Их клятва

«Я болен…», «Неизлечимо…» - эти слова на протяжении трех дней вертелись в голове у Володи. Эти три дня он не смог прийти к Мишелю из-за бабушки и домашних дел. Но эти три дня он изводил себя. Если Мишель болен, значит… он умрет? Этот светлый ребенок умрет, даже не начав жить? Как порой жестока жизнь и судьба! Но, если он болен, значит, надо наоборот сделать его жизнь лучше, веселее и ярче! Чем его родители вообще думают, заставляя того сидеть в четырех стенах и бесконечно учить какую-то экономику с историей и этикетом!? Нет, так дело не пойдет. Надо вытащить его из тех мрачных и пыльных стен и показать веселую жизнь. Последнее, что он должен вспоминать – это не правила и цифры, а лучшие мгновения его жизни! Точно! Скоро же будет ярмарка. Володя решил во что бы то ни стало привести Мишеля на ярмарку. И плевать, что ему нельзя! Парень упрется рогами и ногами, но потащит мальчика на ярмарку, хоть на инвалидной коляске, хоть на руках! Это теперь просто его обязанность. И все равно как-то не верилось… Ладно, незачем заранее грустить! Последние дни или месяцы Мишеля должны быть яркими и веселыми. Когда наступил вечер, Володя сразу побежал к мальчику. А вдруг он уже?... Нет-нет-нет! Он не умрет, пока не сходит с Владимиром на ярмарку. На фоне темнеющего неба стоял неподвижно двухэтажный дом. Ветер на улице усиливался, но парень не обращал внимания. Рядом с домом шумели листьями деревья и трава. Окна смотрели на парня мрачно и зловеще, будто не ждали его и тот был незваным гостем. Никогда этот дом не представлялся ему таким мрачным и страшным. И тут живет Мишель? В это никак не хотелось верить. Наверняка, он живет в другом месте, но специально приходит сюда рано и уходит поздно, чтобы создать иллюзию того, что он здесь живет. На балконе наконец показалось какое-то движение. Это был Мишель. Как он мог в такую ветреную погоду выйти в своей обычной одежде?! Ему разве не холодно? Володя залез к нему на балкон. Мальчик не сел, как обычно это делал, он продолжал стоять и смотреть на парня каким-то решительным и отчаянным взглядом. - Мишель, - он впервые так обратился к мальчику из-за страха и беспокойства за него, - Ты как себя чувствуешь? Тебе не холодно? - Все хорошо, Владимир. Не беспокойся, - Мишель легко улыбнулся, уже смягчая свой взгляд. Парень опасливо притронулся к щеке мальчика. Такая же холодная, как и тогда. - Слушай, скоро будет ярмарка. Давай вместе туда сходим? – более беззаботно попытался спросить Володя, однако волнение все равно читалось в его голосе. - Я же уже говорил: за забор, за пределы этого двора, я не могу выходить, - без эмоций повторил Мишель, все также смотря на Владимира. - Почему? Я отпрошу тебя! Если… Если ты действительно болен, - парень сделал нервную паузу, - то надо провести последние дни жизни так, как ты хочешь! Я все сделаю для тебя! Хоть на руках понесу, хоть у родителей заберу – все что угодно, лишь бы ты ни о чем не жалел! – в горле будто ком стоял, говорить было очень сложно, а ветер все усиливался, нагоняя тучи. - Владимир… - теперь на лице мальчика не было отречения. Он был удивлен словами друга. – Ты настолько… Почему ты готов на все ради меня? – тихо, но твердо спросил мальчик. Он не понимал. Правда, не понимал. - Потому что ты мой друг, забыл? – парень грустно улыбнулся. – Помнишь, мы обещали, что никогда не бросим друг друга, не предадим и не… - Солжем, - тяжело выдохнул это слово Мишель. Оба стояли на балконе друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза. У каждого из них был ком в горле, каждого сейчас душили слезы, у каждого сейчас скреблось где-то в груди, делая этот момент невыносимо тяжелым и больным. Один переживал сильное беспокойство за друга, желание ему помочь, продлить ему жизнь, отложить его срок на лет восемьдесят, пойти ради этого на все, что только можно и нельзя. Другой переживал угрызения совести, стыд, никчемность, страх. Он врал лучшему другу, который сейчас был готов ради него на все. Он утаивал от него самую страшную тайну, которая способна разрушить их дружбу. Неизвестно еще, что разрушит их дружбу: страшная правда или ложь. И то, и другое могло оборвать их связь. И от этого становилось страшно. Он не хотел терять друга, не хотел вновь возвращаться в свое одиночество и вечное бессмысленное существование до скончания времен. Но еще он не хотел врать своему другу, пользоваться его доверием и его беспокойством, а также разочаровывать. И, кажется, второго он не хотел больше, чем первого. - Верно, не предадим, не бросим и не соврем, - подтвердил парень. – Ну как? Ты пойдешь со мной на ярмарку? - Нет, - отчеканил мальчик и посмотрел в карие, наполненные непониманием и волнением, глаза. - Почему? Тебе настолько плохо или родители ни за что не отпустят? Я обещаю, я поговорю с ними! Я же сказал, что сделаю все..! - Я мертв, Владимир! – мальчик зажмурил глаза и из них потекли слезы. Редкие, но все же слезы. Слезы сожаления и страха. Он открыл глаза и вновь посмотрел на парня, тот застыл. Володя смотрел на мальчика стеклянным застывшим взглядом. Вскоре он очнулся. Он ослышался? Возможно. Ветер так сильно разыгрался, что у парня возникли слуховые галлюцинации на почве нервов и волнения. - Что? – переспросил Володя в надежде. - Я мертв… Я дух, Владимир, - уже спокойнее и смиреннее ответил мальчик. – В этом доме живут все те, кто однажды сгорел в приюте, и я в том числе. Я уже много лет мертв. И мертвые не могут уйти с места, где они умерли, поэтому… - Замолчи! – рявкнул парень. Мишель вздрогнул, но замолчал. Он исподлобья смотрел на парнишку. Владимир отвернулся и оперся руками на ограду. Видно было, что его трясло. Но от злости это или от холода понять невозможно. Прогремел гром и хлынул дождь. В начале он был мелким, но быстро набирал обороты. Парень быстро промок, а вот Мишель оставался сухим. Дождь проходил сквозь него. И впервые он пожалел, что дождь не падает на него и не скрывает его позорные слезы. - Владимир, я не хотел долго скрывать… - Я сказал, замолчи, полтергейст чертов! – он взглянул на мальчика, и тот невольно сделал шаг назад. Володя протянул к нему руку, и она прошла сквозь Мишеля. – Ха-ха. Ты мне врал! Прикидывался человеком, будучи трупом! Его взгляд смешал в себе все: злость, обиду, грусть, неверие, боль. Из-за дождя не было понятно, он тоже плачет или глаза покраснели от гнева. Мишель стоял и ждал своей участи. Конечно, он не чувствовал боли, его нельзя убить. Но он понимал, что жестокие слова, сказанные Владимиром, причинят ему боль сильнее, чем нож или агонии Мадам. - Подожди, но я же мог к тебе раньше притрагиваться. - Я… Я могу материализовываться, когда захочу… - Ты! Ты мне почти месяц врал, водил за нос! И что это за слова были «я болен»? Я чуть не извелся, волнуясь о тебе! Я ведь правда поверил, что ты… Я… Я реально был готов… А ты… Ты… Лучше бы я не знал тебя! Не встречал! Не подходил вообще! Парень быстро спустился и побежал прочь. Мальчик бросился за ним, легко спрыгивая с балкона. Как только он добежал до ворот, невидимый барьер остановил его, пронзая током и болью. - Владимир, прости меня! Я не заслуживаю, но… - парень скрылся, а мальчик сел и уткнул лицо в колени, уже не в силах сдерживать слезы, - мне было приятно проводить с тобой вечера… С тобой мне не было страшно или одиноко… Ты стал для меня смыслом переживать каждый жестокий день в приюте… Ты стал моим жизненным источником... Ты единственный, кто предложил мне дружбу, кто веселил меня и не давал грустить… А я… А я так гадко и подло обошелся с тобой… Владимир, ты стал для меня всем. И сейчас я это всё потерял… Парень бежал сквозь ветер и дождь. Он бежал быстро и не видя куда. Вскоре он остановился у камня и сел около него. Слезы вырвались наружу. Он никогда в своей жизни не плакал так горько. Никогда он не чувствовал такой боли и обиды. А еще он чувствовал жгучую злость к самому себе. Он жалел о тех словах, что сказал Мишелю. Жалел, что бросил его. Да, он соврал. Но кто бы не скрывал такого факта? Володя плакал скорее не от обиды, а от резкой боли, узнав, что Мишель мертв. В тот момент его будто самого пронзили насквозь. Что хуже: ожидать смерть друга или узнать, что твой друг уже мертв? Парень успел привязаться к мальчику, успел привыкнуть к нему, он проникся к нему теплыми и нежными чувствами, хоть и тяжело признавал это. И вот так узнать, что твой близкий друг уже мертв – невыносимо. Но что еще было невыносимо – это знать, что ты ему причинил сильную боль своими словами и действиями, что ты вызвал у него слезы и что ты, возможно, станешь причиной душевных терзаний, а потом сильной обиды. Каждый из них сейчас боялся одного и того же – быть непрощенным и ненавистным другим.