Змееглоты

До рассвета оставалось не меньше часа. С мрачным видом змееуст смотрел на колодец. Финнгриф сидел на сене, поглаживая по боку крепко спящего пса – емтхунд время от времени сучил лапами и воинственно порыкивал, в остальном его сон казался вполне обычным. Фений наблюдал за старшим магом, - ему хотелось так много всего сказать и еще больше спросить - но тот, по-видимому, глубоко задумался. Финнгриф негромко позвал его пару раз, но тот никак не отреагировал. Зельевар застыл каменным изваянием почти сразу после последнего своего ответа и шелохнулся только тогда, когда край неба на востоке начал сереть: резко поднялся на ноги и уставился в предрассветные сумерки с лёгким прищуром. Фирг не видел ни одной змеи во всё ещё по-ночному тёмной траве, но у зельевара, похоже, дело со зрением обстояло иначе. А может, он их чуял так же, как чуял собственных гадов – свои змеиные тайны Слизерин хранил, как дракон - награбленное золото. - Они прячутся в колодец, – произнёс змееуст, возвращая вынужденного компаньона в реальность. Финн тут же схватил в руки меч и вскочил на ноги. Слизерин смерил его раздраженным взглядом. - Мы условились убить лишних, - напомнил ему фений и ответил таким же раздражением в глазах. - Сначала они заберутся в логово и впадут в летаргию – Мерлину ни к чему доказательства того, что я объявился так близко от Короны. Достаточно его догадок. С первыми лучами солнца, несмело упавшими на поселение, Финн разбудил Бриана. Пёс ластился к хозяину, будто и не было ночного безумия и агрессии. - На него тоже подействовала эта магия? – спросил Фирг. - Ты и так знаешь ответ, - устало бросил ему зельевар. Воин обернулся к нему и нахмурился, увидев усилившуюся по сравнению с ночью бледность колдуна. - Так и будешь меня разглядывать? – надменно вскинул бровь Слизерин и первым вышел из дома. Он тут же набросил чары запирания времени на колодец, пустил поисковое заклинание по селению, впрочем, никого не нашедшее, и только потом подошёл ближе к логову рептилий. - Мы убьём большую часть обжившихся здесь гадов, - обратился он к воину, - будь готов рубить пополам каждую тварь, которую я выужу из водоёма, но только после того, как она выползет из него. Трупы будет лучше сжечь. Змееуст принялся что-то шипеть и выписывать чёрной палочкой непонятные Фиргу узоры . Поначалу ничего не происходило, но спустя несколько долгих минут из колодца наконец показалась змея. Финн выждал, пока она опустится по каменной кладке на траву, и разрубил серебряное тело. Одна за другой выползали послушные словам Слизерина рептилии, и каждую воин убивал, то и дело высекая мечом искры о камень. Он убил пятую, когда заметил неладное с зельеваром – шипение стало не таким повелительным, палочка в руках стала подрагивать, мертвецки-бледное лицо расцвело тёмно-лиловыми ветвями вен. - Болтающий, ты в порядке? - Займись делом! Он выманил ещё две змеи, и фений разрубил и их. Синюшно-белый Слизерин запер колодец от любого вмешательства, проверил наложенные чары времени и устало вздохнул: - Заберем тела с собой. Сожжем у ворот. Нетвёрдой походкой змееуст направился к выходу из деревни. Финн, чувствуя неладное, обеспокоенно произнёс: - Давай воспользуемся кольцом, я сомневаюсь, что ты в таком состоянии поднимешься на холм. - В каком – таком? – попытался огрызнуться Слизерин, но прозвучало это до того вяло и неубедительно, что воин только насмешливо фыркнул. Он трансфигурировал в мешок дощечку из ступеньки ближайшего дома, магией погрузил в него мёртвых змей и, дирижируя палочкой плывущим перед ним мешком, пошёл следом за зельеваром. У последней хижины воин бросил ношу, и Слизерин тут же взмахнул оружием: - Flammis inferni vocato! - Так значит, на них можно воздействовать магией? - На мёртвых - безусловно. - А на живых? Ты ведь сталкивался с серебрянками Мерлина, как ты их усмирял? - Я говорю со змеями, - ответил Слизерин, толком ничего не объяснив этим. Дождавшись, пока огонь догорит, маги развеяли пепел, заперли ворота, и змееуст возобновил отваживающие любознательных чары. Фирг взял емтхунда за холку, схватил Слизерина за локоть и неловко повернул кольцо, потираясь о него пальцами.

***

Они переместились в трапезную. Несмотря на раннее время, остальные сидели у огня и, судя по следам усталости на лицах, сегодня ночью не ложились спать вовсе. - Где вас носило?! – едва мужчины вернулись, прогремел Гриффиндор, но в его баритоне было гораздо больше облегчения, чем возмущения. Слизерин бросил короткий взгляд на друга и отчетливо понял – он должен рассказать о своём открытии ему сегодня. Сейчас. - Нужно поговорить, Годрик, - бесцветным голосом сказал змееуст и тут же развернулся и вышел из комнаты. «Салазар?» - в сознании раздался молодой растерянный голос. Маг на мгновение прикрыл глаза и так же безмолвно ответил: «Не сейчас, Атхен». Он вышел во двор, быстрым шагом пересёк его и вошёл в кузницу. Только здесь, вдали от остальных, он позволил себе кулем рухнуть на первую попавшуюся горизонтальную поверхность и с силой, до белых отметин вцепиться подрагивающими пальцами в собственное лицо. Ему отчаянно хотелось отдохнуть, уснуть хотя бы на несколько часов. Его тело тяготило его, казалось бесполезным бременем больше, чем обычно. Оно снова подводило его своей утомляемостью и ограниченностью. В тяжелой голове набатом громыхали невидимые часы, отсчитывая редкие удары застывшего сердца и песком сквозь пальцы утекающие прочь секунды. Маг судорожно вдохнул, длинно, с присвистом выдохнул и, немного посидев, опустил руки. Довольно скоро – слишком скоро - открылась дверь, и вошёл Гриффиндор. - Что, баргестова печень, происходит, Змеюка?! Из уст Слизерина вырвалось вовсе не то, что он собирался сказать: - Что мы делаем, Грифон? Лишенный всяких эмоций голос насторожил воина. Годрик нахмурился, сложил руки на груди и замер перед другом: - Зар, ты сейчас пугаешь даже меня. Что такого стряслось ночью? Слизерин коротко пересказал их с Финнгрифом приключение слабым безжизненным голосом. - Ты паршиво выглядишь, Змеюка, - обеспокоенно проговорил Рик. – Ты тоже видел что-то, как и Фирг? Змееуст отрешенно покачал головой, невидящим взглядом буравя пространство. Шумно выдохнул, собираясь с мыслями, бросил защитные чары на окно и двери, лишая возможных любопытствующих шанса попасть внутрь или же просто подслушать дальнейший разговор, и негромко начал: - Внезапное помутнение сознания Фирга, его панический ужас и животная дикость – совсем нетрудно было понять, что он под действием заклинания. По его поведению быстро стало понятно – он во власти фантома, кошмарной иллюзии… Я сумел достучаться до твоего непутевого потомка, разбить опутавшие его чары. Это было не так сложно, как я ожидал. Поначалу мне показалось, что меня они и вовсе не коснулись, но позже, когда опасность ушла, на задворках моего сознания принялись бродить до боли знакомые мысли и образы… Это не было искажением мира вокруг, мороком или видением. И это самое страшное, Рик. Это был я. Всего лишь я. Годрик наколдовал бочку и сел на неё – всё так же перед змееустом. Слизерин на несколько мгновений поджал тонкие губы, в муке приоткрыл рот и, не глядя на друга, продолжил: - Ты знаешь, Грифон, я много лет работал с кровью – магической и маггловской, людской и звериной, свернувшейся и ещё бегущей по венам. Искал способы защиты от многих болезней, исцеление от чумы востока, ключи к самым сложным, почти полностью утерянным рецептам кельтов. Находил, изобретал, оставался ни с чем… Однажды – много лет назад, в первые годы твоего сна – я ранил себя. Не случайно, такого со мной многие десятки лет уже не бывает. Я ранил себя, просто чтобы посмотреть, бежит ли ещё кровь в моём теле. Чтобы понять, чувствует ли моё тело еще хоть что-то. Я сосредоточился на боли – единственном маяке реальности происходящего – и понял, что, несмотря ни на что, живу. Ты спишь мертвецким сном, а я живу. На болотах, куда загнал сам себя, беспечно допустив разрастание слухов о моей тьме и взлелеянном Царе в стенах замка, наплевав на мнение толпы ради расширения границ науки и радости открытий. Но ты исчез, и та радость, та ценность новых знаний, переполнявшие меня прежде, вдруг померкли и умерли. Тленность научных изысканий, угрюмость существования и бессмысленность, пугающая пустота долголетия – всё это пришло в мою хижину и поселилось со мной, едва Моргана принесла мне вести о твоём сне. Я подумал тогда, что мне осталась одна задача, одна – последняя – загадка: вернуть тебя обратно. Однако я ничего не мог сделать в ранние годы, чтобы помочь тебе. У меня не было и половины необходимых запасов для зелья – равно как и рецепта самого зелья – и предсказанный Морганой период ожидания длинною в век, воплощаясь в реальность, становился приговором. И потому я ранил себя. Обречённый жить ещё целый век, я чувствовал боль и надеялся, что она хоть ненадолго очистит мою память. Напомнит, какого это – быть полноценным живым, а не мертвецом с отчего-то всё ещё бегущей по телу кровью. Но нет – память не становилась чище. С болью приходили воспоминания. Они ни на миг не облегчали моё жалкое существование, не примиряли меня с реальностью, в которой я превратился в воплощение зла для безмозглых маглов и недалёких деревенских колдунишек; где мой лучший ученик стал на путь падения, враз отринув былые заветы, а ты уснул в зачарованном саду друидов, не зная наверняка, сумеет ли кто-то тебя вернуть к жизни. Я изо всех сил старался изгнать их. Превратить в пепел и развеять над равнинами сознания, но вместо этого я помнил абсолютно всё… Гриффиндор слушал, не прерывая. Слизерин поднял на него взгляд и увидел скорбную маску на помрачневшем лице воина. Не отводя взгляда, змееуст с горечью спросил: - Кем я стал, мой добрый старый друг? Каждый, кого я знал, уходил прочь из этого мира, а я, напротив, оставался… Они боятся моего имени и думают, что моя империя змей построена на костях поверженных врагов, но в реальности мои владения – топи, грязь, болота – всего лишь пыль. Они доступны каждому и не несут секретной власти… Я знал это тогда, когда капли густой холодной крови капали на такой же холодный каменный пол, оставляя крохотные брызги на моих сапогах, знаю и теперь: я подведу, как подвёл Мерлина и тебя. Я принесу боль, как принёс её Моргане. Моя голова, украшенная людской молвой различнейшими венцами, один другого ужаснее, переполнена мыслями, и ни одной нет среди них здоровой. Целой. Невредимой. Они все искалечены, изломаны, и я не могу их собрать снова... Под гнётом прожитого времени, год за годом, чувства постепенно стираются, исчезают. И вот теперь ты стоишь передо мной – живой, здоровый, полный сил и энергии. И ты кажешься мне другим человеком, а я себе – всё тем же, хотя вернее было бы сказать наоборот. В самый тёмный час, каких за сотню лет у меня было немало, я размышлял – будь у меня возможность всё начать сначала, сумел бы я сохранить себя? Нашёл ли бы я для этого способ? Оградил ли бы я себя от тьмы ещё раньше? Спас ли бы я Мерлина? Был бы рядом с тобой при принятии решения о сне Артура? Сумел бы я быть полезным? Помочь хоть чем-то отвратить то, что теперь нависло над всеми нами? Под конец речи Слизерин снова опустил глаза в пол – чувство презрения к себе не позволяло смотреть в чистые глаза Грифона. Обуздывая вернувшуюся дрожь, он скрестил руки на груди и произнёс полным отвращения к самому себе голосом: - Всё это сегодня ночью я слушал снова. Когда я думал, что, исцелив неугомонную змееловку, получил исцеление и сам, выдернув её из объятий смерти, был сам буквально воскрешён, я снова всё это услышал. Прожил. Стихии, Рик, я так устал. От самого себя и своего бессилия… Доля секунды понадобилась сидевшему рядом и мрачно глядящему на Слизерина Годрику, чтобы приложить друга заклинанием. Буквально распластав его по стене кузни, маг поднялся и тяжелым взглядом уставился на змееуста: - Я из тебя сейчас точно что-то вышибу: остатки чар, остатки глупых пораженческих мыслишек или остатки духа. Выбирай! Не ожидавший атаки зельевар с трудом начал хрипеть заклинание обездвиживания противника, но не на шутку разозлённый его монологом Гриффиндор гаркнул: «Silenсio!» и призвал кузнечный молот Майла. Он что есть мочи размахнулся и обрушил удар на стену в опасной близости от запястья змееуста. - Ты что это, позволишь какому-то заезжему поганцу сломить твой дух?! Следующий удар пришёлся на пространство над головой. Баритон воина сочился гневом: - Или сейчас, в двух шагах от лжеМерлина, решишь сесть и проклинать себя и свою горькую долю?! Может, ты решил, что это сейчас вот ты со мной говоришь, а не остатки магической закладки?! Я размозжу тебе голову, мой старый добрый друг, если ты не возьмёшь себя в руки здесь и сейчас! Подбирающиеся всё ближе удары перемежались яростными выкриками, на лице Годрика выступил пот. Зачарованные стены сотрясались и гудели, но оставались невредимыми. Неожиданно маг отбросил молот и схватил Слизерина за шиворот: - Я знаю, что это, Зар, знаю! – рычащий шёпот топил возведённый накануне рассвета лёд внутри зельевара. – Я уже потерял так Мерри, проморгав начало его внутренней борьбы с собственными страхами, угодливо вскормленными врагом, – тебя я ему не отдам! Змееусту стало нечем дышать. Неподъемный камень надгробием лёг на грудную клетку. Маг всмотрелся в лицо Годрика. В зелёных глазах друга отражались серые, и в них колдун видел свою борьбу с другим собой, желтоглазым. Ярость застлала сознание Слизерина, тьма плотоядно облизнулась и подняла голову, готовая насытиться едва уловимой тенью вражеской магии, но тяжелый глубокий голос друга ударил её, отшвыривая обратно в самые дальние глубины: «Я тебя ему не отдам!». Маг нахмурился, вглядываясь в отражение битвы в глазах Годрика. Он внимательно наблюдал за желтоглазым двойником, а потом резко выдохнул и прошипел на смеси гаэльского и змееречи: - Сhan eil. Chan ann an-dràsta. Теперь уж точно нет! На короткий миг колдун увидел тонкую дымчатую струю воздуха между их с Грифоном лицами. Взявшийся из ниоткуда ветер тут же разметал её прочь. Желтоглазая фигура в зелёных омутах воина пропала. В глазах Гриффиндора отражался только зельевар с серой сталью взгляда. Слизерин облегченно вздохнул и повис на руках друга. В один миг растерявший весь запал воин крепко сжал плечи змееуста и придирчиво осмотрел его: - Зар, ты как? - Жив, - сардонически хмыкнул колдун. С помощью Грифона он на слабых негнущихся ногах дошёл до бочки и сел. Гриффиндор наколдовал ещё одну такую же и сел напротив, соприкасаясь коленями с колдуном. - Всё-таки закладка, - с искаженным от ненависти лицом произнёс Слизерин. – Но она не похожа на прошлые. - Именная, - мрачно пояснил Рик, протягивая зельевару кубок с крепким вином, призванный откуда-то из затенённого уголка кузницы. Тот, несмотря на нелюбовь к алкоголю, благодарно принял его и в момент осушил. Воин мрачно повёл уголком рта и наполнил сосуд снова. - Именная? – повторно взял кубок змееуст. - Для конкретного человека, - подтвердил его догадки Годрик. – В такие несколько раз попадал Мерлин. Других эти ментальные чары не трогают, у них есть конкретная цель, и только её они и ждут. Я вплоть до сегодня думал, что это и вовсе какой-то дикий обряд, сработанный сугубо для Мерлина… Твой ученик, Зар, после встречи с тем чокнутым змееустом всё чаще подвергался приступам меланхолии, отчаяния и апатии… - Непохоже на него, - недоверчиво пробормотал Слизерин. Гриффиндор мрачно кивнул: - Страхи, неуверенность в себе и своих силах, ощущение краха всего – от этого он избавился ещё в последние годы школы. Вот я однажды и задумался… Похоже, этому гаду стоит лишь несколько раз коснуться чьего-то сознания, и можно создавать ловушку для кормления чужими силами и магией. В такие сети и попал Мерлин. Не сразу, но мне удалось проследить связь между его долгими задушевными разговорами с чужим голосом внутри и приступами пораженчества и самоненавистничества. Оттого, я думаю, Мерлин так переполошился, когда услышал, как говорящий в его сознании беседует со мной среди бела дня, ненавязчиво тянет лапы ко мне и неведомой магией расположения к собеседнику выуживает историю моей жизни. Никакого другого способа борьбы, кроме как попыток достучаться до сознания жертвы, я так и не нашёл… Может статься, твоего сознания он коснулся, когда завладел Стражем. Хорошо, если это так – рептилия была весомой частью тебя, но не тобой самим, а значит, чем меньше доступ к твоим мыслям, тем слабее влияние подобной закладки. - А Мерлин их вынес не один десяток… – на лице змееуста застыло горестное выражение, а в нахмуренных бровях спряталась скорбь. - Ничьё сознание не вынесет постоянного насилия, замешанного на страхах и поражениях. Но он не сдавался годами, держался долго и достойно. Зельевар поднял мертвецки-бледное лицо и посмотрел пустыми глазами сквозь друга. Теперь, когда он был уверен в том, что знает, кто оборвал жизнь Мерлина, участь лучшего ученика виделась ему гораздо более трагичной, а личность – могучей и великой. Он дрожащими руками провёл по тонкой бороде, но едва ли смог что-то ощутить пальцами. От догадки – а точнее, её внезапного, страшного подтверждения, только что сложившегося для Слизерина в полную картину, – у него отнимались конечности. Зельевар посмотрел в глаза Рику. Он не был уверен, что знает, как сказать воину то, что должен. Как быть с остальными, и вовсе понятия не имеет. Однако же рассказать Годрику он обязан, молчать о таком он просто не имеет права. Сам толком не зная, зачем оттягивает неизбежное, зельевар хрипло попросил друга: - Призови карту. Тот недоуменно посмотрел на него, хмыкнул, но вытянул руку в сторону и произнёс нараспев: - Canaidh mi a ’chairt fiosrachail! Едва отзвучали слова, в руке Гриффиндора прямо из воздуха появился пергаментный свиток. Он протянул его змееусту. Слизерин взял артефакт, медленно развернул его, разложил на наковальне и заговорил: - Ты видишь сквозь личины, карта. На магию, и ум, и речи ты богата, Скажи мне, из Эллады ль кровь Того, кто магам словно сам король? Зельевар чувствовал нахмуренный взгляд друга, но не спешил что-либо объяснять. Взволнованной круговертью следов и нитей вспыхнул артефакт. Немного помолчав, он ответил: - Старинный друг, властитель змей, Припомни лучше ты теперь, Я не историй свиток и родов, Я лишь хранитель островных следов. Могу сказать – его шаги Нам, кельтам, не совсем сродни, В них много примеси других земель, народов – старых и чужих. В нём есть Эллада, поздний Рим, Секрет крови же им храним, Как был храним тобой твой дом, И тайну сторожит прерьяно он. - Я ничего не понял, - проворчал Годрик и ругнулся. - Зато я всё понял, - мрачно ответил Слизерин, поблагодарил карту и, свернув, отдал воину. Хранить догадку в тайне от Грифона не имело смысла. Змееуст долгим взглядом посмотрел на друга и ровным голосом произнёс: – Я знаю, кто скрывается за обликом Мерлина.