Map of the soul: 7

      FLASHBACK       Любопытные взгляды, заинтересованные и напуганные — они были абсолютно везде. Кажется, что даже под кожу проникали, в сами вены вливались, чтобы выяснить причину такой аномалии, чтобы понять, что это и почему оно вдруг здесь появилось. Сотни глаз следили без устали, без капли стеснения. Карие, голубые, зеленые, серые — самые необычные оттенки, только не черные. Здесь, вообще, не было ничего черного или хоть сколько-нибудь мрачного. Все слишком жизнерадостное, светлое и очень фальшивое. Тихий шепот, едва-едва слышимый, разносится ото всюду, все обсуждают, все в замешательстве, всем не терпится узнать причину таких перемен. У них давно уже не было ничего интересного, все скучно и однообразно — приелось, хоть менять склад жизни все равно никто не спешил.       Черные крылья мягко шуршат по вымощенной белым камнем дорожке, ведущей в еще более диковинный сад, чем встретил их до этого. Здесь явственно ощущалось, что присутствует жизнь, сильная жизнь, восхитительная, сотворенная из магии, почерпанной в Хаосе. Разных размеров золотые скамьи, в окружении загадочных цветов, были разбросаны по многочисленным тропинкам, опоясывающим сад, но неизменно сходящимся у величественного замка из белого камня. Прекрасного и открытого для всех. Ангелы и архангелы стайками восседали на этих скамьях, кто-то гулял, любуясь красотой своего дома, но все разом собрались в одну кипящую от любопытства толпу, огромными глазами наблюдая за красивым парнем, вдруг пожаловавшим к ним в Рай в сопровождении архангела.       Тэхен был интересен здесь всем — этакая необычная новинка, с упомрачнительным запахом лилий, самого Рая, в черной, жуткой одежде, с парой гигантских черных крыльев, тянущихся за ним прекрасным шлейфом. И, конечно же, с силой, которую ощущали все. Такая сила — безграничная, первородная, привлекала многих. Кого-то пугала, а кого-то заставляла удивиться или восхититься.       Тэхен ни на кого особо и не смотрел, некоторых он видел ранее — они приходили к его пещере, чтобы посмотреть, сыграть в храбрецов, осмелившихся подойти к чудовищу, но при этом бежали все, как один, стоило ему только пошевелить крыльями, затмевая Млечный путь. Трусы. Только один не побежал, не побоялся, осмелился остаться и даже заговорить. Тот, кого Тэхен до сих пор за руку держал, следуя за ним по этому удивительному саду. Джин был как все вокруг, но совершенно ото всех отличался. Тэхен не знал, как себе это объяснить, раньше у него такого не было, раньше он, вообще, ни с кем не общался. Он впервые очнулся в темной пещере, один, про других, про их мысли и души он не знает абсолютно ничего.       Ангелы и архангелы смотрят на пару удивленно. Восхищаются смелостью Джина, другие же упрекающе качают головами. Конечно, Сокджин был не молодым архангелом, он был братом Люцифера, Михаила и Габриэля. Никто не ожидал от него такого безрассудства, хотя с другой стороны в этой четверке он был самым младшим, а потому часто чудил. Всем стоило бы уже это запомнить. И многие, даже может, догадывались, что когда-нибудь Джин выкинет что-то из ряда вон, но не догадывались, что он приведет в Рай другое существо, темное, да, еще будет так открыто держать того за руку! Неслыханная дерзость! Но никто поучать архангела не полезет, для этого у него есть старшие, сильные братья и Создатель, который хоть и изредка, но общался со своими творениями.       Дорожка мягко скользит за куст пушистых гортензий, открывая вид на замечательный, спокойный пруд, собравший на своей глади яркие золотые лучи солнца. Рядом ивы плакучие мягко раскачиваются, создают невероятной красоты пейзаж. Но такой фальшивый. Тэхену он не нравится сразу, как и все здесь. Если бы не Джин, он вряд ли бы зашел в Рай так далеко, сразу бы развернулся и ушел в свою пещеру, где все хоть и было холодным и одиноким, но было настоящим.       Прямо у пруда на траве мягкой и игривой отдыхают ангелы и архангелы, они любуются окружающей красотой, весело о чем-то разговаривают, и выглядят самыми беззаботными во всей Вселенной. Ясно, что до них слух о госте еще не дошел, потому что они держались от остальных небесных созданий особняком. Они — местная элита, состоящая из идеальных пар и архангелов первого поколения. Они не считали себя выше, просто они любили быть прекраснее остальных, подчеркивая, что они выше.       — Джин-и! — раздается громкий, женский голос, и один из ангелов отделяется от группки, которая только сейчас их и замечает. Она ярко улыбается, откидывает назад свои белые локоны и несется к архангелу с объятиями.       Джин улыбается ей в ответ, подхватывает девушку на руки, выпуская ладонь Тэхена, отчего у последнего в глазах медленно, но верно скапливаются грозовые тучи. Без поддержки архангела ему было некомфортно. Не страшно, в конечном итоге, он не встретил здесь еще никого, кто был бы сильнее него, но все равно некомфортно.       — А я все думала, куда ты пропал?! — девушка отлепляется от Джина и с интересом смотрит на гостя, оценивающе смотрит. — А это кто?       Архангел переводит взгляд счастливый и сияющий на Тэхена, улыбается ему так, что тот разом успокаивается весь, готовый наивно вестись и на эту улыбку, и на блеск этих карих глаз.       — Знакомься, Тэхен, это Суа! — он дарит еще одну теплую улыбку ангелу. — Она моя предназначенная пара!       — Предназначенная пара?       Тэхен так просто ни с кем еще дружбу заводить был не готов. Включая, что эта Суа ему не нравилась, она несколько презрительно поглядывала на него, хоть и тщательно это скрывала, а еще так вдруг помрачнела, когда неслась сюда, увидев, что Джин держит Тэхена за руку. Мутное знакомство. Да и смотрит она на него как-то уж слишком открыто-враждебно. Он ей не доверял так же, как и она ему.       — Мы идеально друг другу подходим, — отвечает вместо Джина Суа, намеренно обнимая архангела повторно, показывая, что он уже занят.       Тэхен, наверное, не оторвал ей голову прямо здесь, потому что что-то ему подсказывало, что Джину бы такое не понравилось.       — Что здесь происходит? — их небольшую, не очень дружескую беседу разом прерывает высокий, властный голос.       Со стороны пруда к ним, почти следом за Суа идут сразу три архангела. Один немного впереди, явно главный здесь, с копной темно-каштановых волос и такими же насыщенно карими глазами.Высок, хорошо сложен, с идеально прокачанными мышцами, в руке золотое копье.       Тэхен его знает. Видел у своей пещеры, этот архангел приходил, чтобы тоже поиграть в храбреца, но свалил даже быстрее многих здесь. Только сейчас выглядел могучим, может, потому что Тэхен на его территории, а может, потому что архангел просто не знает, что тот монстр из пещеры стоит прямо перед ним. В любом случае, Тэхену он не понравился, в голубых глазах сразу же появились холодные, уничтожающие огоньки.       — О-о-о! — темноволосого архангела нагло в сторону отпихивает другой, пробираясь к эпицентру действий, чтобы первым все увидеть.       У него светлые, почти белые волосы и глаза ярко-ярко голубые, почти как глаза самого Тэхена, у них только разрез глаз разный и сам взгляд.       — Джин-и, как и обычно, не приходит с пустыми руками! — светловолосый архангел Сокджину подмигивает задорно, игнорирует недовольную вмешательством в их личное пространство Суа, и тянется к Тэхену, спрашивая: — А ты кто?       — Люцифер, уйди от него! — темноволосый архангел снова командует, вот только его и слушать не собираются.       Тэхену этот Люцифер определенно нравится, он чем-то похож на Джина, только сильнее и загадочнее. В голубых глазах было много невысказанности и тайных знаний об этом месте. Тэхен хотел бы с этим архангелом при возможности поговорить и даже узнать некоторые тайны Рая. Это ведь интересно, другого мотива у Тэхена просто не может быть. Он никто.       — Отстань, Михаил! — Люцифер отмахивается легко, голубыми глазами провожая огромные крылья Тэхена вдаль. Черные. Ну, и пусть! Они все равно прекрасны! — У меня тоже есть крылья! — архангелу прямо неймется, он даже не замечает, что Тэхен несколько растерян таким поведением. Просто берет и резко позади себя взмахивает парой ослепительно-белых крыльев, огромных, не как у Тэхена, но больше даже, чем у Михаила.       Идущим позади него братьям приходится пригнуться, чтобы Люцифер их не задел, потому что сам он о таких мелочах не волновался. Только сильнее перья распушил, демонстрируя всю красоту своих крыльев в полную силу и, посмотрев в голубые глаза Тэхена, спрашивает:       — Нравится?       — Перестань показушничать! — Михаил строго смотрит на брата, становясь рядом с ним, опираясь на свое копье, как на трость, но карими глазами безотрывно смотрит только на Тэхена. Он ему не нравится. Их неприязнь прямо-таки искрит между ними, не вербально озвученная.       — Ты кто? — архангел спрашивает холодным, властным тоном, окидывая незнакомца несколько высокомерным взглядом.       Здесь все, в Раю, были одеты в ослепительно-белые прекрасные одежды, закрывающие полностью тела, дабы следовать приличиям и не искушать других на грех. А их новый гость ото всех здесь отличался, он был: во-первых, одет во все черное, а во-вторых, его старые тряпки так стерлись, что обнажали и часть груди, и даже бедра в нескольких местах. А еще глаза эти голубые, в них явный плещется отказ подчиняться. Михаилу не нравится все неизведанное и странное, новое, а еще он не любит, когда ему не подчиняются!       — Он не знает, — Джин вышел слегка вперед, вставая рядом с Тэхеном, под недовольные взгляды Суа и старшего архангела, но не боясь получить свиток нравоучений в ответ, — я его нашел у того места, где обитает монстр.       Джин намеренно не договаривал правду, потому что, что-то ему подсказывало, что никто Тэхена здесь не оставит, если выяснится, что тот монстр — это он. Михаил смотрит на брата очень хмуро, одним видом пытается его прогнуть, с дороги выгнать, чтобы незнакомца не защищал, но не тут-то было. Джин мало того, что несгибаемый, так он еще и самый младший — его здесь все любят.       — Да? Ты ходил туда?! — Люцифер снова влезает в разговор, опуская крылья, чтобы иметь возможность втиснуться между братьями.       Тэхен смотрит на голубоглазого архангела и мысленно отмечает, что прежде его никогда не видел. Здесь многие не приходили к нему в пещеру, но среди вот этих четверых первых архангелов только Люцифер к нему не пожаловал. Даже Джин в итоге пришел, только не Люцифер, у которого мозгов было больше, чем у Михаила, хоть и вел он себя, как ребенок. Тэхен смотрит в голубые глаза и видит там ответ на свой немой вопрос — Люцифер из всех здесь единственный понял, что тот монстр из пещеры и есть Тэхен. Удивительная проницательность.       — Я же говорил — не уходить из Рая! — Михаил грозно смотрит на Джина.       А Тэхен в этот момент хочет старшему архангелу глаза в глотку запихнуть, чтобы не смел с Джином так говорить, да и смотреть, тоже не смел! Если он старший, это еще не значит, что может обижать такого замечательного парня, как Джин!       — Мне было просто интересно! — младший хмурится, нисколько не сдается даже под таким авторитетным давлением и руки на груди складывает, глядя в глаза брату бесстрашно. — Ничего плохого не произошло!       — Остынь, Михаил! — архангел, который до этого все время молчал, выходит вперед и кладет руку на плечо брату, сдерживая его гневную тираду, которую он готовил для Джина. — Мы все вольны, он ни в чем не виноват.       Михаил скрипит зубами, но успокаивается. Только бросает испепеляющий взгляд на Тэхена, который неожиданно стал виноват во всех его проблемах. Последний в ответ ярко сверкает голубыми глазами, что не укрывается ни от кого. Незнакомец безгранично силен, и если бы хоть половина здесь знала о том, что пользоваться своими способностями полностью он не умеет, то не трепетали бы так от его здесь присутствия, и не желали бы быстрее выгнать его из своего прекрасного, фальшивого дома.       — Я Габриэль! — говорит архангел, обращаясь к Тэхену. — А кто ты?       Люцифер смотрит на гостя с любопытством, абсолютно не скрытым, отмечает, что они почти одного роста и телосложения. Отмечает, какие у них похожие, но при этом разные глаза. И крылья, конечно же. Именно то, из-за чего здесь все нервничали. Не просто их черный цвет заставлял многих дрожать от непонимания и страха отчасти. Но еще и размер. Самые длинные крылья были у Люцифера и Михаила — соответственно они и были самыми сильными в Раю. Вот только у их нового гостя силы было поболее, чем у них у всех вместе взятых. Непобедимый и несокрушимый, при этом не архангел и не ангел. Кто он — вот загадка!       — Джин назвал меня Тэхен, — отвечает парень, пожимая плечами.       Суа смотрит на гостя с еще большей дозой недовольства, но, как и все здесь, испытывает легкое удивление от услышанного, хоть и приправленное знатной дозой ревности. Младший архангел, и правда, незнакомца нашел.       — И кто ты будешь? — Михаил в смятении хлопает ресницами.       Это не значит, что так легко начнет ему доверять и не станет за ним подозревать что-то неладное. Но ему вдруг до ужаса необходимо узнать, кто такой этот Тэхен, почему он оказался у той пещеры с монстром, кто его там оставил и откуда у него такая безграничная сила?! Пожалуй, последнее было даже важнее всего остального.       — Я не знаю, — Тэхен жмет плечами несколько безразлично.       Ему самому было абсолютно не интересно, кто он. Ну, разве это важно?! Он похож на архангелов и ангелов внешне, так почему ему не стать, как они? Только не такими высокомерными и холодными, а таким, как Джин.       Михаил скептически приподнимает бровь ровно, как и Суа. Они не верят — ясно читается по их лицам. А точнее они не хотят верить, ведь в таком случае можно было бы гнать этого Тэхена взашей и снова наслаждаться спокойной жизнью. Один бы правил небесами, вторая нежилась с любимым.       — Так уж и нет?! — усмехается старший, намеренно крепче сжимая в руке копье, угрожая.       — Да ладно тебе! — Люцифер снова вмешивается во все дела.       Он ярко понимает, что если дойдет до настоящей битвы, то Михаил здесь позорно падет перед их гостем. А уж как бы Люциферу не хотелось брата носом в грязь ткнуть, а такой поворот событий означал бы ничтожность Высших архангелов, а этого не было нужно никому.       — Вокруг нас много других миров, — он подмигивает Тэхену, — что если он случайно потерялся из одного из них? А теперь просто ничего не помнит, пройдя через границу?! Любой вариант возможен.       — Или он делает это нарочно! — Суа недовольно складывает на груди руки, дуя губы.       Джин переводит на нее удивленный взгляд, он думал, что она его поддержит! Но ангел была очень решительно настроена против, ибо делить своего Сокджина ни с кем не хотела. Ему нужна была поддержка, неужели никто здесь не видит, что Тэхен добрый и безобидный? Неужели никому не жалко и не горько выбрасывать его одного в пустоту, где ему не с кем будет даже поговорить?! Куда делась вся гуманность?!       — В таком случае, мы будем голосовать, — вздыхает Габриэль, понимая, что по-другому этот вопрос не решить.       Тэхен вот бы, вообще, не хотел оставаться здесь, среди кучки лицемеров, только Джин, который до сих пор стоял рядом с ним, словно защищая его от братьев, и держал его здесь. Если бы не он, если бы не этот мягкий аромат ландышей, то он бы плюнул на всех, желая им поскорее прогнить, потому что их ждет только такой конец.       — Зачем голосовать, он опасен для нас, мы не сможем его оставить здесь?! Пусть идет своей дорогой! — недовольно визжит Суа, при этом глядя на Джина, прямо ему говоря, что не желает видеть в Раю никого чужого. И ни с кем делить Сокджина не будет.       Архангел всего этого в ее взгляде не видит, потому что в нем горит желание Тэхена защитить и оставить рядом с собой, в обществе, где он сможет быть не одинок, может, заведет друзей. Наивный. Тэхена могут только бояться.       — А ты молчи! — строго говорит Габриэль. — Ты может и предназначенная Джина, но не имеешь права голоса. — Ангел недовольно фыркает, и подбородок гордо вверх задирает, смотря на всех с презрением. — Кто за то, чтобы оставить Тэхена в Раю?       Михаил недовольно скалится, втыкает копье зло в землю и рычит почти, прожигая на госте дырки глазами:       — Я против! Ему здесь не место!       Тэхен на это и бровью не повел, продолжая холодно смотреть на старшего в ответ, одними глазами давая понять, что связываться с ним — провальное занятие. И Михаил это тоже понимал, а оттого бесился еще больше. Конкуренция никогда не ведет ни к чему хорошему.       — Я — за, — улыбается Люцифер, подмигивая Тэхену, — хочу узнать, кто ты на самом деле!       — Я тоже — за, — говорит Джин, смотря в голубые глаза, которые от этого вмиг потеплели, — и я готов нести за него ответственность.       Суа громко фыркает, выражая крайнюю степень недовольства. Михаил просто смотрит на всех с презрением. Остался лишь один решающий голос — Габриэля, как он проголосует, так и будет, даже вне зависимости от того, что Тэхен уже набрал два голоса в свою пользу. Габриэль на данный момент единственный провидец среди небесных, он лишится дара только тогда, когда появится кто-то другой, кто сможет знаки расшифровывать правильно, кто будет настолько мудр, что будет молчать об увиденном.       — Пусть остается, — говорит Габриэль, наконец, и Джин с радостью выдыхает, оборачиваясь к Тэхену и сверкая ему красиво и счастливо своей улыбкой.        Михаил недовольно качает головой, думает, что это наказание какое-то, а не братья, гордо разворачивается и просто уходит, потому что проигрывает впервые.       А Габриэль только молча давит легкую улыбку. Он уже знает, что Тэхен — это Гадес, он только надеется, что все обернется в лучшую сторону, что смирившись судьбе, не идя ей вопреки, он сложил для него лучшее будущее, что помог ему избежать участи стать королем преисподней. Он пока еще не догадывается, что вот эта улыбка, вот эти карие глаза Джина и будут первым толчком к бездне, из которой Тэхен не сможет выбраться никогда. А разделить их уже не получится. Нужно было действовать сразу, нужно было не отпускать Джина к краю мира, не вестись на его невинность и жалобные глазки. Им нельзя было встречаться, тогда Тэхен никогда бы не вышел из этой пещеры, которой сам и был.       END FLASHBACK       *****       Прекрасное создание, великолепное в своей неповторимой грации и смертоносности. Хрупкое и нежное, как самые редкие в мире цветы, как цветки вишни, которые дарят свою красоту пышно и ярко, но сгорают мгновенно, опадая белыми хлопьями на землю. Он уже сгорел, только восстал из пепла, собрался по частям сильный и несгибаемый, гордый и неукротимый. Прекрасный, как тонкая мелодия, и величественный, как стихия.       Горят черные глаза, разбрасывая ярко-синие искры во все стороны, зверь дикий этим огнем и дышит в глубине великолепных глаз, выползая наружу, являя себя, ужасного, всему миру. Черные волосы волнистые задорно прыгают вокруг лица, то создавая жуткую тень, то наоборот освещая невинное, почти ангельское лицо. Губы ползут в тонкую ядовитую ухмылку, и только черные крылья спокойно лежат позади своего хозяина, сверкая дьявольской красотой. Юнги весь такой — как Дьявол, только им не является. Хотя, несомненно, мог бы им быть; и реки крови лились бы, и крики боли бы в подземельях не стихали — это, конечно, в идеале. А на деле, маленький демон отлично знал, что боль — понятие относительное. Он бросал узников одних в клетках, и те становились монстрами и без бесконечных пыток. Разум, даже после смерти, способен создавать много прекрасного и ужасного одновременно.       Люцифер бесконечно рад, что отправился на такое дело именно с Юнги. Да, у него еще не зажило плечо и это как бы плохо, особенно учитывая, что они вступят в бой. А они вступят, в этом даже не стоило сомневаться. Но черное сердце грело осознание, что оно рядом с великолепной, маленькой дрянью, к которой неимоверно тянуло, настолько, что Люцифер сам себя мысленно называл самоубийцей, отдергивая руку, пальцы которой чесались, так хотели Мина просто потрогать, просто прикоснуться без какого-либо подтекста. Падшему до сих пор было обидно, что Юнги родился не в его эпоху. Так он мог бы обладать заветной красотой в одиночку, ни с кем не делясь, как Тэхен. Да, Гадесу он отдельно очень завидовал. А самое паскудное было то, что он не мог попросить Тэхена Юнги ему отдать, потому что Мин — не вещь и не шлюха, он сам выбирает с кем и как. И выбрал он не в пользу Люцифера, а оттого тот заметно бесился, желая заполучить Юнги, привлечь его внимание всеми возможными способами.       — Наверное, будь ты архангелом, был бы как куколка! — падший скалится довольно, петляя между черными мраморными иглами, пронизывающими землю.       Они были на территории межизмеренческих, но пришли в гости не к ним. Хотя жаль, Люцифер бы с радостью отомстил им за все, что они с ним сделали! Но, увы, это подождет, потому что их миссия важнее. Хотя, что-то падшему подсказывает, что Мин бы от такой кровавой программы не отказался.       Юнги тянет губы в оскале, намеренно крутит в руке копье, которое потащил с собой, просто чтобы опробовать всю его мощь. Смотрит в эти до невозможности голубые глаза и видит там все, что так тщательно от него не прячут. А прятать бессмысленно, они оба вкусили Ада, оба умели разбираться в чувствах и желаниях, куда больше остальных.       — А сейчас я разве не куколка?! — наигранно-обидчивым тоном интересуется, даже губу дует.       И да, Люциферу это особо нравится, потому что Мин с такой позиции, и правда, выглядел, как невинный ребенок, которому отказали в покупке конфет. Падший мысленно рычит, ради такого ребенка он бы скупил все конфеты мира, жаль только, что Юнги нужно вовсе не это.       — Куколка, — кивает Люцифер, с мечтательной улыбкой глядя в эти дьявольские черные глаза, желая в них утонуть, — с недетским набором смертоносных игрушек.       Юнги фыркает только и продолжает идти вперед, точно зная, куда они направлялись. Эту часть задания знал идеально только Мин, только он часто с Тэхеном бывал в мире межизмеренческих, и даже несмотря на всю его разруху, мог с точностью воссоздать его былой облик и найти то, что они искали — портал. Странно, почему его не мог ощутить Люцифер, ведь он сильнее Юнги? Дело в том, что этот портал был только для демонов, даже не смотря на то, что Мин родился архангелом, но прошел весь путь перерождения души, став адской тварью. Люцифер же был просто обычным падшим с черными крыльями, его нельзя было назвать демоном, как и Чонгука. Они оба пали — да, но ни один из них по-настоящему не перерождался в Аду. Потому в этой части задания у Юнги было значительное превосходство, ровно такое же, как у Люцифера во второй части.       — Я не ожидал, что ты пойдешь со мной, — тянет Мин, легко покручивая в руке копье, любуясь, как его острый наконечник блестит, хотя прямого источника света для этого нет. Поистине сильная, магическая игрушка.       — Ну, во-первых, дальше этого шага ты один не сдвинешься, — отвечает Люцифер, облизывая губы, глядя на то, как Юнги хмыкнул гордо на его слова, — а во-вторых, с тобой должен был идти кто-то сильный. Одного тебя Тэхен бы точно не кинул на это дело.       Мин качает головой и тянет улыбку, останавливаясь и оборачиваясь лицом к падшему. Смотрит исподлобья своими жуткими, нереально прекрасными глазами. Черные крылья мягко трепещут позади него, и сила плещется в этом худом теле. Немаленькая сила — понимает Люцифер.       — Я не это спрашивал, — Юнги падшему улыбается очень даже неоднозначно. Словно заигрывает с ним, словно прямо здесь предлагает собой обладать, но за всем этим просто кричит, что если Люцифер его хоть тронет, то он ему своими зубами отгрызет руку. Цербер. — В конечном итоге, это я и так понял.        Мин вздыхает и весь разом расслабляется, продолжая свою увлекательную игру. А падшего затягивает, демон ему нравится до нездорового покалывания во всем теле. Даже тупая боль в плече перестала замечаться, только Юнги, только это прекрасное создание с покалеченной душой.       — Мне вот интересно, как ты согласился пойти со мной, если знал, что я всю дорогу буду пытаться тебя соблазнить? — Мин хитро щурит глаза, облизывая губы. — Не боишься сорваться? — Юнги приближается к Люциферу непозволительно близко, слегка приподнимается на носочки и заглядывает в огромные голубые глаза, топя в себе. — Не боишься накликать беду? — Мин голодным взглядом скользит по пухлым губам и своими почти к падшему прижимается, опаляя его почти приторным от сладости дыханием. — Не боишься того, что будет дальше? — искушающе выдыхает в губы Люциферу и рукой ловко хватает его за пах, сильно сжимая, но с удовольствием отмечая, что у падшего на него стоит. Каменно стоит.       Люцифер плотно сжимает зубы, чтобы не зарычать или хотя бы не разомкнуть губы и не слиться в горячем поцелуе с этим самым настоящим искусителем. Да, он знал, что все так будет. Знал, что Мин ради забавы будет к нему лезть, совать его горло под нож и наслаждаться этим с безумной улыбкой. Падший сам на все это шел, сам был готов в руки маленького демона отдаться. Юнги ему нравился очень сильно, запретно.       — Я готов рискнуть, — выдыхает Люцифер и сам себя в клетку сажает, чтобы не разорвать Мина в своих руках, чтобы сдержаться и не поддаться на эти умелые манипуляции рукой, которая так сладостно-запретно его касалась.       — Мне нравится твой ответ! — усмехается Юнги и резко от Люцифера отстраняется, перехватывая удобнее копье. Блестит на падшего своими лисьими глазами, откровенно издевается сейчас, но ни капли о том, что делает, не сожалеет. Только подмигивает ему и тянет сладкое: — Пойдем, у нас есть еще дела!       Словно они не военный план выполняют, а сейчас пойдут искать удобное место, чтобы сексом заняться. Люцифер все-таки рычит несколько обреченно, он готов маленького демона и здесь, на земле, трахать. Увы, но все это останется только в его мечтах.       Падший скрипит зубами, но следом за Юнги идет, разглядывая уничтоженный пейзаж. Межизмеренческие Тэхена, видимо, сильно вывели из себя, раз он устроил им такое. Многие Гадеса только считают взрывным, но никто на деле не знает, что терпения у него — целые цистерны. Он многих неугодных давно бы мог убрать, особенно учитывая, как они напрашивались познакомиться со старухой смертью, только вот Тэхен всегда избегал лишнего кровопролития. Сколько Люцифер его помнит, а так было всегда. Он может злиться и беситься внутри себя долго, пока что-то его керосиновую бочку не подожжет. Межизмеренческие, похоже, очень старались сыграть в пиротехников, раз Тэхен разнес их измерение тьмой, навсегда лишив его шанса снова ожить и начать давать плоды. Темная и сильная магия, которая подвластна только Гадесу, потому что его сестра, как Намджун брат. Только у Ману есть физическая оболочка, а у тьмы ее нет.       — Что сделали межизмеренческие, раз Тэхен так… буйствовал? — Люцифер сам себе улыбается, подбирая идеально подходящее слово.       Юнги слегка мрачнеет, совсем на долю, хотя падший все равно замечает, особенно учитывая, что демон постоянно ходил со своей неизменной легкой улыбкой на губах. Да и Люцифер слишком часто и долго на Мина пялился, чтобы такие изменения подмечать.       — Они убили Джина.       Падший кусает губу. Все становилось более чем ясно. Он и представить себе не может, что сделает с Суа Тэхен, когда ее поймает! Люцифер и сам бы не отказался ее расчленить и заставить сожрать каждую свою часть! Только у Гадеса явно есть что-то в запасе похуже, даже к бесконечным пыткам можно привыкнуть, только не к магии первородного. Она может и защитить, и уничтожить. С какой-то стороны Люцифер даже к Тэхену и примкнул в этой войне, потому что знал о нем правду, знал, что во всей Вселенной не найдется существа сильнее Гадеса. Он сам Вселенная.       — Хм, нас с Чонгуком теперь осталось только двое, — замечает Люцифер, задумчиво кусая губу. — Но мы оба падшие.       — Потому Тэхен и предложил тебе эту сделку, — весомо замечает Юнги, ловко петляя между грядой особо часто расположенных мраморных игл.       Здесь раньше была какая-то смотровая башня. Тьма с особым наслаждением уничтожала все, что было возведено на этой земле.       — И я ее очень ценю, — улыбается Люцифер, предвкушающе, — такие щедрые предложения от него редкость. Хотя звучало все более чем странно.       Юнги не кивает, но мысленно соглашается, и ответ все равно знает. Тэхен готовится к худшему повороту событий, он уже давно к нему готовился. Юнги еще в Ад не попал, а Гадес уже готовился, уже все знал наперед, словно обладал даром ясновидца или отлично все просчитывал на сотни, тысячи лет вперед. Но все было до банального проще. Тэхен просто был первородным, он просто знал порядок вещей, видел, когда они подходили к концу своего существования, видел, что ему лично придется положить всему конец и знал, какова цена за это. Жутко, только сам Гадес так не считает, потому что живет дольше всех созданий во всех мирах.       — Он по идее не такой, как мы все, — Юнги сверкает своими черными, дьявольскими глазами на Люцифера, — нет в этом ничего странного.       Падший лижет жадно губы, разглядывая маленького демона, который был самой вкусной и самой опасной конфеткой в мире. Тронь и отравишься. А может, Люцифер уже и отравился? Ведь Мин его не раз касался, другое дело, что падший ответно тронуть его не мог. Хотя в своих мечтах представлял, насколько нежной может быть эта молочная кожа.       — А ты ему так предан, — восхищенно произносит Люцифер, разглядывая тонкие идеальные черты лисьего лица, — это заставляет восхититься!       Юнги оборачивается к падшему с самой паскудной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. В черных глазах зверь уже полностью достиг верха своей темницы, полностью из нее выбрался. Сейчас начнет рвать и метать, заливая все кровью, злобно хохоча и требуя еще диких развлечений. А Люциферу все равно нравится, он тонет в этих глазах добровольно, отдается этому зверю в когтистые лапы, готов по его воле умереть. В Юнги было что-то, чему падший никак не мог противиться — он сам.       — А ты так хочешь мной обладать? — прямо спрашивает, дерзко и открыто, хотя ответ и знает.       Просто черной душе хочется его вживую услышать, радоваться, что даже падший против его чар не смог выстоять. Хотя не чар вовсе, Юнги не пытался его намеренно охмурить, просто Юнги не может не нравиться. Открытый и сильный с легкими нотками изящной беспомощности и безумными, дикими тараканами в голове.       Люцифер блестит ярко-голубыми глазами, в которых вмиг вспыхивает пламя высоко, теряясь где-то в радужке глаз, но извиваясь в своем жутком стремлении все пожрать своей природной силой. Синие искры летят во все стороны, ударяются о зрачок и снова оседают в основном, жадном пламени, начиная свою игру по-новому. Просто прекрасное зрелище, завораживающее.       — Надо быть камнем, чтобы не хотеть тобой обладать, — отвечает падший, с едва заметными рычащими нотками в голосе.       У него внутри пожар похлеще, чем в глазах, потому что его всего и черной душой, и сердцем тянет к Юнги. Запретно тянет, а невозможность его тронуть еще большей порцией керосина в огонь, чтобы пламя падшего полностью пожрало, всего, ничего не оставив.       — Или слепым, который не видит дальше кончика своего носа. — Люцифер тянет улыбку, больше похожую на оскал, когда видит, что Юнги услышанное нравится. — Или слепым и глупым идиотом, — падший останавливается, и Мин за ним следом.       Крепкий, жадный контакт глаза в глаза, где каждый пытается другого поглотить, каждый показывает свою гордую и несгибаемую натуру, каждый идеален в своей темной несдержанности и силе. Люцифер пальцами в воздухе проводит по контуру прекрасного лица, ненавидит весь мир сейчас, потому что даже банально прикоснуться к нему не может.       — Таких драгоценностей в мире — одно на целое тысячелетие, — шепчет падший и грустно улыбается, резко все прекращая, убирая руку и снимая все их напряжение невысказанное, но строго ощутимое. Даже разрывает зрительный контакт, переводя взгляд куда-то вдаль. — Я очень завидую Тэхену.       Юнги смотрит на профиль Люцифера и задумчиво кусает губу. Им многие хотели обладать, многие на него облизывались, слюнки пускали и даже пытались его задобрить разными подарками и вниманием, чтобы он отвернулся от Тэхена и перешел на их сторону. Но все они были фальшивками, а Люцифер фальшивкой не был. Да, он был падшим архангелом и совсем не хорошим, как демон, хоть им и не являлся, однако за всем этим Юнги ему нравился искренне, не потому что был этакой диковинкой, с которой можно было интересно провести время, не потому что принадлежал Тэхену. Просто нравился, и бесконечных причин тут не было. Но проблема была в другом.       Мин перехватывает удобнее копье, мрачнеет заметно и произносит ровным, но ясно, что ни капли не безэмоциональным голосом:       — Я все еще люблю ЁнХи.       По немой команде снова продолжают идти вперед. Люцифер смотрит на Юнги и восхищается им еще больше. Маленький бездушный демон, с целой трагедией за черными глазами, с целой болезненной историей, как и у многих из них, но все же другой. Мин, и правда, похож на Тэхена. Они оба горят в желании быть кому-то нужными, но оба отвергнуты целым миром, у них одинаково глубокие, незаживающие раны на сердцах от того, что было с ними в пору, когда они были добрыми и светлыми. Потому они теперь и вместе, потому они вместе во тьме — делиться друг с другом болью и переносить ее на двоих легче, чем одному. Люцифер сожалеет только, что не он стал тем, кому Юнги вот так доверяет, что отдает свою покалеченную душу, ничего не боясь. С другой стороны, такое доверие было необходимо заслужить. Тэхен заслужил, потому что с Мином они похожи, и потому что они оба до глубин своих искалеченных душ не могут предавать. Вот за эту схожесть, за общую боль, за силу, которую они делят и за стойкую привязанность друг к другу — они и получили столько уважения и зависти от других существ.       — Тэхен ведь может ее вернуть, — замечает Люцифер, внимательным взглядом сканируя уничтоженный пейзаж, замечая легкое волнение воздуха в самых разных местах. Он не знал, насколько это все видит Юнги, но сам мысленно эти изменения отметил, продолжая вести себя, как обычно.       — Он уже вернул себе Джина когда-то, — отвечает Мин, хмуря брови, — и счастлив от этого не стал.       — У всех разные истории, — говорит Люцифер и незаметно спускает с поводка свою силу, ощущая, что они резко перестали быть здесь одни.       За ними следили, выглядывали из порталов глаза, которых было просто не видно, ожидали удобный случай напасть. А впереди была высокая гряда — идеальное место, чтобы загнать их в ловушку: ни вперед, ни назад. Падший может только выглядит легкомысленным, но у него за плечами было тоже не одно сражение; Суа смогла его поймать только потому, что он захотел, сам полез в ловушку. В честной битве ей его не одурачить.       — Может, у тебя с ЁнХи все бы сложилось.       — Я не хочу бередить призраков прошлого, — отвечает Юнги, кажется, ничего не замечая, — даже представлять не хочу, как она будет смотреть на меня, когда узнает, что я демон.       Люцифер губу кусает, не может не отметить, что Мин прав; он только выглядит безумным и безрассудным, а на деле, пожалуй, умнее многих. Падший на собственной шкуре знал, что после падения, после того, как теряешь все, что у тебя было, становишься мудрее, скидываешь розовые очки и видишь все в том цвете, в котором оно представало изначально — грязно-черном. По Юнги только с первого взгляда можно было сказать, что он согласен на все лишь бы иметь то, что хочет, особенно включая, что он обычно и получает именно то, чего желает, просто озвучив свою просьбу Тэхену. Но Мин и близко не был слепым глупцом, все, что он получал от Гадеса — не более чем мелкие прихоти. Он никогда не просил чего-то сильного и действительно ему нужного — как воскрешение ЁнХи. Тэхен ему сам предлагал, но Юнги отказывался, и, наверное, правильно делал, не желая «бередить призраков прошлого». Ему сейчас больно из-за потери своей возлюбленной, но ему будет больно вдвойне, если все это будет напрасно. Люцифер Мина очень уважал за это решение, и потому даже дальше в рану лезть не стал.       — Она на небесах? — легко догадывается падший.       — Тэхен сказал, что — да, — кивает Юнги, приближаясь к гряде все ближе и ближе, не ощущая, как за ними опасность идет, как то тут, то там вспыхивают совсем незаметно прозрачной рябью порталы, за которыми их враги поджидали случая напасть. Люцифер продолжал делать вид, что ничего не замечает.       — Поэтому ты на этом задании, — падший легко снова стреляет в точку, расслаблено хрустя шейными позвонками, как на прогулке.       — Намджун бы тоже справился, — возражает Юнги, фыркая, — я сам захотел пойти, а Тэхен знал, что я захочу, поэтому я и здесь.       Люцифер улыбается, предвкушающе облизывая губы, у него даже спина начала гореть, так ему не терпелось вырастить крылья и начать схватку. Но он терпел, предоставляя их врагам сделать первый выпад. Лучшая защита — нападение? Нет. Уж Люцифер как никто другой знал, что победителем выходит самый терпеливый.       — Он тебя, и правда, балует! — замечает падший. Юнги смотрит в голубые глаза, и только подбородок гордо задирает, театрально бросая:       — Ты не понимаешь!       — Отчего же? — Люцифер продолжает спокойную беседу, чтобы их враги не заподозрили что-то неладное раньше времени. Так ведь потеряется весь вкус от победы!       Мин останавливается и смотрит прямо в глаза падшему, а сам медленно распрямляет позади себя крылья. Черные зрачки опасно блестят, предупреждая, что монстр уже давно выбрался на свободу, и стоит быть очень аккуратным, чтобы не подтолкнуть его к активным действиям, где он превратится в бурю и снесет всех вокруг!       — Я… — Юнги лижет губы и тянет оскал, обнажая ровный ряд зубов, — тоже знаю, что за нами следят. — Мин подмигивает Люциферу и изящным движением копья блокирует удар, неожиданно в них прилетевший. Золотая плеть тусклыми обрывками падает на мертвую землю, разорванная на части.       Падший реагирует ровно так же быстро, как и Юнги. Черные, огромные крылья мгновенно позади него вырастают, все еще не зажившие, с парой особо жутких ран, но способные биться и держать своего владельца в воздухе. Люцифер одним взмахом здоровой руки выставляет перед ними силовое поле, не давая нападавшим ни шанса их достать. Все его внимание сконцентрировано на порталах, откуда, словно тараканы начали выползать межизмеренческие с ангелами и драгсами — загадочными существами в черных балахонах, за которыми не видно даже лиц. А лиц и не было — это падший точно знал, драгсы не более чем духи, проклятые умирать от удара катаной или ножом или любым другим смертоносным оружием в сердце. Ровно в сердце надо ударить, чтобы их убить. Но не все так просто, подобраться к ним почти невозможно. Если захотят, то могут стать настоящими духами с разрушительной магией — их тронуть нельзя, но они пробивают любую защиту.       Люциферу и одного взгляда на эту группу захвата хватило, чтобы понять одну вещь — Суа спустила своих псов с цепей, приказала убить всех, кто на стороне Тэхена. А включая, что здесь их было только двое — сам падший и Юнги — то ясно, что она решила подбить триумвират Гадеса. Нет одного звена в цепи, и вся система уже не работает. Люцифер, конечно, мог ошибаться на этот счет, ведь они могли банально защищать спрятанные здесь сокровища Суа, которые Тэхен приказал уничтожить. Но для охраны хватило бы и десяти драгсов, скажем. Оставлять здесь две сотни солдат — очень подозрительно.       — Сам Люцифер пожаловал, — межизмеренческие расходятся в стороны, пропуская своего лидера.       Рюджин вся в новеньком и чистеньком, хоть и черном, снова величественная и властная. Только отсутствие глаз ее и портит, только оно и доказательство того, что власти в этом умирающем мире у нее нет больше. Она заключила союз с Суа и теперь будет плясать под ее дудку.       — А я думал, что она сдохла, — падший взмахивает крыльями, с не скрытой издевкой в голосе, и смотрит на Юнги, который при виде Рюджин весь аж затрепетал, предвкушая наиинтереснейшую битву.       Мин губу кусает, наигранно-удивленно смотрит на целую армию, обложившую их с тыла, и скучающе вертит в руке копье, думая, какова вероятность, что против его мощи не выстоят даже молчаливые драгсы? Велика, стоило бы проверить на практике, да у Мина руки чешутся проверить на практике!       — Нет, — отвечает Юнги, — Тэхен ее не убил, наверное, нам оставил! — скалится демон, заставляя Люцифера в ответ прыснуть.       Рюджин скрипит зубами, руку кладет на талию, где у нее свернутая плеть сверкает как новенькая. Ей явно не терпится начать, и она даже знает, что мощи у нее для победы хватит. Суа в этот раз дала ей не просто пустое обещание, она дала целое войско. Поставить на колени тех, кто поставил на колени ее — Рюджин мечтала безумно!       — Можете зубоскалить сколько угодно, — демон держит до сих пор себя как королева, — только я отсюда чую твою рану, Люцифер! Я знаю, что ты недавно был в бою и сильно пострадал! Почти сдох! — Рюджин тянет оскал.       Падший только трясет головой, заставляя белые пряди воздушной шапкой разлететься вокруг лица, сам улыбается, как ребенок, получивший самый прекрасный подарок. Он хотел межизмеренческим отомстить, и у него неожиданно для этого возникла просто потрясающая возможность. Без боя их не отпустят, да они и сами теперь просто так не уйдут. Ведь Намджун был прав, когда посчитал их с Юнги пару — безумной и разрушающей. От Мина отчетливо веяло скукой и желанием тут же броситься в бой, игнорируя все эти взаимные оскорбления. Пустая болтовня. Кто жив останется, тот и прав.       Люцифер намеренно расправляет крылья позади себя, не ощущая даже боли от этого, даже в плече уже не тянуло, словно зажило, хотя это было не так. Копье Михаила — не шутка. Он знает, что слепая Рюджин его не видит, но так же знает, что видят его другие и их страх, явно читающийся по открытым лицам, передавался и ей. Она не могла не знать, что с Люцифером шутки плохи. Но и королевой бы не была, если бы так разом отступила, поджав хвост.       — Я знаю, зачем вы сюда пришли! И вы этого не получите!       — Ты и близко не представляешь, зачем мы сюда пришли! — тянет оскал Люцифер.       — За перьями не переродившихся! — рычит Рюджин и все-таки снимает свою плеть, позволяя ее концу свободно упасть на землю. Это почти как светофор, загоревшийся желтым, перед тем, как засиять зеленым и дать старт автомобилям. Только здесь старт будет обозначать кровавую битву. — Суа предупреждала, что вы захотите их забрать! Но еще она сказала, что я могу убить любого, кто решит их тронуть! — улыбается Рюджин.       — Замечательно! — подает голос Юнги, радостно хлопая в ладоши. — Так, — обращается он к Люциферу, — убьем их первыми!       Маленький демон просто прекрасен — это Люцифер и так знал. Но он убийственно красив в битве. Ловкий и очень гибкий, похож не меньше чем на ангела смерти особенно с этими черными крыльями и копьем в руке, которым разит всех, кто смеет лезть на него со своими жалкими ударами. Юнги превосходен, легко парит в воздухе, почти порхает, как редкий вид бабочек, двигается, словно в танце — уверенно и грациозно. Но только посмотришь в его глаза и сразу ясно — демон. Зверь полностью выбрался на свободу и теперь делал, ровно то, ради чего и был создан — убивал, без капли жалости убивал всех и вся, разбрасывая вокруг себя фонтаны крови. Слизывал капли красного с губ и, безумно хохоча, уносился дальше, в самую гущу событий. Намджун был не прав — Мин бы и один справился.       Люцифер трясет головой снова с коротким смешком и сам в стороне не остается, снимает защиту и тут же взлетает в воздух, распушая до предела свои все еще кровоточащие от ран крылья. В здоровой руке материализуется катана, призывно блестя, рекомендуя начать резать головы прямо сейчас. А падший и не против. Вон сколько на него врагов летит — выбирай любого! Магия Люцифера в этом измерении не работает, но она, в общем-то, и не нужна ему, чтобы быть одним из самых грозных существ во всей Вселенной. Не Тэхен, но бывший правитель преисподней.       Люцифер берет целью драгсов, которые все разом отчего-то начали точить свои зубы на Юнги, который самозабвенно дрался просто со всеми, кто попадался ему на пути. Но межизмеренческие тут же начали падшего отрезать от маленького демона, чтобы не мог ему помочь. Золотые плети в их руках блестели где-то на периферии, только Люцифер все равно видел, без сожаления уничтожая на своем пути ангелов, которые просто не давали за ворохом своих крыльев ему и дальше увидеть Юнги. "Какая идеальная стратегия" — легко осознает Люцифер все с той же фирменной улыбкой на губах. Мин самый слабый среди них двоих, потому удобнее с помощью силы драгсов убить его, чтобы потом полностью переключиться на падшего. План гениален, если бы еще их враги хоть немного знали больше того, о чем знают.       Юнги не испытывает никакой сложности, сражаясь даже с таким количеством врагов. Копье в его руках очень покладистое и очень смертоносное, наконечник настолько острый, что хватает и небольшого пореза по горлу, чтобы ангелы начинали своей кровью захлебываться, не имея возможности и дальше вести бой. Юнги тоже свою магию не использует здесь, потому что не может. Но это не значит, что вся ситуация ему будет нравиться меньше, пожалуй, даже наоборот. Он распушает свои крылья, намеренно манит всех в них целиться, а сам парит в прекрасном танце, убивает не только копьем, но и идеально острыми перьями, которые рубят особо слепо и жестоко.       Вокруг кровь плещется, Юнги и так уже весь в ней, но все это его не трогает. Ему нравятся крики боли и битвы, как металл ударяется о металл, как острый конец копья протыкает сердца и глотки, разрывая кожу вместе с мясом. Но Мин ненасытно продолжает парить в своем самозабвенном танце, идеально уходя от золотых плетей межизмеренческих, которые, как ни старались, а достать маленького демона не могли. Потому что маленьких ловить сложно.       Люцифер продолжает своих бывших собратьев резать. Ему должно было быть их жаль, но эту стадию он уже давно прошел. Они все отравлены похуже даже таких, как сам падший или Чонгук, или даже Хосок. Восстановлению не подлежат — вот такая должна была быть на них надпись. Всех убить и только так. И Люцифер убивал, даже осознавая, что с каждым ангелом, летящим мертвой кучей вниз, небеса, и так пустые, окончательно погибают. Всему суждено умереть, нет ничего вечного. Пожалуй, все, что видел Люцифер вечное — это чувства. Не фальшивые, которые приняли по ошибке за истинные, а настоящие, сильные, прекрасные. Как те, которые в себе полмиллиона лет носил Тэхен, или те, которые были даже в гнилой душе Юнги.       Падший стремительно пикирует вниз, не обращает внимание, как несколько мечей повторно по его ранам на крыльях проходят, словно стремятся их просто отрезать. Он коршуном налетает на межизмеренческих, которые уж подозрительно целенаправленно пытались поймать маленького вертлявого демона своими плетями. Люцифер такого исхода не допустит, хотят битвы, так пусть пытаются все вместе падшего одолеть — так хотя бы будет честнее, нежели бесконечные попытки вместе с драгсами ужалить исподтишка Юнги.       Люцифер волчком в воздухе вокруг себя крутится, крыльями идеально на части режет своих врагов, взлетает всего на пару метров и резко опадает, начиная без разбору убивать межизмеренческих, у которых, кроме их плетей против падшего была еще и возможность в своем мире по мановению пальца исчезать в портале, появляясь в другом месте. Сражаться с ними здесь было нелегко, но Люцифер ничего простого и не любил, иначе Юнги бы ему не понравился.       Падший с рыком отмечает, что драгсы здесь уж слишком сильны, они призраками стоят на земле, не ходят, не шевелятся почти. Только изредка набирают огромные шары с магией прозрачной, отливающей серебром, а потом стреляют ими прямо в Юнги, каждый раз становясь к маленькому демону ближе. Мин их цель — все, что понимает Люцифер, если убить его, то можно знатно подбить Тэхена. И падшему это должно быть на руку, вот только с Гадесом у него договор — раз, а два — Юнги Люциферу слишком нравится, чтобы любоваться на его смерть.       Мин красиво взмахивает крыльями, буквально в воздухе танцует свой ритуальный танец смерти, зовет ее сюда, чтобы она насытилась сполна, забывает при этом, что здесь именно он и играет роль жнеца. Демон заливисто хохочет, изящно уходит от всех ударов, которые на него сыплются просто ото всюду, в чертовски маленький зазор между ударами умудряется проскользнуть, демонстрируя преимущество своего хрупкого телосложения. У него на лице россыпь алмазов, черная челка от крови слиплась, и вся грудь ею залита. Но на самом Юнги нет ни одной царапины, он продолжает в свое наслаждение играть, не уставая и уж точно не желая, чтобы враги в количестве уменьшились. В его красивых руках копье звенит и переливается, отнимая жизнь за жизнью, легко подчиняется новому владельцу, словно прямо под него и изготовлено.       Юнги делает еще один изящный пируэт, острыми крыльями отрезает головы своим врагам, облизывает окровавленные губы, дико улыбаясь. И в этот момент замечает краем глаза внизу на земле фигуру, которая стремительно удирает от места битвы, удивительно ловко петляя между острыми пиками мраморных игл. Мин усмехается и стрелой летит вниз, на эту фигуру, точно зная, кто это, и не желая просто так отпускать это существо. Рюджин бросила всех, поняв, что победы им не ожидать или испугавшись за свою шкуру, и бросилась к маячившему впереди порталу, у плотной гряды мраморных игл, нанизавших замок, словно шашлык на себя.       Но Юнги не успевает Рюджин даже схватить, не успевает и нескольких метров пролететь, как его тут же сбивает на землю мощный удар одного из драгсов, и межизмеренческие тут же стремятся его своими плетями схватить, чтобы не смог брыкаться, чтобы один из ангелов успел свой меч в гнилое сердце вонзить. Но с Мином не все так просто. Он прекрасно ощущает, как у него разъедает бок от сильного удара, его словно кислотой полили, выжигая и ткань рубашки, и кожу с треском. Вот только Юнги не больно, его когда-то живьем на костре сожгли, он когда-то потерял буквально все, что у него было. Физическая боль для него как анестетик — душевная в ней забывается.       Мин успевает равновесие восстановить еще до того, как ударится о землю, а потому избегает падения, только крыльями лижет песок, взмывая вверх, успевая копьем ударить ангела в него целящегося, до того, как и сам получит удар. Только вот драгсы с этого момента за него крепко взялись, они ощутили его кровь гнилую, ощутили, что смогли до него добраться, а потому полезли на Юнги снова, объединяя сферы по две, запуская их в Мина, целясь точно в крылья, чтобы не смог сбежать.       Люцифер все видит прекрасно. Знает, что маленький демон сейчас в опасном положении, а оттого беснуется особо сильно. Рычит дико и враз меняет весь свой облик на настоящий, сверкая на всех своими змеиными глазами, орудуя катаной в два раза сильнее, чтобы очистить путь к Юнги, чтобы драгсов и межизмеренческих на части порвать. Крыльями взмахивает широко, стремится ими всех ангелов перебить, сражается просто по инерции, а сам смотрит вперед, где маленький демон один на один остался с кучей существ, намного сильнее него.       Но вот Юнги совсем себя в опасности не ощущает. Он не дает свои крылья для ударов, позволяет магии есть его тело в других местах, но крылья изящно прячет, теперь похожий, в обожжённой едкими ударами одежде, на настоящего вестника смерти. Мин оборотов своей битвы не сбавляет, даже не смотря на то, что его все-таки и смогли достать. Он продолжает быть очень сильным и прекрасно смертоносным. Ангел смерти.       Однако у Юнги все еще есть цель, которая маячит впереди, стремительно от него удаляясь. А Мин знает, чем дальше она от него, тем ближе к порталу. А попадет туда, и Рюджин будет уже не достать. Демон пытается вырваться из кольца снова, но снова же получает мощный удар по уже полученной ране, только боли не ощущает, знает, что заклинание его до ребер прожигает, но это все, что ему известно. И только межизмеренческий успевает схватить Юнги за ногу золотой плетью и резко дернуть вниз, заставляя Мина от неожиданности, и правда, опуститься в свободное падение. И он не успевает даже опомниться и сгруппироваться, как его в плечо, смазано, но бьет мощным потоком магии, окончательно заставляя Юнги упасть в грязный песок, потеряв где-то в падении свое копье.       Но Мин поднимается очень быстро, он не оглушен и воздух из легких не выбит. Здесь никто не был настолько силен, чтобы смочь его с такой силой приложить. Он только окружен со всех сторон до зубов вооруженными врагами, которые собираются его убить. А у маленького демона теперь, без копья, в арсенале нет ничего.       — Убей его! — кричит межизмеренческий ангелу и дергает за свою плеть, заставляя Юнги, который уже поднимался на четвереньки снова на землю упасть.       Мин рычит зло, у него в глазах зверь беснуется, желая еще больше крови. Взбесить Юнги было самой идиотской задачей, с которой все справились на «отлично»!       Ангел не успевает даже подлететь к Мину, как тот резко перекатывается на спину, и прямо в глаз божественному созданию бросает свой маленький кинжал, который постоянно носил с собой. Который всегда его спасал. Идеальный подарок, от идеального Тэхена.       — Не так-то быстро! — рычит Юнги и дергает за плеть на своей ноге, заставляя межизмеренческого в страхе отпустить свое оружие. Демон крыльями хлопает, в воздух поднимаясь, и в полете выхватывает свой кинжал из глаза мертвого ангела, плетью ловко подбивая межизмеренческого, который собирался от него сбежать. — Чтобы меня убить, — Юнги в горизонтальное положение опускается над напуганным до смерти парнем, по-прежнему паря в воздухе, — надо быть сильным и смелым! — Мин усмехается презрительно и без сожалений резко горло демону перерезает, наслаждаясь тем, как теплые капли крови россыпью упали ему на лицо.       В воздухе что-то тихо, идеально свистит, к Юнги приближается, но демон к этому готов. Он резко выпрямляется в вертикальное положение и хватает копье, смотря в змеиные глаза Люцифера, который все-таки до маленького демона успел добраться, убив всех, кто мешал ему и, готовясь дать бой оставшимся драгсам и ангелам, а межизмеренческих уже и не осталось, только Рюджин отчаянно бежала в дали, надеясь спастись.       — Ты потерял мой подарок! — улыбается Люцифер, без лишней сложности блокируя летящие в него удары.       Юнги усмехается, облизывая губы, собирая с них кровь. Выглядит потрепанным и словно не способным даже двигаться, но свободно в воздухе парит, а в глазах азарт дикий настоящего убийцы. Люциферу так нравится, что он только и, может, что на демона смотреть, отражая удары лениво и брезгливо. У него было теперь занятие и получше.       — Твой подарок меня чуть не подвел, — с оскалом тянет Юнги. — А вот это, — демон игриво подбрасывает в руке маленький кинжал, — меня никогда не подводило.       Мин резко оборачивается и отточенным движением запускает свое оружие вперед, прямо в спину Рюджин, зная, что подарок от Тэхена точно достигнет своей цели. А потом без промедлений летит и сам к королеве — бывшей королеве — межизмеренческих демонов, не собираясь пропускать все веселье.       Люцифер только усмехается на все это, не давая ни одному существу броситься следом за Юнги. А они бросились все разом, яснее ясного, что у них был приказ Мина убить, во что бы то ни стало. Падший не допустит, он с легкостью уничтожает всех их врагов, сам хочет посмотреть на смерть Рюджин, но дает Юнги шанс развлечься, прикрывая его спину. В конечном итоге, он был здесь именно ради этого. Не потому что знал вторую часть задания, не потому что обязан был выполнять условия договора с Гадесом. Он должен был присмотреть за Юнги, должен был защитить его в случае опасности. Тэхен словно точно знал, что здесь произойдет — его проницательности можно было только завидовать. А еще он доверял Люциферу, доверил ему жизнь Юнги, потому что точно знал, что падший маленького демона в беде не бросит. Неприятно это признавать, но и прятать от Тэхена тот факт, что Мин Люциферу нравится было глупо — он же все видел, всех видел насквозь. И падший мог бы намеренно бездействовать сейчас, давая Рюджин и ее своре Юнги убить, вот только не мог. И причина не только в том, что к маленькому демону он испытывал нечто большее, нежели обычную симпатию. Тэхен ему доверял. Тэхен доверял Люциферу, падший просто не мог его предать. Он сам отлично знал, каково это, когда все от тебя отворачиваются, когда вопят, что им можно верить, в душу залезают, а потом выкорчевывают ее наизнанку. Он знал боль Тэхена, а потому ни за что не стал бы его предавать.       Юнги летит быстро, одним взмахом крыльев зачерпывает невероятное количество воздуха, давая себе еще больший разгон, чем до этого. Со стороны похож на размытое черное пятно, на ракету сверхскоростную, и даже она не сможет разогнаться до такой скорости. Юнги даже не уверен, что сможет остановиться в нужный момент, но его это и не волнует. Он смотрит только на Рюджин впереди себя, которая, явно услышав хлопанье крыльев Мина, начала вести себя особо неаккуратно, запинаясь чуть ли не на каждом шагу, пока кинжал не пронзил ее прямо в позвоночник, заставляя с немым воплем опрокинуться на землю.       Юнги довольно шипит, сжимает в руке копье и резко приземляется в паре метров от Рюджин, не сумев мгновенно затормозить. Крылья звонко хлопают о землю, поднимая вверх столб пыли, но Мин смотрит только на девушку у своих ног, которая беспомощно скребла ногтями грязный песок, не имея возможности пошевелить нижней частью тела. Юнги не доктор, но отлично знает, что есть вероятность, попав ножом в позвонки, перерезать нерв, отвечающий за подвижность нижней части тела. Очень жестоко, и у Мина даже было желание ее здесь такой навечно бросить, но он ее дальше существование видит только трупом и никак больше.       — Последнее слово, — Юнги холодным взглядом окидывает девушку, ему не жаль, ни капли, он демон, не стоит это забывать.       Острие копья приставляет к виску, отчего Рюджин сразу же перестает шевелиться, осознавая, что это ее конец. Она поставила в этом забеге не на ту лошадь.       — Она знает… — хрипит девушка. — Она знает… — и говорить нормально не может, видимо, Юнги перестарался с ударом, перерезая больше нервных окончаний, чем думал раньше.       — Знает? — переспрашивает Мин, в нем загорается лишь толика любопытства, но тут же гаснет под жаждой крови.       — Знает… я знаю… — Юнги вдруг резко понимает, о чем идет речь и потому сжимает копье в руке тверже, — теперь все знают…       Демон без толики промедлений всаживает копье Рюджин в висок, протыкая его насквозь, буквально пригвождая ее голову к земле. Черная кровь жуткими каплями в стороны расплескалась, тут же заливая собой все вокруг. У Юнги на лице ни одной эмоции. А за маской настоящий взрыв, он вдруг отчётливо все понял. Все встало на свои места. Просто все. И теперь война переходила на новый уровень, на жуткий, уничтожающий уровень. Юнги был готов, Тэхен был готов, сегодняшней операцией они собирались об этом громко прокричать. Но и Суа теперь тоже об этом громко кричала, стоило ожидать, что она жутко взбесится, когда Тэхен разгромит ее в пух и прах.       Мин резким движением вытаскивает копье обратно, окропляет землю и себя повторно кровью мертвого демона, но не обращает на это внимание, вытаскивает также из тела свой любимый кинжал, пихая его обратно в ножны на бедре и разворачивается, направляясь к развалинам бывшего замка. Даже не думает пойти Люциферу на помощь. Да будем честны — падшему не нужна никакая помощь, он и сам справится, а у Юнги есть дела поважнее, повеселее.       Демон энергичной походкой петляет между мраморными иглами, любовным взглядом обводит разруху, которую межизмеренческие сами и накликали на себя. Сидели бы тихо, мирно и все было бы хорошо. Сами полезли Тэхену на рога, теперь сами и страдали. Вообще, многие существа против Гадеса в этой войне пошли; все просто хотели видеть его падение, его проигрыш. Никто не подозревал, кто Тэхен на деле, а потому никто и не знал, что победить его не сможет просто так никто. У Суа была сила и загадочный монстр — она готовилась, другие — нет. Наивные глупцы.       Юнги через щель в стене ловко пробирается внутрь замка, не ощущает ни капли боли от своих ран, только стремится вперед, выполнить задание. После того, как Тэхен разрушил мир межизмеренческих, они больше здесь и не жили, зато под шумок Суа перетащила сюда все свои очищенные насильно души, чтобы потом пополнять армию ангелов. Ну, точнее, здесь были не души, а только перья тех, кому предстояло стать еще одной безвольной игрушкой. И даже про этот склад Тэхен знал, он не просто так отправлял Юнги с Намджуном на бесконечные набеги на ангелов он, таким образом, вынудил Суа запрятать все перья в одном месте. Когда они были разбросаны по миру — искать их и собирать было бессмысленным и долгим занятием. Но вот они все в одном месте, и это план упрощает во сто крат.       Юнги вдыхает свежий и чистый аромат ангельских и архангельских душ, расплываясь в блаженной улыбке. Петляет между коробками бесконечными, из которых этот запах и идет, смотрит на дело рук безумной Суа и знает, что в подвальном помещении еще горы этих коробок. Она очищала миллионы душ, чтобы создать огромную армию. Ее не заботило, что многие могли не выдержать перерождения и умереть, на них у нее всегда была замена. Юнги хоть и был демоном, но подобное насилие не одобрял, это не просто безумство, это какой-то невиданный тип заболевания! Хотя, почему невиданный? Жажда власти и мести давно уже известна науке!       Мин печально трясет головой, взмахивает рукой с грациозной легкостью и в ладони у него тут же появляется сгусток дикого, адского пламени, которое недовольно извивалось, просясь резко наружу, чтобы ему дали волю. Юнги улыбается, у него в глазах это пламя пляшет, раскрашивает лицо с каплями крови, но руку эта неподвластная никому, кроме Тэхена, стихия холодит. Так и должно быть, магия не имеет четких правил. Юнги резко замахивается и кидает сгусток пламени в дальние коробки у входа в подземный этаж, любуясь тем, как жадный огонь тут же вспыхивает, словно его полили керосином. А адскому пламени он и не нужен, оно со своим умом, оно само голодный зверь, желающий все пожрать.       Юнги улыбается, резко повышая градус своего безумного настроения, и тут же запускает еще один шар с огнем, а потом еще и еще, заставляя все вокруг себя гореть ярко, умопомрачительно, настолько прекрасно и опасно, что Мина начинает вести еще сильнее. Демон в танце кружится по разрушенному залу, крыльями раздувает пламя сильнее, не боится в нем сгореть, только дико улыбается, раскидываясь огнем чаще, чтобы не оставить здесь ничего целым. Он уничтожал не души, а только перья. Все очищенные будут жить, лишь Суа останется в проигрыше, не имея больше над ними власти. Это первый шаг в войне. Второй — еще хуже, темнее, разрушительнее. В живых останется лишь одна сторона.       Люцифер залетает в тот же проем в стене, что и Юнги. Еще издалека видел, как из замка начинает валить густой, черный дым, танцуя дико, с живым настоящим удовольствием. Но вот сравниться по безумству с самим демоном, который в этом огне плясал, заставляя его перед собой расступиться, даже стихия не могла. Юнги просто прекрасен. Изысканно беспомощен и ужасающе силен.       *****       Вечер надвигался невероятно быстро, тьма брала свои права, чтобы начать править миром, разбрасываясь во все стороны своими жуткими лучами. Не всем нравится ночь, в ней страшно, в ней, в самых непроглядных уголках, притаились кровожадные монстры, выжидающие удобный момент для нападения. Все эти страхи заложены глубоко в подкорке нашего сознания, их не искоренить, с ними можно только смириться или только их понять, жить бок о бок с ними. Ведь, в конечном итоге, круговорот света и тьмы никогда не прервется. Сначала светит солнце, греет землю, радует людей, заставляя их действовать, жить в самых энергичных проявлениях, а затем идет ночь, она охлаждает этот пыл, позволяет расслабиться, отдохнуть и ненадолго забыться. Так будет всегда. Если цепочка прервется, если хоть раз не взойдёт солнце, или ночь так и не наступит, то все живое начнет умирать. Не сразу, но постепенно всему придет конец.       Так же приходит конец и тем душам, которые считают себя принадлежащими только к одной стороне бытия: светлой или темной. Инь и Ян не просто красивый знак, на темной стороне есть белое пятно, как на светлой наоборот черное. Свет во тьме, как и тьма в самых чистых и прекрасных. Подсознательно, там, где мы откладываем все в себе «плохое», что мы таковым считаем, у нас у всех есть темная сторона, там всегда есть что-то в нас, чего мы боимся. Мы избегаем этой жуткой в нас черты, подавляем ее, пихая все глубже и глубже на задворки подсознательного.       Вот только никто не задумывается о том, что чем больше мы бежим от некоторых «неправильных» в себе стремлений, тем сильнее они становятся. Мы можем не знать о факте их существования, точнее мы знаем, но наше светлое «Я» эту тьму глушит, предпочитая купаться в розовом мире, где мы — это чистое и непорочное создание, мы можем думать о чем-то плохом, но никогда этого не сделаем. И для каждого «плохо» — это нечто свое, не обязательно убийства и кутежи, это может быть самое обычное желание быть с кем-то, с кем страшно, думать о том, о чем не положено, скажем, в разрезе с Библией, и это только для примера. У каждого это «темное» свое: деньги, власть, слава, любовь, инакомыслие — все, что угодно, чего мы в себе боимся, потому что так сложилась наша система ценностей и мировоззрений.       Но наша Тень все равно будет частью нас, как бы мы ее палками не били, как бы не пихали в себя, а этого не изменить, не выкорчевать и не вылечить. Без света нет тьмы и наоборот — запомните это. Когда что-то одно стремится искоренить другое — мир обречен на вымирание. Сама душа обречена на жалкое существование, вследствие которого, несомненно, произойдет срыв. И хорошо, если он будет сопровождаться только настойчивыми образами во сне, все может в худшем положении вещей выльется в истерию или психоз. Расслоение личности, в котором она сама теряется в своей душе, не понимая, что делать со всем тем, от чего она так бежала, но что так настойчиво ее настигло.       Чонгук размышлял обо всем об этом уже давно. Складывал все, что видел, все, что с ним произошло, пока не пришел к верному выводу. Он, как все ангелы и архангелы был научен оставаться исключительно светлым, не нести в себе ни капли тьмы, избегать ее и не поддаваться неправильному влиянию. Свет — хорошо, тьма — плохо. Чонгук раньше в это свято верил, пока вдруг не пережил одну из самых ужасных потерь в своей жизни, когда вдруг не увидел какими лживыми на самом деле были небеса. Они учили святости, но сами уже сдались своей тьме, пошли по кривой дорожке и только и желали взрастить новое поколение, которое сможет снова вернуть все к первоначальной чистоте. Да вот только… вот только жизнь вышла из тьмы.       Все началось с бесконечной тьмы и водоворота Хаоса, который и создал бесконечное переплетение миров. Да, ангелы и архангелы должны были нести свет, так как создавались именно как прекрасные и чистые создания, но отрекаться от тьмы, пытаться ее искоренить, уничтожать все темное — они не должны были. Их учили не правильно, им диктовали не те тезисы, на которых строился их розовый мир. Они никогда не были и не смогут стать светлыми никогда, в них всегда будет кусочек тьмы, но от него не надо бежать, его стоит принять и понять, научиться с ним жить.       Сложная карта души, непонятная, очень запутанная. А самое обидное, что если не противиться, если изначально принять все свои Я, которые включают и Эго и Тень, то можно расти нормальным и здоровым. Не слепым, не глухим к окружающей действительности. Можно даже построить мир, какой желаешь. И все равно не только пряником, кнут идет всегда в помощь. Без тьмы нет света. Идеал — это утопия, это нереальная реальность, возникшая в нашей фантазии, которая все равно не будет исполнена ни одной самой идеально продуманной системой. Методы поощрения? А на всех ли они сработают? Все ли захотят видеть мир именно таким, каким его хочешь видеть ты? Нет. Даже если твой план идеален, даже если ты — архангел — построишь замечательный светлый мир, многие души в нем жить не смогут. Внутренняя тьма, Тень, не станет мириться с тем, что ей не нравится. Мира равных возможностей — не будет. Идеального мира — не будет. Это жестокая правда, которую можно увидеть, если все-таки сбросить с себя розовые очки, скинуть светлые маски и позволить тьме и свету озарить пространство. В этом пространстве живет Инь и Ян, и ты должен так же гармонично в нем жить, не менять под свою систему, а жить в соответствии со складом вещей. Быть мягким и светлым, когда необходимо, и не уничтожать все то зло, что носит черный цвет. Быть жестким и холодным, когда обстоятельства к этому приводят. Принять себя и свою Тень.       Чонгук перекладывает голову выше на груди Тэхена и самозабвенно считает, как черное сердце уравновешенно бьется под ребрами. А такое ли уж оно и черное? Да, Гадес жестокий тиран, убийца. Он идет к своей цели, даже если для этого надо уничтожить сотни невинных жизней. Да, он убивал, просто взбесившись, когда Чонгук тогда отказал ему во встрече! И архангел должен был его за это ненавидеть, и даже если не так, то пытаться исправить, показать другой выход из ситуации, другую жизнь, в которой он смог бы очиститься и вознестись. Не как все остальные души, но все же озарить себя светом.       Вот только Чонгук больше не был слеп, он не был эгоистом. У Тэхена не было души, но ее Чон все равно видел, он знал, что с ней, знал ее структуру, ее далекие, забытые мечты, боль и саморазрушение тоже видел. Гадес был ярким примером того, что становится с душой, когда она идет только к свету, раньше он был добрым и прекрасным, пока не сгорел от предательства и боли. Таким его сделала тьма — скажет кто-нибудь. Правда в том, что таким он стал сам, не сумев больше бороться со своей сущностью, боль и потеря любимого человека просто катализатор, который его подтолкнул к пропасти, в котором его чудовище росло давно, но после стало идеально подкармливаться темными эмоциями, которые вмиг выжили в нем все светлое. Страхи, боль, потери, одиночество и предательство — весь этот коктейль, который Тэхен в себе давил все это время, вдруг вылился на него одной сплошной массой, за которой его и потопил. Монстрами делают нас другие, но монстра в себе мы растим сами.       Но даже все это не умаляло грехов Тэхена и не умаляло бездействие Чонгука, к бездействию. Ведь архангел не пытался Гадеса спасти, не пытался его хоть немного вытащить из темного болота. Словно просто ему не было до этого никакого дела, смотрел с берега, как тот тонет. Но не в этом причина. Чонгук знал, просто знал, что по-другому уже не будет. И Тэхен это знает, он избегает лишнего кровопролития, но сорвавшись, возвращается к нему. Его не изменить, Гадес был тем созданием, которое уже не подлежало изменению или спасению. И может быть, потому, оказавшись на своем личном дне, он снизу видел все положение вещей четче других, наверное, потому он и готовил свой жуткий план так долго, наверное, потому он сразу сказал Чонгуку, что меняться не станет. Он не потянет и архангела за собой во тьму, не будет его искушать или толкать в бездну, но и сам вылезать из нее не станет. Для него все кончено уже давно.       — Я не могу больше бездействовать в этой войне, — наконец, произносит Чонгук, тяжело выдыхая. — Суа убивает и своих, и чужих. Это надо остановить.       — Я остановлю, — говорит Тэхен, и по щеке архангела проходит приятная вибрация от его голоса. — Но тебе пока на поле боя нельзя.       Чонгук дуется. Да, он и сам правду знает, знает, что беспомощен и знает, что Гадес о нем волнуется. Но сидеть в четырех стенах, когда снаружи ярко развязывается настоящая война, он просто не может!       — Однако ты все равно вольешься в действие, — продолжает Тэхен, заставляя Чонгука удивленно распахнуть глаза, поднимая голову, чтобы встретиться с черными, спокойными зрачками. — Я не вру, — отвечает на немой вопрос Гадес и улыбку тянет, укладывая руку на голое плечо архангела, мягко его поглаживая. — Сейчас ты не можешь участвовать, потому что еще ничего не готово. Сейчас начнется самая кровавая часть, и ты можешь пострадать, тебе пока нужно только готовиться, — Тэхен делает небольшую паузу, и в черных глазах вспыхивает пламя, — мне придется убить всех.       Чонгук вздрагивает. Не хотел, но вздрагивает, ясно понимая, что значится под словом «всех». Тэхен просто убьет каждого, кто пошел против него, никого не пощадит. Вот так жестоко и решительно будет действовать. И Чону от этого немного не по себе. Конечно, он понимает, что по-другому в этой войне уже просто не будет. Нельзя капитулировать и пойти на попятную — эта мера лишь временная, потому что в итоге все снова придет к столкновению сторон. Проблему нужно решать, а не прятать ее, думая, что она разрешится сама. Этот конфликт рос давно и вылился в жестокую битву, где ангелы убивали архангелов, где небеса настолько очерствели, что закрыли проход в Рай и теперь никто туда попасть не может. Слепое желание очистить мир от темноты отравило всех одинаково в смертельной дозе.       — Абсолютно всех, Чонгук. — Повторяет Тэхен, а сам следит за реакцией архангела, знает, что тот испытывает противоречивые чувства. Но у Гадеса нет другого способа разрешить все, что свалилось на его плечи. Именно так, именно на его. — Но потом начнется твоя работа, — Чонгук хлопает глазами, понимая вдруг, что имеет в виду Тэхен, — потом в этой войне в качестве главнокомандующего выйдешь ты.       — Почему я? — архангел так удивлен, что не может нормально соображать. Он только догадывается, только сопоставляет факты, только вдруг осознает, что грядет.       — Ты — последний архангел, — как само собой разумеющееся говорит Гадес и улыбается при этом, видя скепсис в черных глазах Чонгука. — Ты считаешь, что пал, что потерял благословение и крылья и больше уже не сможешь стать архангелом, я прав? — зрит прямо в точку, все наперед знает.       Чон кусает губу, но все-таки кивает. Это же очевидно, не имей Чонгук ничего общего с небесами, и ему обратно уже не вернуться туда никогда. И речи быть не могло о том, чтобы он стал вдруг главнокомандующим! Без силы и благословения он просто никто.       — Тэхен, не рассчитывай на меня, — трясет головой Чонгук с ноткой печали. Он бы хотел помочь, но он сделать, честно скажем, не может ничего. — Я беспомощен и не смогу ничем тебе помочь. Я могу только быть с тобой рядом, могу стать твоей опорой, но не более. Я не стану главнокомандующим.       Тэхен улыбается, тоже грустно, ведет рукой по щеке архангела, смотрит в эти черные глаза и точно знает, что с выбором не ошибся. Гадес, вообще, редко ошибался, особенно после того, как пережил свое болезненное падение.       — Но я буду на тебя рассчитывать, — отвечает Тэхен, — хоть сотню раз будешь говорить мне, что перестал быть архангелом и пал, я в это верить не буду. — Чонгук трясет головой, Гадес слишком уж упрямый. — Я никогда не понимал этих небесных законов о правильной и неправильной любви, — Тэхен задумчиво скользит взглядом по черным, самым красивым глазам напротив, — как можно делить любовь на правильную или неправильную?       Конечно же, это риторический вопрос. Но с недавних пор он Чонгука тоже начал волновать. Вообще, многое, чему его учили, он стал ставить под сомнение, потому что вдруг выходило, что все, что хоть немного уходило в сторону от консервативной структуры жизни, было неправильно. По таким структурам неправильным было и то, что женщины носили штаны, имели право голоса и так далее! Дикий и несправедливый мир, который по стандартам небес был «правильным», отвечающий критериям преклонения перед Создателем.       — Разве само по себе это чувство не является прекрасным? — продолжает Тэхен. — Разве можно наказывать кого-то за то, что он любит?! — Чонгук кладет подбородок Гадесу на грудь и смотрит в черные, утягивающие глаза, слушает его, потому что Тэхен этот разговор поднимал еще на первом их свидании. Но архангел тогда был глух. — Разве справедливо указывать кому-то как любить и кого? Разве так, вообще, отношения построятся, а чувства возникнут? — Тэхен грустно усмехается и трясет головой. — Это было провальной практикой на небесах давно, еще, когда создавались идеальные пары. Твой отец был не единственным, у кого чувств к выбранному партнеру не возникало. — Чонгук с интересом, дыхание затаив, слушает. — Просто все вели себя так, словно любили друг друга до смерти, а на деле это было не так. Но никто не хотел казаться «неправильным», а потому все продолжали играть в любовь, даже не имея понятия, что это чувство на деле обозначает. — Тэхен на мгновение прерывается, вдыхая полной грудью аромат глицинии. — Потому и сейчас любые однополые отношения клеймятся, потому и сейчас это считается грехом. Все ошибки идут из прошлого, не научившись на горьком опыте тогда, мы не можем нормально строить общество в настоящем.       Чонгук еще ни разу не встречал ни одно создание, которое хоть сколько-нибудь близко умело так же философски размышлять, как Тэхен. Все черпали знания с поверхности, слизывали сливки, желая похвастаться своим умом, но никто не видел картину из глубины самой души. Наверное, это правда. Наверное, именно потому что Тэхен пал и оказался на дне, он видел всю иронию происходящего. У самого Чонгука еще опыта не хватало для этого, хоть он и хлебнул уже горя.       — Но это все равно не решает проблемы, — говорит Чон, подкладывая под голову руки, сцепленные в замок, — я не архангел больше.       Тэхен улыбку тянет, ероша черные волосы Чонгука:       — Это не так, — загадочно отвечает, — ты продолжаешь быть архангелом даже сейчас, хоть и лишен сил. — Чон слегка хмурится, не понимает, к чему клонит Тэхен. — Никто не может отобрать у вас благодать, потому что вы, как бы, «согрешили». Благодать дана вам с момента перерождения за жизнь полную идеального, искреннего существования на благо других. Это как душа, — улыбается Тэхен, — никто не может ее забрать, лишь вы сами можете отдать ее кому-то. Так же и с благодатью — она в вашей душе, она часть вас. Ангелы, которые пошли за Суа, которые убивали своих же должны были бы тоже пасть, но ведь до сих пор у них есть силы.       Чон впервые понимает, что раньше этим вопросом не задавался. Да он и близко не думал о том, что ему сказал Тэхен. Такое… шокировало, у Чонгука не было ни мысли на этот счет, кроме сплошного ничего.       — Просто они так зомбированы, что не осознают своего падения, продолжают пользоваться своими силами по инерции. А вы с Хосоком себя сами отгородили от вашей небесной сущности. Но на деле, оно — благословение, — Тэхен аккуратно касается пальцем лба Чонгука, — здесь до сих пор. Вы никогда не сможете перестать быть архангелами или ангелами, — Гадес аккуратно смахивает черную челку со лба Чона, открывая вид на эти прекрасные глаза, — это живет в вас самих. Вы же себя и ограничиваете в силе, потому что в вашем воспитании то, что вы сделали — грех. Это все просто ваше самовнушение, — Чонгук поверить в это не может, смотрит только на Тэхена и медленно моргает, понимая всю иронию сложившейся ситуации. — Чтобы вы пали по-настоящему, чтобы небеса перед вами закрылись, вам нужно обратиться к тьме и стать такими, как я или Юнги, или те ангелы, которые ради Суа убивают своих же.       Чонгук как в прострации, его словно по голове чем-то очень сильно огрели, а может там наоборот что-то подкрутили, чтобы он начинал уже мыслить быстрее, чтобы за раз переваривал тонну информации. Только механизмы дымят и искрят, просто не желая ничего понимать! Чон мог бы сейчас не поверить Тэхену, счесть эти слова попыткой его поддержать, но вот незадача — черные глаза горели самой искренней правдой, на которую были способны. Гадес старое существо, он… он был на небесах, знает их структуру, он знает саму магию, он сам эта магия, он не может ошибаться или заблуждаться. Он стопроцентно и точно прав. Только… только это не умаляло того факта, что сам Чонгук не знал, что делать дальше. Он считал, что согрешил, хоть Тэхена и любил искренне, но вот правила, которым его учили так давно просто изгнать из головы, архангел не мог. У него война сейчас не только с братьями и сестрами, а с самим собой намечается.       — Как ты догадался? Ты знал или… — Чонгук никак не может нормально даже несколько слов связать, потому что его мир вдруг перевернулся с ног на голову. Он уже и не мечтал стать архангелом, ему в принципе это было не нужно, чтобы бороться за свои ценности в этой битве. Но вот вдруг выходило, что он не переставал быть небесным созданием никогда.       Тэхен гладит маленький шрам на щеке, а сам в черные глаза смотрит, видит, как Чонгук ошарашен всем и одновременно, конечно же, рад. Гадес изначально знал, что жизнь в сплошной темноте не для Чона, рядом с ним всегда должно быть солнце.       — Я живу уже очень давно, мой ангел, — улыбается Тэхен, — и раньше я тоже был на небесах, очень долго там жил. Конечно, за своего меня не считали, но кроме твоего отца, у меня был Люцифер, с которым мы были как злобные братцы, — Гадес улыбается, вспоминая те времена. — Я видел изменения в нем после изгнания, видел, что он стал инакомыслящим еще до того, как войну развязал. И я знаю, что даже он еще не лишен благословения.       Чонгук хмурится. Люцифер честно ему не нравится и точка. Он готов его терпеть, готов смириться со многим, но падший ему от этого нравиться не начнет.       — А он об этом знает?       — Никто не знает, что странно, — улыбается Тэхен. — Со стороны заметнее всего, наверное, потому я и знаю. — Чонгук согласно кивает, потому что Гадес, в который раз уже прав. — Но я думаю, что сегодня он и сам все поймет, — задумчиво тянет Тэхен.       — Почему? — Чон не старается даже сдержать своего любопытства.       Гадес тянет загадочный оскал, в черных глазах просыпается синее пламя, и он тихо отвечает:       — Они с Юнги отправились в Рай.       *****       Бесконечное солнце, яркие краски и запах лилий, плывущий по мягкому, ужасно чистому воздуху, в условии, когда ни одного прекрасного цветка в райском саду никогда не было. Растительности здесь просто невероятное количество, а еще диковинных фруктов и ягод, которыми так щедро спонсирует своих жителей сад. Река небольшая совсем рядом с ивами журчит, утекая в голубую неизвестную даль. И все такое… фальшивое. Юнги ощущает то же, что ощутил Тэхен, впервые появившись в Раю. Не трепет, не ощущение чего-то прекрасного, а горькую фальшь, которую скрывает внешняя мишура.       — Нравится? — рядом звучит едкий голос Люцифера.       — Не очень, — честно отвечает Юнги, встречаясь со змеиными глазами своими черными предельно близко. — Я надеялся на что-то… более! — улыбается демон, складывая позади себя крылья.       Люцифер только хмыкает, переводит взгляд на сад, осматривая его с толикой грусти. Здесь ничто не изменилось, столько лет прошло, а все каким было, таким же и осталось. Как Тэхен и говорил — никакого прогресса, все только гнило изнутри, скрываясь за маской прекрасного, неземного величия.       — Признаться, я тоже, — наконец, отвечает падший, легким взмахом крыльев, втягивая их обратно, чтобы не мешались. Он не прятал их, в конечном итоге, не от кого было. Здесь не осталось ни одного ангела или архангела.       Юнги смотрит на Люцифера с интересом, приподнимает изящную бровь и в лоб спрашивает:       — Скучал?       Падший усмехается, глядя на Мина своими змеиными, жуткими глазами, которые демона совсем не пугали, наоборот, завораживали. Стало вдруг интересно, а как он Еву соблазнил на грех? Вот так же на нее смотрел? Или ближе? А насколько близко? И как сладко?       — Я не думал, что когда-нибудь вообще сюда попаду, — Люцифер хмыкает, понимая вдруг, почему Тэхен так уверенно кинул его на это задание. Всезнающий гад! И молчал столько времени, ни словом не обмолвился, что падший может попасть к себе домой, когда пожелает! — Да, я скучал.       Юнги скалится в ответ, лижет коротко губы, снова осматривая диковинный сад. Все было очень ярким, слишком уж, как будто за этим светом, за этим буйством красок, природа пыталась скрыть, как гниет изнутри. Мину даже видеть не нужно было, чтобы это знать. Такое око не у всех существ развито, чаще всего, только те, кто уже больно обжигался, видят природу вещей. Других же она слепит, манит в свои объятия, навсегда предлагает остаться. И остаются, купаются в чистоте и блеске, в достатке и сытости, гниют вместе с этим миром. Вот так Рай и опустел, сам своей красотой и сгубил всех ангелов и архангелов. В таком чудесном месте приятно просто находиться и ничего не делать, никак не развиваться. Ад наоборот толкал к движению, отнимал жизни просто так, заставлял бороться, а не сидеть в чудесных гнездышках. Но оба мира были невероятно похожи тем, как погибали изнутри, только преисподняя и фениксом из пепла готова восстать, будет зубами хвататься за право остаться среди миров во Вселенной, а Рай такой же никчемный, как и его первые жители.       — Надо поскорее заканчивать со всем и возвращаться, — говорит Юнги, начиная продвижение вперед, хотя здесь не знал абсолютно ничего.       В мире межизмеренческих именно он был проводником, потому что все знал, потому что именно он открыл там портал для демонов, оставив его пасть разинутой для дальнейшего свершения плана. А здесь был нужен опыт Люцифера, здесь он все знал, он был когда-то хозяином этого места.       Падший смотрит на Юнги, на эту хрупкую фигурку изодранную и окровавленную, а потом смотрит на райский сад и усмехается. Демон в Раю — немыслимо! Но как до трепета в груди заманчиво звучит. Мин мог бы здесь знатно развлечься, броситься к чистым душам, уничтожая их, испивая до дна, насыщаясь и набираясь такой силы, какой не было бы ни у одного другого демона. И Люцифера даже подначивает Юнги такую вечеринку предложить, начать его искушать, как делал это он с ним. Но Мин неожиданно оборачивается и резко приставляет копье к горлу падшего. Черные глаза опасно блестят, хрупкие руки держат металлическое древко очень твердо, и демон со злыми нотками в голосе рычит:       — Даже не думай!       Люцифер скалится неприлично. Юнги великолепен, кто и что бы ни говорил, а маленький демон — не красивая игрушка в золотой обертке, это тот самый клоун, выпрыгивающий неожиданно из коробки, когда ее открывают. Вроде бы вещь очень забавная и интересная, но при случае, можно кулаком и в глаз получить, а то и от страха или неожиданности умереть. Но все это падшего все равно не останавливает.       — А что я такого думал? — отвечает Люцифер, облизывая предвкушающе губы. Сыграть в дурочка — отличная стратегия, только если не с Юнги.       — Мы оба знаем, — скалится Мин в ответ и придвигается к падшему опасно близко, хоть и держит копье у горла, намеренно, желая Люцифера позлить. Мало того, что Юнги он тронуть не может, так еще сейчас и на мушке, так сказать. — Закончим задание и можешь приставать ко мне сколько угодно! — в губы падшему выдыхает демон, резко отстраняясь, продолжая идти вперед, сам не зная куда, но гордо не желая сдавать свою лидирующую позицию.       Люцифер слизывает с губ пьянящий аромат цветков вишни, почти неразличимый, почти, но оседающий на кончике языка знатной наркотической дозой. Юнги и сам не против поиграть, не против довести падшего, чтобы потом за ним с улыбкой наблюдать, не даваясь. Но только не на задании, да, он его провоцировал, но редко, в основном мыслил достаточно здраво, понимая, что стоит в приоритете. Да, Суа их здесь не достанет, но на обратном пути может. Она может проникнуть в Ад, как и планировала, и чудом обойти ловушки, мешая планам Тэхена. Хотя болото преисподней обойти еще не смог никто. Но Юнги не станет рисковать в такой ситуации. И вот эта исполнительность, но при этом чистое безумие в маленьком демоне Люциферу тоже нравятся.       — А ты хоть знаешь, куда идти, золотко? — падший легко Мина нагоняет и заглядывает в черные глаза, вокруг которых россыпь кровавых веснушек на ярком солнце сверкала.       — Конечно, нет, — фыркает Юнги, никак не выпендриваясь даже своими «возможными» знаниями. Он никогда прежде не был в Раю, и даже не мечтал сюда попасть. — Ты должен был быть моим проводником, — Мин тянет паскудную улыбку, глядя в змеиные глаза, — но ты думаешь несколько другим местом, — Юнги стреляет глазами быстро вниз, где отлично просматривался стояк Люцифера. Но того таким было не задеть.       — Я мужчина, — говорит падший с легкой улыбкой на губах, — а рядом со мной идет сексуальный и притягательный демон. Я же не импотент, чтобы не реагировать! — А сам легко направляет Юнги к идеальной линией растущим шикарным яблоням, все-таки указывая правильный путь.       Демон усмехается, заходя в обширную тень прореженную легкими просветами, отчего на лице Мина возникали причудливые рисунки листьев, переплетаясь с каплями крови и черными, дьявольскими глазами в заманчивую, нереальную картину. Лисьи глаза редко вспыхивали от солнечных лучей, лукаво и очень завораживающе. Люцифер сейчас думает, что если бы сирены были реальны, то должны были бы выглядеть, как Мин, иначе непонятно на что клевали моряки.       — Ручкой справишься! — улыбается падшему Юнги и продолжает идти вперед, отмечая, как легко они проходят между деревьев. Без проблем, без наклонов от веток низкорастущих, или перешагивания через высокую траву. Здесь все было до тошнотворного идеально.       Люцифер рычит. Он и не ожидал, что Мин сразу перед ним начнет стелиться, но все-таки соврет, если скажет, что хоть немного внимания он не ожидал. Ожидал, так сильно, что приходилось зубы сцеплять, чтобы игнорировать свой стояк.       — Желательно бы твоей, золотко! — отвечает падший и толкает язык за щеку. — Или ротиком, уверен, ты справишься с этим лучше меня.       Юнги на это только коротко хохочет, ему нравится эта игра. Соблазним, но не дадим. Если Люцифер рассчитывает что-то получить по итогу, то Мин его жестоко разочарует, ведь он ничего не собирается давать. Да, падший прекрасен, и демон даже задумывался о сексе с ним, но не сдаваться же ему вот так сразу! Надо по-девичьи поломаться и покапризничать, так сказать разжечь интерес до дьявольского уровня.       — Как ты можешь говорить такое в священном месте! — Юнги театрально удивленно прикладывает ко рту ладонь, быстро хлопая длинными ресницами. — Оскорбляешь Рай! Грех это, да и поплатишься за такие слова!       Люцифер скалится еще шире, змеиные глаза горят, он сам весь горит в этой игре, где даже прикоснуться к Мину не может. Но сам себя дразнит и демону позволяет, как настоящий мазохист. Однако ничего не отвечает, потому что они преодолевают последнюю линию прекрасных яблонь и выходят прямо к пункту своего назначения.       Перед ними, в окружении многочисленных цветов и редких деревьев возвышается огромный замок из белого камня. Ослепительный, как и все здесь. За садом, за магией здесь царящей его просто не было видно, несмотря на немалые размеры. Но он был величественен, тянулся на многие метры вперед, глубоко в объятия сада, даже его конца не было здесь видно. Юнги смотрит на него и мысленно только отмечает, что замок намного больше того, что построил в преисподней Тэхен. Но у Гадеса дом был только для него и для Мина, а здесь, как видно жили все ангелы и архангелы. И что странно, в отсутствии лилий здесь ими невероятно пахло, аромат нежно клубился, согревающе, и Юнги даже знал, почему так.       — Как тебе? — с улыбкой интересуется Люцифер, хотя и сам с тоской глядит на некогда свой дом. Но о восстании не жалеет, жалеет только, что проиграл.       — Неплохо, — отвечает Юнги и смотрит на профиль падшего, который уже нормальными голубыми глазами осматривал замок и сад, и все окрестности, вспоминая, как они здесь часто отдыхали, ничего не делая, как здесь он гулял, а в его голове рождались мысли, которых там быть не должно было. Не жалеет.       Юнги хмыкает своим мыслям и несдержанно движется вперед, выходя на дорожку, выстланную из белого камня. Закончить начатое было необходимо быстрее, пока вдруг не случилось что-то, хоть у Мина и не было такого предчувствия, все-таки он предпочитал перестраховаться. План готовился очень давно, глупо было проморгать возможность все провернуть, пока ангелов и архангелов рядом нет! Ой, стоп, осталось только два архангела, и оба они на стороне Тэхена!       — Какой нетерпеливый! — Люцифер вырастает рядом с Юнги, словно из-под земли, но демон даже не вздрагивает, только раздраженно тихо хлопает крыльями друг об друга и произносит:       — Здесь время течет, как в Аду, мы отстанем от графика, если задержимся.       Люцифер кивает согласно с улыбкой на губах. Юнги был великолепен в своей стихии, исполнительный, но при этом чертовски игривый. Но голову на плечах держит, ставит на первое место только план Тэхена. Для него сам Тэхен на первом месте. И снова у падшего ревность в жилах пенится. Прекрасный маленький демон был не его!       Вблизи замок был еще выше и огромнее, чем издалека, огромные витражные окна приветливо блестели на солнце, плющ красиво обвивал колонны первого этажа, создавая загадочную иллюзию. Двери огромные нараспашку раскрыты, приглашают войти внутрь, и Юнги даже хочется откликнуться на их зов и непонятно тех, что слева или справа! Они абсолютно внешне одинаковы, но у них точно есть отличие — ощущал демон. Мин в руке сжимает копье и не дает себе ни шанса послушаться манящего зова и ступить внутрь замка. А Люцифер видит эту маленькую битву в Юнги и мысленно восхищается его выдержкой. Браво! Просто браво!       — Справа Рай для душ, сюда попадающих, — поясняет падший, — а слева жили мои братья и сестры.       — Но я не вижу здесь душ, — замечает Юнги, смотря в голубые глаза, чтобы избежать этого манящего зова, идущего глубоко изнутри замка, из мягких сумерек прихожей.       — Ангелы должны за ними смотреть, — отвечает Люцифер, — но Рай пуст, а потому все души просто находятся там, — он указывает на витражные окна, уходящие вместе с правым крылом замка далеко в диковинный сад. — Сидят по своим индивидуальным комнатам, кто-то понимает, что мертв и попал в Рай, кто-то нет. Некоторые души часто новичкам помогали.       — Но почему они не гуляют? Почему не выходят из замка?       — Они боятся, — грустно улыбнулся Люцифер. — Ангелов нет уже долго, а Рай начал гнить изнутри. Души это ощущают и боятся. Если бы за ними хоть кто-то смотрел, им было бы спокойнее, но здесь нет никого.       Юнги мрачнеет. Ему не должно было быть жалко ни одну светлую душу, но по-другому у него не получается. Если душа была прекрасна и чиста в человеческой жизни, то почему Мин должен ее за это ненавидеть? Да, он убил не одну светлую душу, но никогда не ненавидел тех, кто был лучше него. Он убивал ради насыщения, и никаких других мотивов у демона быть не могло. Сейчас спасал, потому что это все, что они могли с Тэхеном дать всем, кто здесь был брошен. Вот такой непоследовательный, как и его хозяин.       Юнги уверенно берется за ручку правой двери и стойко игнорирует зовущий внутрь шепот. Потерять себя прямо сейчас было бы самым идиотским решением.       — А там ЁнХи, — замечает Люцифер. Не искушает, на самом деле, просто констатирует факт. Он знает, как болезненна эта тема для Мина, а потому никогда бы не стал пытаться ею Юнги задеть или как бы то ни было подтолкнуть к неправильному решению.       Демон замирает, не закрыв дверь на половину, смотрит в светлый, укрытый мягким полумраком холл. Его словно током прошибло, внутри больно скачет сердце, разрывая тонкую пленку, которой затянулась его никак не заживающая рана. Он сейчас непозволительно близок к своей первой любви, настолько, насколько не будет уже никогда. Ему просто нужно сделать шаг и войти внутрь — все. Его боль уймется, он снова будет с той, кого до сих пор любит. Вот только…       Юнги уверенно захлопывает дверь, и, не оборачиваясь, идет ко второй, проделывая с ней то же самое. Никаких призраков прошлого, никаких возможных исходов, ничего, что ранит еще больше. Может и трусливо. Но пусть будет даже так, чем Мин снова будет страдать от новых ран, не имея возможности успокоиться и унять эту боль.       Люцифер ему уважительно кивает головой. Такая стойкость, такой внутренний стержень, сдерживающий все настоящие желание, стоило бы многим глупцам иметь. Юнги в этом слове тоже был уникален, он сам себе на глотку наступал, потому что был умным и сильным. Не сильным, конечно, но стойким, твердым в своих решениях. Он был бы замечательным архангелом, если бы на небесах всем не было бы плевать на его нелегкую судьбу, отца-тирана и Хосока, который в своих заблуждениях пришел к неверному решению.       — Заканчиваем, — холодно бросает Юнги Люциферу.       И падший просто кивает в знак согласия. Пора было все это заканчивать. Рая прежнего уже никогда не будет.       Мин распрямляет позади себя крылья и достает брошь Михаила, крепко сжимая ее в свободной руке. У него по венам катится поток неудержимой силы, он ею насыщается сполна, собирает ее концентрированную энергию в и так мощном предмете, создавая огромный связующий портал, протянутый через мир межизмеренческих, в Ад и обратно сюда, чтобы привести план в полное исполнение.       Люцифер выдыхает, и его глаза снова становятся змеиными, вокруг него золотыми искрами скачет неудержимая энергия, готовая на любое, самое мощное заклинание. В Раю, где падший и появился на свет, он был сильнее всего. Здесь он мог все, был Богом и даже выше. Люцифер рукой взмахивает и на дверях закрытых на мгновение отражается золотая печать, которую ничем было не сломать и не уничтожить, не снять. Сверкающая волна силы ползет по всему замку, весь его опечатывает, закрывает для внешнего вмешательства. Только Люцифер мог этот дом для душ закрыть, только он мог ограничить к нему доступ, он его строил непосредственно. Его магия здесь была везде. Только он мог спасти души от того, что собиралось залпом тысячи орудий грохнуть.       Портал полностью готов. Вибрирует ненормально в своей огромной силе, разбрасывает в стороны пепел грязный из самой преисподней, но только закручивается сильнее и сильнее, начиная дико вертеться с огромной скоростью.       Юнги ощущает, что портал готов полностью, опускает часть своей силы, выдыхает и повелительным тоном командует:       — Сюда!       Мгновение ничего не происходит, но потом из портала стройными рядами начинают выходить Пустые, маршем двигаясь в райские сады. Убийцы и насильники, воры, «святые», обирающие нищих, тираны и деспоты, старые короли, предатели — кого только среди них не было. Тэхен собирал их долго и упорно, всех демонов земных гонял за ними, чтобы собрать целую армию, которая нужна была ему не для того, чтобы сразиться с Суа, а…       — Уничтожить все, — шепчет Юнги.       И Рай вспыхивает адским пламенем, чернея на глазах мгновенно. Являя гниль, которую скрывал все это время глазу. Солнце тухнет резко, и небо превращается в черно-алое — в то самое, каким было за всей своей мишурой. Пустые продолжают раскидывать адский огонь, продвигаясь глубоко внутрь, но реакцию уже не остановить. Души под защитой, а Рай горит как в преисподней, расплачиваясь за свои грехи.       *****       FLASHBACK       Звезды падают в черном небе, усеянном сотнями разноцветных огней, от ярко-красного до светло-розового и в голубое, перетекающее в темно-синий, насыщенный, разлитый тягучим медом по галактике. Но все это великолепие только благодаря черному проявляется, на его, на первый взгляд, скучном фоне оно становится этим волшебным одеялом из многочисленных звезд, далеких галактик и серебристых дорожек нового, только рождающегося мира.       Тэхен теперь живет в Раю, он теперь является частью небесных созданий, хоть они его и не приняли до сих пор. Но душой он по-прежнему там, с далекими звездами, он по-прежнему бежит к краю мира, чтобы с него посмотреть на прекрасный космос. Сидит вот так и часами смотрит вверх, имея возможность даже далекие звезды разглядеть предельно близко, даже зарождение новых миров увидеть собственными глазами. Его это успокаивало, не так, как улыбки Джина, но тоже становилось легче.       Он в Раю был чужаком, его сторонились, боялись, никто с ним не общался, а редкие фразы, к нему брошенные, всегда содержали слово «монстр». И да, он был монстром из пещеры, но… но ведь внешне он такой же, как они все! Так почему другие с ним так жестоки? Почему не принимают за своего? Потому что он и сам не знает, кем является? Он не знает, но разве это повод его избегать, разве это повод вести себя с ним, как с куском грязи, обходить, фукать и сторониться?! Тэхен всего этого отчаянно не понимал. Ему не нравился Рай и его жители тоже не нравились, но Джин шептал тихое «останься», а против него у Тэхена не было никаких аргументов. Почему-то именно против этого архангела он был предельно слаб.       — Михаил не разрешает никому уходить так далеко от Рая, — тишину и умиротворенную атмосферу Тэхена резко прерывают, нагло в нее вторгаясь. А ему и оборачиваться не надо, чтобы знать, кто это.       — Но ты тоже нарушила правило, придя сюда, Суа, — спокойно замечает Тэхен, надеясь, что она уйдет, увидев, что на разговор он не настроен.       Но ангел его как невзлюбила с их первой встречи, так и продолжала за глаза грязью поливать, распуская среди других сородичей мерзкие слухи о Тэхене. Она хотела, чтобы хоть один дошел до Джина и тот отвернулся от чужака. Но архангел добродушно отмахивался и просто говорил «сплетни», ничему не веря, для него Тэхен был добрым и хорошим. И это все, что ему было нужно. А Суа это видела и ревновала еще больше, ее бесило, что Джин проводил с чужаком больше времени, бесило, что чаще ему улыбался, и бесили ответные взгляды Тэхена, в которых ясно все читалось — он в архангела влюбился. Суа этого допустить не могла! Она и сюда притащилась, следя за Тэхеном, надеясь накопать на него что-нибудь особо мерзкое, в этот раз не из разряда сплетен.       Ангел злым взглядом окидывает огромный шлейф крыльев Тэхена, завидует такой силе и все гадает, кем этот чужак мог бы быть? Ей подозрительно, что он ничего о себе не знает, она подсознательно хочет, чтобы с ним было связано что-то темное, как его крылья. Ведь в таком случае его бы выгнали из Рая, и у Суа было бы все время Джина, и он сам в полном распоряжении.       — Я думала, что ты замышляешь какую-то пакость! — ангел гордо хмыкает, складывая на груди руки. В легком платье ей на краю мира было холодно, хоть она виду и не подавала. Здесь ее магия не позволяла ей не ощущать температуры.       Тэхен тоскливым взглядом провожает еще одну умирающую звезду, которая не прожила и нескольких десятков лет, не сумев приспособиться к новым условиям. Очень грустно, вся та галактика обречена на вымирание, так и не начав жить.       — Ты бы хотела, чтобы так было, — проницательно замечает Тэхен, продолжая ангела игнорировать. — Возможно даже, что это ты провоцируешь других на всевозможные сплетни обо мне.       Суа скрипит зубами от злости! Зарвавшийся бездомный дикарь!       — У тебя нет никаких доказательств!       — То, как ты вдруг стала обороняться — весомое доказательство, — жмет плечами Тэхен, надеясь, что ангел уйдет скоро, потому что общаться с ней у него не было никакого желания.       — Да, как ты!.. — но Суа даже договорить не успевает, только крылья разъярено вверх поднимает, как видит вдруг, что к ним Джин летит.       Явно тоже их ищет. Ангелу хотелось бы думать, что ищет он ее, но что-то ей подсказывает, что это не так. Архангел с момента появления в Раю Тэхена только о нем постоянно и думал, даже пошел к нему в комнату, чтобы проверить, как тот обустроился, как себя чувствует и все в том же духе. Но остался там почти на целые сутки! Суа Тэхена ненавидела, потому что он со злой усмешкой воровал у нее Джина, а она толком не могла предпринять против этого ничего. И все-таки не так уж и ничего, как казалось на первый взгляд.       Ангел усмехается вдруг, резко выдыхает, успокаиваясь, и только глазами зло блестит, неожиданно спрашивая:       — Тебе нравится Джин? — точно знает, что названный архангел ее даже с такого расстояния услышит. На то и расчет, пусть слышит все, что чужак о нем говорит! Пусть знает, раз так слеп!       — Он хороший друг, — кивает в знак согласия Тэхен, а у самого перед глазами эти прекрасные карие очи, добрые и заботливые, понимающие. Такие теплые и согревающие, что от их взгляда уже не одиноко, уже не ощущаешь себя безродным монстром из пещеры.       — Я не о том, — не отстает Суа, — нравится ли он тебе в духовном плане? Любишь ли ты его? — а сама победно поглядывает на летящего сюда архангела, уже зная, что тот все прекрасно слышал.       Тэхен молчит, погрязнув в своих мыслях. «Любишь ли ты его?». А что если да? Что тогда? Может… может, для самого Джина это ровным счетом ничего и не значит, ведь он уже обручен, у него есть предназначенная. Но это многое значит для самого Тэхена, это чертовски многое для него значит. Он уже понял, что испытывает к Джину не только дружескую любовь, просто он не знал, как описать все, что он испытывает к архангелу. Не знал, насколько в нем это глубоко и что обозначает. Он ничего этого не знал, кроме того, что каждый раз, когда видел Джина, у него тихонько умирало сердце, начиная биться в груди архангела.       — Я не знаю, — честно отвечает Тэхен, — я ничего не знаю о любви, потому не смогу ответить на твой вопрос.       Суа рычит от досады, собирается задать еще один личный, крайне неудобный вопрос, но ее резко прерывают, не дав даже рот открыть:       — Хватит, — Джин с хмурым видом приземляется рядом с девушкой, одним взглядом отрезая любой ее порыв наброситься на себя с объятиями. — Перестань, Суа, ты ведешь себя совсем не как ангел сейчас!       Джину не нравится, все, что он слышал. Не нравится весь этот разговор, и этот очень некстати образовавшийся трепет в груди, потому что Тэхен не сказал «нет». Потому что… потому что глубоко в подсознательном архангел надеялся, что у него есть шанс, что… Нет-нет-нет! Никаких «что» и «если»! Он любит Суа, он предназначен Суа; и он просто расстроился, что она ведет себя так недружелюбно с Тэхеном и не более того, не более! Он же парень, Джин просто не может… нет!       — Я просто пытаюсь нам всем помочь до того, как он, — ангел тычет пальцев в Тэхена, который медленно поднимается на ноги, разворачиваясь к подлетевшему архангелу, — нас всех погубит! — Суа почти рычит, становясь красной от количества злости ее переполняющей. Джин защищал чужака — немыслимо!       — Ты просто ведешь себя, как гнилая душа, — качает головой архангел, пытаясь Суа вразумить.       Ангел ахает вдруг и отлетает, как от пощечины в сторону, удивленно хлопая глазами. Она не ожидала таких слов от Джина, от того, кого любила! Она просто была уверена, что архангел должен был ее сторону принять, а не продолжать носиться с этим монстром так… так словно он ему не безразличен. Суа больно под дых бьет осознание всего происходящего. Она неверяще смотрит на хмурого Джина, на Тэхена, который только на архангела и смотрел, даже перестал играть холодную неприступность рядом с ним. Самые ее худшие опасения сбылись — она одна, проиграла схватку монстру, который утянул к себе ее возлюбленного! Ангел грубо смахивает слезу со щеки и резко взмывает в небо, пулей уносясь в объятия Рая.       Джин тяжело вздыхает. С Суа всегда было тяжело, она истеричка с рождения, бесится каждый раз, когда не добивается своего. Стоило быть с ней мягче, не нужно было быть таким резким. Но с другой стороны, она должна была понять, что со всеми своими подпольными играми, и правда, начинает прогнивать душой. Подуется и будет с нее.       Архангел встречается с огромными голубыми глазами Тэхена и тут же расплывается в теплой улыбке, адресованной только ему. В этом необычном, очень красивом и очень сильном парне было что-то, что притягивало Джина, как магнит. Какое-то чувство, ощущение чего-то родного и светлого, доброго и прекрасного. Архангел не мог все это контролировать, но неизменно ловил себя на мысли, когда тщательно и долго разглядывал Тэхена или слушал звук его голоса или просто наслаждался мягким ароматом лилий, ни о чем не думая. И Джину одновременно было и страшно, и трепетно от осознания, что все это обозначает. Трепетно, потому что чувство это прекрасное, а страшно, потому что неправильное и может быть жестоко невзаимным.       — Я тебя повсюду искал, — улыбается Джин, смотря, как Тэхен собирает свои крылья, закрывая ими на мгновение далекий Млечный Путь.       — Я просто захотел увидеть другое небо, — голубые глаза ярко горят, нездорово, потому что архангел остался с ним, не бросился за Суа, а остался.       — Хм, — Джин переводит задумчивый взгляд на звезды, стараясь унять бешеное сердцебиение от одного блеска этих волшебных глаз, — оно, и правда, очень красивое. Но разве ты видишь хоть что-то, кроме этих звезд?       Тэхен смотрит на Джина, никак на него наглядеться не может. А сам задается вопросом: «А он любит архангела именно так, как сказала Суа — душой? Или просто, как друга?». Какие запутанные и тяжелые чувства и отношения! Почему все не может быть просто, как эти далекие звезды, которые дают зарождающийся свет другим Вселенным?!       — Я вижу все, — отвечает Тэхен, — каждый мир, каждое Солнце, каждого жителя, каждое существо.       Джин резко переводит на парня удивленный взгляд. Часто моргает, смотря в ярко-голубые, словно и ненатуральные вовсе глаза, в которых столько правды неизведанной плещется, что это даже страшно немного на самом деле. Но только немного, потому что Тэхен не монстр, чтобы его бояться. Он нечто абсолютно другое, далекое и сильное, настолько прекрасное, насколько может быть прекрасной Вселенная.       — Как? — спрашивает Сокджин.       Сам он ничего не видит, кроме звезд, он не может видеть ни один из тех миров, что укрыт от его глаза своей легкой тканью. И ответ очень прост на самом деле. Джин — архангел, а Тэхен и сам не знает своей сущности. Могло статься, что он был кем угодно. Абсолютно кем угодно.       — Не знаю, — парень жмет плечами, — я просто вижу и все. Я всегда умел их видеть, — добавляет с улыбкой, смотря в карие глаза Джина, в которых сейчас отражались те самые далекие звезды, как весь космос. Почти, как космос.       Тэхен снова задается вопросом, а какие у него чувства к архангелу, что он ощущает по отношению к нему? Теплоту и некую родственность? Да, это все определенно так, но ведь Суа, когда провоцировала его, спрашивала о другом. Она имела ввиду какое-то абсолютно иное чувство. Тэхен хмурится, потому что ему нелегко разбираться во всем этом, он же не ангел и не архангел. Он таких обычных, на первый взгляд, вещей не понимал. Ему только недавно объяснили значение слов «семья» и «дружба». Про «любовь» он ничего не знал.       Джин видит, как Тэхен хмурится, видит, что того одолевают нелегкие мысли. И архангел по природе своей не может остаться к нему равнодушным, он о нем беспокоится, как и обо всех вокруг. Конечно же, не как обо всех. По-особому, с особым трепетом, с желанием стать не только другом, но и…       Джин сам себя на этой мысли в который раз уже осекает. Ему не положено! Он просто не должен, ведь они оба парни и у архангела есть предназначенная! Он может продолжать с Тэхеном дружить, но ни в коем случае не переступать этих границ. Он не должен делать ничего неправильного!       — Что тебя тревожит? — все равно интересуется Джин, заглядывая в голубые глаза, в окружении пушистых черных ресниц.       Тэхен хмурится еще сильнее. Он силится во всем, что его окружает разобраться сам, но так выходит, что души — очень сложное переплетение древней энергии и магии. Тэхен просто не знает их, не может читать, и объяснить их бесконечные чувства тоже не может. В одиночку он с этим не справится.       — Что такое любовь? — интересуется Тэхен, не моргая глядя в карие глаза. — Суа спросила, люблю ли я тебя душой, что она имела ввиду?       Джин губу кусает, но взгляд не отводит, хотя хочется, чтобы унять бешенное сердцебиение. Он отчего-то этого вопроса жутко боялся. Точнее, боялся он не его, а своих чувств, боялся их выдать, потому что вернуть все назад уже никогда бы не смог. Но он должен ответить на вопрос Тэхена, потому что тот, видимо, и правда, не понимает, на что его все это время толкала Суа. Он не знает, что такое «любовь», а значит… значит, мог ответно испытывать этот трепет к архангелу. Значит, у Джина все могло сложиться не в одностороннем порядке, но… но почему даже это не заставляет его испытывать только радость, но еще и какой-то липкий, жуткий страх, словно он делает что-то плохое?!       — Это такое чувство… — мямлит Джин, продолжая кусать многострадальную губу, — чувство, когда тебе никто не нужен, кроме нее одной. Когда мир сужается только до одного существа, и тебе важно только оно, его чувства и мысли, как он себя ощущает, все ли с ним хорошо. Только одно важное создание.       Тэхен хмурится:       — «… никто не нужен, кроме нее одной»? — переспрашивает парень, заглядывая вопросительно в карие глаза.       Джин мысленно бьет себя по лицу, но с другой стороны, может, эта оговорка даже и к лучшему?       — Для меня это Суа, — отвечает архангел, и сам ощущает, как лживо звучит эта фраза. И сам видит, как в голубых глазах напротив потухает какой-то маленький, но очень значимый огонек. — Мы предназначены, мы любим друг друга, — Джин словно начинает оправдываться вдруг, потому что ощущает, что совершил сейчас большую ошибку. А исправить ее уже точно бы не смог.       — Значит, только один? — ровным голосом интересуется Тэхен.       — Да, — Джин шепчет, ощущая, как в груди больно от того, что сделал.       — И он у каждого есть?       — У каждого, — снова шепчет архангел, и держит себя на месте, чтобы к парню не подлететь и не укутать его в своих объятиях, шепча о том, какой же он дурак.       — А у меня нет, потому что никто не знает, кто я? Потому что я такой один? — Тэхен отчаянно ищет ответ на этот вопрос и, конечно же, спрашивает у единственного существа, которое относилось к нему с теплом.       — С чего ты решил, что ты один? — Джину так больно не было еще никогда, у него словно внутри все обливалось огнем, полыхая ярко, сжигая внутренние органы, которые скручивало от высокой температуры и разрывало на части.       — Но я других таких не вижу, — отвечает Тэхен, который совсем недавно упомянул, что видит каждую душу во Вселенной.       А Джину от этого еще хуже, еще больнее, до предательских слез. Ну, почему он так жестоко ему соврал? Почему вдруг так легко отказался от того, что у него в груди сейчас горело от ненужности?!       — Никто не бывает один, — уверенно качает головой Джин, словно не Тэхена в этом убеждает, а себя, — и ты обязательно найдешь ту душу, которую полюбишь. — И улыбается подбадривающе, делая вид, что челку поправляет, смахивая слезу.       У Тэхена ярко горят глаза, голубой их свет прекраснее всей Вселенной — понимает Джин. И так же понимает — таких, как Тэхен во всей галактике больше нет.       — А что если я уже ее нашел?       END FLASHBACK       *****       Умиротворение и спокойствие, а за ним боль и сложный путь обратно наверх, к свету, к жизни с другими ценностями, старыми, но такими отчего-то сложными и недостижимыми, очень далекими, словно из прошлой жизни. Хотя, отчасти именно что из прошлой жизни. Вылезать из болота всегда сложно, трясина держит крепко, не отпускает, тянет глубже на дно, не дает ни шанса на сопротивление. Только веточка или куст близкорастущий или чья-то непосредственная помощь могут вытащить тебя из липкого болота. Тебя, в грязи и без силы, не способного потом даже сдвинуться с места какое-то время. А рядом будет спокойная топь находиться и смеяться жутко, зловеще, навсегда оставшись твоим кошмаром, которого ты будешь отчаянно избегать, но по итогу в один момент из интереса или других побуждений снова ступишь в ее объятия. Это ведь так интересно — играть в игры со смертью, с душой.       Именно человеком, который ищет помощи, утопая в болоте, Чимин себя и ощущал. Он был с Хосоком, был отпущен из Ада, но не от самого себя, который теперь и был тем болотом, что тянуло его глубже вниз, где тьма гуще, где нет боли, где можно делать все, что пожелаешь. Здесь есть жизнь вместе с Хосоком, и никто не в силах вам помешать, вечно счастливые, и вечно вместе. Какие заманчивые предложения кидает в Чимина тьма, скользя из угла в другой угол комнаты, резвясь и смеясь при этом, искушая. Но Пак обещал, что теперь будет другим, что спасется, вымолит прощение за содеянное и снова будет светлым и прекрасным созданием, каким был когда-то. Он будет лучше ради Хосока.       Чимин аккуратно бинтует на ночь грядущую ногу ангелу, с недовольством отмечает, что рана выглядит все еще очень плохо, да и по тому, как Хосок передвигался, можно было сказать, что он шел на поправку очень маленькими шажками. Пак на это скрипит зубами от злости. Как могли его пытаться убить свои же?! Как, вообще, ангелы докатились до такого дьявольского существования?!       А Хосок эту злость в Чимине ощущает, он знает, что ее тоже будет необходимо искоренить, попытаться каждый раз искать способ Пака успокаивать, когда он начнет из себя выходить. А никто и не говорил, что исправлять то, что сам Хосок и сделал, будет легко.       — Чимин, — тихо зовет ангел и незамедлительно встречается взглядом с черными глазами, — почему ты злишься?       Пак сводит брови на переносице, по лицу ангела понимает, что того это волнует. И вспоминает резко, что обещал стать лучше, а значит, даже злиться и выходить из себя ему теперь запрещено. Конечно, все это и входило в понятие «возвыситься». Вот сейчас он на дне, в своем болоте, где тонет и тонет, принимая каждую соломинку за ту спасительную, не замечая, что на деле хватается за змей. А они его жалят, травят сильнее. И хочется еще.       — Почему они пытались тебя убить? — Чимин прекращает забинтовывать ногу, пытаясь унять в груди пожар из злости. — В смысле, вы же были в одной лодке. — Своего же хотели на фарш пустить! Немыслимо и дико! Таких надо всех просто рвать и сжигать, чтобы мир стал чище без ангельских выродков!       — Чимин! — Хосок видит, как в черных глазах буря плещется, и честно его это пугает, он хочет Пака вытащить, только тот погряз во тьме глубже, чем думал ангел, намного глубже. — Не надо, — Хосок уже спокойнее берет лицо Чимина в ладони и смотрит в эти жуткие глаза, а сам ему легко улыбается, успокаивающе. — Не надо, — повторяет, — не злись и не думай о плохом! Все обошлось, ты не должен позволять тьме проникать в себя каждый раз, когда какие-то эмоции в тебе превалируют. Это может привести к саморазрушению. Не надо.       Чимин смотрит в карие глаза ответно, греется в них, ему нравится этот аромат мягкий гортензий, и руки, которые его трогают, и Хосок, который его любит. Это все настолько прекрасно и чудесно, что Пак сам не осознавая того, и правда, начинает расслабляться, изгоняя шепот тьмы из своей головы. Пусть лучше там будет голос ангела. Да, так лучше. Вот только тьма злобно хихикает и предупреждает, что никуда она не денется.       — Это их грех, и они будут за него отвечать, — Хосок мягко большими пальцами гладит щеки Чимина, — а ты на себя его не бери. Я обещал, что спасу тебя, пожалуйста, слушай мои советы.       Пак просто кивает. Вот так легко и без какого-то скепсиса позволяет себе довериться повторно, готовый даже обжечься снова. И пусть и наплевать, хуже, чем ему было, уже не станет. Главное, чтобы он все время был с Хосоком, а там он будет и слушать только его, и только его любить, и делать все, что ангел скажет. Все, абсолютно все.       — А как ты меня спасешь? — интересуется Чимин, но не сомневается, что Хосок его спасет.       Ангел Паку улыбается мягко, отпускает его из своих рук и до сих пор не может поверить, что у него получилось вернуть доверие Чимина. Что он смог хотя бы поставить его на путь исправления, однако дальше пока не сдвинулся ни на йоту. Борьба еще только начинается.       — Я заберу тебя у тьмы, — говорит Хосок, смотря на то, как Пак снова принимается бинтовать пострадавшую ногу, делая это предельно аккуратно, — мы будем с тобой исправляться вместе. А по окончанию тебе придется искренне покаяться во всех своих грехах, тогда свет примет тебя, а тьма отпустит, и не будет иметь власти над твоей душой.       Чимин не особо понимает, что ангел сказал, но и вникать не собирался. Главное, что сам Хосок знал, что надо было делать, а Пак просто готов отдаться в его руки слепо, даже если снова будет страдать.       — Я могу покаяться сейчас, — говорит Чимин, закрепляя бинт и поднимая сверкающие тьмой глаза на ангела.       — Искренне? — хмурится Хосок, хотя ответ и так знает. Просто — дальше не будет.       Пак готов сказать «да», но сам себя осекает. Потому что «нет», ему не жаль никого, кого он убил или пытал, или издевался. Кому бросал обидные слова и избивал по чужому приказу, но все-таки в свою сладость. Все, кто страдал от руки Пака, забирали его боль, которая грызла его изнутри. Не искренне, Чимин покаяться готов, только без капли искренности не только в голосе, в душе прогнивающей.       — Я готов следовать всем твоим указаниям, — отвечает Пак, понуро опустив голову.       Хосок тяжело выдыхает. Плюсом в этой ситуации является хотя бы то, что Чимин сам хочет избавиться от тьмы в душе и сердце. У него есть желание, и это давало больше поводов для положительного прогноза на будущее. Но пока радоваться рановато, потому что дорога наверх всегда тяжелее свободного падения вниз.       — Для начала мне надо кое-что выяснить, — говорит Хосок, и Чимин тут же поднимает на него свои черные глаза, давая понять, что слушает и готов отвечать честно. Но ангелу самому больно и неудобно в таком копаться. В конечном итоге, именно он был виноват в том, кем Чимин в итоге стал. Потому и он будет каяться, потому и он будет исправляться — в любой ситуации виновны двое. — Ты убивал?       Пак весь леденеет, словно его подвергли заклятию, и он к полу прирастает, не имея возможности пошевелиться. Он честно ожидал этот вопрос, но, сколько бы ни представлял себе, как ответит на него глядя в карие, добрые глаза, а реальность оказалась хуже. Он смотрит на Хосока и боится сказать правду, не потому что то, что он сделал ужасно, а потому что ангел мог от него отвернуться, от такого монстра!       — Да, — наконец, кивает Чимин, и видит в карих глазах боль. — Но я больше не буду! — быстро заверяет Хосока. — Я исправлюсь ради тебя! Не буду никого убивать, я обещаю! — Пак даже за руки ангела хватает, словно боится, что тот уйдет, хотя тот даже не пошевелился за все это время.       Хосок тяжело выдыхает, на мгновение прикрывая глаза, а затем смотрит в черные зрачки и ровным голосом выдает:       — Ты не должен убивать, не ради меня, а потому что это плохо, Чимин, это грех. Отнимать чужие жизни — это грех.       Хосоку очень сейчас тяжело, и не потому что он подтвердил свои предположения о том, кем стал Пак и как глубоко успел пасть, а потому что до раскаяния ему очень далеко. И даже не в этом дело. Ангел думал, что Чимин понял свои ошибки и захотел стать лучше. Но лучше он хотел стать именно ради Хосока. Неправильный подход, который нужно срочно исправлять. Потому что дальше будет только хуже. Бесполезный труд, в котором ангел будет Пака пытаться вытащить, но тот будет тонуть только глубже в слепом фанатизме, на грани обычного маниакального желания угодить тому, кого так сильно любит.       Чимин и сам понимает, что Хосок прав, и сам знает, что ситуацию он воспринял неправильно, но, как уже отмечалось, ему не жаль никого из тех, кого он убил. Некоторых даже по кругу, в адском подземелье, где они возвращались после каждой смерти. И Пак придумывал новые изощренные способы их мучить, а потом убивать. Пока он купался в крови и чужой боли, своя не вспоминалась.       — Хорошо, — соглашается Чимин неожиданно быстро, улыбаясь ангелу ярко-ярко, ослепительно.       Хосок губу закусывает на это. Все грозилось вылиться в полный провал. Пак может и согласился, только душой все еще парил там, с тьмой в обнимку. Ангелу предстоит очень долгая и тяжелая работа, но он готов.       — Ты с кем-нибудь… — продолжает Хосок, — с кем-нибудь… — он мнется, сжимая в ладонях пальцы Чимина, которые он так еще с рук ангела и не убрал, греясь в этом солнце прекрасном, в этом аромате и спокойствии.       — Ни с кем, — твердо мотает головой Пак, смотря в карие глаза. — Я люблю только тебя.       Хосоку враз становится легче, словно с него убрали многотонный груз с плеч. Он очень боялся, что список грехов Чимина будет куда глубже и длиннее. Ведь если бы он изменил Хосоку хоть с кем-нибудь, то получается, что предал бы его. А предательство — тот грех, который не прощается. Сам ангел перед Юнги будет виноват вечно. И хорошо, что Чимин избежал искушений, хорошо, что любил так сильно и до сих пор любит. Хосок любит не меньше, и будет за него бороться до конца. Всегда.       — Ты колдуешь? Используешь тьму для силы?       Чимин на этот вопрос тянет улыбку. Да, он колдует очень много и очень часто — провально каждый чертов раз! Магия его просто не слушается, демоненка, который не может ее приручить. Она над ним только смеется и предлагает больший кусок души тьме отдать в обмен на подчинение. И наивный Чимин на уловку магии ведется, а потому с каждым разом уходит от света все дальше и дальше. Если честно, то сейчас он абсолютно не видел ни проблеска белого, ни капли надежды на исправление. Он согласился бороться и хотел бороться именно из-за Хосока, как и сказал. Потому что ангел всегда будет на светлой стороне и ему надо соответствовать. Чимин не хочет его расстраивать. Он хочет быть лучше для него. Только для него.       — Колдую, — кивает Пак, кусая губу, — но у меня ничего не получается. Я просто не понимаю, что я делаю не так?!       Хосок тоже губу закусывает. Он знает, что тьма Чимина сильно соблазняет, потому тот и колдует, потому и желает силы. Власть — это сила, есть такое выражение. Просто если ты сильный, то больше никто не сможет тебя обидеть. Но это в идеале все, конечно.       — Тебе придется отказаться и от магии тоже, — говорит ангел, заглядывая в черные глаза, — ты станешь обычным, Чимин, ты это понимаешь?       Конечно, понимал он все. Конечно, не хотел многого лишаться, что у него было сейчас. К примеру, регенерация быстрая, вечная жизнь и возможность обзавестись крыльями. Но раз Хосок говорил надо, значит надо отказаться. Чимин на многое ради ангела готов, даже наступить на глотку своим желаниям. Может, если он станет чище и прекраснее, то они с Хосоком станут обратно ангелами и смогут в Раю продолжать жить вместе? Тьма шептала, что это очень даже возможно.       — Понимаю, — отвечает Пак с улыбкой, — но я готов. Честно, готов, главное, чтобы ты был со мной!       — Я буду, — в ответ Чимину улыбается Хосок, а сам с горечью осознает, что Пак в своем болоте продолжает хвататься за змей, которые его кусают и отравляют, а руки спасительной ангела просто не видит.       *****       Яркое пламя горит высоко, пожирает дрова, с треском предсмертным сворачивая кору, добираясь до заветной сердцевины. Стихия пляшет красиво, извиваясь в танце, раскидывает свои руки изящно, заманчиво, а сама при этом убивает. Хихикает громко, заливисто, разгораясь только ярче и ярче, но за пределы камина все равно не проникает, просто не может.       Суа вся из серебряной брони теперь. Пламя в ней отражается ослепительно ярко, словно из нее и создано. Черт даже здесь вышел сухим из воды, ведь другие ангелы приняли ее как героя еще большего, чем до этого. Настоящие глупцы! Но они будут продолжать ей верить и дальше, никогда не догадаются о жестокой правде, как дьявольский Тэхен!       Суа рычит яростно, понимая, что Гадес побеждает снова и снова, словно она проклята терпеть поражение из раза в раз! И в этот момент в дверь тонко стучатся, и молодой ангел проникает в кабинет, низко кланяясь своему полководцу.       — Госпожа, всё наше войско сгинуло в Аду, мы не можем найти даже их следы.       Суа держится только на честном слове, чтобы не рвануть по-настоящему. Весь ее план рассыпался, как карточный домик у нее на глазах!       — Убейте Чонгука. Слышишь?! — рявкает черт, оборачиваясь на ангела и блестя на него одним живым глазом. — Убейте Чонгука немедленно!       *****       Удар. Все резко трясется, словно гром и землетрясение сплелись воедино, собираясь своей яростью, своей неудержимой и дикой силой погрести под собой все, уничтожить.       Удар. И ночную темноту неба прорезают яркие золотые всполохи, словно молния уже взялась за дело, начиная крушить и разрушать. По-другому не может, сверкает ярко-ярко, слепит собой все и всех.       Удар. Чонгук резко разлепляет глаза, осознавая, что все это ему не снится. Тэхена рядом нет, как и обычно. В комнате он один, и только из окна льется нездоровый, ослепляюще яркий свет, затихая всего на долю секунды и ту же вспыхивая с новой силой, совместно с новым ударом, сотрясающим весь особняк.       Архангел вскакивает на ноги мгновенно. Подлетает к окну и отчетливо видит в промежутке между искусственным, усиленным в миллион раз свечением, фигуры ангелов, парящих над прозрачным, но прочным куполом, не подпускающим их к особняку. А внизу, на земле молча стоит целая армия разных существ, ожидая, когда оборона падет, и они смогут двинуться вперед.