Это похоже на издевательство. Он дразнит меня. Желает увидеть мою реакцию. Что, доставляет удовольствие видеть, как я робею от одного твоего взгляда? Или же ты. Чего-то ждешь. В голове всплывает момент, когда в кабинете щелкает дверной замок. Когда темнота заволакивает глаза Аарона Хилла. Эта темнота… Не только в твоих глазах, а во всех движениях, в запахе и голосе. Темнота, которая поднимает со дна моей души ощущения, о которых я и представить себе не могла. Я чувствую себя всесильной рядом с ним. «Можешь не говорить ни слова». То, что ты здесь сидишь, и так обо всем говорит. По-моему, самое время потянуться к самой верхней полке. Миссис Хилл как раз просила переставить ту лампу на комод позади Аарона. Вот незадача. Чтобы достать до верхушки мне придется изрядно потрудиться. Медленно. Глухими шагами, раздающимися по забитой раритетом комнате, я движусь к своей цели. Которая состоит далеко не в том, чтобы просто переставить лампу с места на место. Краем глаза вижу, как он подпирает правой рукой подбородок, пока наблюдает, как я пересекаю комнату. Как он делает это? Как все в пределах его видимости плавится от власти, которая исходит от этого человека? Ты смотришь на меня. Ты хочешь представления? "Ох, Сара, ты с ума сошла". Встав прямиком у шкафа, я вопросительно поднимаю глаза к громоздящейся на его верхушке лампе. Достану. Правая нога едва приподнимается на носке, пока я ставлю колено на мягкую боковину кресла и вытягиваю руку, совсем немного выгибаясь в спине. Немного. Но достаточно для того, чтобы край юбки пополз вверх. Еще немного. Я знаю, что ты смотришь. Я чувствую это. И мне это безумно нравится. Левая рука ложится на спинку кресла, в котором я все больше ищу опоры, из-за чего ноги оголяются с неприлично медленной скоростью. Ноги, на которых я хочу чувствовать его руки. Хочу, чтобы он сорвался с кресла и схватил меня за талию, прижимая к себе. Чтобы его дыхание обжигало мне затылок, а рука скользнула под кофту. Если я выгну спину еще сильнее, там и прикрывать уже будет нечего. Но я все же ее выгну. Сумасшедшая. Нет. Всего-то играю по его правилам. Аарон Хилл думает, что контролирует ситуацию. Но абсолютная тишина, что вбирает в себя все напряжение, с которым меня сверлят карие глаза, говорит об обратном. То, как он сидит. Так он сидит на своем троне у меня в голове. С таким же, вроде бы, скучающим выражением лица, но глаза выдают бурлящую в венах кровь. «Можешь не говорить мне ничего». Это все равно бесполезно. Достала. Звук тихих шагов, с которым я разворачиваюсь в его сторону и приказываю себе не смотреть. Нельзя смотреть на него, иначе, я проиграю. Поэтому глаза уверенно упираются в комод позади Хилла. Вот, куда мне надо. Выставляю ногу вперед, боковым зрением я вижу, как он следит за мной. Как выгнулась его бровь. Получилось. Но мы еще не закончили. Пока тело мое движется к назначенному месту, я подмечаю краем глаза повелительно лежащую на подлокотнике руку. «Ты, блин, правда с ума сошла». А что он мне сделает? Правда в том, что каждая клетка моего тела знает, что я хочу, чтобы Аарон Хилл со мной сделал. Сумасбродство этой идеи навязчиво стучит у меня в висках, словно молотом по наковальне, все громче и громче с каждым шагом, что я к нему приближаюсь. И с каждой секундой я все отчетливее понимаю, что хочу сделать это. Ничего такого. Просто прохожу рядом. Очень близко. Так близко, что совершенно случайно задеваю бедром мужскую руку, тепло которой жаром обдает внешнюю сторону левой ноги. Затем это же место остужает приятный холодок кожаной куртки. Я хочу чувствовать эту горячую руку на своем теле так сильно, словно не смогу жить без этого ощущения. Остановившись перед комодом, я вытягиваю руки, чтобы поставить на него лампу. Сердце мое замирает, когда я слышу, как он поднимается с сиденья. А затем оно начинает колотиться с такой бешеной скоростью, что я уверена, Аарон слышит это, пока шагает ко мне. Вся моя дерзость испарилась в мгновение, когда я поняла, что не смогу развернуться. И уж тем более, поднять на него глаза. Но я все еще успею унести ноги в другой конец комнаты. Просто нужно бежать. Эта идея пресекается на корню, как только я чувствую спиной крепкую мужскую грудь. Мне бежать некуда. Рука, которой Аарон уперся в шкаф поверх моего правого плеча, кристально ясно дает мне это понять, так же, как и дыхание на моей шее, разгоняющее по всему затылку миллионы испуганных его присутствием мурашек. — Ты так делаешь, — низкий тембр его голоса выбивает землю у меня из-под ног, — только потому, что я это позволяю. Горячие грубые пальцы касаются левой коленки, заставляя меня сглатывать слюну от накатывающего жаркой волной возбуждения. Мне хочется схватиться за что-нибудь, чтобы просто напросто не упасть, когда подушечки пальцев начинают с легким нажимом скользить вверх по ноге. Шумно вбирая воздух, я закрываю глаза в момент, когда мужская рука плавным движением обводит бедро , забираясь под край юбки, не намереваясь останавливаться. Здесь стало невыносимо жарко. Совсем чуть-чуть я отклоняю голову назад, ощущая затылком его плечо. Когда тонкий край белья на моем бедре слегка оттягивается в сторону, горячий шепот обжигает мне ухо: — Каждое действие...— схватиться за что-нибудь —...несет за собой последствия, Сара. И его пальцы оказываются у меня между ног. Правая рука мгновенно вцепляется в мужское запястье, мягко царапая теплую кожу ногтями, пока его пальцы начинают медленно и плавно проводить по поверхности ткани, которая едва ли не насквозь промокла. Мне хочется свести ноги и обмякнуть на месте от узла, которым тянет внизу сладкое желание. Невольно запрокинув голову назад, я трусь волосами о его щетину, издавая тихие приглушенные стоны. — В чем дело, Сара? Подкашивающиеся колени предают меня, и все тело окончательно отказывается стоять, откидываясь немного назад, упираясь лопатками в его торс. Бедра прижимаются к паху, чувствуя выступающую от возбуждения ширинку. Стон, что только что слетел с моих уст, оказался гораздо громче ожидаемого, когда пальцы Аарона начинают настойчивее ласкать меня там. — Ты будешь просить меня. Мне хочется просить его. Умолять его. Бедра уже не просто прижимаются к нему. Они извиваются под навесом мужчины, чьи мышцы так напрягаются под моей рукой, которая со всей возможной силой сдавливает запястье Аарона. — Прошу.. — Повтори еще раз. Рвано глотая воздух приоткрытым ртом, я зажмуриваюсь, когда с губ сдавленно срывается: — Прошу тебя. Самодовольно ухмыльнувшись, Хилл ускоряет движения пальцев, настойчивее нажимая на область вокруг клитора. Во всем моем теле мышцы сжимаются в один тугой клубок. Его пальцы. Его горячие пальцы. Дрожь, пробирающая искрящимися зарядами каждую клеточку тела, заполняет все мышцы, нервы и клетки. Я так сильно впиваюсь в него ногтями в это мгновение, что не слышу последнего, самого громкого стона. Слабо обмякшую в его руках, Аарон резко разворачивает меня и мягко впечатывает в комод спиной. Даже сквозь свой затуманенный взор, я не могу представить, что было бы темнее, чем шелковая сквозящая сила в этих карих глазах, что скользят по моему раскрасневшемуся лицу. Медленно наклоняясь ко мне, сверкнув взглядом по моим губам, Хилл шепчет мне в них, слегка касаясь своими: — Каждое действие влечет за собой последствие. Каждое. Я не понимаю, что он уходит, даже когда жадно провожаю его глазами. Лишь колокольчик входной двери доносит до меня эту мысль. — Да твою ж мать! – восклицаю я, когда роняю из рук яйца, которые должны были пойти на тесто для пирога в честь приезда матери. Это из-за него. Из-за него у меня все из рук валится, и я не вижу, куда иду, поэтому едва ли не ударилась головой об косяк, когда выходила из ванны. Я забыла в лавке рюкзак, я едва не пошла на красный, я дверь в собственный дом на себя тянула,в то время, как она открывается-то наоборот. Потому что постоянно, каждую секунду, я представляю, как его рука скользит мне под юбку, отчего все в пределах моего поля зрения теряет фокус и черты. Он теперь всегда со мной, всегда в моей голове. «В чем дело, Сара?» Дразнить Аарона Хилла все равно, что добровольно войти в клетку ко льву. Разумеется, я теперь никуда не пойду. Я с трудом-то представляю, как с матерью за столом буду себя вести, не говоря уже о каких-то там танцах. Все, что мне хочется, это лечь на кровать и делать то же самое, что он делал со мной в лавке. И думать о нем. О том, как его рука упирается в комод рядом с моим лицом, как он стоит, словно скала, позади меня, пока мои бедра изводятся в попытках убежать от пальцев под моей юбкой. Никаких танцев. Нужно собраться и, хотя бы по минимуму, приготовить что-то для матери, она ведь через час уже будет дома. «Повтори еще раз». Да чтоб тебя! Рассыпавшаяся мимо миски мука белой пылью расстилается по кухонной тумбе. Это невозможно. Это просто невозможно, как скоро меня вообще отпустит от этого? Потому что меня начинает раздражать это мое состояние, когда обычная рассеянность перерастает в что-то схожее с полным отсутствием интеллекта. — Алло? — громче необходимого говорю я в телефонную трубку, что только что зазвонила. — Малышка, это ты? Приветики, Сара! Как у тебя дела? — Мам? Как ты... ты не в дороге? — Крошка, прости что не позвонила. С этим судом слишком много хлопот. Мне задержаться придется еще ненадолго.. — Ты шутишь?! Какой суд? Через два дня Рождество! — Чего ты так злишься?! Если бы не твой отец... Сбрасываю трубку. Невероятно. Поразительная женщина. Каждый раз она умудряется поставить планку моего разочарования все ниже. Хорошо, что пирог я так и не приготовила, потому что, учитывая вскипевшее во мне негодование, я бы его выкинула в мусорку, как только бы прекратила слушать ее оправдания. На часах пятнадцать минут шестого. Ну что? Стефани, твоя взяла. Даже не собираясь мало-мальски прибираться, я поднимаюсь в комнату, где натягиваю бледно-голубое платье. Не стоит, наверное, говорить о спрятанном на бедре ноже, он мне вряд ли на танцах понадобится, но тем не менее. Скин ду теперь — моя вторая кожа. Насчет туфлей мне пока сложно определиться, поэтому я стою посреди комнаты в кедах, разглядывая серебряные каблуки. Надо же еще что-то на голове сделать, куда я с распущенными пойду. Да и накраситься не помешало бы. Так и слышу, как Адель язвит мне в спину что-то желчное насчет моего внешнего вида. Нужно будет выпить, определенно, мне нужно выпить, учитывая произошедшее. Только вот каблуки в таком случае мне подмогу не составят, возможно, идти в кедах все же не такая уж и плохая мысль. — Да, Вишня! – кричу я со второго этажа, когда до меня доносится стук в дверь. Ну куда он так рано?! Оставив вопрос с туфлями открытым, я направляюсь на первый этаж, думая, как бы вести себя абсолютно непринужденно, так, словно бы я не была сегодня в лавке, и мать моя мне не испортила настроение. Это достаточно тяжело. Но, наверное, танцы все-таки меня отвлекут, особенно, если на фоне будут слышны язвительные препирания Стефани и Вишни. Или же Адель и... — Красивое платье. Секундное замедление стоило мне всего отступления. При виде стоящего в дверях Рэндела, сердце разрывается от ударов адреналина. Резко развернувшись, я несусь к черному выходу. — О-о-о, Сара, да брось ты, — протягивает он. Взорвавший хрустальную вазу выстрел заставил меня упасть лицом в пол. Руки, порезанные разлетевшимися по паркету осколками, преодолевая паническую дрожь, смыкаются в замок на затылке. Скрип закрывающейся двери спирает у меня дыхание. — Такая нарядная, я помешал? Мне не убежать. Единственное, что я могла сделать, это вырваться из дома через дверь с внутреннего двора, но если я сейчас дернусь, все станет только хуже. Скрежетание стекла, по которому проходится Рэндел, летит по паркету, разрезая мне слух. — Ты же не думала, что так легко отделаешься, милая, — склоняется он ко мне на корточках, нежно гладя по затылку. Его прикосновение вызывает во мне ледяную дрожь, которую невозможно подавить. Стараясь не смотреть на него, я упираюсь глазами в деревянные доски, запах которых вкрадывается мне в нос. Резко схватив меня за волосы, Рэндел оттягивает их, заставляя меня поднять на него голову. Он ласково улыбается мне, мягко произнося: — Не бойся. Расширенные от страха глаза не могут смотреть никуда, кроме его лица. Холодной дорожкой несется вниз по щеке невольная слеза. До скрипа сжимаю челюсти, продолжая смотреть на него. Я даже не в силах моргнуть. — Ну что такое? Какая неуклюжая, — тихо произносит он, медленно смахивая слезу дулом пистолета. Холод тяжелого металла обжигает мне щеку. Близость оружия к лицу разгоняет сердце до оглушительного стука в моей груди. — В чем дело, Сара? Плотно сжатые в напряженную линию губы сдерживают вырывающийся из груди всхлип, пока меня всю трясет. — Пойдем, — произносит он, вставая во весь рост, так и не отпуская мои волосы, — нас ждут приключения. Пытаясь встать, я перебираю ногами, пока Рэндел тащит меня к двери. Схватившись обеими руками за его запястье, я стараюсь подтянуть свое тело, чтобы не упасть от того, что не успеваю за ним. Что он со мной сделает? Мне хочется закричать, просить о помощи, но едва не слетев со ступеней, я цепляюсь платьем за гвоздь, торчащий из доски. Кусок голубой ткани остается на крыльце, пока подкашивающиеся ноги волочатся по земле. Кеды едва не спадают с меня, когда я падаю на колено, пачкая платье в грязи. Нужно кричать о помощи. Но я не вижу никого по сторонам, судорожно мотая головой в поисках мотоцикла Вишни. Когда он открывает передо мной дверь машины, я бросаю последний взгляд на свой дом. Лязг приклада по виску обрушивает на меня абсолютную темноту. Полчаса. Через полчаса должен был приехать Вишня.