Переступить черту

Jonathan Morali – Diaz House – Я засунула твои вещи в стирку, – заглядывая в комнату, где расположился Шон, сообщила Лайла. – О, спасибо за заботу, – отозвался Диас, швыряя сложенное вчетверо покрывало в кресло, стоящее у комода. – Ерунда, мне не сложно, – отмахнулась она. – Уже ложишься? – Да, как следует отдохну перед отъездом, – мужчина сел на расправленную кровать, стаскивая носки. – В мотеле останавливаться не хочу, как и спать в машине посреди дороги. А вырубиться за рулем – так себе перспектива. Лайла уронила взгляд в пол, крепко ухватившись за дверной косяк пальцами. – Обязательно так спешить? Пуэрто-Лобос никуда от тебя не денется. Я имею в виду... ты бы мог задержаться здесь на все выходные. – Я ведь не навсегда туда уезжаю, Лайла, – раздраженно изрек Шон. – Это что-то вроде... незакрытого гештальта. Я должен попасть на родину отца и понять, чего себя лишил, свернув с пути в самый последний момент. – Кто-то увлекся психологией, – прыснула Пак. – Не паясничай, – фыркнул Диас. – То есть, когда ты закроешь гештальт, то сразу вернешься? – наивно вопрошала она. – Ты вообще думал, где хочешь осесть? – Я даже боюсь думать об этом, – признался он. – Пока я хочу путешествовать, и неизвестно, куда это меня приведет. Лайла обреченно вздохнула. Он снова бросит ее. Бросит здесь совсем одну в надежде, что к следующей их встрече она обзаведется супругом и славным потомством. Но Шону было невдомек, что Лайле ничего этого не нужно. Не нужно без него. – Спокойной ночи, Шон, – пробормотала женщина, пряча взгляд. Глаза предательски заслезились, когда она вообразила, как пустота снова окутает все ее существо и будет сидеть в ней до тех пор, пока Шон вновь не вернется. – Доброй ночи, Лайла, – тихо проговорил Диас. – И спасибо за все. – Угу, – Пак еле заметно кивнула и побрела в комнату напротив, что служила ей спальней. Со сном у Шона дела обстояли не лучшим образом. Он часто мучился бессонницей, так и не научившись блокировать рой мыслей, пробирающийся в его голову на ночь глядя. Также ему приходилось всегда быть бдительным, дабы не дать себя в обиду тупым сокамерникам. Конечно, различных инцидентов нельзя было избежать, и со временем новые раны не приносили прежней боли да вошли в привычку, однако мужчина не прекращал держать ухо востро. Оказавшись на свободе, в этом большом, неизведанном мире, Диас не понимал, как существовать. Чем зарабатывать на жизнь он уже придумал, но вот как все организовать и где это сделать – все еще оставалось под большим вопросом. Шон не мечтал стать автомехаником, как отец, но на данный момент такой вариант заработка казался ему самым оптимальным. В конце концов, что ему еще остается? Судимость, отсутствие образования... Кому нужен такой работник? Уж лучше горбатиться на себя денно и нощно, нежели унижаться перед каким-нибудь белым богатеем, выполняя сомнительные поручения. Нет, на такое он подписываться не собирался. Переворачиваясь с боку на бок, Шон все вздыхал и теребил края одеяла, то раскрываясь, то снова натягивая его по самый подбородок. Сон все не шел, и такой необходимый отдых накрывался медным тазом. Диас даже стал подумывать о том, чтобы отложить отъезд на пару дней, как предлагала Лайла, но сам же себя одернул – незачем медлить. Лучше следовать своему плану, как и было решено изначально. В очередной раз издав тяжелый вздох, Шон закрыл глаз. На секунду ему показалось, что он уже проваливается в царство Морфея, однако он удивленно вылупился в темноту комнаты, когда под ним прогнулся матрас, и кто-то прижался к его спине, залезая под оставшийся клочок одеяла. – Лайла? – прошептал Шон, медленно переворачиваясь на другой бок. Лицо женщины было трудно разглядеть во тьме, однако поблескивающие глаза Диас все же разглядел. Лайла притянула к себе одеяло и пододвинулась к краю. – Я думала, ты уже спишь, – виновато буркнула она. – Ты чего тут? – поинтересовался Шон, принимая на кровати полулежачее положение. – Не спится? – Не-а, – ответила Лайла. – У меня хреново со сном. Тебе тоже? – Да... Вечно башка всякой сранью забита. – Точно. Диас задумчиво перебирал свои пальцы, вжимаясь спиной в спинку кровати. Он чувствовал себя неуютно. – Можно я буду спать здесь? – поставив друга в еще более неловкое положение, вопрошала Пак. – Не могу находиться в другой комнате, зная, что ты рядом. Ты ведь завтра уже смоешься отсюда, и когда потом увидимся? – Мы еще обязательно увидимся, Лайла, – заверил подругу Шон. – Я обещаю тебе. – Не обещай, не надо, – с нажимом произнесла она. – Никто не знает, что ждет нас завтра. – Я знаю, что уже обманул однажды твое доверие, – признал очевидное Диас. – Но я могу просить второй шанс? – Просто останься, – шепотом взмолилась Лайла, неосознанно коснувшись его предплечья. – Я помогу тебе найти работу, поживешь пока у меня. Зачем тебе сейчас оставаться одному? Подумай об этом Шон, я хочу тебе помочь. Диас в возмущении затряс головой. Она всерьез думает, что он станет жить за ее счет и лениво поискивать работу, используя отбытый тюремный срок в качестве оправдания своего бездействия? Самое время впасть в депрессию, заперевшись в новых четырех стенах, и признать свою бесполезность. В тридцать-то с хвостиком. – Это удар ниже пояса, – взвился Шон, бросив взгляд в сторону Лайлы – в темноту. – Но я не пыталась обидеть тебя, – пустилась в возражения она. – Я всего лишь хочу помочь... – Дай мне возможность самому собрать себя по кускам хотя бы в подобие единого целого, Лайла... – вновь зашептал Диас. – А как же я? – на сей раз послышался ее недовольный тон. – Остановись и на секунду подумай о тех, кому ты дорог. – Я... – Шон не нашелся с ответом. Кому он может быть дорог? Он и себе-то не нужен. Обуза. Просто лишний балласт. Она спешно потянулась к прикроватной тумбе и щелкнула выключателем торшера под бежевым абажуром. Теплый свет заставил Шона зажмуриться, а потом часто-часто заморгать. – Ты меня убиваешь, – Лайла стремительно приблизилась к мужчине, становясь на коленки. Взяв его лицо в ладони, она прижалась своей щекой к его щеке. Тепло. – Лайла... – Молчи, – выдавила она, не сдержав хрипотцу в голосе от подступающих слез. С трудом оторвавшись от мужской щеки, Лайла закрыла глаза и, ощущая, как затряслись коленки, потянулась к губам Шона своими, оставив на них легкий, невесомый поцелуй. Он едва смог разлепить глаз, ошеломленно взирая на Лайлу, чье лицо находилось предосудительно близко. Судорожно сглотнув, Диас пролепетал: – Что ты делаешь?.. Лайла стыдливо отвела взгляд в сторону, выпустив его лицо из своих ладоней. Она села по-турецки и вцепилась руками в волосы, до болезненного спазма сжимая их у самых корней. – Я ненавижу тебя, – всхлипнула Пак. – Хорошо, – нахмурился Шон. – За что же? – Какой ты глупый! – воскликнула она, от негодования стукнув кулачком по матрасу. – Ты ведь понимаешь, что мы испытываем друг к другу, но отчего-то не можешь это признать. Ты думал, что пока ты сидишь в тюрьме за преступление, которого не совершал, я выйду замуж и нарожаю хренову тучу детей от какого-нибудь не переступившего закон офисного планктона? Думал, забуду тебя? Да, пятнадцать лет – это много. И да, я жила своей жизнью. Трахалась с мужчинами без любви, строила заведомо обреченные на провал отношения и мечтала не думать о тебе, когда сплю с ними, – Лайла с трудом перевела дыхание, продолжая сыпать откровениями уже тише. – Я была с Эллери в ночь выпускного. Но думала о тебе, Шон. Диас сгорбился под тяжестью откровенных признаний Лайлы Пак. Он всегда думал о Лайле. Каждый прожитый день. Но он не задумывался о причинах мыслей о ней. Шон привык, что они – лучшие друзья, и не рассматривал девушку в качестве возлюбленной. Но отчего-то его укололо ее признание. Значит, Эллери?.. Она ходила с ним на выпускной, он стал ее первым мужчиной... Черт. Почему больно оттого, что на месте Эллери был не он? Что говорить, Шон и сам питал симпатию к другим девушкам. Взять хотя бы Джен Мерфи и Кэссиди, с которой он впервые переспал... Диас тогда не ведал, кто по-настоящему вызывал в нем чувства. Не смог разглядеть истинную их природу. Шон знал, что любил Лайлу и не боялся говорить ей об этом. Но любил как друга? Едва ли. Сердце громко застучало, когда Диас впустил в голову такого рода размышления. Он словно очнулся от долгого сна, и теперь даже ощущал себя другим. Открыто говорить об этом все еще казалось ему диким, но Лайле было плевать. Она понимала: Шон поутру уедет, и неизвестно, вернется ли когда-нибудь... К чему играть не свою роль? К чему таить в себе все то, что приходилось осознавать не один год? Она не станет молчать. Будь что будет. – Я люблю тебя, – глотая слезы, Лайла взглянула на растерянного Шона. – Люблю тебя так сильно, что готова снова пережить все эти годы без тебя, чтобы заиметь смелость сказать тебе сейчас об этом. Пусть нас долго разделяло расстояние, позволяя лишь короткие встречи, оставляющие болезненный ком в горле, но я не переставала любить тебя, а ты не переставал являться моей родственной душой. Моим... другом, понимаешь? Я могу найти мужчину, могу родить от него детей и попытаться забыться, но... Он не станет мне другом, с которым я готова делить все на свете, и не важно, семнадцать мне или тридцать. Я лишь хочу сказать, что любить тебя – это вовсе не наказание, как может показаться. Это благо, которое дано не всякому. Я буду здесь, а ты – где-то в далеком Пуэрто-Лобос, но моя любовь к тебе не знает расстояний. Что ей какие-то пять тысяч миль, если она жила во мне так много лет? – Лайла... – Шон с трудом сдерживал слезы, готовые вот-вот покатиться по щекам. – Да, мы уже давно не те Шон и Лайла, что были раньше, – перебивая Диаса, который хотел что-либо ответить, обреченно промолвила Пак. – Но мы можем не разлучаться и узнать друг друга заново. Почему ты не даешь этому случиться? Бежишь от меня, словно... – она вдруг осеклась, заметив слезы в глазах Шона, и испытала понимание. – Ты не хочешь меня. – Я не могу осознать, что потерял пятнадцать лет за решеткой, – неслышно давил из себя Диас. – Не могу простить себе этого. Не могу простить этого Даниэлю. Я все думаю, почему он меня не остановил? Но потом понимаю: блять, ему было десять, мужик! Да у тебя крыша едет, раз ты перекладываешь ответственность на своего младшего брата! Только ты виноват во всем случившемся. Ты, мать твою, несешь эту гребаную ответственность. Вот и заткнись, не хнычь, не пытайся искать причины своей похеренной жизни, – Шон умолк, небрежно смахивая слезу с щеки. – Я не могу обрекать тебя на жизнь с таким, как я. Ты достойна лучшего, Лайла, и это не какие-то пустые слова, дабы оттолкнуть тебя. Я не хочу, чтобы женщина, которую я люблю, шла рука об руку с жалким доходягой, каким сейчас является Шон Диас. Кем являюсь я. Я не умею жить вне тюрьмы, Лайла, и я не представляю, как научиться этому. Как снова захотеть жить? Лайла несдержанно обняла Шона и так же несдержанно принялась осушать сбегающие по его лицу слезы своими поцелуями. Он же неосознанно прижал женщину к себе, цепляясь за ее ночную рубашку до побелевших костяшек пальцев. Вдыхал родной запах, слушал неистовый стук сердца, перекликающийся со стуком его собственного, ощущал теплоту тела. Ему было больно. Шон тоже не хотел ее терять, когда лишь недавно вновь приобрел. Но разве он имеет право вовлекать Лайлу в свою мрачную судьбу? Сколько еще дерьма она должна от него натерпеться? – Если ты любишь меня, – сбивчиво шептала Лайла, на мгновение отстранившись, – то поцелуй. Диас шумно вдохнул в себя воздух. Руки безбожно тряслись, сердце грозилось напрочь выбить грудную клетку, а губы загорелись огнем от предвкушения коснуться приоткрытых губ напротив. Отправив восвояси все свои противоречия, Шон обхватил лицо Лайлы руками и горячо ее поцеловал.