Map of the soul: 7

      Теплый, заигрывающий ветер легко проникает в открытое помещение, касаясь всего, что могут его прозрачные всевластные руки. Он только выглядит невесомым и трепетным, на деле его порывы жестоки, они сгибают под своей силой старые деревья и кусты, вверх поднимают столбы пыли, заставляя их в ритуальном танце крутиться в воздухе волчками и резко опадать обратно на землю, кланяясь величию стихии. Вся природа ей кланяется, гибкие стебли травы, и те все разом преклоняют свои головы, расстилаясь по полю бежевым полотном.       Стихия своим неумолимым порывом несет по небу облака, раздувая их прозрачные крылья, призывая тьму поглотить весь небосвод, нагоняя ее и сгущая до смертельных пределов. Она сталкивает облака друг с другом, с наслаждением слушает, как гром, разделяющий ее бешенство, злобно бьет в барабаны где-то в небесах; с наслаждением смотрит, как молния разрывает облака на лоскуты.       Природа словно сошла с ума сейчас.       Ветер неумолим, он бешено треплет легкие занавески небольшой беседки, под его напором даже трещит черепица, грозясь отвалиться и пасть еще одним поданным. Цветы в напольных вазах гнутся низко, теряя свои лепестки, умирая окончательно под гневом стихии. И только белоснежные перья с легкостью переносят этот удар, раздувая свою красоту, заполняя ею все пространство небольшой беседки.       — Как ты могла, Суа? — Джин стоит напротив ангела, сложив на груди руки.       У него очень серьезное выражение лица, почти прогибающее под себя, властное. Он стоит против ветра, но нисколько от его ярости не страдает, ему даже кажется, что стихия полностью описывает его чувства сейчас.       — Это нужно для дела, — ровным, ничего не выражающим голосом отвечает ангел, опираясь позади себя руками о деревянный бордюр беседки. Ее крылья высоко подняты и закрывают собой девушку со спины, не позволяя ветру трепать белоснежные волосы. Она всегда сохраняла свой образ невесомой красоты. — Разве ты не хочешь, чтобы демоны, наконец-то исчезли?       — Не такими способами, — отрицательно качает головой Джин, хмуря брови. — Не ценой души своих же братьев, не ценой души Чонгука.       — Ты слишком о нем переживаешь, — отмахивается Суа, — он сильный мальчик и не позволит Тэхену себя совратить.       Архангел поджимает губы, и в глазах его карих вспыхивают кометы, летящие на полной скорости в атмосферу Земли. Суа не боится, всё, что могло бы привести ее в страх — это если бы Сокджин вдруг догадался о ее плане. Но архангел не знал, а потому она и не боялась.       — Как ты могла!? — шепчет Джин сквозь стиснутые зубы и даже руки опускает вдоль тела, сжимая кулаки в тихой ярости.       Предложить такой план Высшим и отправить на него Чонгука, как кусок мяса, да еще и ничего ему не сказать — верх бесчестия для ангела, который обязан был оберегать не только человеческие души, но и души своих братьев и сестер. Да, что уж там это…       — Мне нужен был кто-то, кто сможет перетянуть на себя все внимание Тэхена, — холодным тоном выдает Суа, нисколечко не смущаясь произносить такую «правду».       Для неё не было разницы, чью жизнь и душу подставлять в этой войне. Она собиралась стать единственным победителем здесь и для этого не боялась пользоваться никакими способами. А включая тот факт, что кандидатуру Чонгука одобрил совет Высших, то и она считала себя как бы невиновной.       — Что? — Джин быстро хлопает глазами, считая, что ослышался из-за очередного удара грома. Но ослышаться архангел не мог из-за своей сверхъестественной силы.       Суа устало вздыхает и не спеша поправляет свои белые локоны, все-таки раздутые в стороны ненасытной стихией. Сегодня не предвиделось грозы, похоже, что кто-то из демонов снова собирается повеселиться. Суа было необходимо уничтожить в первую очередь всех адских тварей, кои умели вот так управлять природной стихией — это был бы огромный шаг на пути к победе в войне.       — Чонгук — идеальная кандидатура на отвлечение внимания Тэхена на некоторое время от других дел, да тех же краж чистых душ, — как ни в чем не бывало, ответила Суа. — Он бы не обратил свое внимание на какого-нибудь Чимина — им бы, как и сейчас, занимался Юнги. Но Чонгук другое дело. Тэхен ни за что бы не оставил его без своего внимания.       Джин яростно взмахнул крыльями, с легкостью преодолевая сопротивление ветра. Его карие глаза сейчас горели изнутри, словно подожгли плитку шоколада, облив ее бензином. Архангел был в ярости и недоумении, он просто не желал ни понимать, ни принимать факт того, что ангел могла так поступить с Чонгуком!       — Ты даже мне не сказала! Никому из нас! — рычит Джин, пытаясь одним взглядом дать Суа понять, что он сейчас испытывает, и что она должна была бы тоже испытать хоть какие-нибудь эмоции.       Но ангел оставалась холодной и неприступной, на нее все это не действовало.       — Я не видела в этом нужды, — безразлично жмет плечами.       Джин выдыхает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и на секунду прикрывает глаза, стараясь очистить свой разум от всех мыслей, безумно в нем носящихся. Проблема была в том, что оставаться сейчас холодным и спокойным, как Суа, Джин не мог, и на то была сотня, а то и больше, причин. Но архангел все-таки берет свой разум в относительный контроль и, глядя в пустые глаза напротив, спрашивает:       — От чего ты хотела отвлечь Тэхена?       Суа ни одной эмоцией не выдает, что напряглась в эту минуту. Джин был очень умным архангелом, стоило ожидать, что смотреть он будет в самый корень проблемы. Даже если он взбешен, он оставался опытным и очень внимательным существом. Стоило играть с ним по его правилам, избегая острых углов.       — Как я уже говорила на совете, когда предлагала этот план — спор — наша возможность отвоевать чистые души.       — Я не об этом тебя спросил, — сухо отрезал Джин, пытаясь прочесть в пустых глазах хоть что-то, но натыкаясь на «ничего».       — От присвоения лимбо Адом, — легко врет Суа, ответно смотря в карие глаза напротив и не испытывая никакого дискомфорта от их обжигающего давления. Она к себе в голову архангела ни за что не пустит!       — Что ты скрываешь? — Джин склоняет голову на бок, складывая на груди руки. — Зачем тебе этот спор? Что ты задумала?       — Ничего…       — Не ври мне, — грубо прерывает ангела Джин, — я давно тебя знаю и вижу, когда ты что-то скрываешь.       Суа презрительно фыркает и разрывает зрительный контакт, бросая попытки привести волосы в порядок. Складывает руки на груди, как сам архангел, и закрывается, таким образом, окончательно давая понять, что есть тайны, в которые она никого не обязана посвящать. Но все равно надеется, что Джин глубже того, что уже увидел, больше не прознает. Обманывать старого архангела это вам не то, что водить за нос неопытного Чонгука.       — Это необходимая предосторожность, такая же, как та, что я не сказала тебе о том, что Тэхен жив и является владыкой Ада, — грязная игра и нечестная. Но полностью сработавшая на Джине, как Суа и предполагала.       Архангел в мгновение снял часть своего давления на ангела, хмуря в недоумении брови. В недоумении и понимании одновременно, а еще в страхе, но это последнее было слишком хорошо спрятано, чтобы быть раскрытым.       — Мы оба знаем, что ты бы сорвался к нему в ту же минуту, валялся бы в ногах и вымаливал прощение, — жестко бьет Суа, заставляя Джина окончательно забыть о своих подозрениях. — Потому я промолчала, когда увидела Тэхена в Аду, живого. Даже Высшие тогда со мной согласились, даже они понимали, какая у тебя будет реакция, узнай ты правду.       Сокджин молчит, он пытается осмыслить все, что сказала Суа. Всю ее острую правду, вонзающуюся в тело архангела тысячами иголок, заставляя каждое нервное окончание пульсировать от невыносимой боли, концентрирующейся где-то в районе груди. Сердце, и то болезненно билось о ребра, словно желало их проломить и выбраться наружу. Суа знала, что испытывает Джин, но была беспощадна. В этой войне выживет только одна сторона, и она не готова так просто сложить оружие, когда зашла так далеко.       — Если бы ты сказала… — шепчет Джин, а у самого глаза пустые, у самого слезы просятся наружу, но он их не пускает. Он никому своей слабости не покажет.       — То что? — Суа вопросительно поднимает бровь и гордо задирает подбородок, продолжая: — Что бы ты сделал? Вернул бы его — предателя? Спустился бы в Ад? А смог бы снова туда ступить? — Ангел высокомерно усмехается, видя ответ на все свои вопросы на пустом лице Джина. Пустом, но не для нее. — Мы оба знаем, что ты туда и сейчас бы не сунулся. Поэтому считай, что мое молчание — благословение для тебя. Я помогла тебе оставить крупицу гордости и не пасть ниже, чем сейчас.       Джин молчит, он снова сжимает кулаки, но уже не от злости, а чтобы унять боль, разрывающую все тело. Чтобы не заорать подбитым зверем, сломленным и убитым изнутри. Все это время, все эти долгие годы пока он считал Тэхена мертвым, тот был жив, медленно погибал в руках Ада, прогнивал своей душой, навсегда отворачивался от света, который отвернулся от него. Все это время Тэхен погибал в преисподней, его выжигало изнутри, пока не осталась только оболочка от существа, которого Джин когда-то знал. Все это время он мог мысленно взывать к архангелу и просить его помощи, просить вытащить из этой дыры, спасти, но Джин не знал, что его трепетная любовь еще жива, а потому лично похоронил его, даже не подумав спуститься в Ад и самому все проверить. Он послушался Суа тогда так же, как и сейчас в этом проклятом споре. Он бросил Тэхена умирать, но будем честны — у него не хватило бы храбрости сунуться в преисподнюю после случившегося. Джин, и правда, не заслуживал Тэхена. Тот ради архангела пошел против системы, устроил войну, рискнул своей душой и жизнью в целом. А сам Джин не сделал ради него и той малости, что могла бы Тэхена тогда спасти.       — Ты должна была сказать, — шепчет архангел, с радостью принимая порцию ветра в лицо, высушивающую слезы, которые сдерживать было просто невыносимо. — Мы могли бы его спасти.       — Мы? — Суа наигранно удивленно приподнимает брови и усмехается, продолжая: — Никакие «мы». — Жестко отрицает. — Его изгнали, Джин, и ты сам прекрасно знаешь за что. Никто бы не стал его спасать. Михаил приказал, чтобы в Ад никто не спускался, чтобы Тэхен сгорел там за свои грехи. — Суа победителем смотрит в глаза разбитому архангелу. — Мы не просто так тогда прекратили с демонами переговоры. Люцифер и Тэхен должны были понять всю тяжесть своих грехов, должны были покаяться и очистить свои души. Они не были достойны спасения тогда и не достойны его сейчас.       — Михаил поплатился за свою гордыню даже больше, чем они, — ровным, но все равно дрожащим от переполняющих архангела чувств голосом отвечает Джин, до хруста сжимая кулаки. — А его приказ вырастил в Аду настоящих монстров, от которых мы сейчас все страдаем.       — Да, он многое не учел, — легко соглашается Суа. — Он надеялся, что они друг друга убьют или просто сгорят от бесконечных пыток, превратившись в пыль. Но, я повторюсь, они не были достойны спасения.       Джин высоко поднимает крылья и закрывает на мгновение глаза, стараясь заблокировать боль, изгнать ее в дальние закоулки сознания, чтобы она не мешалась сейчас, чтобы не грызла тысячетонным грузом внутри, заставляя архангела страдать той самой невыносимой болью, как тогда, полмиллиона лет назад, когда он посчитал Тэхена мертвым.       — Так ты сейчас продолжаешь дело Михаила? Собираешься уничтожить Гадеса, раз он не смог? — Джин немигающим взглядом вгрызается в Суа и прекрасно видит, как она внутренне вздрагивает, осознавая, что разговор снова заходит в опасное русло.       — А ты все еще считаешь, что Тэхена можно спасти? — намеренно язвительно кидает ответный вопрос в архангела Суа, не собираясь раскрывать свои планы.       Джин качает головой и становится очень серьезным, настолько, что даже, кажется, молнии с очередным ударом грома словно отражали его внутреннее состояние, становясь еще сильнее, окончательно затягивая небеса черным, грозясь пролить свой гнев. Стихия набирала обороты, яростно вгрызаясь в белоснежные перья двух небесных созданий, она рвала и трепала, словно желала их отодрать вместе с мясом, растерзать и безумно смеяться над содеянным.       — Ответь на мой вопрос, Суа, — отрезает Джин, в этот раз, не ведясь на уловку.       Он уже знал ответ, догадывался, легко сложив в голове все, что ангел сделала до этого. Он разве что не понимал ее масштабов, не знал о том, что она конкретно готовится к войне, что стягивает войска, вербует новых ангелов и очищает людские души, чтобы пополнить армию бесконечным числом последователей. Но о том, что Суа намеревается убить Тэхена, специально отвлекает его спором, чтобы он не увидел игры за своей спиной — он догадался ясно и четко.       — Да, — рычит Суа, — я хочу его убить!       Молния яростно прорезает небосвод, зловеще освещая собой землю, укрытую слоем мрака. Она словно смеется от этих слов, предвкушая все грядущее. Смеется и громко хлопает в ладоши, обещая обязательно посмотреть на то, чем план Суа обернется.       — Ты обезумела! — мотает головой Джин, поджимая нижнюю губу.       — Мое желание сделать Землю чище — безумие? — усмехается ангел и выпрямляется, поднимая крылья выше, чтобы ветер по-прежнему не имел к ней прямого доступа. — Демонов надо уничтожать. Я думала, что ты, как архангел, это знаешь.       — Но не такими способами, как твои! — восклицает Джин, взмахивая рукой и тут же успокаиваясь. — Ты идешь на то, чего сама не знаешь! Как ты его убьешь? У тебя нет такой силы для этого. А как же договор между Адом и Раем?! Его тоже собираешься порвать?!       Суа рычит и яростно взмахивает крыльями. В ее глазах разгорается неподдельное бешенство, вся маска летит к чертям, она больше не держит себя, готова прямо здесь показать свою настоящую сущность. Но все-таки отчасти в руках себя все еще держит, потому что на Джина не срывается. Инстинкт самосохранения — победить архангела она не сможет.       — Я знаю, на что иду! — ровным, но громким, как гром голосом отвечает Суа, полыхая, как пламя. — Я понимаю все риски и готова к ним! Я готова даже договор порвать, но победить! Думаешь, я стала бы рисковать, если бы у меня не было заметного преимущества? Думаешь, я не имею плана? Думаешь, у меня не достаточно сил? Думаешь, я просто так тянула со всем этим?! — Суа рычит яростно и снова взмахивает крыльями. — Я готовилась долго и упорно! Мой план расписан по шагам, и он идеален! Я долго изучала Тэхена и древнюю магию, я готова встретить его отпор и дать свой! — Ангел сверкает своими карими глазами бешено, дает понять, что не отступится ни за что. — К тому же у меня есть целых два козыря в этой войне.       Джин сцеживает воздух сквозь стиснутые зубы. Он тоже в ярости, тоже хочет сейчас, как ангел, полыхать злостью, но сдерживает себя, не желает идти на поводу у эмоций, хочет сохранить холодный разум, насколько сможет. В конечном итоге, Суа, похоже, и правда, спятила, стала одержима идеей убить Тэхена.       — И один из них Чонгук? — а голос Джина все равно ярость источает.       — Да, — кивает Суа, немного успокоившись. — Он тоже желает избавиться от власти демонов на земле, тоже хочет уничтожить Тэхена. Поэтому мы с ним здесь в одной лодке.       — Ты кинула его как кусок мяса и даже не предупредила об этом!       — Если бы он знал, мой план бы не работал так идеально! — холодно отмахивается Суа.       — Он твой сын! — яростно рычит Джин, понимая, что ему до ангела не достучаться.       — А ты его отец! Но так ему ничего и не рассказал. Так что не надо делать во всем виновной только меня. Ты бездействуешь, а это даже хуже!       *****       Спокойная гладь холодного озера изредка рябила, размывая картинку черных, голодных туч на небе, отражая всполохи молнии. Буря все продолжала бушевать высоко над людскими головами, но так свой гнев на них не пролила, только пугала, только наслаждалась ужасом, пропитавшим воздух. Ветер стих, абсолютно исчез, оставляя от себя только хаос и ощущение скорой неминуемой беды.       Здесь, далеко за городом, подобное ощущалось слишком хорошо. Здесь тучи черные затягивали собой все небо над головами, их не скрывали высотки и яркие вывески бесчисленных зданий. Здесь ты как на ладони. Один на один со стихией, способной уничтожить тебя по щелчку пальцев.       Ангелам и архангелам всегда нравилось уединение с природой. Но сейчас она — дикая — могла с легкостью восстать против них. Да она и бушевала на небе бесконечными разрядами молний и оглушающими раскатами грома, только их и пугая. Она была посланником одного древнего существа, его яростью, его силой. Он смеялся вместе с молнией ярко, по-сумасшедшему, угрожая свой гнев пролить реками крови.       Джин стоит на отвесном берегу озера и смотрит на его гладь, но не замечает диковиной картины природы. Все его мысли всё ещё там, в разговоре с Суа, всё ещё мечутся в хаосе, поджигая на своем пути стенды с идеально разложенной информацией, устраивая, по меньшей мере, беспорядок. Он не может никак поверить в то, что ангел стала такой холодной и жестокой, что она готова своего — их — сына бросить в лапы к монстру только чтобы подобраться к нему ближе!       Но Джин тоже хорош. Он до сих пор ничего не рассказал Чонгуку. И не только о том, что он его отец — это не настолько и важно в свете недавно произошедших событий. А о том, что произошло тогда, почему Тэхена нездорово влечет к Чону, почему тот не желает от него отстать, почему так самозабвенно и разрушительно его добивается. Джин понимал, очень ясно и трезво понимал, что рассказать придется, придется все, как на духу выложить, иначе масштабы катастрофы будут больше, нежели опороченные крылья архангела.       — А ты совсем не изменился, — рядом раздается ужасно знакомый голос.       Джин разворачивается молниеносно, взмахивая белоснежными крыльями высоко, намереваясь дать ими отпор при случае. Он даже руку вперед вытягивает по инерции, забывая, что Тэхен лишил его ангельского клинка. Правда, от потрясения осознанием, кто стоит рядом с архангелом прямо сейчас, он мгновенно призывает свою силу, полыхая ее золотыми краями в вытянутой руке. Джина можно было ругать за что угодно, но реакция у него было отменная.       — Вот как ты встречаешь старых друзей? — насмешливо произносит, даже не двинувшись с места.       — Мы не друзья, Люцифер! — холодно бросает Джин, с прищуром смотря на падшего.       Этот аромат пионов у него до сих пор сохранился, сводя собой с ума, даже глаза ярко-голубые и волосы белоснежные у бывшего архангела остались прежними. Изменились только его крылья и он сам. Джин не то, чтобы не видел Люцифера таким — падшим — он просто забыл его образ, ведь в тот момент, когда впервые лицезрел архангела с черными крыльями, тот бился насмерть со своим братом Михаилом, и любоваться им в тот момент было идиотским занятием. Но любоваться было чем, и Джин не мог этого отрицать. Самый прекрасный архангел на небесах, даже падшим, остался самым прекрасным. Он сменил свои белые одежды на черные, и они так гармонично подчеркивали его бледное лицо и яркость глаз, что почти слепили. Однако за внешней мишурой скрывался настоящий монстр.       — Мы братья! — улыбается падший архангел и беззастенчиво оглядывает Джина с ног до головы оценивающим, масляным взглядом, заставляя того сильнее распушить перья в боевом режиме и магию всполохами от себя разлетаться, готовую атаковать врага.       Люцифер, несомненно, враг. И враг, заставляющий Джина мысленно очень громко паниковать. Как и сказал падший — они братья, но это не значит, что у всех у них равная сила. Архангелы были могущественнее ангелов, но внутри своей маленькой группы тоже делились на классы силы, если так можно было сказать. Михаил и Люцифер были воистину могущественны, такой силы, как у них, не было у других братьев. Джин был опытным и достаточно обученным, но ясно понимал, что в битве с Люцифером ему не выстоять. Тот сметет его с дороги, как пылинку.       — Что тебе надо? — Джин хмурится, но, несмотря на бездействие падшего, убирать свою единственную защиту против него не спешит.       За этими, с виду, холодными и спокойными глазами скрывалось нечто ужасное, что и призвало эту бурю. Надо быть безумцем, чтобы слепо довериться Люциферу, считая, что тот Джина не тронет, потому что они «братья».       — Расслабься! — улыбается падший, оглядывая золотистую защиту, составленную архангелом. Сломать ее он мог бы, даже не пошевелясь. — Если я хоть пальцем к тебе прикоснусь, то Тэхен мне голову оторвет. Я, может, и живу теперь в Аду, но рассудок еще не потерял.       Джин не спешит словам падшего так легко верить. Он определено видит в них смысл, но инстинкт самосохранения у него выше. По-другому, он просто не готов рискнуть, выясняя, правда ли Тэхен так его оберегает. Да, Гадесу Джин тоже не верил!       — Ты живешь в Аду? — переспрашивает архангел, только чтобы потянуть время.       Он не сможет ускользнуть в портал от Люцифера, тот его поймает. Все, что оставалось — немного поиграть в игру, которую сам первый владыка преисподней и начал.       Падший скалится, толкая язык за щеку, и поднимает вверх черные крылья, которые почти сливались по цвету с темными тучами, подчиняющимися именно и только ему.       — Вы изгнали меня из Рая, а Тэхен отобрал трон Ада, — наигранно хмуро выдает Люцифер. — Но, к счастью, гнать из этой дыры не стал — и на том спасибо. Так что, дорогой братик, жить мне больше негде, как кроме Ада.       — Ты давно не появлялся, — Джин все ищет подвох, ожидает неожиданных действий от падшего, но тот до безумия спокоен, если исключить грохочущую грозу над их головами. — Что тебе надо?       — Был у Суа? — даже не спрашивает, а утверждает.       А Джину нет смысла врать. Люцифер, конечно, даром Тэхена не обладает, но это не значит, что запах ангела не слышит в отголосках аромата самого Сокджина. Все небесные обладали своим уникальным ароматом, делающим их так непохожими на других, и все они безошибочно определяли запахи друг друга, запоминая их на всю жизнь. Поэтому стоило Люциферу рядом с Джином появиться, как архангел мгновенно узнал аромат пионов в воздухе и его владельца.       — Даже если и так, дела Рая тебя больше не касаются, — холодно отрезает Сокджин, с неудовольствием замечая, как в голубых глазах с треском сталкиваются айсберги, предвещая нехорошее.       — Жестко, — Люцифер, не смотря ни на что, продолжает улыбаться, хотя от его улыбки у архангела по коже мороз ползет. — Я впервые за долгое время покинул Ад, решил навестить старых знакомых. Тебя встретил, хотел и с матерью Чонгука повидаться.       Джин не верит ни одному слову и это легко просматривается по тому, как величественно и воинственно стояли крылья над ним, готовые ринуться в бой, снести своими острыми концами голову врагу. Такой враг ему, правда, был не по зубам.       — Я не скажу, где она, — предугадывает вопрос Джин и ловит улыбку в ответ.       — А вы уже не вместе? — Люцифер, как и любая адская тварь, играет грязно. — Хотя к этому все и шло, — падший громко цокает языком, — я знал, что в итоге она тебя променяет на власть.       — Ты просто не можешь ей простить своего свержения, — Джин на провокацию не ведется, у него слишком большой опыт в общении с такими, как падший архангел.       — А ты разве можешь простить, что она бросила тебя с маленьким Чонгуком? — вкрадчиво спрашивает Люцифер, и гром опасно трещит на небе, разгоняя свою ярость на многие километры, пугая собой, нагнетая удушающую атмосферу. — Когда настал выбор, она его приняла очень легко и не в твою пользу. И где была вся ее восхваленная любовь в тот момент?       Джину тяжело себя, на деле, держать. Ему давят на раны, которые вроде и зажили давно, а стоит подколупнуть и тут же кровоточат. Он не поддается эмоциям и остается с холодным рассудком только потому, что рядом с ним Люцифер, только потому, что сила кусает руки от огромной концентрации. Такая незначительная физическая боль помогает оставаться на поверхности и не идти на провокацию падшего.       — Я архангел, я не держу зла, я просто прощаю, — ровным голосом отвечает Сокджин.       Люцифер видит его насквозь, он уже знает, что глубоко в рану залез, ему стоило только немного поднажать, и архангел бы пошел с ним на сделку. Ну, не на ту, которой промышляют все адские твари — он бы стал сговорчивее. Падший просто не учел, а может за годы отсутствия в военной кампании запамятовал, что все архангелы похожи на него самого — они несгибаемы.       — Тогда, может, позовешь ее, и мы вместе навестим Чонгука? Познакомишь его с дядей, а?       Джин взмахивает крыльями резко, так что даже сила в разные стороны разлетается золотистой молнией, прорезая купол созданной архангелом защиты. Карие глаза горят, подожженные изнутри.       — Не смей к нему даже приближаться! — рычит Джин, настроенный нешуточно дать серьезный отпор прямо сейчас, забывая о разнице их весовых категорий.       Люцифер с улыбкой примирительно поднимает вверх руки, но глаз с архангела не сводит. Он наслаждается производимой одним своим появлением реакцией. Слишком долго он, и правда, отсутствовал, очень соскучился по таким мелочам. Освежающий коктейль ему был необходим.       — Как я уже говорил, я не безумец, — отвечает падший спокойно. — Я его не трону, не беспокойся. Я еще хочу жить, а если приближусь к Чонгуку, то Тэхен меня без лишних вопросов заживо сожжет. — Безэмоциональная улыбка. — Мне неприятно это признавать, но с недавних пор мы больше не равны в силе. Тэхен теперь владыка тьмы и Ада, самого Хаоса, Жизни и Смерти. И я должен ненавидеть тебя, за то, что ты сделал его таким.       — Меня? — не сразу понимает Джин.       А Люцифер за эту заминку хватается, не желая отпускать такой удачный момент.       — Если бы ты тогда его не предал, то он остался бы прежним, — падший усмехается. — Брось, Джин-и, будто это не ты виноват!? Из-за тебя его изгнали, из-за тебя он стал моим союзником в войне, из-за тебя стал таким.       — Это неправда, — шепчет архангел, качая головой.       Он знает правду, но не принимает ее. Он знает, но это знание слишком для его и так настрадавшейся души. А каждое лишнее упоминание только болью в сердце, ножом по кровоточащим до сих пор ранам.       — Ой, извини! — продолжает Люцифер. — Я так далеко зашел? — издевательски тянет. — А, может, стоит добавить ко всему этому, что ты, и правда, его любил, когда отверг? Испугался, повел себя как трус. Это жестоко, знаешь ли, с твоей стороны, ты же архангел, он был с тобой честен и открыт, а ты его в спину ударил — подло.       — Заткнись! — шепчет Джин, но даже шепот этот громче ударов грома, яростнее. В нем столько всего, что можно весь спектр эмоций на раз составить. Но горечь утраты, несомненно, превалирует.       Люцифер довольно улыбается. Он знал, что все им сказанное не оставит архангела равнодушным. Знал и грязно этим пользовался для достижения своей собственной цели. Как уже говорилось — тронуть Джина и разузнать правду о местонахождении Суа — он не мог, иначе бы Гадес ни перед чем не остановился, чтобы его убить. Зато он мог вот таким способом довести архангела, рассчитывая, что тот в порыве боли и ярости, смешавшихся в общий коктейль, откроет заветную правду.       — Неприятно слышать, потому что и сам знаешь, что это правда? — падший так легко не отстает, желая помучить еще архангела, вкусить его боль и беспомощность, как вкуснейший дар.       Джину хочется кинуться на Люцифера, располосовать ему лицо, возможно, даже убить, только чтобы в груди перестало отчаянно тянуть, и слезы — жечь глаза, просясь прорвать дамбу из эмоций, которые архангел так долго и так тщательно ото всех скрывал. Глупо и бесполезно отрицать — он любил Тэхена тогда и любит его сейчас, хотя отчетливо понимает, что уже ничего не вернуть. Чувства не обманешь, один раз он уже попытался это сделать и жестоко расплатился за это судьбой не одного мира.       — Что тебе нужно? — вопреки всему холодно задает вопрос Джин, не желая идти на поводу у эмоций, оставаясь стойким и величественным, как и всегда. Он может заживо съесть себя изнутри, но своей боли никому так и не покажет.       Люцифер разве что огнем не дышит в этот момент. Его план канул в Лету, он недооценил архангела и его силу воли, несгибаемость перед проблемами. А должен был бы, они ведь, и правда, братья, у них очень много общего.       — Где Суа? — а ярость разрядом молнии прорезает небо, опасно блестя.       — Я не стану делиться с тобой этой информацией, — Джин ощущает, что напряжение между ними растет.       Отчетливо даже понимает, что сдержать падшего не сможет, если тот сорвется вдруг и набросится на него, а не только будет пугать стихией, бушующей над их головами. Но из-за этого сдаваться не намерен. Как бы Суа теперь не была ему безразлична, а ее смерть на руках была ему не нужна. Он может больше ее не любить, не иметь с ней ничего общего, но он останется архангелом даже в таком случае и не станет подставлять ее врагу, только из-за банального отсутствия чувств и желания спасти свою шкуру.       — Если не терпится с ней повидаться, могу передать ей, что ты ее ищешь.       Люцифер в ярости слеп. Он желает уничтожить ангела, который хочет уничтожить его, и дальше этого желания не видит. Черная душа жаждет прикончить того, кто костью в горле уже давно стоит, кто недальновидно решил на великого архангела покуситься. А потому падший просто не замечает тот момент, когда срывается с места к Джину, легко разрывая взмахом руки его «крепко» выстроенную защиту и тянется вперед, чтобы схватить архангела за горло и выдавить правду, если придется.       Джин ничего сделать не успевает, у него мало сил, чтобы тягаться с Люцифером, и нет ангельского клинка. Все, что он замечает за мгновение до того, как падший подлетает к нему — это взмах огромных черных крыльев на периферии и блеск тонкого лезвия, взявшийся, словно из ниоткуда.       — Гадес предупреждал — не трогать его! — Намджун величественной фигурой стоит рядом с двумя архангелами и крепко держит в руках катану, прижимая ее лезвием поперек груди Люцифера. И сомнений не остается, даже с отсутствием эмоций на лице демона, что он пустит оружие в ход, несмотря на то, на кого оно нацелено.       Джин только глазами хлопает, медленно приходя в себя. Он был уверен, что ярости падшего ему не избежать и уж точно никак, ни в одной самой смелой фантазии, не ожидал, что его спасет демон. Архангела спас демон — да это даже звучит абсурдно!       Люцифер медленно опускает крылья и поворачивает голову к Намджуну, натягивая на губы улыбку. Он бы прямо сейчас мог с демоном развязать битву и даже, возможно, выиграть. Но таким образом бы кинул Тэхену вызов, а победить в схватке с Гадесом падший не мог. Никто бы не смог. Они, конечно, не союзники, но и не враги. Тэхен уже однажды сохранил Люциферу жизнь, не стоило уповать на его милосердие и второй раз.       — Я и не собирался! — улыбается падший Намджуну, но в ответ встречает холод и пустоту черных глаз. — Мы просто беседовали, как братья.       Джин молчит, ничего не говорит — не подтверждает, но и не отрицает. Он просто желает уйти отсюда от своего нежеланного родственника и отдохнуть от долгого тяжелого дня, полного забот и тревог.       — Меня не интересует это, — ледяным тоном отрезает Намджун, — если я посчитаю вас угрозой, то стоять в стороне не стану.       Архангел переводит удивленный взгляд на демона. Тот стоит неприступной крепостью, до сих пор держит катану в вытянутой руке, и ни один мускул от напряжения у него так и не дрогнул. Холодные руки убийцы, который сейчас буквально спас Джину жизнь. Архангел бы не хотел такое признавать, но был ему очень благодарен за то, что появился так вовремя. Уже второй раз спас его.       Люцифер только улыбается в ответ, но в глазах голубых синее пламя бешено пляшет, достигая небес, заставляя молнию и гром безумно бушевать в черных облаках. По нему сразу видно, что раскладом, явно не в свою пользу, он не доволен. Он им настолько недоволен, что готов крушить все на своем пути, но берет себя все равно в руки, отдавая всю ярость на питание стихии.       — В стиле Гадеса, — тянет падший и медленно отступает назад, сдавая свои позиции. В этой войне ему не выиграть. Но даже исключая все это, он не удерживается и бросает напоследок Джину, хмуро смотрящему на Люцифера: — А знаешь, я видел Чонгука. Он просто копия Тэхена.       *****       Бессчетное количество разноцветных огней поглотили город с наступлением ночи. Сверкающие вывески, кричащие и манящие вспыхнули разом своей невероятной красотой, раскрашивая сейчас неторопливые потоки горожан, наслаждающихся спокойствием после бесконечной суеты. Радужные огни сияли, пылали не в силах унять свое буйство красок, они подсвечивали даже мрачные тучи, затянувшие небосвод, заставляя принять их тот цвет, который был для них ближе всего — красный. Несмотря на все разнообразие красок города, со стороны он выглядел именно таким — утонувшим в крови, багряным, пугающим и манящим одновременно.       Но люди здесь этого не замечали, они слепли от бесконечной мишуры, поддавались ее влиянию, плыли по течению бесконечных соблазнов, и никто из них так и не понял и не почуял угрозы, нависшей над городом. Они не понимали, что сам город теперь — это угроза. Он абсолютно случайно, но так точно был выбран местом столкновения двух враждующих сторон, что и не замечал сам, как погибал от их ярости каждую минуту, продолжая слепнуть в своем кровавом сиянии.       Не замечал смерти города и Хосок, беспечно идущий по запруженной улице рядом с Чимином. Они смело бросили вызов своим фобиям, решив прогуляться в вечернее время по Сеулу. На самом деле, их готовка закончилась провалом, да таким, что Хосоку пришлось одолжить Паку свои вещи, потому что запасных у него не было. Чимин не рассчитывал, что останется у ангела дольше, чем на одну ночь, а потому замену своей одежде не брал. Но есть парням все равно хотелось, хоть Хосок без еды мог прожить, Чимин же нуждался в подзарядке. Вот и было решено рискнуть и выйти на улицу, чтобы поесть чего-нибудь и развлечься.       Казалось бы, Пак должен был чувствовать себя некомфортно в такой толпе, и так все и было, но рядом с ним шел Хосок, который достаточно легко, несмотря ни на что, приспособился к жизни в обществе, а потому Чимин ощущал себя под защитой, под неким легким наркотиком, заполнившим вены и пробравшимся в мозг, бесконечно твердящим, что опасаться некого, что Хосок сможет сберечь его от любых неприятностей. Ангел, в свою очередь, был таким бесстрашным именно из-за желания защитить Чимина от любой мелочи. Они как пазлы, потерявшиеся в темном помещении и неожиданно нашедшиеся через много лет, — идеально подходили друг другу, создавая полную, исчерпывающую своей правильностью картину.       Чимин с любопытством и неким все еще отчасти сохранившимся страхом разглядывал все вокруг, собирая своими нереальными глазами свет многочисленных вывесок. Но Хосок, идущий рядом, касавшийся его плеча своим, выглядел как дикарь, впервые увидевший огонь. Он ни разу за все время, что был ангелом, не спускался на землю, и, даже пожив здесь какое-то время, легко приспособился, но все равно не все видел, не все попробовал. Многие вещи продолжали его удивлять, они ставили его в тупик, потому что он не понимал их назначения.       — Что это? — Хосок останавливает Чимина за рукав, указывая на небольшую улочку, где скопление людей было разительно больше, но откуда пахло просто всеми вкусами мира. Ангелы не испытывают голод, но сейчас именно он вызвал к жизни любопытство.       Чимин хлопает пару секунд глазами и тихо выдает, глядя на точеный профиль Хосока, завороженно смотрящего на узкую улочку, словно увидел там единорога — не мог глаз оторвать:       — Там продают уличную еду, — поясняет Пак, быстро понимая, что ангел, скорее всего, вот так запросто по городу никогда не гулял.       Не то, чтобы и сам Чимин постоянно развеивал скуку, гуляя по Сеулу. Он просто помнил, как мама выводила его в город, пытаясь развлечь разными диковинными штуками. Видимо, у Юнги совсем на все это времени не было, если Хосок так реагировал на обычные, казалось, вещи. А может ангел и сам отказывался от прогулок, в любом случае, Чимин сейчас серьезно решил заполнить все пробелы.       — Хочешь, пойдем туда? – Пак смотрит в карие глаза с такого близкого расстояния, что при другой бы ситуации сразу стушевался.       Но сейчас не об этом думает, сейчас он заворожен этими космическими глазами и своей идеей показать Хосоку настоящую жизнь, которую сам, в принципе, и не знал.       — Хочу, — кивает ангел и с благодарностью смотрит на Чимина, сверкая звездами в глазах. Людская жизнь его сильно манила, и этому соблазну он не мог и не хотел сопротивляться. — Только, я не брал деньги, — быстро осознает ангел, и на мгновение в его взгляде скользит испуг.       Чимин только улыбается подбадривающе. Такие мелочи не должны были их сегодня остановить и не остановили бы. У Пака было невероятно приподнятое настроение, хотелось приключений, хотелось чего-то необычного, чего раньше Чимин никогда не делал.       — У меня зато есть, — говорит Пак и с улыбкой тянет Хосока в переулок, к уличной еде, которая и самого Чимина знатно манила.       Ангел идет охотно, им сейчас обоим наплевать, что держатся за руки, что ведут себя как пара на первом свидании. Они думают не об этом. У каждого в голове своя вселенная, где картинка невероятной красоты достраивалась только тогда, когда они были рядом. Странное и запретное ощущение, почти наркотическое, почти такое правильное, что от него болью во всем теле вспыхивали нервные окончания.       — Здесь так много еды, — Хосок растерянно смотрит по сторонам, ни за что конкретно не цепляясь глазами, но, несомненно, наслаждаясь тем, что видит.       Тем, как клубы пара вверх поднимаются, как трещит масло на сковороде и кипит бульон, как нож быстрым и отточенным движением стучит по деревянной доске — это была какая-то новая, волшебная мелодия, которую Хосок словно из прошлого выуживал. Она воскресала по нотам, но в единую мелодию никак не соединялась, сталкиваясь с незримым барьером. И все равно Хосок сейчас был счастлив, он сам этого не осознавал, но идти по многолюдной улице, держась за крепкую руку Чимина, чтобы его не потерять — рождало в животе трепет бесконечных крыльев бабочек.       — Мы можем попробовать что-то, если тебе это нравится, — отвечает Чимин с улыбкой, получая удовольствие от того, что Хосок его получал от обычной, банальной до скрежета зубов, прогулки.       — Тебе… нам надо поесть, — выдает ангел, сам неосознанно останавливаясь около относительно свободного от очереди прилавка, завороженный тем, как на обычной с виду металлической поверхности что-то аппетитно шкварчит, превращаясь в идеальные шарообразные кусочки чего-то ангелу абсолютно непонятного, но вызывающего желание попробовать это блюдо, даже отстояв за ним очередь.       Чимин видит взгляд Хосока, обращенный на процесс приготовления еды опытным поваром, и не может сдержать улыбки. Ангел сейчас больше походил не на взрослого парня, а на ребенка, который обращает внимание на самые обыденные мелочи. Пака отчего-то это приводило в восторг.       — Это такояки, — поясняет Чимин, — мясо осьминога кладут в специальную форму и заливают ее соусом, контролируя процесс жарки.       — Звучит очень вкусно, — Хосок улыбается Паку, смотря тому в глаза. — Но мне неудобно просить тебя купить это.       Чимин легко отмахивается:       — Я все это время жил у тебя дома и ел твои продукты, поэтому хочу отплатить за это.       Хосок слегка хмурится, но настроение у него не пропадает, он только выдает:       — Мы так ничего и не приготовили в итоге.       Чимин немного смущенно усмехается, вспоминая их абсолютно ужасные поварские навыки. Хорошо, что они испортили все еще до того, как включили плиту и приступили к приготовлению своего ведьмовского варева, иначе бы масштаб катастрофы был хуже, чем грязный пол и испачканная одежда.       — В любом случае, я хочу тебя угостить, — отвечает Чимин. — Раньше мне не с кем было делиться и вот так гулять по городу. — Пак переводит взгляд на вывеску над палаткой, только чтобы не столкнуться взглядом с Хосоком и не поддаться эмоциям окончательно. — Я же всех избегал, и люди избегали меня. Поэтому сейчас я рад, что могу выйти на улицу с тобой и ничего не бояться.       Хосок загипнотизировано смотрит на Чимина и других людей вокруг себя не замечает. Он чувства Пака и сам разделяет, понимает их оттого, что ощущает то же самое. Он вроде бы и жил все это время, а вроде и нет, потому что по ощущениям он только сейчас словно дышать начал, словно этот момент стал его перерождением, а не тот, в котором он стал ангелом. И он бы многое отдал сейчас, чтобы тогда, когда он «по-новому» открыл глаза, рядом с ним был Чимин и улыбался ему, как совсем недавно.       — А я рад тому, что ты все-таки остался со мной.       Ангел имеет в виду, что Пак согласился продлить их небольшие посиделки на еще один день. Но прозвучало все так, как и прозвучало изначально, где в каждом слове тонкое, но заметно ощутимое отчаяние, смешанное с тем самым чувством, ни рождения, ни значения которого никто из них не понимал, но шел по его дороге, заходя так глубоко, что и выбираться уже не хотелось.       — Эм… да, — Чимин неловко разрывает их все еще сцепленные руки и запускает пятерню в пепельные волосы, нещадно краснея. — Я не мог оставить тебя одного… да, я бы тоже не хотел оставаться один, — все двусмысленнее и двусмысленнее, — в смысле, я бы хотел остаться с тобой, — Чимин чуть не бьет себя в этот момент по лицу, — с тобой хорошо… весело, я думаю, мы неплохо проводим время.       У Хосока, кажется, сейчас от переполняющих его чувств сердце вдребезги разобьет ребра, выбираясь наружу и выпуская стаи бабочек, чтобы перестали его щекотать в таком замкнутом пространстве, доводить до нездоровой, но такой сладостной дрожи во всем теле. Он отчетливо понимает, что хочет сказать ему Чимин, но душа его слышит совсем другое, и этим другим насыщается, радуется, желает слышать только его.       — Да, — отвечает ангел после нескольких секунд, кажущихся длинными минутами тишины, — думаю, мы, и правда, отлично проводим время.       Чимин только улыбается, но взгляд все еще прячет, ясно осознавая, что весь станет красным, если на Хосока посмотрит сейчас. А в белой одежде, которую ему одолжил ангел, этого будет никак не скрыть. И да, осознание, что только что Хосоку наговорил, находясь в его одежде, вдыхая упоительный аромат гортензии, набатом билось в голове, делая свое дело.       — Наша очередь, — вместо любых других слов произносит Чимин, фокусируясь взглядом на продавце, который дружелюбно им улыбался, явно сочтя ангелов за братьев.       — Я бы хотел еще вот это, — Хосок без лишней скромности тыкает пальцем в бурлящие в кипятке палочки с нанизанным на них тестом. Он и понятия не имел, что это, но хотел.       Чимин не может сдержать улыбку. Хосок, и правда, как ребенок, попавший на рынок с различными вкусностями и выпрашивающий их у родителей. Паку было на такое необычное сходство наплевать, он был готов потакать вкусам ангела, если тот от этого будет продолжать вот так счастливо сверкать глазами, но это секрет.       — Такояки, пожалуйста, и два рыбных пирога, — отдает заказ повару Чимин, не ощущая особого дискомфорта от общения с посторонним человеком, потому что Хосок стоял рядом и делился своими силами и ангельским спокойствием, хотя сам этого не осознавал.       — Это рыбные пироги? — переспрашивает Хосок, удивленно смотря на еду, завладевшую его вниманием.       — Да, — улыбается Чимин.       — А это? — с любопытством продолжает расспрашивать Пака ангел, который никогда ничего подобного не видел. Во времена, когда жил он, особого разнообразия в еде не было, и для его нищей семьи уж точно не предвиделось. Сейчас все, что его окружало, было похоже на сказку.       — Чуррос.       — А это?       — Сок с зеленым мандарином, — Пак сдерживает улыбку и себя, чтобы не намекнуть Хосоку о том, что почти под каждой миской с едой висело ее название и краткое содержание ингредиентов. Почему-то отвечать на все эти вопросы было очень забавно.       — А это?       — Токпокки.       Хосок поднимает голову от разглядывания еды и смотрит в глаза Чимину пронзительно, наивно, почти умоляюще, шепча:       — Мне неудобно это говорить, но… Я хочу все это.       Пак коротко смеется в ладошку, всеми силами стараясь сохранить серьезное выражение лица. Этот человек бесстрашно бросился спасать Чимина на их неудавшемся пикнике, не боялся ни грозы, ни молнии, стойко переносил все неожиданности, с которыми встречался. Но сейчас был абсолютно точно похож на маленького ребенка, и эта разница заставляла сердце Пака бешено сходить с ума, запертое в груди.       Чимин без промедлений передает повару дополнительный заказ и с улыбкой от уха до уха спрашивает:       — Ты разве не из Кореи?       Хосок на мгновение подвисает. Определенно — нет. Но и говорить о том, что он ангел, не станет. Да и он, правда, не из Кореи, в любом случае, когда он был человеком, то, даже несмотря на свое корейское происхождение, жил в Японии. Поэтому все эти названия уличных блюд ни о чем ему не говорили. Как ангел, он знал все языки мира, но другое дело, что не разбирался в некоторых вещах, связанных с современным языком.       — Нет, — честно отвечает Хосок и немного привирает: — До этого мы с Юнги жили в Осаке.       Чимин удивленно округляет глаза. Он, конечно, помнит, что Мин говорил о том, что они недавно переехали в Сеул, но Пак-то думал, что переехали из какой-нибудь другой провинции в столицу и уж точно не предполагал, что из другой страны. А это, кстати, могло играть большую роль в том, что Хосок ни с кем здесь не общался и вел затворнический образ жизни. Другая страна, другие люди, да еще и дар их этот будущее видеть — все это могло оставить свой отпечаток.       — Но вы так хорошо говорите на корейском, — Чимин качает головой, — да и выглядите не как японцы.       — Наши родители родом из Кореи, но работали в Осаке, поэтому мы выросли там, а сейчас решили переехать, — Хосок скоро от каждого своего лживого слова будет икать, как люди с синдромом Пиноккио. Потому что столько всякого лживого и отвратительного он за всю свою жизнь не произнес, сколько за непродолжительное знакомство с Чимином!       — А я никогда не был за границей, — немного грустно, но с нотками далеко несбыточных мечтаний в голосе произносит Пак, — я бы хотел хоть где-нибудь побывать.       Хосок может только смотреть на Чимина и ничего ему не отвечать, потому что последнему никаких слов не надо – он все и так ощущает. Ангел невербально буквально кричит о том, что готов был бы куда угодно отправиться с Чимином, чтобы окончательно вытащить того из его же раковины, чтобы показать, что мир прекрасен и огромен! Он готов ради него на самые неожиданные и безбашенные поступки, и даже не задумывается о том, что за ними стоит. Они ведь просто друзья…       — Ваш заказ готов! — произносит продавец, заставляя парней обернуться к прилавку, забирая гору накупленной еды.       Чимин быстро расплачивается за заказ и тут же забирает часть ноши у Хосока, который еле все это держал в руках, постоянно перебрасывая пластиковую чашку из рук в руки, потому что она была невероятно горячей!       — Пойдем туда, — предлагает Чимин, указывая локтем на небольшие столики, расположившиеся недалеко от торговых палаток. — Там относительно пусто и можно спокойно поесть.       Хосок только кивает с улыбкой и просто идет следом за Паком, вдыхая аромат свежеприготовленной еды и чего-то трепетного, почти удушающего. Но не обращает на последнее внимание, просто наслаждаясь мгновением. Ощущать себя обычным человеком было для него верхом банального соблазна. А делить этот момент с Чимином просто эффектом сильного наркотика.       — Спасибо! — улыбается Хосок, садясь за небольшой пластиковый столик, заполненный едой. — Я не должен был все это просить, но очень хотел попробовать, извини.       Чимин только возмущенно-смущенно отмахивается и легко вскрывает одноразовые палочки для еды, передавая их Хосоку.       — Не извиняйся, — отмахивается Пак, — мне в радость все это купить, к тому же это не так уж и дорого. А еще напоминает мне, как мама иногда меня сюда водила.       Хосок заинтересованно приподнимает брови, устремляя взгляд карих глаз на Чимина, который, поняв, что сболтнул лишнего, упорно делал вид, что занят распаковкой своих палочек, хотя давно уже их вскрыл.       — Ты, наверное, по ним скучаешь, — легко догадывается Хосок, ощущая грусть Пака, как свою собственную.       — Они были единственными, кто знали обо мне правду и не боялись меня из-за этого. Даже когда я предсказал смерть мамы, она просто мне улыбнулась, — Чимин поднимает голову и смотрит в огромные, наполненные печалью, отражающейся в его собственных зрачках, глаза. — Она меня даже после такого не ненавидела.       Хосок под столом сжимает одну руку в кулак так, что отчетливо слышит треск костей, благо, Чимин за стоящим вокруг шумом вряд ли бы этот звук разобрал. Ангел слишком хорошо понимал, что ощущал Пак тогда, и что он ощущает сейчас, кем себя считает — монстром. Хосок был в такой же ситуации раньше, и он себя люто тогда ненавидел, настолько, что хотел убить, но его спас один человек, лицо которого почти полностью стерлось из памяти, однако сохранился запах и блеск космических глаз.       — Она ведь твоя мама, — шепчет ангел и встречает натянутую улыбку Чимина, который силился прогнать неожиданную печаль прочь, чтобы вернуть хорошее настроение.       — А твои родители знали о том, что ты умеешь?       Хосок сам не контролирует, как на его лицо наползает улыбка после этого вопроса. Он хорошо помнил и мать, и отца, даже после перерождения их не забыл; он даже с ними встречался на небесах. Конечно, несмотря ни на что, жутко скучал, но не как раньше. Его душа почти полностью успокоилась после того, как он стал ангелом. Он только каждый раз испытывал нестерпимую боль, когда силился вспомнить, кем был тот, кто спас его тогда, стоящего на краю обрыва.       — Знали, — кивает ангел в ответ и берет сок из зеленых мандаринов, желая попробовать его вкус, — мама даже научила меня, как отделять ложные сны от настоящих.       Чимин удивленно даже рот приоткрывает, хлопая глазами.       — Правда? Она тоже так умела?       Хосок кивает, но решает не упоминать о том, что мама его была ангелом на самом деле, скорее, таким же, как мама Чимина. Пак должен обо всем этом узнать в свое время, а до этого Хосок будет его оберегать.       — Умела, она мне очень помогла.       — А Юнги? — с интересом спрашивает Чимин, полностью погруженный в разговор. — Он тоже что-то умеет?       Хосоку бы хотелось рассказать насколько демон и что умеет, и что лучше его остерегаться, держаться так далеко, насколько это вообще возможно. Но не может, а потому приходится отчасти соврать, ответив:       — Нет, он не видит вещие сны. — Потому что демон, и правда, таким даром не владел. Да, он даже не спал, насколько ангелу было известно, а потому Хосок почти даже не врет сейчас.       — Он легко тебя принял, — задумчиво произносит Чимин и смотрит на то, как ангел отпивает немного сока через трубочку, округляя глаза при этом. — Вкусно?       — Да! — восклицает Хосок радостно. — Я думал, что он будет кислым. Он, конечно, кислый, но очень вкусный!       Чимин довольно улыбается.       — Я рад, что тебе понравилось. А теперь пробуй все, пока не остыло. Еда прекрасна, пока она горячая.       Хосок в ответ улыбается, подтягивая к себе такояки. Маленькие радости, пустяки, делающие ангела таким счастливым.       — О! — произносит Чимин, неожиданно начав оглядываться вокруг. — Ты чувствуешь этот аромат? — Хосок качает головой, тоже с интересом оглянувшись, но, как и ожидалось, ничего не заметив. — Этого не может быть, но пахнет цветущей вишней.       Чимин закрывает глаза и вдыхает аромат полной грудью, а ангел смотрит на парня и отчетливо понимает, что аромат идет от самого Пака, он его, и он вдруг резко усилился. До этого еле пробивался на поверхность, но сейчас буквально полыхал в воздухе. Потому что Чимин был счастлив в этот момент как никогда, потому что это его особый ангельский аромат. Тот самый аромат, который принадлежал забытому другу Хосока из далекого прошлого.       *****       Черное и белое, вездесущий Инь-Ян, добро и зло в бесконечном и нерушимом переплетении. Темная сторона есть у всего, сколь чист и бел не был бы предмет, за ним изначально, с момента создания, тянется тень черного цвета, мечтая поглотить собой когда-нибудь полностью. Мы все бежим от этой тьмы, преследующей нас, не хотим ей поддаваться, желая остаться на светлой стороне, но слепо не подозреваем, что она всегда с нами, в нас, она уже проникла в наше тело, ведь она — это мы сами. Можно отрицать это, долго спорить и твердить, что в светлой душе не может быть мрака, не может быть ничего ужасного и отталкивающего, но однажды столкнувшись с тем, кто вы есть глубоко в подсознательном, к вам придет осознание.       Чонгук до сих пор гнал от себя эту горькую правду, не желал ее признавать, слепо мечтая остаться только в своем иллюзорно, вручную выстроенном мире, где свет — это добро, а тьма — зло, вечно жаждущее осквернить душу архангела. Чон даже с уже оскверненными, опороченными крыльями, раскрывающими его душу, не желал признавать своего изначально заложенного дефекта. Он будет тянуться только к свету, только к добру и не допустит, чтобы хоть что-то темное и порочное еще раз коснулось его. Он выкинет из гардероба все свои черные вещи, очистит не только душу, но и дом, будет избегать всего, что хоть немного выдавало в нем ужасное создание, коим он стал.       Тэхен рушил все планы. Тэхен был вездесущей гадиной, постоянно появляющейся в самый неподходящий момент, с треском ломающий все к чему прикоснется.       Да, будем честны, Чонгук и сам мечтал поскорее встретиться с Гадесом, чтобы ускорить свой план по первичной добыче пера и уничтожению Дьявола после этого. Он даже знал, как точно сможет добиться всего этого, в любом случае, он надеялся, что его план сработает. Но не ожидал, что Тэхен и сам так быстро начнет торопить события, буквально вломится в особняк Чонгука, наплевав на всю защитную магию, его окружающую. И даже не это привело архангела в бешенство, хотя этому абсолютно незваному гостю, он не был рад, Чонгука привела в ступор и холодную злость фраза Тэхена, которую он с порога кинул архангелу, ничего не объяснив:       — Переодевайся.       А Чонгук замер с черным мешком для одежды в руках, ловко впихнутым Гадесом, который без лишней скромности отправился разглядывать особняк изнутри, словно собирался его купить и приценивался для начала. Чон честно очень крепко держал свой разум в холоде, чтобы не позволить себе еще одной вспышки ярости, которая могла привести к ужасному. Но желание прямо сейчас выгнать Тэхена из дома набатом стучало в голове, желая быть услышанным.       Архангел резко приходит в себя, захлопывая входную дверь, которую великий Гадес не соизволил закрыть, видимо, решая сохранить свой статус и не пасть до обычной прислуги! Чон перекладывает черный мешок в левую руку и быстро несется за Тэхеном, грозным котенком перекрывая ему дорогу дальше. Он даже, вопреки всему, крылья распушает, явно давая Дьяволу понять, что путь закрыт. Архангел просто не желал, чтобы это адское создание шарилось у него по дому. В идеале Тэхен, вообще, изначально должен был получить приглашение, прежде чем, переступить порог, но, видимо, сила его была настолько высока, что всего этого ему не требовалось.       — Что это за игры? — Чонгук с прищуром смотрит на Тэхена, всеми силами стараясь не опускать глаза ниже его губ.       Гадес усмехается, толкая язык за щеку, и запихивает руки в карманы белых брюк, тихо отвечая:       — Игры будут дальше.       Чонгук отчетливо и ясно осознавал, что еще ни одна встреча с Тэхеном не заканчивалась для него хорошо, везде, в каждой гребаной мелочи был жирный подвох, которого не заметить было нельзя, но архангел очень старался это сделать. И вот сейчас он хотел стать внимательным и готовым к любым неожиданностям. А они определенно были, включая, во что был одет Тэхен. Чонгук не просто так не желал опускать глаза ниже уровня губ Дьявола, потому что уже видел его наряд. И мысли по поводу того, куда они шли, были у архангела не самые оптимистичные.       Тэхен был прекрасен, спорить с этим было сродни кощунству. Не каждый бы, надев такое, выглядел, как настоящий греческий Бог, при этом являясь Дьяволом. Он был во всем белом, прямо как тогда, когда потащил Чонгука на экскурсию в Ад. Только от того достаточно простого наряда сейчас не осталось ни следа. Тэхен был по-адски искушающим, таким запретным, но таким желанным, что это ощущал даже Чонгук, потому боялся лишний раз на Тэхена посмотреть.       Свободные белые атласные штаны красиво обнимают лаковые туфли, немного грубые, совсем не классические, но абсолютно точно вписывающиеся в наряд. Атласный пиджак надет на голое тело без рубашки, игриво застегнут всего на одну пуговицу из белого золота, очень смело открывает вид на невероятно прекрасную, крепкую, медовую грудь, манящую и запретную. На талии пиджак перехвачен поясом из золотой цепи, украшенной крупными жемчужинами и бриллиантами; она в три мягких крыла лежала спереди и соединялась в одно общее по бокам, уплывая назад. Рукава застегнуты на пуговицы из белого золота, но из-под них ярко выглядывают широкие браслеты из белой эмали, инкрустированные огромными крестами, состоящими из переплетения белого и желтого золота, украшенные россыпью бриллиантов и жемчугом. На шее толстая цепь золотая в несколько слоев спускается по груди, утопая в краях пиджака, призывно сверкая в его темноте, делая медовую кожу абсолютно нереальной и притягательной. Цепь украшена крупными прозрачными кристаллами и жемчугом, она выглядит массивной и тяжелой, но Тэхен ее держит на шее с невероятной легкостью. И весь этот богический наряд завершает пара небольших золотых сережек, с каплями висящих жемчужин.       Гадес никогда не оставался без внимания в толпе. Но сейчас он был таким, что у архангела не было подходящего слова, чтобы его описать. Красивый и близко к нему не стояло; а главное все дело, кажется, совсем не в одежде. Она просто подчеркнула его великолепие. Тэхен всегда был таким — невероятным, запретным, дорогим и дьявольски искушающим.       — Куда мы идем? — хмуро спрашивает Чонгук, не желая так просто отступать.       Гадес усмехается, облизывая губы:       — Переоденься и тогда я объясню.       Чону все это ой как не нравится. И он бы заупрямился, потому что может и хочет. Идти на поводу у Тэхена было нужным для дела, но себя переубедить было очень сложно. Архангел банально не мог заставить самого себя резко стать пушистым рядом с Гадесом, инстинкт его никуда не делся, видишь адскую тварь — убивай. Проблема в том, что он не мог Тэхена убить и ради этой именно цели сейчас должен был послушать Дьявола и выполнить его… приказ. Ну, как ни крути, а звучала фраза Тэхена именно, как приказ.       — Не тронь здесь ничего и никуда не ходи, — предостерегающе шипит Чонгук, вздергивая подбородок.       Ему не нравилось, что Гадес будет ходить по его святыне. В конечном итоге, хоть частичку гордости он должен был сохранить.       Тэхен растягивает губы в своем фирменном оскале. В совокупности с тем, как он сегодня был одет, зрелище было пугающим, но одновременно жутко манящим.       — А ты куда-то уходишь? — вкрадчиво интересуется, а в глазах черных дикое зверье с цепи рвется, открыто желая архангела. Снова глицинии аромат работает.       — Переодеваться, — холодно отвечает Чонгук, складывая свои крылья, снимая защиту.       Но это не значит, что он больше не настроен воинственно отстаивать то, что ему дорого. Он будет биться до последнего вздоха даже с учетом, что лишился своих сил.       Тэхен на это только неприлично улыбается, томно облизывая красные губы. Дьявол.       — Я рассчитывал, что ты сделаешь это прямо здесь, — тихо шепчет, голодно оглядывая архангела взглядом черным и обещающим такое, о чем многие бы не решились даже подумать. — Мы же оба парни, чего нам стесняться?       Чонгук закусывает губу и отворачивается, не желая смотреть на такого Тэхена. У архангела был стойкий иммунитет к таким играм, но с каждым разом он, похоже, отчаянно становился слабее, благодаря одной адской твари. Чон ненавидел себя за такую маленькую слабость.       — Твоей похоти, — ледяным тоном отрезает Чонгук и гордо разворачивается, уходя вглубь особняка, где мог скрыться от жадных глаз и узнать, что в качестве выходной одежды принес ему Тэхен. Если что-то похожее на его наряд, то Чон просто пошлет его!       — А моей ли? — в спину архангела раздается тихий, пробирающийся в мозг, шепот.       Чон игнорирует, он, не оборачиваясь, идет в ванную комнату и надеется, что когда обернется, то Тэхена позади не будет. У этого сукиного сына отлично выходило оставаться незаметным, даже когда был он на виду.       Архангел ни разу не должен быть таким послушным, он должен был сейчас топнуть ногой в истерике и отказаться выполнять «приказ». Но был вынужден пойти на эту маленькую уступку, потому что сблизиться с Тэхеном — единственный способ добыть его перо. Да, он должен был позволить Дьяволу себя искушать и даже делать вид, что искушается. Но даже в таком случае, он бы не позволил Тэхену перейти черту, не поддался бы ему. Архангелу просто нужна была видимость своего еще одного маленького падения, хитроумный трюк, чтобы отбить Гадесу нюх. И это был единственный способ, чтобы в итоге Дьявола уничтожить. Да, отчасти это могло звучать жестоко, но не шло ни в какое сравнение с тем, каким кровожадным убийцей был Тэхен. Его было необходимо лишить короны и только так.       Чонгук с удовольствием отмечает, что Гадеса позади него не было, когда закрывает дверь в ванную и вешает мешок с шуршащей под ним одеждой на вешалку. Этот кусок черного целлофана мог скрывать под собой все, что угодно, включая то, в каком наряде заявился к нему сам Тэхен. Архангела посещали нехорошие мысли о том, куда они могли в таком виде пойти. Явно не радужных единорогов смотреть.       Чон дергает за язычок молнии, чтобы уже, наконец, понять масштабы трагедии и только надеется, что не сожжет всю одежду разом, когда увидит, что скрыто под черным целлофаном.       Увиденное привело его в ступор.       Он ожидал ремней и цепей, блеска бесконечных дорогих украшений и откровенных нарядов, за которые Тэхена можно было отдельно очень сильно ненавидеть. Но архангел получил то, что получил. За исключением черного цвета всего своего наряда и нескольких деталей все было предельно строго и просто. Это ни разу не было похоже на то, что ожидал увидеть Чонгук, и уж точно не служило поводом, чтобы по-детски капризно топнуть ногой и отказаться это надевать. Он наденет, это поможет его делу, да и выглядел наряд не вызывающе. И отдельно стоит отметить, что в верхней части предусмотрительно сделаны вырезы для крыльев. Так, значит, идут они не в людное место?! Да и вытащить архангела с крыльями в свет было бы верхом безрассудства!       Черные, немного зауженные к низу штаны идеально на него сели, словно Тэхен с него мерки снимал и лично одежду шил. В любом случае, глаз у Гадеса был отлично на это дело наметан. К ним прилагалась пара кожаных ботинок, выглядящих достаточно массивно и грубо, но абсолютно невесомых на деле. Чон даже их не почувствовал в том мешке, пока нес его. И черный кожаный верх, больше похожий на модернизированный ханбок с широким ремнем на талии. Все относительно строго и максимально закрыто, невероятно удобно и даже почти в стиле архангела, но он все равно хмурится, глядя на себя в зеркало.       Да, все из-за того, что одежду эту принес Тэхен, чтоб его! Как только дело доходило до этого жуткого существа, как в Чонгуке открывалось желание делать все наперекосяк! Ну, претило ему играть по правилам этого адского существа, и ничто не могло это исправить.       Тэхен встречает его взглядом черным и жадным, пылающим. Он так и стоит в холле, никуда не двинувшись, но архангел не настолько наивен и понимает, что за время своего отсутствия Гадес мог запросто осмотреть весь особняк и вернуться сюда вовремя. Даром он Дьявол?!       — Великолепно выглядишь, ангел мой, — голодно оглядывает его с ног до головы Тэхен и по одному его взгляду понятно, что архангела готов был прямо здесь раздеть снова, потому что был он таким в черном, что хотелось его еще больше, чем прежде.       Чонгук только хмурится и складывает на груди руки, ощущая себя под этим внимательным взглядом неудобно. А чего он ожидал от этого адского создания, которое думает только об удовлетворении своих низких потребностей?!       — Куда мы идем? Ты сказал, что скажешь мне, когда я переоденусь, — холодно выдает Чон, намеренно игнорируя взгляд Тэхена, да и его — искушающего — тоже.       — В машине, скажу в машине, — Гадес мягко кивает головой на выход.       Чонгук цокает намеренно громко. Как и обычно, не держит слово! Верить этому существу было глупо, он играет в свою игру, где правила подстраиваются под своего хозяина. Архангелу здесь было не выиграть.       — Когда я сяду в машину, будет поздно возвращаться обратно.       Тэхен улыбается и откидывает назад упрямо лезущие в глаза волосы.       — На это весь расчет.       Хочется его ударить, но Чонгук только кулаки сжимает и челюсть заодно, чтобы не ляпнуть чего еще, и молча идет за Гадесом, сверля его широкую спину тяжелым взглядом. Даже крылья, вопреки всему, поднимает, недовольно хлопая ими в воздухе. Будет проблематично ехать с ними в машине, но он ничего не говорит Гадесу, желая застать того врасплох.       На улице прохладный ветерок лижет приятно лицо, и тишина загородной жизни как мед на душу. Только внизу холма горит красным город, зловеще предвещая нечто грядущее, нечто, что всегда ждет во мраке, тихо прячется.       Черная ЛаФеррари терпеливо ждет своего хозяина, сливаясь с темнотой ночи в единое целое. Она прекрасным хищником стоит около особняка, тихо и очень аккуратно охотясь на каждого, кто не ожидает ее здесь увидеть. Прекрасная машина, даже Чонгук, для которого она была предвестником беды, не мог этого отрицать.       Тэхен легко поднимает дверцу авто вверх с пассажирской стороны и смотрит на архангела, улыбаясь ему предвкушающе, опасно. Его черные глаза сейчас в темноте особо пугающие. Но Чонгук не собирается трепетать в ужасе перед этим существом, он и так уже знатно настрадался, пора было поворачивать фортуну в свою сторону.       — Ты, наверное, забыл, но я не могу убрать крылья, — ехидничает архангел, складывая на груди руки, — и в машину они вряд ли поместятся. Придется выбирать другой способ передвижения.       Тэхен, вопреки всему, усмехается и подходит к Чонгуку опасно близко, но личного пространства не нарушает, только скользит своими глазами хищника по его фигуре, обтянутой в черное, по крыльям. И, черт возьми, но архангел буквально ощущает, как его касаются там, куда смотрят эти черные колодцы!       — Я очень предусмотрительный, ангел мой, — шепчет Тэхен, останавливая свой взгляд на пухлых губах Чонгука, — прыгай в машину, — глаза в глаза, — там всем места хватит. — И улыбается победно, изящно разворачиваясь и направляясь к водительской стороне.       Чонгук молчит, он обещал, что будет сдержаннее. Он только скрипит от досады зубами, и глаза его полыхают ярче красок города — опасный коктейль, который с легкостью разжег Гадес. Тэхен, вообще, обладал невероятным талантом архангела бесить, и Чон даже грешным делом стал сомневаться, что сможет вытерпеть эту пытку из пяти свиданий и добиться своего. Но отказаться — значит проиграть, а Чонгук намеревался дальше только выигрывать и никак иначе.       Архангел удивительно легко скользит в салон авто и не испытывает никакого дискомфорта даже с крыльями, которые подчиняясь, и не его словно воле, сами легли позади сидения в пустое пространство, идеально там умещаясь. Немыслимо, как Тэхен так все рассчитал!       А Гадес рядом улыбается тихо, ничего и не говорит. А слов и не надо, все и так понятно, архангел снова оказался в проигрыше, изящной рукой Тэхена ткнут носом в свою несостоятельность.       Чонгук молча тянет на себя дверь авто, мягко закрывая её, и успокаивающе выдыхает, потому что ему полагалось быть немного послушным и мягким с Гадесом, чтобы добиться своего, чтобы одурачить его и уничтожить. Надо было только потерпеть, но вот терпение не было его сильной стороной.       — Так куда мы едем? — спрашивает архангел, когда Тэхен заводит двигатель, резко выруливая на дорогу.       Гадес сейчас по-особому прекрасен. В машине стоит темнота, а загородную трассу освещают только редкие встречные фонари, и их свет мягко собирается в кристаллах на шее Тэхена и рассеивается россыпью звезд на его лице. Зрелище потрясающее и завораживающее, но Чонгук не собирается в этом признаваться даже себе самому.       — Один мой знакомый дизайнер устраивает показ сегодня и пригласил меня, — Гадес уверенно ведет машину, но направляется в противоположную от города сторону. — Я не хотел там присутствовать один и решил пригласить своего ангела, — Тэхен дарит Чону мимолетную улыбку и снова отворачивается к дороге.       Чонгук делает вид, что все эти игры его не интересуют, что ему нет разницы, куда они едут и зачем, но выдает себя еще с того момента, как в доме поинтересовался их сегодняшними приключениями. Тэхен это понимает на раз, а архангел, как и обычно, артачится.       — Знакомый дизайнер? — с нескрываемым скептицизмом переспрашивает Чонгук, смотря на то, как изящные пальцы Тэхена мягко поглаживают руль машины, словно успокаивают дикую кошку, а не ведут авто.       — Ты же не думаешь, что я впервые за долгое время оказался на земле? — с насмешкой задает встречный вопрос Гадес, сверкая на Чонгука своими черными глазами с отблесками граней дорогих кристаллов. — Некоторые сделки, особо доходные, я предпочитаю проводить сам, а для этого нужно непосредственно подняться на поверхность.       Чонгук хмурит брови.       — Сделки? Этот дизайнер заключил с тобой сделку?       Тэхен дарит архангелу еще одну улыбку и снова отворачивается к лобовому стеклу, легко ведя автомобиль по пустой трассе, ведущей куда-то далеко за город.       — Да, — только кивает в подтверждение, — он хотел стать знаменитым, и я ему в этом помог.       — Это нечестно, — мотает головой Чон, отворачиваясь к боковому стеклу, где расстилалась только тьма. — Его талант искусственный.       — Искусственный? — наигранно-удивленно переспрашивает Тэхен, но на архангела даже не смотрит, только насмешливо хмыкает. — Я дал ему славу, а не талант. Это разные вещи, ангел мой. Он был невероятно одарен, но, по разным причинам, славы добиться не мог. И когда отчаялся, то на помощь пришел я, — гордо заканчивает Тэхен.       Чонгук жует губу и упорно смотрит в окно. Звучало все не так ужасно, как было на самом деле. Гадес, как и обычно, воспользовался отчаянием другого, чтобы извлечь выгоду. Даже если тот дизайнер, и правда, был одарен, то он мог вскоре добиться признания, но сломался, пойдя на поводу у прекрасной сказки Тэхена. Дьявол поджидает нас везде.       — Он должен тебе душу? — зачем-то спрашивает Чонгук, обострив свой слух в ожидании ответа.       — Нет, — вопреки всем ожиданиям архангела, отвечает Тэхен, — кое-что другое, но условия сделки я не вправе разглашать, так что, извини меня.       Чонгук хмурится еще сильнее, так что даже складка меж бровей пролегает. Конечно, ему, как небесному созданию, было не по себе от осознания, что демоны спокойно властвуют на земле, заключая сделки налево и право, и ни ангелы, ни архангелы им помешать не могут. Чонгук сейчас вообще был особо беспомощен и это давило даже сильнее. Он бы многих хотел спасти, но битву со злом проигрывал постоянно.       — Если это показ, то там должно быть много народу, — Чон всеми силами пытается заглушить свои мысли о проклятой беспомощности, переводя разговор в другое русло. — Я не могу там появиться с крыльями за спиной.       Тэхен тянет губы в оскале и проводит по ним кончиком языка, предвкушающе. Чонгук всего этого не видит, так как на Дьявола не смотрит, но ощущает что-то такое, повисшее между ними в машине.       — Поверь мне, ты там будешь как нельзя к месту, — тихое, интимное обещание.       Чонгук знал, что Тэхену верить нельзя, но сейчас что-то было в его голосе такое, отчего архангел без проблем поверил в то, что Дьявол сказал. Ему снова готовили какой-то сюрприз, ловушку, а он снова шел туда слепым котенком, не зная, как далеко все зайдет, и чем в итоге закончится. От этого было не по себе.       — Почему я? Почему не взял Юнги? — спрашивает, чтобы отвлечься, хотя ответ и так знает.       Гадес улыбается совсем неприлично, смотрит на насупившийся профиль Чонгука и едва сдерживает себя от желания прикоснуться к этим молочным щекам, благодаря черному наряду выглядевшим особо притягательно. Черное архангелу очень шло, глупо было это отрицать.       — У него сегодня другие дела, — темнит Тэхен, — к тому же, он не любит все эти вечера и приемы. А тебе было бы полезно лучше узнать людей. К тому же, я очень хотел с тобой встретиться снова.       Чонгук хмыкает, но не должен был это делать. Он собирался оставаться бесстрастным, и снова с треском проиграл в этом. Да и как тут остаться незаинтересованным словами Тэхена, когда уже второй день подряд думаешь над его фразой, брошенной тогда, когда архангел уходил из логова Гадеса?! «Я хотел увидеть тебя». В смысле? Как увидеть? Где? Он же тогда еще даже не родился, Тэхен априори не мог его видеть! Что там произошло? Почему он не мог ему просто и ясно все объяснить? Видимо, что-то такое Гадес ощущает от архангела, потому что становится серьезным вдруг и только вкрадчиво интересуется:       — О чем ты думаешь?       Чонгук борется сам с собой долгую секунду, прежде чем обернуться к Тэхену и, бесстрашно встретив взгляд его черный и проникновенный, ответить:       — О том, что ты мне тогда сказал.       Тэхен понимает все сразу, без лишних объяснений и размусоливаний. Он даже улыбку тянет в ответ, вот только взгляд остается таким же, каким и был — печальным. Этого почти не видно в темной машине, но Чонгук словно кожей это ощущает. Гадес отворачивается к лобовому стеклу и отвечает:       — А что тебя так заинтересовало?       — Ты не мог меня увидеть, — мотает головой Чон, внимательным взглядом сканируя профиль Тэхена, но не имея возможности его прочесть, как ни крути. — Это было полмиллиона лет назад. А мне всего две тысячи лет, в то время я еще даже не родился.       Гадес мягко улыбается:       — Я бы хотел ответить на этот вопрос, но обещал кое-кому, что секрет его не выдам. Пусть он сам тебе все расскажет.       Чонгук удивленно вскидывает брови и округляет глаза, в которых отражается свет от уличных фонарей, вспыхивая и тут же погасая, отражая все любопытство, которое архангелом овладело. Только оно — это любопытство — не желало так просто гаснуть. Оно сидело в мозгу и настойчиво требовало ответов на свои вопросы.       — Он? — только спрашивает Чонгук, не бросая попыток прочесть на лице Тэхена хоть что-то.       Гадес загадочно улыбается и мотает головой, разбрасывая отросшую челку на глаза мягким водопадом.       — Это не моя тайна, ангел мой, я не могу ничего тебе ответить.       — Словно ты такой хороший, что держишь слово! — язвит Чонгук, в котором любопытство настолько подняло свою жадную голову, что готово было снова устроить с Тэхеном яростное противостояние. Вот только Гадеса на подобное было не купить.       — Я плохой и признаю это, — кивает он в ответ. — Но эта тайна грузом лежит не на моих плечах, она не со мной связана, а потому я просто промолчу.       — Как не с тобой?! — возмущается Чонгук. — Ты сам сказал, что хотел меня увидеть, но тут же меняешь свое мнение, говоря, что секрет этот принадлежит не тебе! Ты просто не хочешь мне говорить, вот и все! — Гук яростно складывает на груди руки и смотрит на Тэхена в упор, ожидая его реакции.       — Я связан с этим секретом, да, — просто соглашается Гадес, так и не посмотрев ни разу на Чона. — Но он не мой. Если он тебе расскажет, тогда и я свою часть поведаю. — Идеально ускользнул от ответа.       Чонгук только его своими черными зрачками пожирает, желает его, словно, таким образом заставить говорить, но, конечно же, ничего у него не выходит. Тэхен упертый донельзя и этим можно было только восхищаться.       — Ты даже не хочешь мне говорить кто это — он!? — Чон тоже упертый, только вот такую крепость, как Гадес, ему не покорить, не сломать.       Тэхен улыбается снова загадочно и ровным голосом говорит:       — Мы приехали. — Закрывает, таким образом, разговор, потому что для себя счел его исчерпывающим.       Чонгук так не считал, он мог только гневно смотреть на Тэхена, который раззадорил его любопытство, и оставаться против Дьявола, как и обычно, абсолютно беспомощным.       Архангел смотрит за окно и увиденное нисколько его не потрясает, потому что что-то подобное он и ожидал увидеть, когда узнал о месте их… свидания. От этого слова до сих пор хотелось кровью харкаться! Как разрешить Тэхену к себе приблизиться, если даже такая малость у Чонгука вызывает отвращение?!       Они приехали в одинокий загородный особняк, величественным белым камнем возвышающийся над окружающей его природой. Здесь только он царь, только он может быть таким прекрасным, неприступным и точно, абсолютно точно мертвым. От здания просто тянуло холодом смерти, несмотря на то, каким оно было сегодня оживленным, сколько людей толпилось у входа, сколько журналистов приехало, чтобы запечатлеть высоких гостей прекрасного показа и изысканные работы творца, который раскрыл сегодня гостеприимно двери своей загородной виллы.       Никто из людей здесь не замечает, каким зловещим выглядит здание, как оно разбрасывается в стороны тьмой и позволяет ей собой править. Никто не видит знаков смерти, почти грызущихся на пороге, желающих каждый первым его пересечь. Просто люди не способны это увидеть, просто сегодня они ослеплены многочисленными огнями, которыми горит особняк. Эти огни их манят как насекомых, они готовы в них сгореть, но все равно на них идти.       Чонгук очень четко понимал, отчего у здания была такая мрачная атмосфера. Точнее была она не у него, а у его хозяина, который повязал себя договором с самим Дьяволом и теперь всюду тащил за собой смерть, ощущая ее зловонное дыхание себе в спину. Чон надеялся, что дизайнер уже успел пожалеть о том, что заключил сделку с Гадесом.       — Чудное место, не так ли? — откровенно издевается Тэхен, бодро улыбаясь Чонгуку, легко останавливая ЛаФеррари около входа в особняк. Он ведь тоже видит эту тьму, он же ее автор.       — Здесь слишком много людей, — Чон игнорирует издевку.       Его больше заботили свои крылья, невозможность их скрыть и нежелание показывать смертным. Он не должен был раскрывать свою тайну людям.       — Они ничего не заподозрят, — легко отмахивается Тэхен.       Конечно, у него же крыльев сейчас не было! Да, и вряд ли его бы это остановило!       — Люди не настолько слепы.       — Слепы и доверчивы, — уверенно утверждает Гадес и снова улыбается мрачному Чону. — Обратного пути нет, ангел мой, пойдем! — И просто выходит из машины, не стесняясь вспышек камер, нездорового внимания к своей величественной персоне и вопросов, градом на него сыплющихся.       Чонгук скрежещет зубами и нацепляет на лицо холодную маску невозмутимого спокойствия. Он не сдастся и не станет отсиживаться в машине! Он маленький глупый архангел, но уж точно не трус! Он не боится бросить вызов существу, намного его сильнее, и это внимание к себе тоже переживет, более того, докажет Тэхену, что тот ошибся, предполагая, что сможет привезти его сюда и с наслаждением наблюдать, как Чонгук всего стесняется. Такой радости архангел ему не доставит!       Чон, не дожидаясь, когда Тэхен откроет ему, как даме, дверцу машины с той стороны, сам величественно выходит из авто, изящно вытягивая за собой свои крылья, которые мгновенно, на все сто процентов привлекли внимание жаждущих.       Град вопросов и бесконечное щелканье затворов фотокамер должны были заставить архангела дрогнуть или начать слепнуть от всей этой мишуры, но Чонгук стойко держал себя в руках, не обращая на все это внимание. Он только мягко сложил позади себя крылья, ловя на этом жесте восхищенные взгляды.       Тэхен вырос рядом, словно из-под земли, на губах — легкая улыбка, в глазах — жестокая расправа, если хоть кто-то из любопытных перешагнет линию и рискнет к Чону прикоснуться. Архангел этого не видит, так как на Гадеса не смотрит, но что-то от него такое ощущает, правда, значения этому не придает.       — Пойдем, ангел мой, — шепчет Тэхен так, что слышит только Чон, и двигается вперед по красной ковровой дорожке.       Ему только своих крыльев не хватало, чтобы выглядеть как император, пожаловавший на собственную коронацию. Хотя Тэхена короновали давно, и он не нуждался в куске металла, чтобы поддерживать своё звание и свой статус.       Чон идет следом. Не смотрит на журналистов, не отвечает им и не улыбается, только постоянно слышит краем уха бесконечно повторяющееся: «господин Ким», с которым папарацци обращались к Тэхену с градом вопросов. Похоже, что он не врал, когда говорил о том, что бывал на земле очень часто, его здесь знали и знали слишком хорошо, до слепого обожания.       — Я надеюсь, все это закончится быстро, — шепчет Чонгук в спину Тэхену, заходя внутрь особняка и замирая на пороге.       Он ошибся.       Гадес смог снова его удивить, может снаружи здание и выглядело совсем обычным, но изнутри было абсолютно другим. Интерьер полностью отражал зловещее веяние этого места — здесь все было черным. Начиная от высоких потолков и заканчивая едой на подносах, постоянно мелькавших в толпе. Черные ковры на полу, черные тюли, трагично развешанные по залу, черные стулья и холодное освещение от настенных светильников. Если бы здесь все было из мрамора, а не обычного камня, Чонгук бы поверил, что снова оказался в Аду.       Тэхен доволен реакцией Чона, он жадно облизывается на него и вдыхает глицинию морозную новой дозой, отравляя свой мозг еще больше. Так, что уже без этого наркотика дальше жить не сможет спокойно. Ему Чонгук сейчас нужен постоянно, дальше будет хуже, но Тэхен не готов отказываться от этого искушения.       — А я бы хотел побыть сегодня с тобой подольше, — улыбается Гадес.       Архангел отрывает взгляд от лицезрения мрачного интерьера и смотрит на Тэхена, но снова же избегает опускать взгляд ниже его подбородка, туда, куда манило запретно, но слишком сладко.       — Запри свои пошлые фантазии, Тэхен, — холодно отвечает Чонгук. — Если я согласился закончить сделку, это не значит, что стану следовать всем твоим прихотям!       — Я на это и не рассчитывал, — Гадес лижет свои губы и толкает язык за щеку, продолжая: — Но я не имел ни одной пошлой фантазии сейчас, ангел мой, ты слышишь то, чего не существует. — И с видом победителя отворачивается, улыбаясь человеку, пожаловавшему к ним из толпы. Лучше сказать, спешащему к ним.       Парень на вид был не старше двадцати пяти с нежным для представителя сильного пола лицом, но точенными скулами, дающими ему плюс к мягкой мужественности. У него были огромные, наивно-роскошные карие глаза и волосы черные, красиво уложенные вокруг лица.       Чонгук точно знал, что это тот дизайнер. И не потому, что он был одет по-особому — все гости здесь сошли со страниц модных журналов — а потому что он смотрел только на Гадеса со смесью некого уважения и страха одновременно, так, словно знал, кто он, но знание это не пугало, а поджигало интерес. А он и знал.       — Здравствуй, Тэхен! — молодой парнишка кланяется Дьяволу, останавливаясь от него на приличном расстоянии, но ни коим образом не выказывая свое неуважение. Наоборот, он им восхищался. — Я рад, что ты пришел!       Гадес улыбается лучезарно, совсем не как обычно.       — Здравствуй, Мика! Я не мог не прийти, все-таки такой показ!..       — Я не вижу Юнги, — слегка хмурится дизайнер, поправляя полы своего атласного черного пиджака.       Чонгук закусывает губу. Тэхен запросто сдал смертному свой секрет — это было яснее ясного. Для Дьявола законов нет.       — Ты же знаешь, что он не любит все это, — отвечает Гадес, на что Мика только усмехается, качая головой, — но я привел вот это прекрасное создание, — Тэхен резко переводит взгляд на Чона, заставая того врасплох.       Он до последнего надеялся, что его этот разговор не заденет.       Мика смотрит на Чонгука по-настоящему оценивающе, словно собирался купить, но не для пользования вещью, а для восхищения, и это помогает архангелу остаться невозмутимым до конца. Позволяет проникнуться к человеку перед ним уважением, даже не смотря на то, что тот заключил с Гадесом сделку. Чон ведь и сам был повязан с Дьяволом договором.       — Я Мика! — улыбается парень, протягивая руку для рукопожатия.       — Чонгук! — сдержанно улыбается в ответ архангел и коротко жмет протянутую конечность, удивляясь, каким до сих пор жизнерадостным остался Мика, несмотря на то, как тьма вокруг него вилась завитками, грозясь поглотить.       — Так вот кому я шил этот костюм! — дизайнер с улыбкой оглядывает свою работу, которая отлично сидела на Чоне. Тэхен угадал с размером великолепно.       Но затем Мика замечает пару крыльев и взгляд его тут же скользит к невозмутимому Гадесу:       — Он?..       — Нет, — качает головой Тэхен, — он не демон, он архангел.       Чонгук подвисает так, словно получил знатную оплеуху. Он во все глаза смотрит на Гадеса и отчётливо понимает, что ослышаться никак не мог. Дьявол просто и без лишних забот раскрыл Мике их БОЛЬШОЙ секрет так, словно о погоде рассказал.       — Архангел? — дизайнер с неподдельным удивлением смотрит на Тэхена. — У него отчасти черные крылья, — задумчиво тянет Мика, а Чонгук так до сих пор и не нашелся, что сказать.       — Небольшие проблемы, — ловко увиливает от прямого ответа Тэхен.       — А-а-а! — улыбается дизайнер. — В любом случае, я рад таким гостям! Спасибо, что стал моим спонсором! — он еще раз кланяется Гадесу. — А вы отлично впишитесь в мой сегодняшний концепт ангелов и демонов, — он улыбается Чонгуку. — Я оставлю вас, можете быть, как дома, включая, что это твой дом! — Мика радостно улыбается и, отвешивая двойной поклон высоким гостям, упархивает дальше, ведя себя, как гостеприимный хозяин с другими приглашенными.       — Как ты мог?! — в тихой ярости вспыхивает Чонгук, как только они остались одни.       Он знал, что Дьявол безумен, но чтобы настолько!.. Выдать этот секрет буквально обозначало подписание себе смертного приговора! Каким бы могущественным не был Тэхен, но даже он не мог сделать ничего против древней магии, которая и держала всем существам рот на замке.       — А что? — довольно усмехается Гадес, складывая на груди руки. — Тебя что-то смутило? Что я сказал правду?       Чонгук сжимает кулаки и даже крыльями дергает в ярости, но быстро приходит в себя, вспоминая, что сам может выдать себя таким образом всем здесь людям.       — Да! — рычит архангел. — Что ты сказал правду человеку!       У Гадеса в глазах сейчас яростно скачет дикий зверь, предупреждая, что Дьявол, вообще-то, совсем без тормозов. Он делает, что хочет и не волнуется о последствиях. Такие мелочи для его царской персоны не должны были стать помехой.       — Но он не человек, ангел мой, — Тэхен сейчас сияет так, словно выиграл в джек-пот.       Чонгука все это бесит. Его просто уже до слепой ярости бесит постоянно оставаться в дураках, но он держит себя. Очень слабо, но держит.       — В смысле? — хмурится Гук, а сам желает Тэхена ударить. Хоть раз, но это помогло бы почувствовать себя намного лучше.       — Разве ты не видишь, что он такой же архангел, как и ты? — бьет контрольным Гадес и наслаждается удивленным состоянием Чонгука, облизывая свои красные пухлые губы. — Да, наверное, черная метка сбила тебя с толку. Но он архангел, и я не вру.       — Он заключил с тобой сделку… — не понимает Чон, часто хлопая глазами.       — Да, — кивает в знак согласия Тэхен. — Он еще не переродился и уже не сможет, потому что связался с Адом. Но выбора-то у него и не было особого. Рай отвернулся от него с самого его рождения, просто бросил умирать новорожденного ребенка на холодной зимней улице без права быть найденным и спасенным.       Тэхен в упор смотрит в глаза Чонгука своими утягивающими, пугающими зрачками, способными поглотить на раз.       — Он должен был умереть, так и не начав жить. Ангелы, которые должны были его оберегать, непонятно чем были заняты, но на помощь к нему не приходили. Я ждал до последнего, что они появятся, но никто не появился, его просто обрекли на смерть. Я сжалился и забрал его к себе под крыло, дал кров, — Тэхен разводит руками в стороны, намекая на особняк, — деньги, воспитание и обучение. Я дал ему жизнь, которую вы наплевательски собирались потерять. Так что, я могу и буду рассказывать ему все наши тайны, в конечном итоге, за все свои страдания, он это заслужил.       Чонгук в подвисшем состоянии от услышанного смотрит на Тэхена и безуспешно пытается переварить всю эту информацию, в которой злой и черный волк оказался вдруг белым и пушистым. Это не могло быть правдой, но было ей, особенно включая, как Мика относился к Тэхену в этом коротком разговоре. Он его не проклинал и не испытывал к нему отвращения, он его уважал и, Чонгук бы даже осмелился предположить, что любил, как сын любит отца.       — Но ты же был в Аду… ты не мог… — пытается начать рассудительно мыслить Чон.       — Я был в Аду не всегда, — терпеливо повторяет Тэхен. — К тому же здесь у меня много связей, и ты не поверишь, как много разных существ готовых безвозмездно помочь Дьяволу в воспитании архангела.       Не поверит. Потому что звучит все это слишком бредово, абсолютно нереально!       — Ты его испортил в итоге, он повязан с тобой договором, — шепчет Чонгук. — Ему было лучше умереть, чем связаться с тобой.       Тэхен только усмехается на это, а в глазах тьма злобно плещется. Где-то Чон сильно сейчас перегнул палку.       — Когда я появился на свет, все тоже считали, что мне нужно было умереть. Я был изгоем и одиночкой, меня боялись и сторонились, — опасно тихо отвечает Тэхен. — И смотри, в кого я превратился. Мика согласен прожить счастливую человеческую жизнь и попасть в Ад, только чтобы никогда не стать архангелом и не попасть к вам в Рай.       — Это ты ему это в мозг влил! — ответно злится Чонгук.       — Да ну? — усмехается Тэхен. — Я ли? Или вы, которые бросили его умирать, безвинное дитя? Вы мните себя чище нас, а на деле прогнили насквозь. Сколько архангелов и ангелов смогли дожить до старости и переродиться за последние тысячу лет?       Чонгук зло смотрит в черные глаза и молчит, Гадес ответ и так знает, слишком хорошо знает.       — Они кончают жизнь самоубийством, потому что изначально брошены страдать и умирать в одиночестве. — Тэхен сейчас серьезен, как никогда. — Когда старое поколение небесных догниет, Рай будет пуст.       — Мы должны пройти через страдания, чтобы вознестись, — пытается опровергнуть логику Гадеса Чонгук, не желая проигрывать в битве мировоззрений.       — И кто это сказал?       — Наш Создатель оставил нам такой завет, — Чон смотрит на Тэхена в упор, ясно дает понять, что не сдастся. — Через боль приходит величие.       — И правда! — неожиданно с улыбкой соглашается Гадес. — Я стал таким именно пройдя через боль! У вас прямо-таки система пыток Ада только на земле. В преисподней мы караем грешников за их неправедную жизнь. А вы на земле чистых, за то, что они такие светлые и прекрасные. Ты как-то говорил, что я уничтожаю все прекрасное, а чем вы лучше?       Чонгук молчит, Чонгук абсолютно точно, стопроцентно не знает, что ответить Тэхену, потому что… он прав? Этого просто не может быть! Так не должно было быть! Архангел не должен был соглашаться с мнением Гадеса, он должен был выстраивать в голове защиту и никогда, ни при каких условиях не позволять змеиным словам просачиваться в мозг!       Тэхен словно видит в Чоне всю эту борьбу, потому мягко, совсем непривычно ему улыбается и тихо произносит:       — Отлучусь по делам, мой ангел, не скучай, — и легко разворачивается, направляясь в толпу, вызывая своим присутствием одни только возгласы восхищения и жадные, похотливые взгляды в свою сторону. Ему не привыкать, и ему точно нет до них никакого дела.       Чонгук остается один и не понимает хорошо это или нет. Люди не несли для него никакой опасности, он ведь архангел, как ни крути, но отчего-то, оставаясь один, Чон ощутил себя неполноценным, словно ему отрезали ногу или руку. Но признавать, что это из-за Гадеса, он не желал, а потому, гордо вздернув подбородок, направился вглубь огромного зала, заинтересованно рассматривая мрачный интерьер, с которым мог запросто слиться в своем черном, но никогда этого не признает, удобном наряде.       Дальше в зале ровными квадратными рядами стояли стулья островками, отрезанными друг от друга белыми тонкими дорожками ковра, по которому, видимо, далее и будут ходить модели, демонстрируя новые наряды Мики. Все стулья были изящные с высокими резными спинками, на каждом висел лист с именем гостя, но как Чонгук не крутил головой, а увидеть, где будут сидеть, и будут ли вообще, они с Гадесом, не мог.       Этот импровизированный подиум весь состоял из черного и белого, как и сказал Мика, его концепт ангелы и демоны идеально вписывался в такой интерьер. Даже Чонгук, и тот в него вписывался, но больше походил на адское создание во всем черном, и это заставляло его настроение упасть на деление около нуля.       Как сблизиться с Тэхеном? Как заставить себя отпустить ситуацию и перестать бесконечно брыкаться? Как заставить свой мозг поверить в то, что план Чонгука единственный, с помощью которого можно уничтожить Тэхена? Одни только вопросы.       — Какой ангел! Или лучше сказать, был ангелом?! — с одного из стульев к Чону оборачивается мужчина, улыбаясь ему неприлично.       Архангел и не заметил этого демона, притаившегося в своей матери-тьме, и даже не ощутил его. Отсутствие силы очень многим подставляло Чонгука даже перед такими обычными земными демонами, которых раньше он мог выгнать одним взглядом. Но, видимо, что-то в Чоне сломалось, что ощущали все адские твари и не преминули этим воспользоваться.       Чонгук не отвечает мужчине, продолжая двигаться дальше. Но на деле слух обостряет, не желая, чтобы его застали врасплох.       — У тебя красивые крылья, — демон, конечно же, следует за ним, однако близко не подходит, все еще опасается. — Такие порочные! — усмехается мужчина. — И где ты согрешил, ангел? — Мужчина улыбается своим неприличным мыслям, мягко плывя между рядами стульев за Чонгуком.       Архангел наивно считает, что при таком количестве народа к нему демон не станет лезть открыто, а потому продолжает его игнорировать, ожидая, когда тот от него отстанет. Но забывает, что небесные создания обладают особой притягательностью для черных душ, желающих опорочить все светлое.       — Такой неразговорчивый! — тянет демон, жадно поедая Чона взглядом черных недобрых глаз. — А я бы хотел с тобой познакомиться, — мужчина быстро огибает стул и становится перед Чонгуком, преграждая ему путь.       Еще ничего толком и не предпринял, а архангел уже весь собрался, ожидая, когда демон откровенно начнет лезть к нему. А он начнет, в этом не стоило сомневаться.       — Ты гость или модель? — мужчина оценивающе осматривает фигуру Чонгука, и взгляд его ясно давал понять, где хотели бы оказаться руки.       — Лучше уйди по-хорошему, — холодно отвечает архангел, собираясь поменять маршрут, только бы избежать дальнейшей ментальной битвы.       Демон усмехается презрительно, он отлично понимает, что если бы Чон мог, то давно бы уже использовал против него свою силу. А если просто пытается избежать контакта с адской тварью, то что-то в его боевом арсенале нарушилось, и постоять за себя он не может.       — Только с тобой, — демон делает опасный шаг вперед и когда видит крупицу паники в глазах напротив, осознает, что выиграл, начиная паскудно улыбаться. — Я не обижу, — с улыбкой тянет.       — СонГи! — раздается громкий голос, заставивший даже Чонгука слегка вздрогнуть и обернуться, чтобы встретиться со своим спасителем лицом к лицу.       Мика смотрел на демона без капли страха, зато с пылающей в карих глазах злостью. Он проходил мимо, желая убедиться, что для показа все готово, а тут увидел такое! Немыслимо!       — Не смей его трогать! — предупреждающе цедит Мика, бесстрашно подходя к архангелу, словно желая его защитить собой, не имея тоже никакой силы за плечами.       Чонгук только сейчас понял, что парень на голову его ниже, а широкий пиджак скрывает под собой тонкое тело ребенка. А он и был еще ребенком по меркам небес, прожил всего ничего.       — Да я и не собирался, — демон с нескрытым неудовольствием поднимает вверх руки, а глаза его то и дело скользят на Чонгука. Его жадность не хотела упускать такой приз. — Мы просто хотели подружиться, да, ангел? — Чон бы хотел ему его же глаза выдавить сейчас.       — Я вас слишком хорошо знаю, — Мика непреклонен. — Он мой гость, так что имей к нему уважение.       В глазах демона вспыхивает ничем не скрытая ярость. Он не хочет останавливаться и молодой хиляк явно не представляет собой такую уж большую преграду, но СонГи все равно его не трогает, только злится и в ярости желает задеть больнее.       — Да если бы ты не был приемным сыном Тэхена, то…       — То что? — спрашивает тихий, опасный голос Дьявола, неожиданно появившегося на самом интересном месте.       Гадес идет плавно, никуда не торопясь, но с такой грацией хищника, что и сомнений не оставалось, в каком он сейчас бешенстве. Прекрасный и воинственный, пугающий, но такой желанный. Чонгук смотрит на Тэхена и, наверное, впервые за все их знакомство рад, что тот так вовремя пришел.       — Ты не договорил, — Гадес смотрит на побледневшего до полуобморочного состояния демона и по одному его взгляду понятно, что смерть — это минимум, что ожидает СонГи. — Чего притих?       — Простите, господин! — демон без раздумий, что его увидят, падает на колени перед своим королем, забывая разом все, что собирался Мике наговорить, остался только страх за свою шкуру.       — Я не ангел, чтобы прощать, — ледяным тоном выдает Тэхен, и Чонгук к стыду дергается назад, потому что такого Гадеса он не видел никогда.       Это было не просто бешенство, не просто ярость, в его глазах словно сам Хаос начинал раскрывать свою пасть, грозясь всех поглотить.       — Тэхен, — Мика аккуратно касается плеча Дьявола, совсем его не боится.       Не как Юнги, который вечно желал попасть под горячую руку и ярость Гадеса разделить, а как существо, желающее и способное остановить поток Хаоса. Но сегодня его было не остановить — глициния прочно засела в мозгу.       Гадес на Мику внимание не обращает. Он желает покарать, и он покарает, его не смеет никто трогать и оскорблять, пора бы уже всем это хорошенько запомнить.       — Тэхен, не надо! — встревает Чонгук, ощущая нехорошее.       Он, конечно, не трогает его за руку и не пытается вообще как-то прикоснуться, но ясно понимает, что вся эта ситуация началась из-за него и разрулить ее должен он. Дьявол убьет своего поданного без раздумий, а Чон смерти, даже демона, сейчас не хотел. Достаточно смертей.       Гадес смотрит на Чонгука взглядом жгучим, черным и ничего не говорит. Они словно общаются невербально, на деле просто каждый слишком уперт, чтобы взгляд отвести. Мика между ними единственный, кто сохранил здравый рассудок, но он не вмешивается. Успокоить Тэхена – задача под силу только Юнги, но того сегодня здесь не было.       — Убирайся, — выдает Гадес ровным голосом демону, смотря на него, как на кусок грязи под ногами.       Чонгук облегченно выдохнул. Он не верил, что все сможет так спокойно обернуться и был даже счастлив, правда, не счастливее демона, которого буквально ветром унесло от Тэхена, словно тот боялся, что Дьявол передумает. А ведь мог.       — Мне не нужны смерти здесь! — Мика бесстрашно смотрит в глаза Гадесу, давая понять, что все это ему не нравилось.       Дьявол только усмехнулся, снимая повисшее в воздухе напряжение.       — Если не здесь, так в другом месте.       — Тэхен! — возмущенно восклицает Мика, очень мило злясь.       — Тебя ждут, — с улыбкой отвечает Гадес, кивая на стафф, который терпеливо ожидал разрешения конфликта, но сам в него не совался. Боязно.       Мика бросает последний взгляд с прищуром на Тэхена и только после этого разворачивается, уходя закончить все приготовления. Чонгук остается с Гадесом один на один и все, что может делать — смотреть на него удивленно, потому что не ожидал, что тот послушается маленького, глупого архангела.       — Что? — Тэхен приподнимает бровь, смотря на Чонгука изучающим взглядом.       — Где ты был? — Чон снова становится непробиваемой скалой и закрывается, складывая на груди руки.       Гадес усмехается:       — Скучал по мне? Было страшно?       — Просто интересно, зачем сюда притащил, а потом сбежал! — остро режет словами Чон, но ни разу не задевает Тэхена за живое.       — Встречался с Намджуном, — слегка осклабился Гадес, — узнавал последние сводки с поля боя.       — Не желаю ничего знать! — быстро отмахивается Чонгук, осознавая, что не рассчитывал получить правду в ответ, но именно ее и получил. Тэхен всегда умел удивлять.       — Я так и думал, — улыбается Гадес победно и лижет коротко красные губы, наслаждаясь видом прекрасного архангела, который был полностью в его власти. — Пойдем, скоро начнется показ.       Чонгук ничего не отвечает и только следует за Тэхеном, не осознавая, что Гадес пощадил демона только потому, что его попросил архангел. Потому что когда-то давно, когда впервые его увидел, пообещал Чону, что исполнит любое его желание.