Единороги приходят не только к девственницам

Кажется, последний бросок в сторону, которым Ханамия метнулся прочь, заметив маневр непослушной лошадиной задницы, теперь принадлежавшей Киёши, отнял все силы колдуна. Или желание бегать от него и его покусанных чешущихся боков. Потому что теперь Ханамия шел, подстроившись под его шаги, и рассказывал вслух о своих планах на ближайшее будущее. Вполне уютный досуг мрачного колдуна и бывшего рыцаря: ночь, лес, ролевые игрища с конями и шлюхами. Не хватало карт и пары горячительных напитков для разогрева разве что. — Ага, проклятья, рвы со змеями… сам потом умаешься болезных изо рва вынимать. А то это кого-то когда-то останавливало. И малышня-то обрадуется воронью, которое не может разлететься от их рогаток! — Киёши аж прижмурился, изображая, как именно обрадуются дети, и как перекидают в рогатки все мелкие камушки, что найдутся вокруг деревни, превратив домик в небольшую скалу где-то за недельку. — Станешь самым популярным объектом Темного Леса и всего нашего королевства. И будет еще больше гостей, и еще больше людей во рвах, и детей с рогатками и… Ханамия раздраженно шипел и ежился — не то от противной фантазии, не то холод окончательно донял его, и Киёши еще раз внимательно осмотрел мага, раз уж шел позади, стараясь не задерживаться взглядом на полосках светлой кожи между краем задорно топорщившейся юбочки и лентой чулок. Глядя на практически босые ноги, сырые аж до колен, Киёши почувствовал прилив благородства. Он прибавил шаг, обгоняя колдуна — на четырех это проще, чем на двух, какие однако плюсы открывались у фигуры! И, прошел красивым аллюром, явно рисуясь. Ханамия, впрочем, не реагировал, и Киёши остановился, перегородил дорогу всем собой. — Были б у тебя сапоги, пёр бы сам по лесу, а босиком мы будем добираться до завтрашнего вечера. Если раньше с простудой не свалишься и не помрешь окончательно. А я теплый. Может, соплями обойдешься, так что возражения не принимаю! — С этими словами Киёши ловко присел, и, повернувшись человеческой половиной, ухватил и закинул себе на круп Ханамию. Порычав, тот успокоился и вскоре затих, неуверенно хватаясь то за плечи, то за талию. Киёши сдержал смех — щекотно же, и двинулся через лес уверенной рысью. Зрение ему осталось, к счастью, явно не лошадиное, потому что видел он достаточно ясно, чтобы не убиться. Да и обращаться с лишними конечностями уже наловчился, так что ловко обходил кусты и пролезал под ветвями. — Слушай, Ханамия, ты как в лесу в бабском платье оказался? — спорить с языкатым колдуном было себе дороже, поэтому Киёши решил не вступать в полемику относительно масти конского крупа, его умственных способностей и прочих оскорблений, высказанных Ханамией в процессе поездки. В конце концов, они скомпрометированы в одинаковой степени, и если Киёши (в виду доброго имени и рода занятий) пожалеют, то Ханамию могут и засмеять. Так и уедет от них колдун, и где потом мази бери? Однако если в окрестностях завелись извращенцы, стоило просигналить куда следует — не дело это, когда мужиков воруют и в баб наряжают. Как-то стыдно, что не на добровольных основаниях-то. — Нормальных людей, если проучить хотят, так их в подштанниках в муравейник сажают, а тебя вон как обрядили. Враги у тебя какие-то… Прибитые, — доверительно сообщил Теппей, выезжая к знакомой тропинке. Светало. Вдали знакомо распевались петухи, поднимая людей с кроватей, и Киёши поморщился — придется, видимо, у всех на глазах тащиться. Даром, что дом на отшибе, вышли-то они всё равно с другой стороны, а крюком обходить — так до вечера промотаются. Потерпят позорный миг оба, зато до дома колдуна осталось не так уж и далеко, если идти общей тропой. — Ты б завязывал с ними якшаться? Давай я тебя по лесу гонять буду, если тебе скучно живется? Порядочное противостояние рыцаря и колдуна, будем иногда бардов зазывать для баллад, чтобы было, о чем королю в столицу доложить. Спокойствие, порядок, схлестнулись снова по пьяни, к вечеру отпраздновали, ждите до следующего месяца, вот это вот всё.