От одного сладкого страха, до двойной горькой любви.

Прошёл месяц, после попытки убить Пеннивайза. Монстра-людоеда, выглядевшего как клоун. Убийства не прекращались. Только на этот раз, страдали не дети, а какие-нибудь преступники-педофилы, люди без определённого места жительства, туристы или просто рабочие, не имеющие семьи и сами по себе были не ахти. Конечно, сектор не совсем доволен подобному, но страдали хотя бы не дети. Сам клоун тоже был недоволен, ведь дети — его любимое блюдо, теперь же он питается более чем не вкусным. Скорее, это тоже самое, что отобрать у человека его любимое мороженое, — такое как, фруктовый лёд, или рожок с редким вкусом какой-нибудь ягоды, — и сунуть в руки простое мороженное в стаканчике, продающееся за доллар в любом магазине. За это время, Майк немного успокоил Люка, Дика и Натали по поводу монстра, и решил распустить сектор. Даже было проведено небольшое собрание на тему роспуска, и на нём даже сам Пеннивайз присутствовал, и был всеми восемью руками за это, но в конечном итоге, все трое, вместе с ними и Розали, отказали. Большинство выиграло, и сектор продолжил своё существование, только зачем, если монстр найден, но не пойман и не убит? Скорее, причиной этому, было ощущение команды, борющиеся против сил зла. Но чем старше они будут становиться, тем понятие, добра и зла, начнут так сильно смешиваться друг в друге, что понятие само по себе в их сознаниях исчезнет. И далее, они будут решать всё, отходя от последствий того или иного поступка. Что до Майка Андерсена, то он решит оставить влюблённых вместе в их свитом гнезде, и отправиться обратно в Нью-Йорк. Тем не менее, там ещё ждёт его работа, так как он приезжал назад в город только на отпуск, теперь же, его ждёт поликлиника и школа, в которой он работает психологом, а иногда, психиатром. Он очень не хотел оставлять их обоих, но так, как Стефани больше не нужно его лечение, и она остаётся тут жить, то ему ничего не осталось, как уйти. Розали поехала в Нью-Йорк вместе с Майком. Зимние каникулы уже заканчиваются, и прогуливать никак нельзя. Поэтому, уже через неделю две, вместе с дядей, уехала к своим родителям. Она обещала себе, что никогда-никогда не забудет произошедшее в этом городе, с ней, с её тётей и дядей. Это навсегда отпечатается на её сознании, и на её характере. Её жизнь координально изменится. Но как подметил Пеннивайз, запах черепахи никуда не пропадал с неё, и скорее, за её отважность, он её наградит хорошей жизнью. А вот Стефани стала жить иначе, чем большой отрывок её жизни, после прощания с Пеннивайзом, уезжая в Нейплс, — откуда она перебралась в Нью-Йорк. Чувство неизменимого одиночества, привязавшееся, как красный шарик, — что постоянно теперь весит на ниточке, на крылечке её дома, — пропало. Бессонница, убивающая её ежедневно, на протяжении 27 лет отбывания из родного города, превратилось в хороший сон, в такт голосу её дорогого клоуна, в такт своему сердцу, в такт всему миру. Пеннивайз, всегда поживал хорошо, но теперь, он не просто живёт, он счастлив. В его сердце никогда не было так спокойно, так хорошо, так радостно, что он иногда стал задремывать вместе со Стефани. И знаете, он просто бы смеялся от радости, и улыбался от души, если бы не было ему так грустно и больно. То, что он стал на час, или больше, засыпать, пока смотрит на Стефани, было плохим знаком для него. Он скоро должен будет впасть в спячку. Недавнее происшествие, как попытка его убийства, достаточно много потратило у него сил. Тем более, восстановление, теперь эта диета с бродячими людьми. Это отсрочило его время бодрствования. — Почему ты так смотришь на меня? — прошептала Стефани, и обратила свой взгляд на Пеннивайза. Совсем недавно, она скакала по комнате от счастья, так как сумела найти хорошую работу в местном отделе безопасности, секретариатом. Конечно, в чём-то подсобил ей клоун. И теперь она, уставшая, лежала на пуфе его плеча, и отдыхала от выплеснувшихся эмоций. — Да так… Задумался о чём-то. — ему больно. Он никогда не чувствовал такой боли прежде, но теперь, это была боль высшей степени. Как он может сказать, что вновь заснёт, и оставит её одну на 27 лет?! Может… Нет, он никогда не сможет этого сделать. Только не с ней. — О чём это? — заинтересовалась она, и посмотрела с большей заинтересованностью. Когда он уснёт? Он уже чувствует эту усталость. Чем больше он будет уходить от сна, тем больше риск, что он просто упадёт и уснёт. Но не может он просто взять, и на долго уснуть. Что тогда будет делать Стефани? С его-то телом? Оно просто будет лежать, а она не будет же крутиться вокруг него. А вдруг захочет переехать? Как она поднимет его? Он не может обременять её. — Хочешь пройтись со мной? Погулять? — спросил он, и она удивлённо вскочила. — Хо-хо… — шуточно, стебясь, посмеялась она, и прищурила взгляд, хитро улыбаясь. — Сам людоед зовёт меня посмотреть на твою охоту на людей? Нет, спасибо, у меня нет желания смотреть, как ты разрываешь бедолагу на части. — она легла обратно. — А когда была маленькая, всегда хотела на это взглянуть. Кто ты, и что ты сделала с моей милой Стефани?! — воскликнул он, и засмеялся. Стефани засмеялась вместе с ним, и легонько ударила его по груди. — Дурак! — с импровизировала она обиду, и надула щёчки. И когда они успокоились, Пеннивайз провёл рукой по её лицу, жадно желая вновь и вновь ощущать её тепло, её кожу, её саму. — Нет. Просто погулять. — сказал он, и Стефани снова приподнялась, улыбнувшись. — Ну ладно-ладно, достанешь ведь. Я только оденусь потеплее, ведь вечер. — встала она с кровати, мимолётно указав на окно. Пеннивайз присел на кровать, опуская ноги к полу. Уже вечер. Было темно. Тучи уже давно не закрывали небо облаками. Но сегодня, его настроение было хмурым, как и сегодняшние тучи, с которых медленно спускался крупный снег. Как в тот день. Как при первой их встрече. Как бы он хотел вернуться назад, когда только-только с ней познакомился, но помнил бы всё. Тогда бы он ни за что бы не отошёл от неё. Ни на метр, ни на какое расстояние. И если бы надо было, он бы украл её от бабушки и дедушки, и приютил бы у себя. И не знает он, как бы совладал со спячкой, скорее, он бы её напугал, если бы упал у её ног, заснув на 27 лет. Когда она оделась, а он перевоплотился в Роберта Грея, они вышли на улицу. Они мило общались, говорили о том, как будет дальше, — что и было достаточно болезненной темой для клоуна, — беседовали просто на пустую тему. Стефани даже похвалила крупный снег, ведь она знала кто навёл такую погоду. Хотя, если бы он хотел впечатлить её, то сделал бы тёплую погоду и чистое небо, как это обычно бывало. Но сейчас он так не поступил, значит, что-то могло произойти. И она знала, что что-то произошло с её любимым весельчаком. Они дошли до центра, и Пеннивайз свернул вместе со Стефани в лес. Она знала, куда они шли. Заходя всё дальше во тьму, в гущу, она даже не успела заметить, как Роберт стал обратно Пеннивайзом. Зловещие ветки деревьев мрачно встречали своего хозяина и его возлюбленную. От этого, у Стефани непроизвольно бежали мурашки. Она даже вспомнила фильм, который они смотрели вместе с Пеннивайзом на днях «Слендермен». Ей даже казалось, что этот палочник выскочит на них, и будет глядеть на них своим пустым лицом. Но она знала, никого чудовищнее Пеннивайза, в мире не было. Даже вселенная беспокоилась о его существовании. Они дошли до той трубы, откуда когда-то они вышли с Пеннивайзом, после его спасения ею. Она даже хвалилась этим перед ним, во время их… «Объятий под луной». Это даже играло ей на руку, когда клоун хотел быть сверху. Ай нет, не получалось у него. Он даже думал, шутливо, что она сама по себе, уже прирождённый охотник и доминант. Ему даже было приятно. — Зачем ты сюда меня привёл? — спросила Стефани, ведь после того дня, ни она, и как знала она сама, ни Пеннивайз не возвращались в его логово. — Я хочу тебе кое-что показать. — улыбнулся клоун, и повернулся спиной, чтобы та на него налезла. Удобно усаживаясь на спину, он ловко и крепко обхватил её, чтобы она не упала, и даже нарастил себе дополнительные руки, чтобы крепче удержать. И когда он стал спускаться вниз, по стене, он понял что не зря подключил вторую пару рук, которую держали девушку за спину. Спустившись вниз, он не опускал её вниз, пошёл по воде, как Иисус, и так до своей горы одежды. Там было темно, как и в любом другом, не освещённом, водопроводном, подземном месте. В мгновение ока, зажглось много лампочек, которые были прикреплены к стене, и увешаны спиралью вверх. Они неплохо освещали помещение, и это выглядело красиво, достаточно, чтобы Стефани ахнула в удивлении. Стало даже уютно здесь, из-за мягкого, как цвета глаз клоуна, янтарного света. После чего, её привлекло внимание комната, в которой тоже загорелась лампочка. Эта комната была посреди горы одежды. Когда она тут была, ни комнаты, ни лампочек тут не видела. — Наверно потому что лампочек тут и не было. А вот комната была здесь уже очень долго. — сказал Пеннивайз, крепче схватил Стефани, и высокого прыгнул, оттолкнувшись от воды, приземляясь прямо в комнате. Опуская её, Стефани безотрывно разглядывала рисунки Пеннивайза. Уж что-что, но не рисунки, а написанные им портреты маленькой Стефани, с мрачным уклоном. Но девушка не обращала на это внимание, а лишь рассматривала эти, уже пожелтевшие от старости и сгнившие от влажности помещения, картины. — Это… Ты нарисовал? Когда я была маленькая… Точно же… — Стефани улыбалась этой приятной ностальгии. — Я была такой хорошенькой, да? — спросила она, и повернулась к клоуну, но того не было на месте. — Пенни? — спросила она, и стала искать его глазами, и когда посмотрела на выход этой комнаты, где должен быть вид сверху на помещение, на неё смотрело большое количество чёрных глаз. Большое существо, что стояло перед ней, тихо стрекотало, словно это было её дыхание, своими большими хелицерами. А наконечники острых педипальп, упирались об срез комнаты, словно удерживали комнату от падения. Паук держался на своих чёрных, мохнатых ходильных лапках, а черное брюшко то и дело, опускалось и поднималось, словно это было действительно дыхание. Девушка ближе подошла к глазам, слегка приоткрыв рот. — И вновь белый шум. — прострекотало что-то само существо, но ясными словами, клоунским голосом, прозвучало у неё в голове. — Наверно, думаешь, как же я страшен? — Ваши глаза прекрасны, мистер Пеннивайз. — сказала Стефани, и им обоим показалось, что голос, произнёсший это, принадлежал маленькой Стефани. — Ты прекрасен, Пенни. — Ты думаешь? Хах… Может это и так? — спросил он себя, и его педипальп передвинулся немного вперед. — Не хочешь оседлать меня вновь? — спросил голос, и тут же засмеялся. Стефани увидела, как хелицеры застрекотали громче, как бы от смеха. — Скорее всего, тут уже оседлать тебя не смогу. — неловко улыбнулась Стефани, и Пеннивайз пуще прежнего засмеялся. Девушка отважилась ступить по педипальпе, и продвинуться к головогруди. Там, она села на середине, прижав к себе ноги. Ей было тут мякго и тепло. Она ощущала под собой необъяснимо, приятную вибрацию, будто бы, это было мурчание кошки или схожее с этим. — Удобно? Я просто хотел показать тебе это тело… — сказал голос клоуна, и нижний стрекот придал вибрации больше. Паук потопал вокруг своей горы, свободно передвигаясь лапами. — Когда ты трансформировался на половину, ты был не такой большой. Вырос? — спросила Стефани, и усмехнулась. — Ага, вон как вымахал. Как школьник! — они вместе посмеялись и успокоились. Стефани не смогла удержаться прилечь на это мягкое место, которое вибрировало как мурчание, и грело как обогреватель. Даже запах остался тот же, клоунский, сахарной ваты. — Пенни… Ты ведь не просто так меня сюда привёл, да? — спросила она. Нет, он не слышал её мыслей, так как вновь их заполонил белый шум. — С чего ты так решила? — спросил голос, и девушка удобнее улеглась на его паучьем теле. — Я заметила, как ты стал засыпать, когда заснуть не могла я… — паук остановился, как и вибрация на его теле, как и стрекот. — Пенни, ведь ты никогда не спишь. Только в определённый период времени. — голос молчал, как и сам паук, и Стефани показалось, что она осталась сейчас одна. Не было никакого голоса, лишь её бред, а паук, просто аттракцион. — Ты же притворялся, что спал, да? Э-это-это не может, что спячка, так ведь? Я просто ошибочно подумала об этом! Хах, ой, какой же бред я несу, правда? — Стефани нервно посмеялась, но потом сглотнула слюну. — Пенни, скажи ведь, что я не права. — убеждала она себя, но слёзы с её глаз стали сами по себе катиться, она старательно и быстро смахивала с себя их. — Пенни, что будем делать завтра? Почему ты молчишь? Хочешь есть? А, я придумала, давай я с тобой схожу на охоту?! Давай? Я согласна! — Стеф… — Да-да, это хорошая идея, просто хорошая идея! — Стефани, ты права… — Не говори глупостей, хватит прикалываться. Это стало не смешно. — по её лицу стали течь слёзы, она старательнее их вытирала, но поток уже не прекратить. Она всхлипывала, и матала головой в отрицании. — Милая, успокойся. — нежно проговорил голос, и тело паука опустилось на пол, притрагиваясь брюхом холодной воды. — Давай, может холодная вода успокоит тебя, да и… Тебе пора спускаться. — Стефани, продолжая плакать, спустилась, плюхнувшись в воду ногами, и посмотрела на паука, который поворачивался к ней. Его мордашка оказалась рядом с ней, и большое количество тёмных глаз, не моргая, смотрели только на неё. — Милая… — Забери меня с собой! Как получилось так, что ты отправляешься в спячку?! Почему ты не сказал раньше, или ты ощутил это раньше?! — она всхлипнула, и заплакала сильнее, уже не вмочь выдавить слово, но после недолгих стараний, смогла вернуть самообладание. — Ты же-ты же сказал, что можешь не ложиться в спячку годами! Ты соврал?! Ты соврал мне, да?! — Стефани… Из-за попытки убить меня, я слишком ослаб. Я бы набрался сил, если бы мог поедать детей, но потому, что я уважаю тебя и твои взгляды на жизнь, я поедал лишь мусор среди людей. Они были для меня не слишком… Питательны… — Но! Но ведь мои чувства! Ты же… Ты же сказал, что мои эмоции тебя хорошо кормят! И… — Этого недостаточно. Я бы смог бодрствовать больше, если бы не попытка убить меня. Я говорю тебе честно, это, действительно, слишком ослабло меня. Если бы не было тебя, я бы прямо там и уснул. Лишь твои чувства мне дали продержаться до сегодня, спасибо… — один из его хелицер приблизился к заплаканному лицу Стефани, и сумел нежно прикоснутся к её щеке, чтобы смахнуть льющееся слезу. Она всхлипнула, но молчала. — Спасибо тебе, Стефани. Ты подарила мне дни, чувства, эмоции, которые я не испытывал большое количество миллиардов лет. Спасибо, моя милая Стефани. — Я могу что-то сделать? Я могу отсрочить твою спячку… — она с надеждой посмотрела в его глаза. — Пожалуйста… — прошептала она, а слёзы всё никак не прекращали идти из опухших, красных глаз. Она сцепила свои пальцы в замок, словно молилась, ему, вселенной, Богу, кому-нибудь, кто сможет их спасти. В ответ, пахучее тело, словно являлось головой, отрицательно помотала в стороны. — К сожалению, милая, ты ничего не сможешь сделать. Даже если накормишь меня собой, то я всё ровно засну. И не думай, что это хорошая идея. Я не смогу тебя убить. Только не сейчас. — скорбно сказал голос в её голове, а паук тихо стрекотал. — Пенни, ты сказал, что всё закончится, когда я всё вспомню, разве нет? Разве ты не хотел съесть меня?! — с надеждой воскликнула она, и всхлипнула. — Возможно, я говорил о твоём страхе ко мне. Может, о начале твоей любви? Может, о кончине твоего одиночества. Мы оба знали, что это произойдёт, и нам, так и никак иначе, придётся расстаться на долгий срок. — паук переступил своими ножками, и повернулся брюхом к Стефани. Ступая лапами по стене, он стал поднимается наверх. — Неужели! Это случится сегодня?! Сегодня последний день?! — крикнула Стефани, наблюдая, как из паутинной бородавки появилась серебряная нить, которая приклеилась к стене. Паук, даже не смотря на свои большие размеры, ловко прыгнул на другую сторону стены и прикрепил туда клейкую нить. — Да… К сожалению, это сегодня. — сказал голос, и Стефани наблюдала, как его нити слепили паутину. Паук пошёл на середину, и стал мотать нить вокруг себя, заматывая себя в кокон. — Моих сил хватает только сделать себе кокон. Я даже облик держать не могу… — Нет! Пожалуйста, не говори этого… Я же… Как же я без тебя? — спросила Стефани, глядя, как её любимый, чёрный паучок, заматывается всё больше и больше в кокон, как в какое-то одеяло. — Может… Тебе стоит уехать? Тогда ты забудешь всё. Ты забудешь меня, как это случилось с тобой маленькой… Скорее всего случится… — прошептал он. — Ты же помнишь, как отсюда уйти, милая? Мне так жаль, что я тебя оставляю, и даже не смогу проводить до дома… — он вновь услышал плачь снизу себя. Он слышал, как отражается её всхлипы, и старания не разрыдаться в голос, со стен. — Теперь я жалею, что не простой человек. Я бы остался с тобой. Навсегда. До старости. До смерти. Мы бы имели детей. Воспитали их… Вкусных детей… — его голос становился всё тише, и тише. — Пенни… — прошептала Стефани, но клоун сумел услышать голос. — Да? — Спокойной… Ночи… Спи сладко… — Я никогда не забуду к тебе мою любовь, милая Стефани. Я никогда не забуду твоего прекрасного лица, твоих внеземных глаз. Твоего… Шрама на боку. Прости за него… Я люблю тебя… Я… Так… Люблю… Тебя… Милая… Стеф… — и на этих словах, его голос затих. — Пенни? — спросила она, и посмотрела на, уже, окаменевший кокон. — Пенни?! Пенни, я люблю тебя! — крикнула она. — Пеннивайз! Мистер Пеннивайз! А-А-А-А-А!!! — она не смогла выдержать этого сильного груза на грудь, и она упала на воду, и стала кричать, навзрыд плакать, и эта боль. Боль быть вновь одинокой. Боль быть вновь оставленной. Быть вновь брошенной. Вновь грустной. Вновь с бессонницей. Вновь. Одна. Одна. Одна. Одна. Одна.

Пенни… Спокойной… Ночи… Спи сладко…