Назови же меня по имени, Постарайся звучать убедительней, Ибо мое имя - огонь для пороха
— По-твоему, скольких людей, Сара, я убил? Этот вопрос заставляет меня вжаться в кресло, пропахшее затхлым воздухом небольшого номера мотеля. Аарон устало ходит по комнате вдоль закрытых желтоватых жалюзи, ограждающих этот номер от остального мира. На четыре слова больше, чем то, что он сказал мне, когда я проснулась в его машине. Чем то, что он сказал мне, пока ждал и курил на улице, в то время, когда я выбирала одежду в каком-то супермаркете недалеко от Балтимора. Но он не сказал мне ни слова, пока обрабатывал рану на затылке, только лишь коротко отвечал на мои вопросы. Потом всё так же отстраненно пояснил, как нашел меня на полу без сознания, и как они с Морли разделились после, потому что она бросилась перехватывать Рэндела. Слишком много мыслей. Клочки и обрывки фраз Рэндела про Вишню. — Почему… почему… — Она сказала, он ей ничего не сделает, — холодно пожал Аарон плечами, когда я спросила, как Морли могла броситься в погоню за Рэнделом. Путаются. Они все путаются: мысли в моей голове врезаются одна в другую, и я попросту не успеваю следить за ними. Теряю смысловую нить, и как бы ни пыталась удержать её, она всё равно неумолимо выскальзывает из рук, уносясь вдаль, словно летучий змей. Пока Рэндел ждал Вишню, я все пыталась построить подобие логической цепочки, объясняющей как и к чему привели все произошедшие события. В том состоянии это был мой единственный выход: молча думать, не провоцируя его и не вынуждая. Конечно, из-за раскалывающей голову мигрени понять, что за чем идет, было сложно, но я боролась за эту способность, и тем не менее, к разбросанным между собой фактам добавилось еще одно слепое пятно — то, что Морли бросилась перехватывать Рэндела. Наверняка он хочет добраться до Джаспера и сказать ему. Сказать, что Аарон… Я думала, Рэндел хочет таким образом расправиться с Вишней. Я — не цель, а лишь средство достижения этой цели, рычаг давления, который Рэндел, судя по всему, так долго искал. Но что-то не сходится. Его охранники — Кайманы. Получается, что Рэндел не делал это за спиной у своей банды, или же те люди — его доверенные лица — перебежчики? Если Джаспер не в курсе происходящего, то это все выглядит так, будто… Будто Рэндел подставляет его, подрывает авторитет. К тому же, если сейчас он убедит его в том, что Аарон… Тогда... Путаются. Я всё ещё не могу уследить за чем-то одним. Словно пчелиный рой, мои мысли жужжат в голове, не давая мне собрать пазлы в единую картину. Все время с момента, как я открыла глаза, и до самого порога номера мотеля, этот звон, этот шум и его эхо раскалывают мне голову. Аарон. Вишня. Клэр. Морли. Рэндел. Джаспер. Аарон. Вишня и Морли. Вишня и Рэндел. Аарон. Ледяная отчужденность, с которой он держится, врывается в разгар моего мозгового штурма, заставляя испытывать невероятный дискомфорт, резонирующий с облегчением, которое я испытала, когда поняла, еще даже не открыв глаза, а только по запаху в салоне, где нахожусь. Я не знаю, почему он так ведет себя. Возможно, потому что считает, что я снова навлекла неприятности не только на себя, но и на остальных. Или… Путаются. Это все похоже на сон. Со вчерашнего вечера и до настоящего момента — я сплю. До меня до сих пор не доходит суть происходящего, только лишь общее впечатление и премерзкое послевкусие испытанного в том доме дикого страха. Впервые в жизни я ощутила, каким разным он может быть. Страх за свою жизнь — это одно, страх за кого-то другого — отдельный вид ужаса. Мама. Вишня. Аарон. Клэр. Их образы беспрестанно сменяли один другого, пока я пыталась сохранять ничтожное подобие спокойствия. Мне надо было держаться, надо было думать о чем-нибудь, чтобы не поддаться желанию разреветься и умолять его. Хотя в итоге, когда Рэндел порвал мне платье, я не выдержала. Я… просто хотела, чтобы это закончилось. «Кого, по-твоему, мы ждем в гости?» «Ему нельзя сюда, Вишне нельзя сюда, это ловушка» «Но мне самой отсюда не выбраться» «Знает ли Клэр? Знает ли… Аарон?» Головная боль, вызванная схожими с истерией рыданиями, только лишь усиливала мое замешательство. Адреналин действует весьма краткосрочно, отчего голод и истощенность наконец смогли вступить в свою силу и почти свалить меня с ног. Только лишь торчащий из обеденного стола скин ду, такой далекий и необходимый, напоминал мне, что я должна делать. Молча ждать. Чего? Грядущего. Ужасные картины рисовало мое воображение после того, как я услышала: «С тобой все будет в порядке, Сара. По крайней мере, пока не приедет Вишня». Что он хотел сделать? Что он хотел сделать со мной и с Вишней? Заставил бы его смотреть, как издевается надо мной? Это уже неважно. Вишня в Сентфоре. Это главное. Мама в Балтиморе. А я… Я в каком-то придорожном мотеле. Морли должна перехватить Рэндела и сообщить Клэр с Вишней. Если у нее получится. Аарон звонил в казино — Вишня ждет новостей и готов немедленно выехать. Этот кошмар закончился… Тогда почему я все еще в ужасе? Почему я не могу пошевелиться, сидя в этом кресле? Ответ приходит сам собой, и заключается он в расхаживающем по номеру человеке. То, как он ведет себя сейчас, пугает больше всего. Человек, с которым я чувствую себя в безопасности, пугает меня. «Но ведь это Аарон», — говорю я себе, когда взгляд ложится на сильную спину. Тот Аарон, который светил мне в лицо фонариком, когда я упала с дерева. Тот Аарон, который пообещал прокатить меня на байке. Всегда о чем-то размышляющий и так очаровательно улыбающийся. Это ведь Аарон. Аарон, вечно сидящий в своем кабинете. Аарон, с которым я привыкла здороваться в своей голове, когда в толпе встречаются наши взгляды. «Ты так делаешь только потому, что…» Я не боюсь. Я не должна его бояться. Так почему же…***
— Скольких людей, по-твоему, Сара, я убил? Одного. Было достаточно убить одного, чтобы дать Джасперу повод развязать хаос, который разрушит собой не только две банды — весь Сентфор окажется в руинах. — Или ты думаешь, дорога к тебе была усыпана цветами? Она сидит в кресле, поджав под себя ноги, и несколько чаще обычного моргает, поначалу избегая встречаться с ним взглядом. Это несправедливо. Он не имеет права срываться на нее, только не после всего, что она пережила. Лучше бы Сара кричала в ответ, лучше бы проклинала его. Но девушка лишь молча поднимает на него глаза. Все, что угодно, только не это безграничное понимание, сквозящее в испуганном взгляде. Она должна увидеть, должна понять, кто он такой. — Я свернул человеку шею. Она все так же смотрит на него. — Я даже его не знал. Это мог быть чей-то брат, чей-то друг, а я свернул ему шею, Сара, и оставил на пороге того дома. Плотно сжав губы, она старается не впиваться пальцами в собственную кожу, пока ей приходится выдерживать взгляд Хилла. — Я прострелил Бутчу колено, сделал его калекой на всю оставшуюся жизнь. Почему вместо того, чтобы дрожать от страха, она так смотрит на него? Наивная дурочка, неужели думает, что справится? — Что еще, — Хилл делает шаг в ее сторону, заставляя Сару слегка напрячь плечи и прижать подбородок к груди, — что еще должно произойти, чтобы ты, наконец, увидела? Кого мне убить? Прозрачная пелена слез, невольно наворачивающаяся на ее глаза, поблескивает в тусклом свете торшера. — Мне убить Рэндела? — кладя руки на подлокотники кресла, Хилл наклоняется к ней, глядя прямо в глаза, и повторно спрашивает: — Мне убить его? Посмотри, Сара, кто перед тобой, присмотрись внимательно, разве похоже, что я тот, кто нужен тебе? Этот вопрос должен звучать в ее голове, должен постоянно пугать ее, заставляя чувствовать к нему отвращение и испуг. То, чего она не видит, чего не хочет видеть, не хочет признавать. — Ты… ты все еще думаешь, что влюблена в меня? Она часто-часто моргает, чтобы избавиться от навернувшихся слез, все также смотря с какой-то преобладающей во взгляде теплотой, которую он не заслуживает. Почему, почему она так не хочет понимать этого? Резко убрав руки с подлокотников кресла, Хилл разворачивается и, встав напротив жалюзи, говорит Саре: — Я подвожу тебя, — его изголодавшийся по насилию зверь против этого, — подвожу тебя из раза в раз, а ты не видишь. Невыносимо. Он заперт в этой комнате, где в одном углу сидит испуганная Сара, а в другом, в темноте, рычит его зверь, который в итоге загрызет ее, если Хилл не одумается. Каждую секунду он ждет. Ждет, что Вишня позвонит и скажет, что едет к ним, чтобы отвести Сару подальше от этого хаоса. А сам Хилл направится прямиком туда, в эпицентр бури. Да, так будет правильно. Сперва он разберется с Кайманами, а затем объяснит Саре все. Он не услышал, как она бесшумно поднялась с кресла, не услышал тихие шаги, только почувствовал, как вокруг него обвились тонкие руки, замком сцепившись на торсе. Почувствовал, как она прижалась к его спине. Невыразимое спокойствие в ту же секунду снизошло на него, как свежесть насыщенного кислородом воздуха после грозы. Вся смертоносность, весь ураган, сносящий все на своем пути, потихоньку утихомиривается в преклонении перед этой девушкой. Нужно разомкнуть эти руки и развернуться к ней, чтобы снова попытаться образумить. Возможно, положить ладони на худенькие плечи и встряхнуть, чтобы она отнеслась к его словам со всей серьезностью. — Не говори так… Она не видит. Все равно не видит. А он? А он сдается. Прикрыв глаза, Хилл накрывает сцепленные руки своей ладонью, а затем разворачивается, чтобы обнять ее, вдыхая запах волос и осторожно прижимая к себе. — Никогда так не говори, — тихо шепчет Сара, слушая, как бьется его сердце. Он сдается. Снова сдается, когда она медленно встает на носочки и целует его, так спокойно и нежно. Свежесть леса после грозы, порыв ветра, качающий мокрые листья на высоких деревьях. Темнота в комнате прекращает сдавливаться вокруг них. Сара делает шаг назад, и Аарон следует за ней. Невероятной свежестью пропитан каждый глоток воздуха, пленяющей мягкостью этих губ и ощущением женского тела в его руках. Ее тела. Как же он скучал по ней, как боялся за нее. Он же твердо решил разорвать, что бы то ни было, что возникло между ними. Но садясь на край кровати и позволяя Саре стянуть с него куртку, Хилл отказывается врать себе дальше. Как тогда в его кабинете, рассудок покидает Аарона, не оставляя шансов сопротивляться. Как смертельная болезнь, которая уже практически полностью погубила его. Они оба погубят друг друга. Сара целует его и не понимает, что делает, когда садится сверху и кладет руки поверх его плеч. Она не понимает. А он? Он тоже. Вернее, ему так же, как и ей, начинает казаться, что нет никакой деструктивной силы, когда она вот так целует его, гладя руками шею и плечи. Его ладони скользят под зеленую толстовку, пальцы настойчиво проходятся по горячей коже, пока его губы припадают к длинной, бледной шее, спускаясь медленными поцелуями к ключице. Сара отклоняет назад голову, рассыпая по спине почти высохшие после душа пшеничные волосы: они пахнут шампунем, и все равно сквозь него он слышит те самые сладкие ноты. Ее пальцы зарываются в его волосы на затылке, слегка сжимая их в кулаке, пока она начинает неосознанно елозить бедрами, и Хилл нежно прикусывает теплую шелковую кожу, останавливая себя в желании мягко оттянуть намотанные на кулак волосы. Из ее груди вырывается легкий, тихий стон от того, что она чувствует, когда трется бедрами о выпирающую ширинку Хилла, все же сжимающего в кулак достающие до пояса влажные локоны. Изящные пальцы ложатся на его запястье, мягко царапая, пока Сара зажмуривается, снова издавая тихий стон, когда Хилл оттягивает воротник толстовки и, царапая щетиной нежную кожу, целует место ниже ключиц. Его рука тянется к бедрам, сжимая ягодицы Сары и слегка двигая своими бедрами ей навстречу. Воздух вокруг них постепенно нагревается, распаляя кожу обоих до приятной обжигающей температуры. Мягкий свет тоненького торшера в углу падает на них, очерчивая силуэты в отныне не враждебной темноте. Все правильно, нет никакой деструктивной силы. По крайней мере, не сейчас, когда они вместе, когда она вот так сидит на нем, прижимаясь пахом к пряжке ремня и тихонько постанывая. Очередное ее движение бедрами провоцирует Хилла и, обвив правой рукой талию Сары, он укладывает девушку на спину, устраиваясь таким образом у нее между ног и прижимая своим весом к постели. Она гладит его шею, ногтями слегка царапая место от плеч до затылка и шумно вбирая воздух, когда мужчина целует кожу ниже мочки уха. Сара сама делает это, сама тянется руками к краям его футболки, снимая с него, когда Хилл немного привстает назад. Волосы его растрепанно падают, закрывая глаза, после того, как он стягивает футболку и кидает ее куда-то в сторону. Разгоряченные пылающие щеки, соблазнительно приоткрытые губы и пристально изучающий взгляд, с такой ненасытной восторженностью скользящий от контура его плеч, сперва останавливающийся на тонком рубце, который остался после того, как Хилл поймал пулю в лесу. Затем этот взгляд с нескрываемым восхищением и желанием скользит по остальным его шрамам, переходя на покрывающего правое плечо и часть груди чешуйчатого дракона. В этой приглушенной темноте небольшой комнатки Хилл так отчетливо видит, каким желанием горят ее глаза, жадно всматриваясь в его тело, скользя от груди вниз до пряжки ремня и все сильнее и сильнее подчиняя Хилла себе. Возвращаясь к ней обратно и нависая сверху, он медленно сжимает нижний край толстовки, от которой давно пора избавиться. Ее волосы точно так же растрепанно и беспорядочно электризуются после того, как Аарон помогает ей снять одежду. Теперь уже его взгляд с какой-то спокойной и тихой нежностью изучает контуры плеч, ключицы и, спускаясь по тонким лямкам простого бежевого бра, изучающе двигается по ее телу. Сара немного съезжает по простыням, сводя колени, но затем расставляет их, когда Хилл приникает к ней, целуя сначала в губы, а после переходя неспешными влажными следами по шее и все ниже и ниже, пока не добирается до кожи у пупка, где его пальцы уже тянутся к пуговице на немного большеватых Саре джинсах. Приподнимая бедра, она позволяет Аарону расстегнуть молнию и начать постепенно стягивать еще один предмет одежды, от которого также пора избавиться. Стоя на коленях перед Сарой, Хилл смотрит на нее, лежащую перед ним в одном белье, пока мужские пальцы нежно обхватывают тонкую лодыжку и поднимают правую ногу Сары, закидывая ему на плечо. Девушка в ожидании прикусывает нижнюю губу и касается внешней частью кисти подбородка, немного прикрывая то, как кусает губы. Не отводя от нее взгляда, Хилл целует мягким и медленным касанием ее лодыжку, пока Сара, слегка извиваясь на спине, выгибается в пояснице. Поцелуй за поцелуем от лодыжки до коленки, Аарон, не прерывая их зрительного контакта, наклоняется все ниже, целуя теперь уже внутреннюю сторону бедра, при этом уже закидывая всю ногу Сары на плечо. Затем так же поступает с другой ногой, оказываясь лицом над животом девушки, чья грудь начинает вздыматься с каждым последующим вздохом и поцелуем над линией белья. Его пальцы касаются ткани по бокам на бедрах и, все так же неспешно сжимая их, начинают стягивать с Сары белье. Мужчина отклоняется назад, оставляя ее в одном бюстгальтере. Она снова сводит колени, а затем удивляет Хилла, когда дотрагивается до пряжки его ремня подушечками пальцев правой ноги. Он потерпит. Одновременно мягко и хищно наклоняясь к ней, Хилл возвращается в то же положение, но уже ничто не скрывает от него вида Сары внизу. Целуя ее сначала внизу под пупком, Хилл проводит языком тонкую обжигающую дорожку до ее лобка, а затем нежно целует клитор и половые губы, заставляя Сару сдавленно застонать и прикрыть глаза, и так же заслонить рукой губы, с которых начинают слетать стоны, уже громче предыдущих. Горячий язык касается крошечного бугорка, и Сара немного выгибается в спине, прижимаясь тазом к постели, словно пытается убежать от изнывания, которым наполняется ее тело, по мере того, как Хилл начинает изучать языком область вокруг клитора, параллельно проходясь кончиком по губам и обратно. Сопровождаясь рваным выдохом, рука девушки ложится Аарону на голову, несколько сжимая волосы, и когда Хилл, не отрываясь от занятия, поднимает глаза на Сару, он понимает, почему. Прикрывая рот, вся раскрасневшаяся и тяжело дышащая, она встречает его взгляд, и их обоих словно бьет легким разрядом тока. Его левая рука скользит вдоль тела девушки, двигаясь сжимающими и жаждущими касаниями от бедра вверх по телу, и останавливается, когда пальцы скрываются под чашечкой лифа, находя твердый, напрягшийся сосок. Сара начинает слегка елозить тазом — выдерживать ласки Хилла становится все сложнее, особенно, когда Аарон слегка дует на разгоряченный клитор после того, как одновременно мягко и жадно обхватывает его влажными губами. «Ты будешь просить меня» «Прошу…» Хилл смотрит ей в глаза, ожидая ответа. Любого, он поймет, если она скажет ему взглядом: они уже давно осознали, что могут понимать друг друга без слов. Но ему нужно знать — хотя бы тень сомнения. «Повтори еще раз» «Прошу тебя» Оставляя последний поцелуй, Хилл, опираясь на руки, пробирается поверх разгоряченного тела словно хищник, встречая на своих губах поцелуй Сары, в котором теперь нежность и спокойствие сменилось на нетерпимость и настойчивость. Заключительным ответом Аарону являются тянущиеся к пряжке его ремня тонкие, красивые руки. Он позволяет Саре расстегнуть ремень, а затем пуговицу и ширинку, после чего сам стягивает с себя джинсы, оставаясь в боксерах. Ему хватит малейшей тени сомнения в этих глазах. Сара извивается на простыне, наблюдая, как напрягаются косые мышцы пресса Аарона и как перекатываются мышцы на его руках и плечах, пока он избавляется от последнего предмета одежды. Только опустить глаза она пока не смеет, да и к тому же, ее сведенные колени закрывают вид, поэтому она смотрит только на ведущие к паху венки на торсе. Кладя горячую ладонь на ее колено, Хилл ждет, он все еще ждет, но Сара лишь спускается по одеялу ниже, разводя под его легким нажимом колени. Он возвращается к ней, словно бы так было уже сотню раз, нависая над телом Сары и покрывая его поцелуями, пока правая рука скользит под тонкую спину девушки и расстегивает бюстгальтер. Его взгляд скользит от контуров хрупкой, изящной шеи по ключицам до застывших в ожидании твердых сосков, к одному из которых Хилл припадает губами, нежно сминая его и проводя сперва вокруг, а затем и по нему самому, влажным горячим языком, отчего Сара сильнее вцепляется в его спину и волосы на затылке, снова зажмуриваясь и ловя покрасневшими губами воздух. Вторая рука ложится ей на шею и совсем слегка сжимает ее, пока шелк и мягкость волос Хилла холодит пылающую от поцелуев кожу. Сара кладет свою руку поверх его и, сжимая тоненькими пальцами сильное, мужское запястье, смотрит на Аарона, на его полумесяц длинных ресниц, который возникает, когда Хилл закрывает глаза, целуя ее грудь. Слегка с нажимом сминая второй сосок, начинает скользить вниз, заставляя Сару слегка напрячься от щекотки, которую она чувствует, когда его пальцы проходятся по месту у бедренных косточек. Его большой палец мягко ложится на клитор, в то время как средний сперва осторожно гладит вдоль половых губ, а затем медленно проникает в нее. Она снова властно сжимает в кулак его волосы, а он, повинуясь, отрывается от груди Сары и позволяет ей впиться жадным поцелуем в его губы, пока палец Аарона начинает погружаться глубже. Хиллу все сложнее сдерживаться, но он продолжает осторожно двигаться, вместе с тем массируя клитор и все больше смазывая пальцы, добавляя к среднему безымянный. — А–а-ах! — стонет и вздрагивает она, и Хилл не улавливает в этом стоне ничего, что намекало бы на дискомфорт или боль. Все сложнее… сдерживаться. Он покусывает ей шею, оставляя на том же месте поцелуй, и так от уха вдоль очертания бледного, восхитительно пахнущего плеча. Пальцы его совсем немного начинают набирать обороты, и Хилл с удивлением, на которое еще способен его полностью затуманенный рассудок подмечает, что Сара начинает все больше елозить тазом и уже чуть-чуть подмахивает его движениям бедрами. — М-м-м! — стонет она под ним, сильнее притягивая его к себе за шею. Он возвращается к ее губам, параллельно подставляя головку члена ко входу во влагалище, намереваясь отвлечь ее таким образом от поначалу неприятных ощущений. Головкой проведя от клитора и вдоль половых губ, он начинает медленно и аккуратно входить в нее. Затаив дыхание, Сара неосознанно приподнимает бедра, отдаляясь от упирающейся в нее головки члена. — Посмотри на меня. Она поднимает на Аарона глаза, в которых он ищет ответ. Но ему нужно, чтобы она сказала вслух. — Мне остановиться? Сара смотрит затуманенным взглядом. И когда этот взгляд сперва падает на его губы, а затем обращается прямиком в заволоченные темной пеленой глаза, Хилл видит решительность. И чувствует ее, когда Сара вытягивает шею, чтобы поцеловать Аарона. Ее возбуждение позволяет практически беспрепятственно оказаться внутри, где так горячо и узко. Он останавливается, но не останавливает их поцелуй. «Все в порядке?» «Да… просто непривычно» Еще чуть-чуть глубже. Невероятно тяжело сдерживаться в таком состоянии, когда ее грудь вздымается под ним, касаясь кончиками сосков его солнечного сплетения, когда ее руки сжимают и мягко царапают кожу плеч, когда она начинает так тяжело и неровно дышать. Хилл смотрит на ее реакцию, открывая во время поцелуя глаза, чтобы знать, что все идет гладко, но когда Сара тоже открывает глаза и простреливает его взглядом, полным разрушающего все барьеры желания, Хилл принимает сигнал и начинает второй раз размеренно проникать в нее. Тонкие пальцы ложатся ему на шею, притягивая, чтобы целовать, целовать, издавая в эти же губы стоны от его движений, обжигать горячим дыханием. Когда Хилл начинает ускоряться, Сара крепко-крепко обхватывает твердые покатые плечи, царапая их ногтями, и, сдавленно постанывая, отклоняет голову назад, предоставляя Аарону белоснежную, нежную шею. Кисловатый вкус легкой испарины на ее коже берет власть над ним, и Хилл проводит языком от ключицы вверх по шее к мочке уха, заставляя Сару сильнее сжиматься внутри от множества сводящих с ума ощущений. Он больше не может сдерживаться. Очередной глубокий, но быстрее предыдущих, толчок провоцирует громкий стон, ноги Сары сцепляются на его пояснице, и они становятся полностью единым целым, когда Аарон начинает двигаться быстрее, скользя руками по телу и сжимая кожу на бедрах Сары, пока ее руки гладят его спину, шею и волосы. Те самые нотки малины и белого шоколада, которые он впервые почувствовал, когда она упала на него. Только тогда Сара была сверху. Сдавленно рыкнув куда-то ей в шею, Хилл пробирается рукой под ее спину, крепче прижимая к себе и все глубже и быстрее двигаясь, боясь не насытиться и безостановочно вбирая в себя ее запах. — Аарон… Он слегка сбавляет скорость, посчитав, что делает ей больно. — Все в порядке? — спрашивает он с хрипотой в голосе. — Не останавливайся. После того, что она, после того, как она это сказала ему, он перестает беспокоиться о том, что недостаточно осторожно и бережно обращается с ней. Это вожделение в ее голосе изводит того самого зверя, над которым Хилл вечно пытается взять верх. — Не останавливайся, — шепчет она, зажмуриваясь. Хилл чувствует, как Сара сжимает его изнутри, как трется лобком о него, неосознанно стимулируя клитор, как напрягаются внутренние мышцы ее бедер. Она обхватывает его руками, приподнимаясь, и прижимается к нему, прикусывая ему плечо, не выдерживая надвигающейся волны разрядки. Придерживая ее за спину, Хилл двигается все быстрее, вжимая Сару в кровать, характерно скрипящую и пошатывающуюся. Он чувствует, что скоро ему придется контролировать себя усерднее, в конце концов, это его ошибка, что они не предохраняются. — А-а-ах! — она так крепко обнимает его, словно боится жить без него, особенно в эту секунду, когда Хилл чувствует, как быстро сокращаются ее мышцы. Еще пара толчков, и он выходит из Сары, кончая ей между бедром и животом, пока она выравнивает дыхание, не боясь, наконец, опустить взгляд. Запах в комнате пропитался их дыханием и испариной, еще крепче связывая Аарона и Сару. Сейчас они смотрят друг на друга, находясь в одной постели. Спокойствие, шелест мокрых от ливня листьев на верхушках деревьев, шум качающего ветки легкого ветра, и свежий, приятно холодящий кожу, чистый, утренний воздух. Люди не могут жить без кислорода. Люди не могут жить без людей. *** Стоя напротив автомата со всякими крекерами, сэндвичами и прочими снэками, которыми не заменить полноценный прием пищи, я… Неосознанно пялюсь на свое отражение в стекле. Словно это больше не я, но в тоже время ничего визуально в моем внешнем виде этого не выдает. Разве что в собственных глазах, в отражении вижу то, что знает лишь двое человек. Вижу, как за последние сутки мой мир перевернулся с ног на голову как минимум дважды. Несмотря на возмущенное жужжание путающихся мыслей я чувствую… радость? И я… я не понимаю, почему. Не понимаю, что я чувствую, но знаю, что тогда, в номере, мой разум наконец освободился от грызущих меня обрывков вопросов и доводов. Освободился, ровно как и мое тело, когда оказалось в его руках. Все так же пялясь в расфокусированную за стеклом автомата пачку печенья, я вспоминаю, как сама села на него без тени… сомнения? Я… Слегка тряхнув головой и ненамеренно моргнув пару раз, я даю себе право перестать анализировать каждую деталь и мелочь, сводя себя таким образом с ума, и нажимаю на одну из кнопок. Пара бутылок воды, сэндвичи, и вот неспешные шаги уже ведут меня к двери номера. «Расслабься», — говорю я себе, но все равно не понимаю, почему нервничаю, все ведь… все ведь уже произошло, так к чему опять эта робость? Вспомнив, что произошло после того, как Аарон снял с меня белье, я встаю на месте, сжимая в руках бутылки с водой, и не понимаю, как мои глаза начинают медленно расширяться так, что щеки вмиг начинают гореть. Нет. Все, все, хватит, все нормально. Стараясь тихонько и бесшумно открыть дверь, зажав подмышкой бутылки и печенье, я захожу в мягкую, приятную темноту номера. Этот запах… он действует на меня успокаивающе, точно как и падающий на постель свет фонаря из окна, изящными тенями ложащийся на спящего на животе Аарона. Хотела бы я так же сладко спать. Хотя, кто знает, насколько крепко он спит: я не вижу его лица. Поставив на небольшой столик воду и сэндвичи, я стягиваю джинсы и толстовку, оставаясь в футболке, которую не снимаю, лишь расстегиваю лифчик под ней и кладу всю одежду на спинку стула. «Просто ляг к нему» Нет, я еще постою. Пару минут, чтобы запомнить каждую деталь, запомнить, как он спит, слегка свесив руку с постели и тихо-тихо посапывая. «Это же Аарон», — теперь приобретает для меня несколько иное значение. Колоссальное, я бы сказала. Бесшумно шагая по ковру, я обхожу кровать и, стараясь не скрипеть и не шуметь, приподнимаю одеяло и забираюсь в постель, окунаясь в смешанный запах духов. Тихонько улыбаюсь, когда вижу, с каким подобием детского умиротворения он спит, и надеюсь, что Аарон видит какой-нибудь хороший сон. Затем глаза замечают рубец, тонкой линией пересекающий его бицепс поперек. Я точно не усну, если буду как дурочка смотреть на него всю оставшуюся ночь, поэтому, как бы мне ни хотелось продолжать пялиться, разворачиваюсь на другую сторону, подпирая правой ладонью подушку. Радостные трепетные мурашки разбегаются по всему телу, когда я чувствую, как сильная рука ложится под одеялом на мою талию, а затем и вовсе без каких-либо усилий притягивает меня так, что я чувствую горячее дыхание себе в шею. Накрывая его руку своей ладонью, я закрываю глаза. *** — До сих пор не верится, что он предложил переговоры, — ворчу я, нервно расхаживая вокруг пикапа Аарона, каждые пару минут посматривающего на часы, прежде чем перевести взгляд на дорогу. Сейчас шесть — солнце сядет совсем скоро. Это, должно быть, Морли постаралась, хотя я и понятия не имею, как ей удалось и какие она приложила усилия, чтобы переубедить Рэндела. Мало того, когда Аарон сказал мне после разговора с Вишней по телефону, что Рэндел и был человеком, предложившим переговоры, я подумала, мне послышалось. Так же я думала и про радостный голос матери, когда я набрала номер ее подруги и сказала, что соскучилась и поеду к ней. Некоторым людям никогда не суждено быть хорошими родителями, но и я, как ребенок — не подарок, так что вместо того, чтобы злиться и судить ее, просто наматываю круги вокруг пикапа под тишину леса, окружившего придорожный мотель. Не могу смириться с фактом, что Аарон отправляет меня куда подальше, на случай, если переговоры закончатся не мирным образом. Меня тошнит от собственной беспомощности, тошнит от того, что я притягиваю проблемы и навлекаю их на близких мне людей, и мне страшно от мысли, что эти переговоры могут пройти не так, как хотелось бы и что кто-то даже может пострадать. И как же меня распирает от злости на саму себя, что я ничего не могу сделать, даже противоречить Аарону не могу, потому что понимаю, насколько я бесполезная. Эта зубочистка в виде скин ду не поможет мне, потому что я и без нее ничего из себя толкового не представляю. Черт, как же я злюсь на себя! — Ты в порядке? Замерев на месте у кузова, я смотрю на Аарона, который, судя по всему, утомился наблюдать за тем, как я наматываю вокруг машины круги. — Э-э-э… да просто… «Просто мы переспали, а еще вчера меня похитили, и нет, по-моему, я не в порядке» Как жаль, что я не могу сказать этого. Хотя стоп, почему… почему не могу? — Нет, не в порядке, я чувствую себя ужасно. Солнце ложится на его волосы и огненным контуром падает на всю его левую сторону, бросая тень на другую. Это невероятно: меня всю штормит из одной крайности в другую при виде него. От нарастающей тревоги из-за ситуации и обстоятельств до этого теплого и ласкового спокойствия от его голоса и взгляда. Эта теплота какого-то защищающего меня заклинания растекается по всему телу, когда я вспоминаю, как, проснувшись утром, поняла, что во время сна развернулась к Аарону и закинула на него ногу и руку так, будто бы это было для меня совершенно обычное дело. Так хотелось провести по контуру той татуировки, но я боялась, что разбужу его, а момент был слишком ценный. Смотреть на полумесяцы его ресниц и скользить взглядом по контурам скул и челюсти, и очень спокойных губ, которые обычно немного сурово поджаты, когда Аарон думает о чем-нибудь. И я все время прокручиваю в голове то, что произошло, и думаю, что это было… Просто потрясно, черт возьми, это было просто потрясно, несмотря на дискомфорт и непривычного вида боль поначалу, которая затем словно растворилась и исчезла, хоть и сейчас ее отголоски немного дают о себе знать, но, черт возьми, это того стоило. Каждая секунда. И вразрез с легким подобием раздражения самой к себе я чувствую себя в каком-то смысле победительницей, ведь я сумела вчера преодолеть эту стену, которую он выстроил. «Это же Аарон» А потом что-то во мне ломается от мысли, которую я вчера всячески пыталась в себе заглушить. И как раз таки благодаря ему мне удалось забыть тот что факт, что Аарон… «Сколько, по-твоему, людей, Сара, я убил?» Этот вопрос заставляет меня дернуться и бросить взгляд на дорогу. — Это я виновата. Солнце начинает потихоньку касаться верхушек деревьев, очерчивающих собой линию горизонта. — И в чем же ты виновата? — В том, что мне хватило глупости полезть сперва к Драконам, а потом, — внезапно для себя усмехаюсь я, — а потом вместо того, чтобы поблагодарить тебя, что выпроводил меня из банды, я… — провожу языком по внутреннему уголку рта, в негодовании уставившись на заходящее солнце, которое, очевидно же, черт тебя дери, Сара, слепит глаза, — и виновата в том, что была такой наивной и думала, что смогу справиться с ним, — снова прыскаю нервным и немного злым смехом, — что я могла с ним сделать? Я стреляю хуже слепого, а этот дурацкий скин ду… — Ты неплохо дерешься, — говорит Аарон, подходя к кузову пикапа и опираясь об него локтями. Стоя по-другую сторону машины, я замолкаю, потому что сдаюсь в плен этой доброй полуулыбке. — Да, — выдыхаю я, заправляя волосы за ухо, — дерусь я неплохо. И невольная улыбка появляется на моем лице, до этого, держу пари, выглядевшее совершенно непривлекательно из-за кислой мины от моего самопоедания. — Рэндела я не побила, как ты мог заметить. — Ну в лесу ты ему шлемом заехала знатно, — подмечает он и смеется. Точно. А я и забыла. В лучах заходящего солнца я наблюдаю, как Аарон неспешно обходит пикап сзади и направляется ко мне. — Да… — с полунаигранной бравадой в голосе отвечаю я, пока он идет в мою сторону, — знатно. Аарон довольно усмехается моей реакции, отчего, скорее всего, у меня уже зарделись щеки, но я не уверена: это румянец от стеснения или уже от наполняющей меня уверенности в себе? Не так уж я и бесполезна. Прогулочным шагом подходя ко мне, он хлопает себя по предплечью: — И это, наверное, самый красивый из моих шрамов. — Определенно, — уже смеюсь я. Аарон встает напротив, припирая меня к задней дверце пикапа и кладя руку на крышу машины: — Так что единственное, в чем ты виновата, это в том, что… Я не могу сдержать улыбку, которой, должно быть, буквально светится мое лицо, когда я смотрю на него под последние лучи исчезающего за горизонтом солнца. — В чем? Он наклоняется и шепчет на ухо: — В том, что сэндвич был с курицей. С беконом вкуснее. Прыская со смеху и подаваясь вперед, я мягко утыкаюсь лбом ему в грудь и, закрыв глаза, произношу: — Я запомню. — Верю тебе на слово. Вдыхая его духи, машинально тянусь навстречу, когда Аарон поднимает за подбородок мое лицо и целует меня, слегка прижимая к пикапу так, что я чувствую его напор и мышцы всем своим телом. Рука ложится ему на шею и поднимается чуть выше, пока сплетаются наши языки, а внизу живота ноюще и томно тянет. Мысли сразу же заволакивает одним единственным желанием — вернуться в номер. Но доносящийся где-то вдалеке рев мотора заставляет нас разорвать поцелуй и обратить взоры на дорогу, где уже под снисходящими на землю сумерками виднеется приближающийся мотоцикл. Признаться, я думала, Аарон отойдет от меня на несколько шагов, если не совсем в другую сторону, но он только лишь едва шагнул назад, все так же держа руку над моим плечом, а пальцами барабаня по крыше машины. Неожиданно для себя я замечаю, что сама отхожу от машины и шагаю по дороге к байку, который останавливается на обочине. Вишня снимает шлем и, повесив его на руль, слезает и несется ко мне. — Господи, — сдавленно бурчу я ему в плечо, когда Дракон заключает меня в объятия, — Вишня… я не могу дышать. О, эти приятные цитрусовые духи и запах сигаретного дыма, пропитавшего воротник кожаной куртки. Его кудри щекочут мне щеку, а руки сжимают меня так крепко, что дышать становится действительно тяжело. — Ты в порядке? — спрашивает он, наконец отпуская меня и внимательно изучая взглядом холодных проницательных глаз. Это напомнило мне ночь, когда он забрал меня из парка в Балтиморе. Вернее то, как Вишня осматривал меня словно ребенка, упавшего с велосипеда. — Да, — смеюсь я в ответ, а затем присматриваюсь и подмечаю, что о нем такого не скажешь. Слегка покрасневшие глаза, и вид в целом у него был немного потрепанный, словно бы Дракон не спал всю ночь, — а ты? — Я тоже. Он отвечает мне несколько отстраненно, обращая взор к Аарону, все так же стоящему у пикапа. Некая неловкость, неизвестно откуда взявшаяся, заставляет меня нервно улыбнуться. — Принцесса, прости меня, — говорит Дракон, а затем идет к пикапу, бросая Хиллу ключи от мотоцикла, — бак полный, доберешься быстро. Неловкость сменяется замешательством на моем лице, когда я чувствую отчётливую отчужденность в их поведении. — Как отвезешь Сару... — Я знаю. Сразу на этот злоебучий завод. Завод? Вишня садится за руль пикапа, опускает стекло и кладет поверх дверцы локоть. Какая муха их обоих укусила? Все так же стоя у байка Вишни, я перевожу взгляд с Дракона в пикапе на направляющегося ко мне Аарона. — Что произошло? — Думаю, он не очень рад переговорам, — мужчина садится на байк и бросает на Вишню тяжелый взгляд, — хотя может есть и другая причина. — Две минуты, — оборачиваюсь я к нему и озадаченно хмурю брови, когда Вишня закатывает глаза, а затем подкуривает сигарету, — а ты? Думаешь, эти переговоры — хорошая идея? Это ведь тоже может быть ловушка или… засада. Его милая полуулыбка заставляет меня замолчать. Конечно. Конечно, он рассматривает это и как ловушку, и как засаду. И, само собой, в одиночку на пару с Вишней они не пойдут. — Ну, тогда я пойду, — мнусь я на месте, а после делаю шаг назад. Так я сказала ему, после того, как упала на Аарона вместе с трубой, повалив в кусты флорибунды. «Через дверь?» «Если только не хочешь забраться через камин», — раздражённо фыркнул он мне в ответ тогда. — Не хочу, чтобы ты уходила. Черт. Черт. Черт. Нет сил оторваться от него, когда он вот так на меня смотрит. Извечное заклинание. Делая шаг к нему обратно, я подаюсь вперед и трепетно целую его в щеку, прошептав: «будь осторожен». Если бы я знала, что… что бы я сделала?