Редкая болезнь солнца...

– Так, может, ты напишешь ему? Скажешь, что планы поменялись? – спрашивает Маттео. Я пожимаю плечами: – С моим отцом это не пройдет. Говорю же: он ужасно меня опекает. – Тогда давай вместе к нему сходим и объясним, в чем дело. Я трясу головой еще энергичнее. Папа не знает о существовании Маттео. Объяснять, кто это такой, как мы познакомились и чего ради хотим сейчас вместе завалиться на крутую вечеринку? Ну уж нет! Проходит еще полчаса. Кег с пивом так и стоит неоткрытым. Гости поели чили, смели содержимое роскошного пломбирного «бара». Теперь мы просто глядим друг на друга, не зная, о чем говорить. А мне страшно не хочется, чтобы мое первое свидание с Маттео стало последним. Такое вполне возможно, если вечер будет продолжаться в том же духе. – Ну ладно, – вдруг выпаливаю я. – Пойдемте к этой вашей Дельфи… как ее там… Отец не узнает, а значит, и пилить не будет. Подруга взглядом сигнализирует мне: «Совсем с ума сошла?» Я морщусь: чрезвычайные обстоятельства – чрезвычайные меры. – Ладно! – говорит Амбар и смотрит на меня так свирепо, что ее глаза становятся похожи на два шара, ощетинившиеся ресницами. – Дайте только паспорт захвачу. Ведь Дельфи – сущий дьявол, а дом ее – наверняка врата ада. Себастьян гогочет. – Заткнись, не смешно, – одергивает его Амбар, будто ей не нравится, что он оценил ее шутку. – А ты, Луна, точно поняла, о какой Дельфи идет речь? О той, которая испоганила… – Все будет нормально, я уверена, – быстро прерываю я подругу, пока она не произнесла «всю твою жизнь» и не упомянула мое прозвище. – Дельфи безобидная, – успокаивает нас Маттео. – Она просто комар на дорогой тачке. Амбар хватает меня за руку, поднимает с качелей и тащит в дом, бросая: – Парни, мы на минутку. Я ухожу вместе с ней, оглянувшись на Маттео через плечо. Судя по выражению лица, он в полном недоумении. Я пожимаю плечами, как будто тоже ничего не понимаю. – Ты не должна идти к Дельфи только потому, что так хочет Маттео, – шипит Амбар, когда мы скрываемся за дверью. – Знаю, – говорю я, глядя на свои туфли и тихонько чертя носком по полу. – Мне просто интересно посмотреть на настоящую вечеринку выпускников. Не хочу обидеть Себастьяна: он хороший парень и мороженое было вкусное. И все-таки, по-моему, здесь довольно тоскливо. Немногим веселее, чем смотреть кино с отцом. Амбар берет меня за подбородок и пронзает взглядом: – Ты не боишься, что Дельфи отмочит какую-нибудь гадость, если тебя узнает? Ты же с четвертого класса ни с кем не общаешься из-за ее выходок! Забыла? Понимаю, подруге кажется, будто я сошла с ума, раз мне вдруг захотелось участвовать в том, чего я до сих пор сторонилась. Но я чувствую себя румспрингой – подростком, который, прежде чем решит, оставаться ли в общине аманитов, должен познакомиться с внешним миром. Стоило мне одним глазком взглянуть на то, какой была бы моя жизнь, если бы не болезнь, и я уже не могу насытиться. Чтобы этот сон не прекращался, я готова выдержать столкновение со злейшим врагом. – Знаешь, я думаю, мне будет даже полезно с ней встретиться, – говорю я подруге. – Чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. Но без тебя я не справлюсь! – Серьезно? – выкатывает глаза Амбар. – Думаешь, с моим участием этот номер пройдет? Затаив дыхание, я киваю и хватаю ее за руки: – Да. Кароль дала мне надежду. Не хочу поддаваться болезни. – Ох и врешь же ты!.. – вздыхает Амбар, подбоченившись. – Если ты откажешься, я тоже не пойду. – Ты засранка, Луна! – Я не нарочно. Просто ничего не могу с собой поделать. Почувствовала себя нормальной, и мне понравилось. Извини. Наградив меня сердитым взглядом, Амбар выходит на крыльцо. Я за ней. – Ну? – спрашивает Маттео, завидев нас. – Мы толком не решили, – отвечает Амбар. – Себастьян накрыл такую поляну… Хозяин вечеринки вскакивает на ноги и выпаливает: – Мы тут с Маттео все обсудили. Наверное, нам лучше потусоваться в другом месте. – Не притворяйся, Себастьян, – говорит Амбар. – Ты же хочешь, чтобы мы остались. Мы согласны. Правда. Парень качает головой: – Да нет же, честное слово! Давайте двинем отсюда! Амбар по-прежнему смотрит на него с сомнением. Ее иногда еще труднее уломать, чем моего отца. Маттео начинает скандировать: – Ам-бар! Ам-бар! Ам-бар!