Map of the soul: 7

            Какофония звуков разносится отовсюду, словно само пространство ожило, начиная оглушать всех своих обитателей бесконечным ревом и криком, звуками оглушающих ударов и дребезжанием словно воздуха, от посадки огромного самолета. Но, конечно же, большой машины рядом с особняком и в помине не было. Все это были не более чем звуки погони, многие из которых включали в себя чистую жажду крови и смерти. Не справедливость, не священное очищение и искупление, а простая, но оттого нисколько неумолимая жажда убийства.       Вокруг темно, но продвижению вперед это нисколько не мешает, потому что вокруг только коридор широкий и прямой, ничего более нет, ни на что напороться и шанса не возникает. И проводник у небесных, более чем отличный, ходил здесь уже не однажды, точно зная, куда надо идти. А идти надо подальше от особняка, оккупированного целой армией под руководством в край свихнувшейся Суа. Здесь не только ангелы были, чтобы дотянуться до Чонгука и убить его, здесь были многие существа из других измерений, затаивших глубокую обиду на Тэхена, потому и пошедших против него, в надежде хоть таким образом, но отомстить ему. Все, лишь бы убить того, кто их создал, но кто настолько силен, что многих это повергает в ужас, из-за которого и спать спокойно они не могут, и жить тоже. Знать, что есть кто-то могущественный — невыносимо, он ведь может и убить тех, кто ему мешает, а потому убить его нужно первыми! Но сначала нанести глубокий удар, в самое сердце, чтобы ослабить своего врага, чтобы он сам умереть после такого захотел. Убить Чонгука — их козырь, которого Тэхен сам у себя приютил, разом сработает. Гадес потеряет над собой контроль, а другие его просто добьют. Наивные не знали, что Суа сама жаждет уничтожить того, кто, как она считала, отнял у нее просто все. Любовь, жизнь, предназначение, ребенка — все! Теперь настала ее очередь, первый удар она уже нанесла, теперь последует еще один — в гнилое сердце, а там и до души доберется и ее порежет на части!       Чонгук без толики усталости на лице ведет под руку Хосока, позволяя Чимину прикрывать их тыл. Из них троих он был единственным, у кого были хоть какие-то силы, конечно, ничто по сравнению с тем, что пришло по все их души, но демоненок кое-что все-таки умел. И да, он обещал Хосоку, что встанет на путь очищения, но сейчас просто по-другому было нельзя, и это все понимали. Чимин захватил из склада Юнги демонскую катану, так как свою еще призвать не мог, но хоть какое-то оружие ему было просто необходимо. Даже Чонгук захватил небольшой нож на всякий случай, понимая каким-то своим шестым чувством, что драки им просто не избежать. За куполом, который пал, стоит целая армия. Надо быть дураком, чтобы думать, что все просто обойдется.       Идут молча — не до разговоров. Атмосфера более чем напряженная, от нее гулко бьется в груди сердце, внутренние органы стараются уменьшиться в размере, отчего все просто болью полыхает. Но ничто так не замечается, как каждый шорох, каждый звук за спиной. Ведь каждый из них может обозначать, что их маленькую процессию все-таки нашли. Чонгук точно не знал, как скоро, перерыв весь особняк, ангелы учуют в воздухе глицинию и найдут ее обладателя в подземном ходе, которого сам архангел за все время пребывания в доме так и не заметил. Чимин только вскользь обмолвился, что с помощью этого хода они так быстро все перемещались в Ад и обратно. И если честно, то небесным просто повезло, что Пак был с ними, иначе сами бы они ни в жизнь не знали, как выбраться из оккупированного особняка.       Чону неспокойно. Конечно, за ними погоня, но его беспокойство не только с этим связано. Здесь много чего еще другого. Он переживал за Тэхена, который отправился на какое-то ЧП, хотя, если Чонгук прав, и Гадес и есть всемогущий Хаос, то переживать за него не стоило. Но архангел по-другому не мог, он Тэхена слишком любил, чтобы не думать о нем, даже в такой ситуации. А еще ему было не по себе, потому что именно он втянул во все это Хосока и Чимина. Целая армия разных существ пришла за ним; эти двое пострадали бы просто потому, что были на стороне Чонгука. Архангелу такого исхода бы не хотелось. И ко всему прочему ощущение чего-то ужасного застряло у него между ребер, предупреждая, что оно не просто обычный страх, оно куда больше и страшнее.       «Главное добраться до портала» — сказал Чимин, и Чон сейчас молился, хоть его никто и не слышал боле, чтобы они успели сбежать, чтобы никто не пострадал, чтобы все закончилось в итоге хорошо.       Подземный ход не был склизким и мокрым с запыленными кусками паутины, стекающими вниз по потолку. Здесь все было из черного гладкого мрамора, идеально чисто и максимально комфортно, если только вы не боитесь темноты. Значительным минусом был гнилостный запах самого Ада, который просачивался из портала во весь коридор, словно собираясь его отравить. Но даже это было предпочтительнее, даже предпочтительнее было оказаться в преисподней сейчас, нежели поворачивать назад, в руки, которые не принесут ничего, кроме смерти.       Чонгук шумно дышит носом, продолжая нести на себе Хосока, он устает, что естественно, но бросать из-за этого друга не станет, и просить помощи у Чимина тоже, потому что тот был единственным их защитником сейчас. Суа, и правда, отлично все просчитала, подстроив все так, чтобы особняк остался пустым, без единого существа, которое могло бы ее остановить, могло бы спасти Чонгука. У одного Чимина не достаточно силы, чтобы справиться с целым войском. Настоящая загадка — смогут ли они выбраться отсюда все или нет?! Чон старался думать в положительном ключе, чтобы ненароком не накликать беду, хотя та уже по стопам за ними шла.       Где-то наверху раздался оглушительный взрыв, долетевший сюда только жалкими отголосками. Даже мраморные стены не задрожали и никак не выдали того, что наверху явно произошло что-то ужасное. Естественно, что и ангелы, и другие создания будут беситься, как только поймут, что Чонгука уже в особняке нет, он успел скрыться, хоть и недалеко. И естественно, Чон понимал, что без глобальных разрушений все это дело бы не обошлось. Да, Тэхен мог бы потом построить и новый особняк или купить, но Чонгуку отчего-то именно с этим домом было тяжело прощаться. Глупо так привязываться к обычному камню, но архангел был просто так устроен.       Хосок ощущает себя ношей во всем этом деле, жалкой и неспособной никому помочь. Он ясно осознает, что всех задерживает. Но также понимает, что ни Чонгук, ни Чимин его не бросят, а просить о таком — пустая трата не только времени, это почти неуважение к ним, которые старались его спасти. Ангел лишился благодати и крыльев, но буквально слышит, как наверху его братья и сестры гневаются, как разрушают все на своем пути, чтобы добраться до Чонгука, найти его след. И они найдут — это все понимали. Это не более чем вопрос времени. Суа слетела с катушек, желая убить своего сына.       Чимин уверенно в руке сжимает катану и идет спиной вперед, все свое зрение, которое теперь стало в разы детальнее, сосредотачивая на далеком, но ужасно близком входе внутрь, в этот самый коридор, где они сейчас скрывались. Пак чувствует, что оружию не очень хочется ему подчиняться, но искать покладистый клинок времени не было, поэтому все, что у него было — демонская катана с жутким демонским характером. Но Чимин готов ее подавить, готов пустить в бой по-настоящему, готов всех на части покромсать, только чтобы Хосок успел спастись. Хосок и Чонгук, который ему помогает. Пак здесь готов умереть, но не пустить никого к тому, кто был ему так дорог.       Коридор пронзает неожиданный звон, жуткий и протяжный, он уходит далеко вперед, разлетаясь эхом вокруг, оседающим ядом в ушах, дрожью во всем теле. У Чонгука внутри все стынет, сердце просто замирает, не желая функционировать, а кровь прилипает к стенкам сосудов, делая архангела невероятно воздушным и легким, чтобы он летел вперед, чтобы убирался отсюда и поскорее. В его руках вздрагивает Хосок, понимая, что одним им здесь быть оставалось недолго. Он сильнее начинает наступать на больную ногу, зубы сжимать, игнорируя режущую боль, они должны были успеть, должны были спастись!       Чонгук сильнее хватает ангела за талию, чтобы тот случайно не выскользнул, держит крепко-крепко и сам шаг ускоряет, осознавая, что опасность очень близко, а портала впереди в этой темноте не видать и не слыхать. Он даже еще не ощущается, а, значит, точно где-то далеко. Чонгук не хочет умирать, и не хочет, чтобы из-за него кто-то умирал. Конечно, Тэхен всегда сможет вернуть кого угодно, но жуткой, ужасающей ценой, которую платить Чон не хочет. Потому он до последнего пытается спастись и спасти своих друзей, которые попали в его болото и тонули вместе с ним.       Первая ярко-золотая сфера в жалких нескольких метрах проносится над головой Чонгука, улетая далеко вперед, освещая мраморный коридор, бесконечный. И сразу после гул голосов заполняет все пространство. Их нашли, аромат глицинии привел их к объекту охоты не сразу, но все-таки дорогу показал.       У Чонгука глаза до предела расширяются, когда он понимает, что все его мольбы оказались тщетны. Он не оборачивается, не теряет жалкие остатки сейчас такого нужного и важного времени. Он продолжает бороться, продолжает тянуть Хосока к порталу, игнорируя, как мимо них проносятся золотые вспышки, спеша их задеть, сбить, обездвижить, а потом, конечно же, убить. У архангела в мозгах почему-то невероятно пусто, в теле какая-то наркотическая легкость, и только сердце вдруг начинает загнанно биться, разнося по венам кровь вперемешку с ядовитой беспомощностью по всему телу. Просто и сам Чонгук уже осознает, что им не сбежать, они могут хвататься за свою жизнь сколько угодно, но им не сбежать.       Чимин начинает действовать мгновенно. У него в черных глазах, так тщательно все это время скрытая, жажда крови полыхает, он тянет оскал пухлыми губами и ловко орудует катаной, прогибая под себя ее сопротивление. Лезвие тонко в воздухе свистит, разрывает на части золотые сферы, которыми ангелы бесконечно атакуют беглецов. Пак долго учился управляться с искусственной катаной, и сейчас, играя с настоящей, получал немыслимое удовольствие, граничащее с настоящей зависимостью. Ему только не хватало крови, только не хватало звуков разрываемой плоти, к которым он так привык. Но даже без этого мелодия уже была упоительно прекрасной. Чимин не думает о том, что справиться со всей армией ангелов, которые сюда явились не сможет, он просто наслаждается могуществом в своих руках, вдруг понимая, почему Юнги так, до безумства, нравилось устраивать драки и рваться в бой. Это затягивает, играть со смертью — затягивает.       Чонгук продолжает упорно бороться за право остаться им всем живыми, утягивая Хосока все глубже и глубже, игнорируя яркие вспышки и громкие голоса погони, которая почти их полностью настигла. А портала впереди все нет и нет. Конца этому проклятому коридору просто нет! Хосок и сам ощущает что-то неладное, сам чувствует, как паника начинает рождаться глубоко в душе Чонгука, захватывая душу и самого ангела. Они чертовски не успевали! Если бы защита продержалась дольше, если бы у Хосока не болела нога — да, много «если» было, но ничего изменить было нельзя. Они попали в эту сложную ситуацию, и теперь только сами и могли из нее выбраться: живыми или мертвыми.       Чимин продолжает прикрывать спины Хосоку и Чонгуку, не допуская, чтобы в них попал хоть один из ударов. Он сам заметно наслаждается битвой, идеально ловко удерживая катану в руке и предельно точно реагируя на каждый новый удар, ослепительно разрывающий темноту коридора.       Золото вспыхивает то тут, то там на гладких мраморных стенах, но исчезает так же быстро, как и появляется, улетая либо далеко в темноту, либо крошкой мельчайшей рассыпаясь под ноги Чимина, который, себя не жалея, держал оборону. Он только ждал и жаждал ощутить тот момент, когда ангелы подлетят ближе, как их кровь окрасит здесь все, россыпью алмазов украшая и самого Пака, как он отомстит всем, для кого он был игрушкой! Но за всеми этими желаниями и безудержной яростью, Чимин просто не замечает, что ангелы отчего-то продолжают их атаковать, порхая в дверях коридора, не подлетая ни на сантиметр к ним ближе. И за всем этим никто, конечно же, не подумал о том, что небесные были не единственными, кто в составе армии сюда пришел, но почему-то единственные атаковали сейчас беглецов, и то слишком уж лениво для тех, кто выполняет приказы, даже готовясь головы за них сложить.       Чонгук ни о чем не подозревает, потому что назад не смотрит, скрипя зубами двигаясь вперед, ощущая, как руку судорогой сводит, но все равно держа Хосока, не смотря ни на что. Друга он не бросит ни за что на свете. У него в пустом мозгу есть только одна мысль, и та ставит перед глазами иллюзию портала, подталкивая архангела поторопиться, почти полностью начать Хосока на себе тащить, тяжело выдыхая сквозь стиснутые зубы. Ангел и сам спешит, но за темпом Чонгука все равно не поспевает, однако сдаваться не намерен. Борьба — жизнь.       — Он должен уже появиться! — кричит Чимин, одним широким взмахом на мелкие частицы разрезая два мощных удара, которые достаточно ослабленными долетают до них, потому что углубляются они все дальше и дальше в коридор, а преследователи за ними не идут.       Чонгук всматривается вперед, даже щурится, хотя зрение у него отличное, но ничего не видит и не ощущает. Портала просто нет, словно он испарился, или словно кто-то постарался, чтобы они не смогли никуда уйти, кто-то сильный, кто имеет власть над порталами, кто-то, как межизмеренческие демоны.       Нет! — яростно проносится беспомощный крик в голове Чонгука, когда он понимает, что его соображения далеко не просто выдумка. Он на своем сохранившемся, не смотря ни на что, радаре ощущает, что впереди только пустота далекая и завывающая, впереди нет ничего магического, ничего, что помогло бы им сбежать в другое измерение. Даже запах гнили Ада пропал, только никто из них этого не заметил. Их не просто так долго искали, их нашли, отрезая им пути отступления, загоняя в ловушку, чтобы выловить их было намного легче. А они как глупцы не замечали ничего вокруг. Чонгук глупец! Должен был внимательнее следить за всей обстановкой, теперь он сделать уже не может ничего. Их единственный шанс на спасение просто испарился.       Хосок тоже понимает, что они угодили в собственную ловушку из банальной невнимательности и стремления сбежать поскорее. За всей этой суматохой они просто забыли, что перед домом стояла не только армия ангелов, там была армия, которую собрала спятившая Суа, чтобы убить своего сына. Там была армия, которая не позволит и мыши мимо нее проскочить. Самые разные существа с самыми разными уровнями силы — о некоторых Хосок даже не слышал никогда. Но он точно понял в этот момент, что это не их война. Два падших и демоненок не те, кто могут выстоять в такой битве. В этом темном коридоре из мрамора им суждено было умереть. Судьба имеет самые несмешные шутки.       — Ну, что? Где он? — интересуется из-за плеча Чимин, разрезая последние несколько сфер, брошенные в них, прежде чем вокруг воцарилась гробовая, уничтожающая тишина.       Даже Чонгук и Хосок замерли, оба осознавая, что бежать, смысла нет никакого. И Пак спиной в них упирается, сразу отходя в сторону, в недоумении глядя вперед, где всего мгновение назад порхали десяток ангелов, бесконечно их атакуя.       Битва просто разом остановилась, словно ее поставили на паузу. Но вот только обратно нажать на «Play» и все перевалит дьявольскую отметку, превращаясь в кровавое месиво, в котором даже не разобраться будет. И Хосок, и Чонгук, и даже Чимин ощущают, что грядет что-то плохое. Эта пауза возникла неспроста, их вдруг перестали атаковать неспроста, их сразу не превратили в фарш тоже неспроста. Они теперь ни вперед, ни назад не могут отступить, потому что бежать им некуда. И их враги точно об этом знают, готовя что-то нехорошее.       Чонгук отчаянно пытается начать мыслить и искать хоть проблеск надежды, хоть крупицу, которая могла бы их спасти. Но в голове набатом стучит боевая мелодия барабанов, и это мыслительному процессу никак не способствует. Должен же быть выход, он точно должен быть! Только архангел так быстро, с засасывающим душу страхом думает, перебирает весь бред, что у него появляется в голове, что, видимо, решение возникшей проблемы и пропускает. Но все равно не может сосредоточиться, сжимая отчаянно одной рукой Хосока, а второй маленький нож в кармане брюк. Сердце выламывает ребра, кажется, у них у всех, у троих, только этот усиленный трехкратно звук и остался в полной тишине коридора, которая всего несколько мгновений назад горела ударами и криками ангелов. Затишье перед настоящей, ужасной бурей.       Чимин хочет спросить, где портал и почему небесные вдруг так замерли, но ответ ему не требуется. Он и сам понимает, что портал просто вдруг испарился, конечно, не так, конечно, кто-то постарался, чтобы его не было здесь, чтобы они не могли сбежать. Но Пака это не в страх приводит, а только в ярость, от которой и так черные глаза полыхают, и хочется нестись на невидимого врага, пуская ему кровь! Только Хосок позади стоящий и держит Чимина здесь, иначе глупый демоненок точно бы послушался совета своих тараканов.       Чонгука эта тишина убивает, он знает, что от нее не стоит ждать ничего хорошего, но и не знает, что может сделать, что может предпринять. Он был обязан всех спасти, потому что они из-за него здесь, но маленький архангел был чертовски беспомощен. Надежда на портал рухнула в одночасье, и уже ничего не осталось, ничего, кроме…       Все вокруг резко начинает вибрировать, мрамор черный звенит, словно по нему ударяют тысячи, десятки тысяч колоколов разом, а потом расходятся, разгоняются в воздухе и снова оседают на гладкой поверхности, заставляя ее звенеть оглушающе, протяжно, жалобно почти. И с каждым новым ударом дрожь усиливается вместе с вибрацией высокой и протяжной, сильной, уничтожающе сильной, разрушительной настолько, что первый кусок мрамора с потолка летит, не сумев долго устоять перед таким давлением.       Все трое стоят, уши зажав руками, чтобы не слышать этот высокий, отвратительный звук, который в черепной коробке оседает, который там останется навсегда и будет о себе каждый раз напомнить, вгоняя сердце в страх панический. Конечно, если сегодняшний день они смогут пережить. Чонгук понимает, что к чему достаточно быстро, в тот самый момент, когда не выдерживает этот звук, отпуская Хосока, закрывая уши руками и видит, как впереди, хоть и достаточно далеко от них, с ужасным треском падает с потолка мраморная плита, пуская по полу долгую, протяжную трещину. Их здесь просто похоронят, живьем, а потом вытащат тела и покажут их Суа, как доказательство своей преданности ей.       Чонгук такого исхода допустить не может, он игнорирует, как может оглушающий звук, от которого даже барабанные перепонки дрожат, оборачивается вокруг, ищет хоть один путь, чтобы отступить. Но он знает только, что позади, а что впереди ему неизвестно. Там должен был быть портал, но раз его нет, то, что-то ведь быть должно было?!       — Чимин! — кричит архангел, но демоненок даже за этим звуком оглушающим его слышит. Голову поворачивает, одним взглядом дает понять, что слушает. — Что там?! — Чонгук подбородком указывает на тьму впереди, где тоже отваливаются сверху куски мрамора, падая на пол, устраивая чуть ли не настоящее землетрясение.       — Я не знаю! Дальше портала никогда не ходил! — Чимин отчаянно всматривается в темноту, тоже ищет пути отхода, тоже понимает, что их здесь просто собрались похоронить.       — Может, попробуем уйти туда?! — подает голос Хосок, еле держась на двух ногах, включая, что больная, просто отказывала после такого забега, ныла адской болью, не желая работать. — Если там тупик, если одна из плит упала на пол, то можно попытаться на нее взобраться и прорыть выход наверх!       Чонгук понимает, что план, в общем-то, никакой. Ведь они могли и вон на ту плиту взобраться, пытаясь сделать то же самое. Хотя в тупике, в конце пути было больше возможностей остаться целыми и не повредиться из-за случайно неправильно, косо упавшей плиты. Но это не выход, это сколько угодно не выход, прорыть путь наверх они бы просто не смогли, тут явно не три и не четыре метра, а намного, намного больше. Однако стоять и ждать, когда плита над ними рухнет — тоже не вариант, потому все просто немо соглашаются, чтобы лишний раз не тратить силы на попытки докричаться друг до друга и начинают снова путь вперед.       В этот раз Чимин сам хватает Хосока под руки. Он знает, что Чонгук устал, знает, что сопротивляться этому оглушающему шуму они долго не смогут. Но Пак плюет на себя, жмурится, преодолевая жуткую какофонию звуков, но при этом движется вперед, ловко сохраняя равновесие на дрожащем от каждого нового удара плиты полу. Его новая демоническая выносливость была сейчас как нельзя нужна.       Но процессия не сдвигается и на пару метров, как прямо перед ними падает массивный кусок потолка, заставляющий их разом отступить, падая на пол от ударной волны, кашляя от количества пыли, разом взлетевшей в воздух, прямо к ним в легкие. Чонгук трет глаза от грязи, неверяще смотрит вперед, где им неожиданно отрезали путь отхода, даже не замечает этого дикого звука, так его оглушает этот удар и это понимание, что они сейчас прямо находятся в своей могиле, и выхода у них больше никакого нет. Архангел смотрит на Чимина, который поднимает Хосока на ноги, смотрит, как вокруг все рушится, сыплется чуть ли не в крошку и ясно ощущает, что это последние мгновения его жизни. А он жалеет только, что вместе с ним умрут его друзья, которые всего этого не заслужили, и жалеет, что больше никогда не увидит этих черных всепонимающих глаз. А больше и ни о чем.       *****       FLASHBACK       Огромная Вселенная раскинулась на сотни миллиардов километров вперед, вспыхивая причудливыми разноцветными огнями, предвещая смерть или рождение новой звезды. Когда огромные кристаллы синие и красные собирались вокруг, а потом закручивались в долгий и прекрасный водоворот, создавая самое прекрасное зрелище, то они разрушали старую структуру, тут же создавая новую, которую обычные существа никогда не смогут увидеть, потому что жить вечно им не суждено. Они никогда не увидят всей красоты разрушения, а потом сразу же возникновения жизни, этот постоянный водоворот, постоянный цикл природы. Неразрывный, а потому и прекрасный.       Тэхен все это видел много-много раз. Так много, что даже не пересчитать. Он создавал миры сам, одним блеском этих космических глаз, одной улыбкой или даже просто словом. Он всесилен, всевластен, бессмертен и при этом при всем одинок. Да, у него есть брат — Намджун с ним постоянно с того момента был, утащил его из Рая в далекий уголок галактики, чтобы Тэхен вдруг снова не начал саморазрушаться, и рушить все вокруг. Но он и не будет. До этого он не помнил, кем являлся, теперь же память к нему вернулась, однако счастья это не принесло. У него в душе печаль и смертная тоска, а сердце далеко-далеко с тем, кто его растоптал лично, бросив на грязную землю от ненужности. Тэхен не забыл, он очень хотел забыть, но не мог. Это его проклятие такое: сначала он забывает абсолютно все, даже свою сущность, а потом отравлен, чтобы вечно помнить самые болезненные, самые уничтожающие события своей жизни. Тэхен не забыл, он смотрел на зарождение нового мира, а сам с тоской вспоминал карие глаза, сам сжимал руками черную ткань рубашки на груди, бесполезно стараясь унять грызущую боль под ребрами.       — Не думай о нем, так только больнее, — Намджун подходит к Тэхену, усаживаясь рядом с ним на кроваво-красную землю далекого мира, в который никто ходу не имеет, кроме его же создателя.       Хаос смотрит высоко в темное небо, через ядерную звезду и дальше, и в глазах голубых ясно отражается, что видит он далеко не космические красоты. Ману до сих пор кажется несправедливым, что создатель должен страдать, должен страдать от любви и одиночества.       — Не могу, — Тэхен отвечает почти шепотом, но сам, не мигая, смотрит только в одну точку.       Намджун сейчас точно уверен, что на него смотрит, прошло уже два цикла земного Солнца, а его все никак не отпускало. У Хаоса все сильное, сам он безмерно силен, а чувства его просто разрушительны. Такие чистые и искренние, прекрасные — слишком прекрасные, наверное, потому Джин их так и испугался. Отдать себя другому всегда очень страшно, ведь не ясно, чего ожидать от такой полной отдачи в будущем. Намджуну бы хотелось сказать, что Тэхен никогда и ни за что не предаст, что будет любить бескорыстно, вечно. Но он одновременно понимает, что не должен лезть во все эти дела. Его брат и создатель будет сам в них разбираться. Тонуть — так будет правильнее сказать. Тэхен, чтобы отвлечься и сейчас и до этого занимал себя созданием новых миров, наведением порядка в старых, путешествовал вместе с Джуном везде, где только хотел, но его не отпускало. Каждый день Ману видел этот тоскливый взгляд, обращенный в небо, каждый день.       — И как он? — Намджун просто не знает, что еще Тэхену сказать.       Он всегда был упертым донельзя с цепкими очень настоящими чувствами, которым многие бы могли позавидовать. Но никто не завидовал. Сейчас любовь — это проклятие.       — У него родился ребенок, — у Тэхена голос очень тихий, очень.       Его почти неслышно, на самом деле, только Ману слышит. Слышит боль и радость, переплетенные вместе. Хаос только кажется странным и непонятным, жестоким очень, это ведь ядро всех стихий, это ведь начало всей жизни, как многие считают бездушное и развивающееся просто по течению других законов мироздания. А Хаос не такой, у него есть душа чистая и прекрасная, как любой им созданный мир изначально, как все, что в нем есть, даже тьма эта ужасная. Первозданная чистота, неповторимая, которую каждый стремится испортить, каждый стремится истоптать в грязи и выкинуть за ненужностью. Тэхену всегда нравилась новая жизнь, он всегда с трепетом смотрел на зарождение миров и на маленьких существ из далеких галактик. И Ману даже был уверен, что он сейчас за Джина счастлив, просто его все никак не отпускало осознание, что его бросили, потому что испугались.       — Кто?       — Мальчик, — отвечает Тэхен, и легкая улыбка трогает его губы. — Маленький архангел.       Ману и сам начинает улыбаться, ведь новая жизнь это поистине прекрасно. Это дар, это то, что позволяет народам и целым галактикам существовать. Это та самая магия, которую Тэхен так тщательно и так долго создавал, пока находился в своем первозданном виде, не та сила, которой все пользуются для достижения статуса и власти, не та магия, которая дает крылья, мощь, а вот эта — вот это маленькое чудо, ребенок.       — Сколько ему? — Намджун никогда этим вопросом о Джине не интересовался, но сейчас в карих глазах горело любопытство самое настоящее.       — Уже три недели, — Тэхен моргает и, наконец, отводит взгляд с неба на далеко идущие за холмы красные необитаемые пока еще земли измерения, в котором сейчас находился.       Ему все еще больно даже думать о Джине, но он за архангела счастлив. Всего несколько часов назад он видел только рождение его ребенка, а вот ему уже три недели. Время во Вселенной течет по-разному. Здесь один день равен больше полугода земной жизни. Чем дальше, тем больше и больше времени приходится накидывать для отсчета. Наверное, Джин даже успел Тэхена забыть за это немалое количество лет. Он счастлив со своей семьей, выполнил предназначение, остался чистым и непорочным, его любят и все у него хорошо. Наверное, Намджун прав, и пора было уже архангела отпустить, перестать каждый раз думать о нем. У него есть семья, и это прекрасно. У Тэхена есть брат, и он должен довольствоваться всем, что у него есть, не претендуя на большее. Намджун ведь его тоже любит, братской любовью, но любит. И на самом деле, когда-то Тэхену было этого достаточно, когда-то до встречи с Джином. Теперь же все было запутанно, все было покрыто пеленой неизвестности. Конечно, Тэхену нужен и Намджун, конечно, он тоже любит его, как брата, но, кажется, что он желает слишком многого, любя Джина.       Намджун смотрит в потухшие голубые глаза. Когда-то Хаос только и делал, что создавал вечно новые миры, бесконечное их количество, оставляя в каждом зачатки жизни, давая каждому путь на развитие. Теперь же в голубых глазах все реже и реже вспыхивали синие звезды, которые и были новыми мирами. Тэхену было слишком больно, он слишком сильно грустил, чтобы посвятить всего себя своему любимому делу. И Намджун не знал ничего, что могло бы вытащить его из такого состояния. Новая любовь, но у Тэхена крепкая привязанность к Джину, перебороть ее будет более чем невозможно.       — Ты хотел посетить ледяных великанов, — напоминает Намджун, собираясь хоть как-то раскачать своего брата. Возможно, но только возможно, если он завалится своими планами по самые уши, то перестанет бесконечно смотреть в небо. Сам Джун не видел души, как Тэхен, но знал отлично, что брат его, глядя на ядерную звезду над головой, видит далеко не ее.       — И почему их так называют?! — Тэхен силится улыбнуться, откинуть в сторону тяжелые мысли, но выходит у него очень плохо. Он только смотрит на Намджуна и как бы говорит: «Не беспокойся обо мне». А как здесь не беспокоиться, когда сам Хаос в таком опасном состоянии? Если умрет Тэхен, если хоть что-то пойдет не так, и он не удержится за ниточку своей жизни, то всему, что окружает их сейчас, придет конец. Каждому миру. Каждому. — Внешне они похожи на людей, не совсем, но все-таки, — Тэхен поднимается на ноги, взмахивая огромными крыльями, поднимая в воздух столбы красной пыли больше похожей на кровавый туман.       — Они сами себя так называют, — жмет плечами Намджун, поднимаясь за братом следом, нисколечко не испытывая дискомфорта от грязного воздуха. Он же не дышал, если не хотел. — К тому же, когда увидишь их, и сам поймешь.       Ману легким взмахом руки закручивает портал, нарушая сразу все законы межгалактические, запрещающие перемещаться без законного разрешения в земли входящие в девять обитаемых миров. Но ему на этот закон наплевать ровно как Тэхену, который сам и есть закон, и магия, и сила. Ни его, ни Намджуна подобное остановить не могло, Хаос этот мир создавал, ему везде двери открыты.       — Издалека они все кажутся похожими.       Тэхен не мог не согласиться. Несмотря на то, что он видел души, он не мог сказать какого они роста. Он видел их в общей картинке, их быт и жизнь, конечно, у всех были разными, но всегда казались отчего-то одинаковыми. Наверное, именно потому Тэхен и хотел посетить все обитаемые земли, чтобы узнать всех существ лично. Они выросли из его магии, он был их создателем, только не желал принимать за это лавры и не желал, чтобы его возвышали в статус бога. Лучше было бы, чтобы никто так и не узнал о том, кто Тэхен есть на деле, лучше не для него, а для всех тех, кто родился из мощи Хаоса. Никому не было бы приятно знать, что во Вселенной есть создание, которое столь могущественно, что смогло создать всю галактику и его жителей. Кто-то бы его боготворил, а кто-то ненавидел, уж лучше пусть никто и ничего не знает. Такие тайны должны оставаться тайнами для всех.       Тэхен тянет улыбку и без промедлений покидает красную необитаемую землю, ступая в портал, в мир, покрытый глыбами льда, кусачим, смертельным холодом и такими же обитателями, которые и смогли здесь выжить, став как окружающая их природа. Тэхену всегда было волнительно лично погружаться в новый мир, который создал, ему всегда было до трепета неспокойно на душе от того, что ступал на неизведанную территорию, только раньше он бы, наверное, с блеском в глазах носился даже по глыбам льда, радостно осматривая все вокруг.       Но сейчас в нем словно что-то погибло, его азарта хватало совсем ненадолго, каждый раз посещая новое измерение, находящееся все дальше и дальше от земли, он все сильнее и сильнее потухал на глазах. Намджуну было неспокойно из-за этого, даже сестра-тьма порой появлялась, смотря хмуро на Тэхена своими метафизическими глазами. Но не делала ничего, сразу растворяясь, словно ее здесь и не было. Она гордая слишком, а еще дикая, хоть Хаос и ее создатель, ее брат, она не желала просто так ни перед кем на коленях ползать, а Тэхен ее и не заставлял. Намджун же одиночество тоже испытывал, а оттого был сейчас вместе с братом, они лечились обществом друг друга. Только Тэхену все равно не хватало кого-то важного под боком.       Вокруг белая пустыня, отливающая холодно-голубым в мрачном, хмуром небе, на котором нет ни следа солнца. Свинцовые, тяжелые тучи, словно сейчас обрушатся на головы местных жителей, хотя на деле просто несут в себе лютую метель. Здесь все замерло, все застыло. Вдалеке снежные горы возвышаются, и кругом пиками в небо тянутся замерзшие вне силы гравитации сосульки острые. С правой стороны обрыв с черной, жуткой, распахнутой пастью, в него одеялом снежные настилы свисают, а с них тонкие сосульки ужасно острые. Пейзаж не просто пугающий, он вызывает немедленное желание отсюда бежать. И холод смертельный под минус сто почти, в котором ничто не может выжить, не способствует хоть сколь развитию желания здесь остаться еще больше, чем на секунду.       Но Тэхену нравится этот мир. Каждый мир прекрасен, главное, чтобы он был настоящим, чтобы не был приукрашен, как Рай, ослепляющий своей красотой и гниющий. Да, здесь для многих были совсем некомфортные условия, но никого сюда и не зовут жить, и не заставляют, это мир тех, кто здесь родился, и кто здесь правит. Даже Тэхен здесь был не более чем гостем, хоть и намного более, нежели гостем. Но никак козырять своим положением он не станет, он пришел только узнать этот мир получше, вмешиваться и менять его он не станет.       Намджун уже раз здесь был, а потому не испытывал тех же эмоций, что и Тэхен, хоть не мог отрицать, что природа этого мира не зовет его. Здесь столько же силы Ману, сколько и Хаоса. А уж если принять во внимание, что Хаос создал Намджуна, то получается, что здесь вокруг все поет силой Тэхена, безграничной силой.       — Они должны уже были понять, что границу кто-то нарушил, — замечает Ману, собирая позади себя крылья, не испытывая ни капли дискомфорта в легкой одежде в таком холоде. Он смотрит на своего брата, а тот глядит в пропасть заинтересованно, крыльями по снегу елозит, создавая причудливые картинки, но вот только вряд ли это замечает.       Тэхен вглядывается в темноту, в беспроглядную и абсолютно не имеющую дна пустоту, спрятавшуюся в обычной пропасти, только и ожидающую, когда кто-то оступится и туда попадет. Тэхен ни капли не боится этого неожиданного сбоя в магии, он наоборот его притягивает, зовет, шепча бесконечными повторяющимися голосами в голове: «Пойдем к нам!». Зловеще. Кто-то точно бы ступил вниз со снежного настила, падая в пустоту, которая готовилась его поглотить с наслаждением. На Тэхена все эти голоса не действуют, этот тихий шепот не работает на него, не имея возможности пробить его защиту. Он видит в этой темноте нечто другое — знак, ужасный, покрытый липкой кровью знак, предвещающий нечто жуткое, отвратительное. Хаос не может быть провидцем, он лишен этой способности, отдав ее другим, кто справлялся бы с ней намного лучше него. Но Хаос от этого знаки судьбы видеть не перестал, и сейчас в пасти черной бездны он видел ужас и боль, реки крови, голод ужасающий, который на части разрывает. Голод и жажда. Голод. Убить. Голод.       Тэхен резко делает пару шагов назад, полностью отрывая взгляд от пропасти, в которую так долго смотрел. У него сведены брови на переносице, в глазах неспокойные огоньки заполыхали не синие, ярко-золотые, решительные, но очень неспокойные. У него отчего-то сердце в груди снова начало бешено сходить с ума, как тогда. И перья нервно задергались, желая узнать, проверить. Нельзя, но, а вдруг?!       Намджун все эти изменения сразу замечает, сам весь собирается, не обращает даже внимание, как к ним с далеких гор уже спешат местные жители, желая узнать, кто нарушил их покой. Тэхен сейчас намного важнее. У Ману и близко нет такой силы, как у Хаоса, но это не означает, что он не чувствует, как надвигается нечто плохое.       — Тэхен, что случилось? — Но парень не отвечает, он стеклянными глазами смотрит в снег кристально-чистый, очень нахмурен сейчас, сосредоточен на чем-то. Кажется, ничего вокруг и не замечает. Он мысленно взывает к Люциферу, с которым связь сохранил. Ему надо убедиться, надо знать, что все это не более, чем бред его, не более, чем желание снова с ним увидеться. Паранойя, это должна быть обычная паранойя! — Тэхен! — пробует еще раз Намджун, но реакции снова никакой нет.       Хаос мыслями летит обратно через миры, спокойно пробивает все защиты, не видит перед собой преграды. А потом резко останавливается, улавливая краем зрения, как мимо него в спешке пролетает адресованное ему же послание, которое стремится к его физическому телу. Но Тэхен даже обратно не возвращается, хватая письмо мысленно с прикрепленным к нему пером Люцифера. Легко разрывает бумагу, вытаскивает сложенный свиток и видит корявые буквы, выведенные в спешке, быстро складывающиеся в слова, не смотря ни на что:       На деревню Джина на земле совершили нападения жители Ада. Он ринулся в преисподнюю, чтобы спасти своего ребёнка.       И после этого Тэхен не видит перед собой ничего, одним мощным, запретным ударом разрушая все ткани мирозданий, чтобы создать прямой, самый короткий портал, который доставит его туда, где он сейчас так нужен. Он не слышит ни Намджуна, который его зовет, ни ледяных великанов, которые пришли, чтобы встретиться с незваными гостями, а теперь остолбеневшей массой стояли, смотря, как Тэхен без особых усилий создал портал, мощью которого можно было уничтожить разом все.       Однако самого Хаоса сейчас ничто из этого не волновало. Он резко крылья вверх поднимает, заставляя других испуганно отступить, и тут же бросается в портал, стремительно преодолевая миллиарды километров за несколько секунд. Нарушая сотню правил, но просто не обращая на это внимание. У него перед глазами это послание от Люцифера, у него перед глазами улыбчивые карие глаза такие любимые, маленький ребенок, которого Тэхен видел только издалека. У него в мозгу все пылает, желая таким же огнем обжечь и тех, кто посмел к Джину прикоснуться, кто посмел на него напасть, опорочить! У него в мозгу ненависть к себе! Он должен был постоянно следить за архангелом, пока тот был на земле, постоянно держать его под наблюдением, как бы больно не было. Потому что больнее потери, настоящей, быть не может ничего. Он дал себе расслабиться на десять минут, а на земле это время сыграло с ним злую шутку. И вот теперь он мчится сквозь портал прямиком в Ад, хорошо помня, что Михаил запрещал туда кому-либо подходить. Тэхен его раньше не слушал и сейчас не собирался. Более чем понятно чего, а лучше сказать, кого так боялся старший архангел, раз всем запрещал подходить к порталу, ведущему в преисподнюю.       Одна ошибка со стороны трусливого Михаила, и одна ошибка со стороны Тэхена, который просто не желал вмешиваться в дела Рая и вот что произошло. Черти, их голод ощущал Хаос, глядя в ту пропасть, выползли из своего мира, жаждущие насыщения, конечно же, напали на единственных обитателей земли, включая, какими прекрасными и манящими те были.       Тэхена от злости рвет на части. От злости и еще от множества других чувств, лидирующим среди которых была любовь к Джину, слепое желание его спасти, во что бы то ни стало. Тэхен еще тогда, когда летел в преисподнюю, понимал, что ангелы вряд ли пошли своих вытаскивать из передряги. Скорее всего, как и обычно отсиживались в своих садах, не желая ничего делать, ровно, как и сам Михаил. И это Тэхена отдельно еще большей злостью напитывает, такой разрушительной, что он с громким ударом опускается на мертвый, вонючий пепел земли, поднимая крыльями вверх столб грязной пыли.       Голубые глаза опасно блестят, настолько раздраженно и зло, что, кажется, земля даже Ада начнет полыхать, хотя гореть здесь, честно, просто нечему. Позади Тэхена с громким хлопком закрывается портал, не выдерживающий больше разрыва ткани мирозданий, но Хаос это просто не способно остановить. Его бьет мелкая дрожь, у него сердце застряло где-то между ребер, не способное дальше гнать кровь, у него сейчас все рецепторы обнажены, тронь и убьет просто разом, хуже, чем током.       Если честно, то Тэхену жутко страшно. Вот только боится он далеко не этого места, в котором не было ничего, кроме запаха смерти и мертвой земли, укрытой пеплом. Он боится опоздать, он боится, что придет слишком поздно, что потеряет все иллюзорное, что у него было. Он просто боится потерять Джина.       Огромный взмах крыльев, и новый столб пыли в воздухе. Тэхен летит, не заботясь быть обнаруженным. Он носом тянет гнилой запах, стараясь в нем уловить нотки ландышей, в нем уловить нотки своей тухнущей надежды. Но Ад велик, он бескрайний на самом деле, Тэхену нужно хорошенько постараться, чтобы здесь найти того, кто ему так дорог. Но, кажется, сердце его и тянет по правильному пути, оно глупое может быть и влюбчивое, но любовь свою не забывает, дорогу к ней всегда найдет. У Тэхена внутри все горит и сворачивается, все снова в иголках, каждое движение, и эти маленькие острые иглы глубже и глубже входят, заставляя Хаос разгоняться просто до предельной скорости, идеально цепким взглядом подмечать каждую мелочь, которая могла бы его вывести на след чертей.       Вокруг мертвая земля, кое-где иногда встречаются кости изуродованные, обглоданные до отпечатков острых, жутких зубов. Тэхен не раз видел местных существ, ни раз видел это жуткое место, хоть никогда здесь и не был. Только он не любил вмешиваться ни в одну структуру, только он не собирался говорить Михаилу, что тот заблуждается, считая, что Ад пуст, ведь его бы все равно не послушали. Ошибки, ошибки — а расплачиваются за них всегда другие.       Тэхен взглядом цепляет длинный, протяжный след, кровавый отчасти, с множеством размытых отпечатков. Складывалось ощущение, что протащили что-то длинное и огромное, ужасно тяжелое, образовав огромную канаву. Тэхен точно знал, что сейчас он на верном пути. У Тэхена точно было ужасное предчувствие на этот счет, именно потому он полетел по этому следу, как недобрый знак ощущая, что аромат ландышей совсем не чувствует. Словно его владельца здесь и не было вовсе, вот только сердце твердо вело Тэхена вперед, уверенное в том, что они следуют в правильном направлении.       Гниль разложившихся тел и так стояла в воздухе невыносимая, но с каждым новым взмахом крыльев она ужасающе усиливалась, забиваясь в легкие, словно этот грязный пепел, который был здесь всюду. Но Тэхена ничто не могло остановить, голубые глаза горят решимостью ледяной, в них похлеще, чем те глыбы льда в измерении ледяных великанов, выстраиваются острые пики, снежные, желающие разорвать на своем пути любого, кто смеет ему помешать добраться до Джина. Хаос велик, он всемогущ, может прямо сейчас разрушить весь Ад, просто сжечь его, чтобы он взорвался, и от него ничего, кроме пыли не осталось. Но он держит свои желания на цепи, он понимает, что это проблему не решит. Он просто должен вытащить отсюда Джина и…       Впереди, на возвышенности бесконечное переплетение тел, ужасных, прогнивших, они ползут друг по другу, рычат и огрызаются, сражаясь за свою добычу. Чертей здесь целая орда, их так много, что яснее ясного, что идеальные пары без своих сил не могли им противостоять. Да ничто не могло выдержать такого натиска. Там впереди из этой непонятной кучи гул диких криков раздается, грызня чертей друг с другом, какофония по-настоящему адских звуков. Там даже словно черное небо вдруг заалело от количества пролитой чистой крови. И понятно, почему Михаил боялся в Ад сунуться, он знал, победить орду чертей не сможет, знал, а потому даже не пытался стараться. Бросил своих подыхать, лелея свою жизнь выше их.       Тэхена злость от этого осознания еще большая охватывает. Он остается для чертей незамеченным даже с ароматом лилий, уж слишком они сейчас наслаждались своим пиром, чтобы на своего будущего владыку обратить внимание. А он звереет прямо на глазах, у него желваки под кожей безумно ходят, и, сама кожа в некоторых местах покрывается маленькими, но быстро растущими пятнами черными, которые в момент начинают тихонько дымить, словно он горел изнутри. А он всего лишь принимал свой истинный, жутко пугающий облик. Он собирался чертей всех разом уничтожить, разорвать их на части, сжечь каждого до частиц пепла, который укрывал здесь землю, но Джина отыскать. Найти его, во что бы то ни стало!       Но Тэхен не успевает даже раззадориться, как следует, замечая вдруг у подножия склона на грязной, отвратительной земле изуродованное мертвое тело. Сердце застывает в груди мгновенно, охлаждая весь пыл, которым Хаос начал гореть. Тэхен шумно приземляется на землю и не думает поднять крылья, чтобы не испачкать их, он во все глаза смотрит вперед, пытается разглядеть каждую мелочь, хоть что-то, что бы указывало, что он ошибся. Но ошибки быть не могло.       На пепле мерзком, в грязи и крови, в лохмотьях от когда-то белых одежд лежал мертвый Джин, стеклянными, заплывшими красным глазами смотря в черное, погибшее небо. Он был чуть ли не разорван изнутри, так адские твари желали добраться до чистых органов, до сердца, чтобы насытить свой вечный голод хоть на мгновение. У него были сломаны и руки и ноги, неестественно вывернуты на грязной земле, изрезанные длинными когтями до костей. Он был убит, но брошен голодными чертями на потом, чтобы после этого пиршества было чем еще закусить.       У Тэхена предательски дрожат ноги, у него внутри умирает очень важная его часть, очень нужная, когда он на колени падает в пепел, едва заставляя себя коснуться Джина. Едва заставляя свой мозг осознать, что больно архангелу теперь не будет. Он больше не ощутит ничего, никаких чувств абсолютно. Он умер, он убит. Он оказался здесь, растерзанным жестокими созданиями, потому что Тэхен это допустил, потому что позволил себе отпустить Джина, позволил себе на мгновение поверить, что сможет его забыть. И вот что вышло!       Тэхен притягивает тело архангела к себе на колени, дрожащими руками держит его за плечи, а у самого в глазах режет больно, у самого слезы наружу просятся. Он не готов его отпускать, он не может и не должен, он точно не должен! Тэхен отчего-то стремится стереть кровь с лица любимого и родного, стремится снова в глаза эти заглянуть. Только те его не видят. Все кончено, Тэхен проклят терять всех, кого любит. Проклят судьбой, а может самим собой, своей невнимательностью, беспечностью, своей любовью. Да, именно так. Он проклят своей любовью.       Джина сейчас даже почти и не узнать, только Тэхен отлично помнит каждую его черту лица и строение тела. Все в нем помнит, абсолютно все. И от этого отдельно больно до приступов беспомощных криков, до желания слепого свое сердце отдать архангелу, себя всего, чтобы только он и жил! Тэхен один так точно не желает оставаться, он не выдержит второго такого прощания. Только тогда Джин от него сам ушел, а теперь его отняли. Жестоко отняли, оставив в душе огромную рану, кровоточащую ядом, который Тэхена и убьет прямо здесь рядом с Джином, чтобы больше не ощущать ничего, больше не страдать, больше…       Тэхен разом замирает и высоко голову вверх задирает, предельно четко вслушиваясь в эту жуткую какофонию звуков. В голубых глазах разом вспыхивает короткий, но яркий парад синих звезд, в тот момент, как из переплетения мерзких тел доносится четко различимый плач ребенка. Тэхен ни за что бы не смог его спутать ни с одним другим звуком, потому что именно этот плач и оповестил тогда счастливого Джина о рождении его ребенка, его маленького архангела.       С Тэхена, словно разом снимается все наваждение, он снова начинает думать, снова начинает вспоминать, кто он и что он может. Он собирается мгновенно, уверенно бьет по грязной земле крыльями, даже умудряется, таким образом, привлечь к себе внимание пары чертей, но те пылью рассыпаются, даже не сумев к Хаосу прикоснуться. Он для них неуязвим, им с ним не тягаться.       Тэхен свою боль использует как проводник, сильнее прижимает к себе Джина, заставляет себя забыть о чувствах, о себе самом и помнить только о тех, кого любит. Архангела он любит, и он должен его вытащить, должен спасти, должен дать ему второй шанс. Он все должен сделать ради его ребенка, ради этого маленького клубочка неповторимой магии, который был ни в чем не виноват. Который просто попал в эту бойню, которого его же родственники просто бросили здесь.       Магия резким шумным взрывом вокруг Тэхена растекается, усиливает аромат лилий многократно, трещит в воздухе, привлекая внимание еще нескольких десятков чертей. Но оборону Тэхена никто не может сломать, никто пересечь не может. Бороться с Хаосом бессмысленно. Магия сильная и неукротимая пылает вокруг своего владельца, вспыхивает от напряжения золотыми всплесками, отдельно уничтожает всех чертей, которые попадаются ей под руку, она готовится совершить страшное, жуткое и неправильное. Но Тэхен даже осознавая все это, даже понимая, какое клеймо ставит этим всем на своей душе, все равно заключает магический договор, который даже он обойти не может. Жизнь за жизнь.       У ребенка должен быть отец.       Тэхен держит руку Джина крепко, сжимает зубы и глаза больно жмурит, ощущая, как позволяет тьме, как позволяет своей личной тьме, а не сестре-стихии раскаленным клеймом коснуться его души, чтобы навсегда оставить там отпечаток ужасного поступка. Но даже так он позволит себе гнить, позволит себе страдать, ощущая вину от количества душ, которые заплатят своими жизнями за одну — Джина. Тэхен возвращает архангела не ради себя, а ради его маленького ребенка, который должен расти в любви, в семье. А по-другому быть и не может.       Черти все больше и больше внимание на незнакомца обращают, рычат и бросаются на него, но выгорают заживо в убийственной концентрации силы. Другие, осознавая, что Тэхена не достать только разъяренно кричат, окружая его со всех сторон. Они пир свой окончили почти, а потому переходили к новой забаве, еще не осознавая, что она будет стоить им миллиона жизней.       Тэхен сжимает Джина в руках крепко и через себя в него жизнь от магии качает, скрепляет их ладони невидимой никому меткой, почти печать ставит, почти говорит, кому архангел теперь принадлежит. Только все равно не стал бы его заставлять. Он отдает жизненную энергию и силу Джину, перекачивает из магии в себя и в самого архангела, не обращая внимание даже, как слышит крики всех, кто погибает только, чтобы его любовь ожила. Он будет слышать их вечно, каждый день. Каждый.       Тело Джина постепенно начинает залечиваться очень быстро, жуткие раны затягиваться, кости срастаться и снова функционировать, разминая конечности, как под управлением жуткого кукловода. С кожи сползает кровь, позволяя увидеть нежный, здоровый румянец и только грязные куски одежды свидетельствуют о том, что произошло нечто плохое. Но Тэхен больше силы черпает, больше ее в архангела вкачивает, чтобы не ошибиться, чтобы точно сделать все правильно. Каким бы могущественным он не был, но даже он понимает, что чтобы кого-то вернуть, нужно заплатить большую цену. И раз он уже взял на себя такой грех, то ошибиться вдруг не хотел.       В карие глаза возвращается блеск, жизнь в них вспыхивает тонким огоньком, и ледяная ладонь в руке Тэхена тонко дергается. А потом в воздух взмывает пара белоснежных крыльев и тут же оседает в грязный пепел, но это сейчас волновало меньше всего. Длинные ресницы медленно двигаются, и Джин хлопает глазами, удивленно глядя на Тэхена, который по-прежнему сжимал его тело в своих руках.       У архангела нелегкий диссонанс в мозгу, он не понимает, что случилось, и как он оказался в этом жутком мире. Он только достоверно помнит, что его тащили по подземному порталу, а рычащие и голодные рты вгрызались в него, с удовольствием отдирая кусок за куском от его тела, рождая крики нестерпимой боли.       Джин резко выдирает свою ладонь из руки Тэхена и начинает себя бешено ощупывать, понимая, как до него медленно, но верно доходит осознание, а вместе с ним и паника. Он не должен был, нет-нет! Он точно не должен был быть сейчас живым. Это неправильно и невозможно, его же убили, его точно убили, он просто в этом уверен. И вернуть с той стороны, на которой душа просто исчезает и перестает существовать, никто не мог, не мог…       Карие глаза медленно поднимаются вверх и встречаются с родными голубыми глазами, по которым он так нестерпимо скучал все это время. Точно так же смотрел постоянно в небо, мечтая, чтобы и на него смотрели в ответ. Он ощущает тепло сильных рук, магию мощную и неудержимую, витающую вокруг, с напряжением, перерастающим в оглушительный треск, разрывающую воздух, раскидываясь в стороны фонтаном золотых огней. А Джин смотрит только на Тэхена, только на него, даже перестает себя ощупывать на наличие ран. У него сердце неспокойно бьется и не только потому что он встретил снова своего Тэхена, а еще от осознания, от понимая, кто его вытащил с той стороны, кто его спас, и кто, наплевав на все законы, использовал магию, запрещенную во всех девяти мирах.       Тэхен не ждет благодарности, знает отлично, что архангел поймет, какой ценой его вернули к жизни. Он даже готов стерпеть к себе презрение и ненависть, готов навсегда, без единого шанса на восстановление их отношений от Джина отказаться. Главное, чтобы у маленького архангела был отец. Ничто не важно, кроме этого небольшого, но вдруг такого мощного факта. Тэхен смотрит в карие глаза и описать не может, как его одновременно разрывает от того, что он натворил, и как счастлив, что Джин снова жив, а он просто может на него любоваться. Буря эмоций, буря невысказанных слов и чувств, но все это приходится отложить на потом, сейчас важно выбраться из этой гнилой ямы. Всем втроем.       — Тебе нужно идти, — у Тэхена голос ровный, и, пожалуй, даже властный. — Иначе снова к ним попадешься. Лети к порталу, они не успеют за тобой, а я потом приду.       Джин соображает все еще очень медленно. Его давит простое осознание, что он только что был мертв и вот снова вернулся. Его давит осознание, что Тэхен вот так запросто свершил один из самых жутких ритуалов темной магии, не побоявшись за свою душу, а переживая только за архангела, он его так любил, что для этого даже не было правильных слов. Все, что Джин пока и может, немного заторможено повернуть голову в бок и резко вздрогнуть, увидев эти кровожадные, жуткие рты, которые все еще норовились до них добраться, окружая их плотной стеной. В мозгу архангела еще слишком хорошо живы воспоминания о том, как эти самые зубастые пасти рвали его на части. Но, даже не смотря на это, даже несмотря на то, что Джин был, мягко говоря, удивлен, понимая, что черти подойти близко к Тэхену не могут, как бы вокруг него не плясали, архангел осознает одну ужасную новость.       — Мой ребенок! — Джин резко выкрикивает и поддается вверх, чтобы вскочить и броситься куда угодно, сломя голову, только чтобы найти и спасти своего малыша.       Только вот Тэхен его никуда не пускает, держит за плечи крепко, смотрит в карие глаза и выдает ровным, не терпящим возражения голосом:       — Иди к порталу, я его сам найду! — Джин порывается вырваться, Тэхен его встряхивает, не дает наделать глупостей. — Они тебя просто убьют, пойми! Я его вытащу, слово тебе даю, что спасу его!       Архангел разрывается. Он не знает, как реагировать на все это. С одной стороны его отцовский инстинкт толкает его вперед, наделать этих самых глупостей, но спасти свое дитя. Но с другой стороны он Тэхену верит, он знает, что тот его не обманет. В голубых глазах сейчас полно решимости ледяной, там полно правды и любви к Джину, которой он не заслужил. И под гнетом всего этого архангел сдается. Тяжело выдыхает, расслабляется и отвечает:       — Хорошо, но, Тэхен, — а у Хаоса от звука своего имени, произнесенного Джином, имени, которое он ему сам и придумал, внутри что-то тепло сворачивается, еще крепче, чем было до этого. Он не исцеляется от любви, кажется, только больше ею заражается, — пожалуйста, вытащи его, пожалуйста.       — Клянусь тебе! — кивает Тэхен уверенно.       Он никогда архангелу не врал и сейчас не собирался, сколько бы боли последний ему не принес. Он из-за этого тонкого младенческого плача и пошел на такие крайние меры, он из-за него не опустил руки и начал действовать. Он вернет ребенка Джину, вернет любой ценой.       И архангел видит эту стальную уверенность во взгляде холодно-голубых, но таких прекрасно ярких сейчас глаз. Он знает, что на Тэхена может рассчитывать всегда. Он понимает, что, даже не зная его сущности, не зная, кто он, осознает, что сила его огромна. Он смог вернуть Джина с той стороны, со стороны, где не было ничего, абсолютно ничего. Он сейчас не прилагая особых сил, сдерживал орду чертей, он точно справится. А об остальном архангел подумает потом. Не сейчас, сейчас важен только его малыш.       — Хорошо, — Джин тоже кивает в ответ головой и, не веря, что жив, что может ходить и стоять, поднимается на ноги, держась за плечо Тэхена, удивленно ощущая позади себя пару крыльев. Эта магия поистине могущественна и прекрасна, так же как и ужасна одновременно со всем этим. Но Джин не дает себе сейчас размышлять над этим, ровно, как и над своим чудесным воскрешением. Каждая потраченная минута будет стоить дорогого, и он это понимает.       Тэхен смотрит в карие глаза, почти спрашивает архангела, готов ли он прямо сейчас взлететь, уносясь к порталу? И тот просто кивает, поднимая высоко свои крылья, осознавая, что у него не болит совершенно ничего, все функционирует просто прекрасно. И он бы настоял и попытался бы здесь остаться, но понимал, что просто бы мешался Тэхену, потому, хоть и, скрепя сердце, но согласился улететь к порталу, осознавая, что там, за время ожидания, себе места не найдет.       Тэхен легко взмахивает рукой, и все черти, попадающие под удар его силы, в этом направлении стройным рядом мгновенно в воздухе растворяются, оседая на грязную землю еще большим количеством пепла. Путь свободен, путь свободен предельно легко, ужасающе, но Джин не думает об этом. Он просто резко взлетает очень высоко и устремляется к порталу. Поймать его в воздухе, да еще и с огромной форой черти не смогут, включая, что все они разом обращают свое внимание на Тэхена, который был для них теперь не просто добычей, а сильным и главное единственным врагом, который так запросто ступал по Аду, и не был им же переварен.       Черти бросаются на Тэхена разом, когда понимают, что магию свою смертельную он отпустил, они безумно желают его смерти, его немедленного падения в пустыню пепла, но за своей жаждой они просто не помнят, что Тэхену и магия не нужна, чтобы ни одна из этих грязных тварей даже коснуться его не смогла, тут же сгорая. Неприкасаемый и всесильный, могущественный. Хаос.       Тэхен небрежными взмахами рук расчищает себе путь вперед, косит чертей без капли жалости на лице, только ориентируется на жалобный младенческий плач, который на бесконечном повторе теперь был у него в голове. Он обязан ребенка Джина найти и спасти, должен, даже если придется и его вернуть с той стороны. Тэхену не страшно отдавать свое сердце своей же внутренней тьме, ему не страшно лишиться всего хорошего, что у него есть. Страшнее оставить ребенка без отца и наоборот, не сдержать своего обещания, не сделать Джина счастливым. Ведь только счастья он ему и желал, несмотря ни на что. Должно произойти что-то поистине ужасное, чтобы ты начал ненавидеть люто свою первую любовь.       Тэхен раздраженно крыльями взмахивает, поднимая в воздух столб пыли, раскидывает ими силу во все стороны, чтобы ряды чертей еще больше поредели, чтобы в поисках продвигаться было удобнее. Вокруг него пасти щелкают, красные глаза горят голодом, но он ничего этого не видит, только уверенно движется вперед, высматривая своими огромными голубыми глазами маленького ребенка на земле. Наверное, еще тогда Тэхен уже понимал, что живым он его не найдет. В таком месиве никто и ничто не смогло бы выжить, кроме самого Хаоса, который не испытывал никакого труда, передвигаясь в самой гуще событий, уничтожая всех, кто ему мешал.       Поиски долго себя ждать не заставили. Тэхен был быстр и резок, цеплял каждую мелочь глазами, увидеть маленькую грязную пятку среди бесконечного переплетения изуродованных конечностей не составило для него труда. Сердце предательски сжалось, заставляя и другие органы болезненно содрогнуться, уже ощущая нечто ужасное. Взмах руки и путь к ребенку полностью свободен. Вот только даже если Тэхен и ожидал его увидеть мертвым, он не ожидал увидеть маленькое тело, испещренное длинными жуткими ранами чернильного цвета с ярко-красными голодно горящими глазами. Ребенок был жив, но жизнью это состояние назвать было нельзя.       Проклятие. Это проклятие адских тварей, это их отравленные прикосновения, это участь любого умершего в этой дыре немедленно превратиться в жуткого монстра с красными глазами. Голодного и не знающего ничего за пределами этого слова.       Тэхен просто не желает верить своим глазам, он не желает мириться с этой жуткой, словно сюрреалистичной реальностью. Он вытащил Джина, спокойно победил всю орду чертей и вдруг напоролся вот на такое маленькое, но такое мощное сопротивление судьбы. Все всегда выстраивалось не в его пользу, и сейчас ровно так и было. Но остановить его не могло даже это. Даже осознание, что маленького и чистого ребенка больше нет, а остался только монстр в его оболочке, не могло его остановить.       У него нервно подрагивают крылья, у него сердце только через раз бьется, а та черная печать на душе злобно скалится, предчувствуя, что чистоте и непорочности Тэхена очень скоро придет конец. Ведь он знает, он точно знает, как спасти маленького архангела, как вернуть его Джину. Он знает. О, как хорошо он знает! И он тянется добровольно к проклятым прикосновениям не потому, что обещал, что спасет ребенка любой ценой, а потому, что это маленький малыш, безвинный и прекрасный, он просто не может бросить его здесь умирать, оставаться вот таким ужасным чудищем. Он обязан его спасти. Обязан.       Тэхен прикасается к черной, жуткой коже, и его словно до мозгов простреливает эта ядовитая волна, вплетаясь в вены, в органы, паразитом оседая в душе, который злобно хихикая, начинает с наслаждением поедать чистоту этого прекрасного тела, видя его только в черных красках. И это больно, это по-настоящему больно, от этого внутри все ядом горит, отказывает и не желает более работать. У Тэхена руки чернеют, которыми он держит ребенка, у него чернеет буквально каждый кусок кожи, к которому прикасаются маленькие ножки или ручки. Но его все равно это не останавливает. Он удобнее перехватывает ребенка и прижимает его к своей груди, осознает, что травит себя только сильнее, что проклинает себя, таким образом, сам, добровольно. Но у него просто нет другого выбора, это единственное, что он может сделать для маленького ребенка — он должен заключить сделку на обмен. Свою душу на его, чистую за темную. Магия должна быть удовлетворена, сам Ад должен быть сделкой удовлетворен.       Маленький черт на Тэхена голодно смотрит, но даже куснуть не может, у него просто нет еще даже зубов, он только бесконечно его трогает, тянется, чтобы коснуться его в больших местах, на каждом из них оставляя черное пятно. А тьмы в Тэхене уже предостаточно, у него больно гниют и сворачиваются в смертельной муке органы, у него в жилах кипит кровь, превращаясь в проклятый сосуд, несущий в себе только зло и разрушения, только жажду, как у всех здесь адских тварей. Но Тэхен ни о чем не жалеет, и даже не останавливается, сжимает в руке маленькую ладошку, позволяет второй себя по щеке скрести, оставляя бесконечные черные полосы от маленьких пальчиков, превращая один голубой глаз полностью в черный, беспроглядно черный, которым он останется в будущем навсегда.       Магия с новой силой вокруг них вспыхивает, отпугивает чертей, заставляет даже ребенка недовольно на руках крепких завозиться, но Тэхен договор скрепляет, он не отпускает свою решимость и концентрацию, он полностью отдает отчет тому, что творит. Уверенно скрепляет сделку, вырывает буквально свою светлую душу из груди с болезненным, ужасно тянущим ощущением отдает ее тьме, предлагает в качестве лакомства, а сам держит маленькую ладошку, призывая вернуть чистоту в это тело. И тьма, сам Ад, его магия — они не заставляют себя долго ждать. В наслаждении принимают эту прекрасную, сильную душу, вгрызаясь в нее тысячами острых зубов, терзая, разрывая на части. Но взамен отдают душу маленького архангела, заставляя его тело разом вспыхнуть здоровым румянцем вместо черноты, глаза снова превратиться в настоящие, а не жутко-красные. Только больше не кристально-голубые, как были до этого, а в черные, в глаза того существа, которое отдало свою душу, чтобы спасти его.       У Тэхена быстро темнеют волосы, до черноты их проклятие выжигает, и глаза теряют всю свою космическую красоту. Внутри все рушится и рвется, внутри все погибает, сгорает в едином адском огне, который не очищает, но коптит до черноты, убивает все светлое и доброе, каждую прекрасную мысль, каждое чистое желание. Остается только жажда вечная и злость, а кроме нее и ничего больше нет в полыхающем ядом мозгу.       Все, что успевает заметить Тэхен, прежде чем полностью опуститься в пожирающую его темноту — маленький архангел пахнет приятной глицинией.       END FLASHBACK       *****       Темнота вокруг, в ней, невидимая пыль витает, удушающая, предвещающая только скорую смерть. Пространство уничтожается, разрушается прямо на глазах, все больше и больше мраморных плит падает на пол, пуская ядовитые, змееобразные трещины. Весь длинный коридор завален, превращен в настоящую ловушку, в которой теперь только умирать. И стены дрожать начинают, выплевывая фонтан мелкой мраморной крошки, расходясь и стекая на колени жуткими острыми кусками.       Все дрожит, все разваливается, желая похоронить эту троицу под собой. А они беспомощны остановить эту магию, среди них нет никого, кто бы мог одним взмахом руки прекратить эту чертову карусель. Чонгук буквально ощущает, как у него по затылку пахнуло дыханием смерти. Но как бы он ни старался, чтобы ни пытался предпринять, а его мощи было недостаточно против целой армии разных существ, у которых был прямой приказ — убить архангела.       Чонгук только и успевает на ноги вскочить, как от новой встряски его снова на пол бросает, как и Хосока с Чимином. Они теперь как беспомощные слепые котята в коробке, с которыми играют, как хотят. Но эта игра закончится только одним — смертью. Их специально сюда загнали, специально сейчас изводили, перекрывая пути отступления. Силы их быстро покидали, измученные и уставшие они просто не смогут дальше бороться. У них не будет ни шанса отсюда выбраться. И все-таки Чонгук, сжимая зубы, рвется встать, попробовать взобраться на мраморный потолок, сросшийся сейчас в полом, найти хоть так выход, хоть так не дать этим камням их достать. Но у него не выходит даже этого. Камень слишком скользкий, слишком гладкий, Чон даже ухватиться за него порядком не успевает, как новый толчок его назад сбрасывает. И Чимин, увидев попытки архангела на спасение, к нему подключается, они борются, но не на равных. Они проигрывают, остатки своих сил, рассеивая в этом грязном воздухе, которым даже дышать теперь было невозможно.       Чонгук кашляет сильно, глаза щурит, чтобы хоть так маленькие частицы не забивались в сетчатку, мешая хоть что-то разглядеть. Он пробует вместе с Чимином еще раз: один поддерживает, второй лезет. Но их тут же бросает на пол мощный толчок, смеясь над их бесплодными попытками. Хосоку смотреть на них тяжело, он для них ноша, он ничем не может помочь, только вот так сидеть и бесконечно думать о том, что это возможно их последний миг жизни.       Скрипит прямо над ними мраморная плита, начиная сдаваться этому мощному давлению. С ее швов вниз тянется золотистая струйка песка, а потом оглушающий скрежет разрывает пространство. Чонгук отчаянно не понимает, что делать. Они в ловушке, ни назад, ни вперед, эти плиты их уже везде обложили, они даже увернуться теперь не могут, никак не могут спасти свои жизни. Только смотреть, как тяжелая плита медленно едет вниз, чтобы похоронить их под собой окончательно. Чонгук ясно понимает, что это их конец. Они все это понимают, но никто ни слова не говорит, потому что это сейчас не важно. Только холодное дыхание смерти, только горечь от того, что никто из них уже друг друга не увидит, а Чонгук не увидит Тэхена.       Плита скрипит протяжно и резко чуть ли не на половину провисает вниз, но пока еще не падает, пугая своей мощью трех маленьких существ, которые для нее не более чем букашки под ногами. Чон не хотел бояться, не хотел вздрагивать от каждого особо сильного шума, но у него просто не выходит. Потому что ему страшно, и это вполне естественно. Инстинкт самосохранения у всех одинаково силен. Его мозг просто не желает признавать, что через мгновение они все превратятся в сплошное ничего.       Раздается новый мощный толчок, и мрамор потолка просто больше не выдерживает, со смертельным скрежетом падая вниз, погружая все в сплошную темноту. Чонгук жмурится, не хотел этого до последнего делать, но жмурится, понимая, что смотреть на это не сможет. Он зажимает уши руками и колени к груди подтягивает, он никогда бы не смог к такому подготовиться, никогда, но и бороться дальше смысла нет.       Чонгук сидит так долгие десять секунд, прежде чем понимает, что удара так и не последовало. А может он уже умер? Может, его уже просто нет в живых, потому и вокруг все разом замерло, дрожать перестало и разрушаться?! Архангел глаза аккуратно открывает, но вокруг только тьма непроглядная, живая вьется, рычит и шипит, перегрызая все мраморные плиты, в крошку их превращая на своем пути. Тьма, которую Тэхен оставил в особняке, чтобы она охраняла Чонгука. Тьма, о которой архангел забыл, так как она постоянно за ним по пятам следовала. И вот эта та стихия и дает Чону знать, что он все еще жив, что не умер под грудой камня.       Архангел ясно даже в такой темноте видит, как напротив него Хосок в обнимку с Чимином сидит, как они тоже вдруг удивленно распахнули глаза, понимая, что смерть обошла их стороной. Тьма вокруг бесилась и резвилась, до последнего считала, что ей не придется свою мощь показывать, что все обойдется. Но Суа в этот раз все границы перешла! Тьма из-за этого особо разрушительной становится, подогревается гневом Тэхена заодно и просто в стаю голодных волков превращается, уничтожая на свое пути абсолютно все, расчищая коридор, чтобы Чонгук с друзьями смог выбраться наружу. А отдаст архангел приказ она и всю армию Суа в порошок сотрет! И заодно самого черта!       Чон не раз уже видел действие стихии, не раз уже понимал, что с ней шутки плохи, но сейчас это особо ярко ощутил, во все глаза любуясь тем, как она с голодным клацаньем пасти хватала в воздухе золотые ошметки магии, проглатывая их, чтобы разрушения коридора не началось повторно. Конечно же, Тэхен не оставил архангела одного без защиты, конечно же, он догадывался, что Суа будет подло играть. Конечно же, он оставил именно свою сестру дикую, чтобы никто даже пальцем не посмел к Чону прикоснуться.       Архангел понимает, что рассиживаться здесь глупое решение, потому на трясущихся от усталости ногах поднимается с пола, произнося:       — Идемте, надо уходить сейчас же.       Хосок и Чимин не спорят, сами все понимают. Пак помогает ангелу встать и держит его под мышки, потому что пока еще сам он передвигаться не может, особенно после такого забега, от которого, кажется, края раны снова разошлись. Проверять пока не было смысла, а вдруг этот день они так и не переживут? Хосок не сомневается в силе тьмы, да вот только защищать она при случае будет только Чона, сам же ангел и Чимин останутся без прикрытия. Конечно, это осознание заставляло сердце от страха сжиматься, и кровь стучать где-то в ушах. Но Хосок все равно уверенно шел вперед, уж лучше умереть, сражаясь, чем отсиживаясь, как трус.       У Чонгука все еще в мозгу бьется загнанной птицей плохое предчувствие, но он старается не обращать на него внимание. Сейчас под защитой тьмы у них был шанс спастись, если он начнет медлить и сомневаться, то велика вероятность, что они снова попадут в какую-нибудь ловушку или того хуже. Нужно быть уверенным и сильным, нужно вперед двигаться, даже если страшно. Даже если Чон и сам понимает, что на поверхности их ждет целая армия, вооруженная до зубов, жаждущая его убить.       Чонгук немного замедляется, смотрит на Хосока в руках Чимина и сам подныривает к ангелу с другой стороны, чтобы они ускорились. Тьма вокруг дикими волками пляшет, извивается черным дымом, бесится, рычит, обтирается об Чонгука, всеми силами пытается его подтолкнуть к тому, чтобы приказ — всех убить — был отдан. Архангел этого просто не понимает, стихия его не пугает, но ее предельное безумство у него на коже оседает немым осознанием. Однако реки крови Чонгуку не нужны, он знает, что война по-другому просто и не закончится, но все равно не хочет, не может никого убивать, как бы сильна не была боль по утрате отца.       — Наверху они, скорее всего, нас ждут, — озвучивает общую мысль Чимин, глядя как волки, сотканные из тьмы, поглощают все с новым и новым озорством мотки магии, брошенные на поверхности оставленными ангелами, которые просто не понимали, почему их план погрести троицу под грудой камня перестал резко работать.       — Тьма нас прикроет, — уверенно заявляет Чонгук, удивляясь звуку собственного голоса после такой продолжительной какофонии разрушений и взрывов.       — Она не сможет защитить нас всех, — мотает головой Хосок, игнорируя, как в раненой конечности боль стреляет высоко вверх, отдаваясь десятикратным эхом во всем теле. — Там армия, — ангел рассуждает логически, — там разные существа. Она сможет принять на себя разом многие удары, но есть вероятность, что больше одного ей не вытащить. Она духовная оболочка, а не физическая, создать портал и утащить нас туда, она не сможет.       Чонгук губы кусает, ровно, как и Чимин, но не замечает этого сходства. Они оба понимали, что Хосок прав на этот счет. Какой бы сильной ни была стихия, но полностью сберечь она сможет только одного, того, кого и защищала все это время — Чонгука. У нее был приказ архангела спасти от любой опасности. И Чон сейчас явственно понимал, что двое его друзей теперь просто помечены жирными чернилами для смерти, чтобы она точно знала, кого из них с собой забирать. Они погибнут из-за него, ведь пришли за ним — это осознание его больно в ребра бьет, а может это сердце старается удрать от такого жестокого хозяина. Но он понимает, что допустить такого исхода не может, он жить не сможет, осознавая, что кто-то еще из-за него погиб. Ему срочно нужен был план до того, как они окажутся на поверхности. И почему-то у него в арсенале не было снова ничего, кроме того, что теперь их хотя бы прикрывала тьма, не спасла бы всех, но и не позволила бы их убить, как только они выйдут из подземного коридора в дом… которого теперь не было.       От огромного особняка остался только фундамент с торчащими вверх, сломанными, стертыми в крошку бетонными стенами, словно зубами страшного монстра. Все остальное, буквально все, что было в этом огромном доме, на многие сотни метров было разбросано вокруг щепками и камнями, бесконечными осколками разбитых окон и какой-то одеждой. Особняк словно снесло ураганом, но все было намного ужаснее, его разнесли в клочья ангелы, желающие найти Чонгука, где бы он ни прятался.       Над головами серое, тяжелое небо, в воздухе пыль от бесконечных разрушений и при этом никакого ветра. Природа вся словно замерла, ожидая самый худший исход. А он стоял прямо под фасадом некогда особняка целой армией, во главе с ангелами, которые разом начали атаковать чудом уцелевшую троицу, собираясь приказ выполнить до конца.       Хосок с Чонгуком по инерции упали на пол, закрывая головы руками, чтобы ничто на них не попало, чтобы хоть как-то избежать даже малейшего осколка от ударов. Чимин же рвался в бой, хоть и не отошел от Хосока ни на шаг. Только катану обнажил, добивая все те удары, которые не успевала схватить тьма. Стихия здесь бесилась больше всех, она и птицами хищными и волками дикими вокруг полыхала, пожирая почти все удары, которые бесконечным потоком сыпались на Чонгука, нацелено только на него. Но тьма высоко свой барьер для защиты поднимает, почти купол над этими троими выстраивает, не давая ничему причинить вред доверенному ей существу. Она злится и на всех бросается без разбору, сама себе разрешает убивать, чтобы сбавить давление, которое на нее оказывается.       Огромная армия с самыми разными, диковинными существами, мечтающими скинуть Тэхена с престола, пришли, чтобы убить одного маленького, беззащитного архангела. Какой стыд! — считала тьма и без доли эмоций перегрызала глотки всем, до кого могла добраться. Стихия сильная очень и очень жестокая, но даже она понимает, что долго ее защита не продержится. Она черпает силы от Тэхена, но того рядом нет, потому у нее только один выход есть, чтобы приказ выполнить и Чона спасти — убить всех, кого сможет, проредить атаки, которые ослабляли ее защиту.       Чонгук по крикам боли осознает, что там происходит, знает, что тьма пошла в разгул, но он ею командовать, как бы не желал, а не может. Да и надо ли это в ситуации, когда там за черной, полупрозрачной дымкой стояла огромная армия, которая собиралась убить архангела?! Это война. Здесь либо ты, либо тебя. Свои небесные учения и наставления придется отложить, придется на глотку себе каждый раз наступать, чтобы в итоге построить новый мир, очистить Рай и по-настоящему его возвысить. Чтобы что-то построить, надо что-то разрушить — Чонгуку эта фраза никогда не нравилась, но когда он попал в ситуацию, где сгнили все его братья и сестры, где все просто сгнило, вместе с их системой, он осознал, что без разрушений, без болезненных мер он не сможет сделать ничего.       Купол тьмы трещит, давление на нее ослабевает медленно, ведь она не может одновременно и защищать и нападать, энергию такими темпами теряет очень быстро. А восстановить ее без своего брата не может. Потому перестает лить реки крови, только огрызается на всех, сосредотачивая все внимание только на защите, уже сама осознавая, что из трех живым под ее куполом останется только один, и она знает кто.       Чимин продолжает отражать некоторые, особо сильные удары, которые пробивают черный купол. У него горят глаза дьявольски, он с наслаждением ведет бой, хотя сам понимает, что против всего этого войска ему не выстоять. Это не их битва. Это игры древних и очень сильных существ, но только не этих троих, у которых не было ни силы, ни опыта.       — Ты должен остаться живым, Чонгук, — Хосок шепчет, но архангел все равно слышит даже за громом ударов, удивленно распахивая глаза. — Он без тебя не сможет, — грустно улыбается ангел. — Суа не просто так хочет тебя убить, если это произойдет, то Тэхен сорвется с поводка, она намеренно хочет его выбесить. Он разрушит все сам и без ее помощи, а она потом просто его добьет. Поэтому ты должен выжить, не дай ей победить.       Чонгук с открытым ртом смотрит на Хосока, и не может ни слова произнести. Не может принять этот подарок, он просто всего этого не может. Он не хочет терять своего друга, не хочет жить за счет чьей-то смерти. Он не хочет, он не готов, он просто всего этого не вынесет! У него сердце бешено в груди начало биться, гоня кровь сильнее, чтобы мозг насыщался лучше, чтобы придумал выход из этой ситуации. У него тело вдруг наливается невероятной легкостью, становится как перышко…       Чона от осознания бьет током, он даже не вздрагивает от особо мощного удара, который даже на пару секунд пробивает брешь в куполе тьмы, отчего стихия начинает разъяренно выть, разве что ядом не плеваться, хотя если бы могла, несомненно, так бы и поступила. А архангел осознает вдруг, как он был все это время глуп! Спасение все это время было с ним, но он банально о нем забыл! Да как он, вообще, мог о таком забыть?! Как?!       Но теперь даже медлить не собирался, он под удивленный взгляд Хосока лезет рукой под ворот рубашки и выуживает оттуда серебряную цепочку с висящим на ней черным пером. Ангел точно знает, кому оно принадлежит, еще до того, как Чонгук сжимает перо в руке, закрывая глаза, концентрируясь, и зовет тихо, но слышимо всем, кто был под куполом:       — Тэхен!       Но, конечно же, не происходит ровным счетом ничего. Атаки только становятся мощнее и несдержаннее, злее. Ангелы вообще в воздухе кружат, чтобы найти слабое место в куполе тьмы, чтобы точно исполнить приказ своего «святого» полководца. Другие существа тьму провоцируют, понимают, что когда она нападает, то ослабевает, а потому они прямо по ее метафизическим волчьим головам попадают своими силами, желая ее выбесить. Все — только, чтобы победить.       Чонгук не сдается, он отчетливее шепчет заветное: «Тэхен», сжимая в руке крепко черное, теплое перо, единственное, что могло их спасти. Но архангел ощущает, что и близко не выстраивает этот мост между собой и Гадесом, и близко к нему не прикасается, чтобы позвать на помощь, но спасти не только себя, спасти двоих своих друзей. Уж Хосока-то он смело может таковым назвать. Однако, как бы сильно Чонгук не желал вызвать Тэхена, а сделать этого отчего-то не мог. Он точно делал все правильно, но где-то допускал большую ошибку, которая стоила ему времени. Стоила рычания дикого тьмы, в которой снова пробили брешь, намного больше и намного сильнее предыдущего раза. Но она все равно быстро собирается, снова пытаясь держать оборону, но у нее с каждым разом выходило все слабее и слабее. Ей нужен был Тэхен, как и всем здесь.       И вот тогда в воспоминаниях Чонгука всплывает фраза, которую он просто запамятовал, но которая и была ключом к спасению: «… нужно назвать мое настоящее имя» — сказал Чону Гадес однажды. Архангел тогда не догадывался еще, еще не знал, какое имя может быть у Тэхена, кроме этого, но теперь, когда он так близко подошел к правде, когда он буквально столкнулся с ней нос к носу, он точно знал, как Гадеса нужно было позвать. Перо — лишь половина ритуала, вторая часть заключается в истинной сущности Тэхена. И Чонгук, даже осознавая, как рискует, произнося это слово, все равно тихо прошептал, отчаянно сжимая в руке черное перо:       — Хаос, помоги мне!       Хосок, сидящий рядом с Чоном на коленях, слышит его отчетливо, слишком отчетливо, потому у него так округляются глаза, потому у него вытягивается лицо от шока, рожденного осознанием. Даже тьма Чонгука слышит, даже она заинтересованно оборачивает к нему свои метафизические волчьи головы, осознавая, что грядет.       И целую секунду не происходило ровным счетом ничего, сплошная пустота, будто архангела так никто и не услышал, хотя он знал, он сердцем чуял, как этот невидимый мост был полностью между ним и Тэхеном возведен и приведен в действие. Ангелы продолжали тьму атаковать, продолжали пытаться Чонгука убить, добраться до него любыми способами. Но все они так увлеклись своей жуткой игрой, что не заметили, как тьма вдруг стала плотнее, облилась новым потоком энергии, сделав свой купол полностью непроницаемым. Рядом с братом она всегда сильнее. Даже Чимин застыл, переставая редкие удары отбивать, потому что абсолютно ничего сквозь стихию больше не просачивалось. Все атаки уже были бесполезны.       А затем все разом замерло, все прекратилось, войну, будто на паузу поставили, но это было не так. Просто целая армия существо за существом, но вдруг увидели того, от кого в страхе начали дрожать, источая упоительную панику, которой питалась и тьма, и брат ее.       Тэхен из портала под свинцовыми облаками медленно спускается вниз, лениво, размеренно маша крыльями огромными, одними ими внушая страх во все души. У него обожжены концы брюк, неровными лоскутами стекая на щиколотки и ступни совсем босые, словно их огонь успел сожрать полностью, только не тронул медовую гладкость кожи. Хотя этого и близко было не надо, с пальчиков на ногах у него неровной струйкой вниз стекала черная жидкость, слишком густая для крови и слишком жидкая для тягучести меда. Что это было загадкой, но одно можно было точно сказать, каждая новая капля крови, падающая на землю, устеленную осколками разрушенного особняка, словно паразит мгновенно въедалась в материю, начиная быстро и жадно ее выжигать, не оставляя ничего.       Эта черная жидкость у Тэхена текла с основания крыльев, словно его сильно ранили, и теперь дополнительные конечности закровоточили, только это была не кровь. Эта субстанция с самых высоко стоящих перьев вниз по всему крылу стекала, собираясь в тягучие струйки, и они дополнительно срывались вниз, на землю, тут же разъедая все, к чему прикасались. У Тэхена руки черные, словно он надел перчатки, только это видимость такая, их словно неправильно закрасили черной краской с длинными протяжными венообразными рисунками, тянущимися ввысь по локтю, теряющимися за обрывками рукавов рубашки, которые тоже давления такой силы не выдержали, сгорая по концам. Грудь, отчасти обнаженная, тоже в этих тонких и длинных черных мазках, словно его касались пальцы младенца, выпачканные в краске. Глаза пугающие, хоть и знакомые: один кристально-голубой, яркий, холодный, а другой черный, утягивающе-опасный. Но у обоих вниз бежит венозная сетка черная, почти как у Намджуна, только у Тэхена рядом с голубым глазом она мельче, тоньше, а рядом с черным, она переплетается с темными мазками на щеках, убегает к уголку губы, утекая вниз по шее и взрывается ярким, но сразу же тухнущим рисунком лилий, который словно обозначает удары сердца, вспыхивая и тут же погасая.       Чонгук глаз оторвать от Тэхена не может. Хаос одновременно и в страх его вводит, но одновременно им, как редким, но опасным хищником, хочется восхищаться. И все же, что-то Чону подсказывает, что Гадес сейчас и половины своего истинного облика не показывал, просто придя на зов архангела, собираясь покарать всех, кто желал его убить.       Ангелы вместе с огромной, многотысячной армией разом вздрагивают, как только видят, кто явился на эту битву. Им обещали, что Тэхен не придет, что он будет занят, что все пройдет быстро и гладко. Но все было далеко не так, как говорила Суа. Гадес явился, приведя с собой за спиной смерть, которой сам и был. Даже тьма предвкушающе задрожала, зная, насколько сейчас взбешен Тэхен, насколько он желает здесь всех превратить в один общий фарш, а потом сжечь его на дне адского вулкана. И даже это только верхушка айсберга того, что Гадес собирался со всеми этими существами, позарившимися на его, сделать. Их счастье, что на Чонгуке не было ни царапинки, иначе все вспыхнуло бы синим пламенем прямо сейчас.       Тэхен опускается на землю очень медленно, величественно, под его ступнями, под напором этой ядовитой жидкости, с него стекающей, умирает все, чего он хотя бы касается кончиком пера. Глаза дьявольские холодным гневом полыхают, держат себя отчасти на цепи, а отчасти уже сами себя и расковали, разрешая делать абсолютно все. Убивать всех без разбору. Тэхен не любит лишних кровопролитий, но здесь вся ситуация вела к тому, что в крови он будет просто купаться.       Войско Суа резко, как по немой команде, начинает в панике пытаться сбежать, кто-то просто на своих двоих, кто-то с помощью крыльев, кто-то строит отчаянно порталы. Но резко перестает работать абсолютно все. Тэхен перекрывает все пути отхода, даже пальцем не пошевельнув, запирает все войско в прозрачный купол, из которого живым не выпустит никого. Его злость и ярость на коже ощущаются, как та черная жидкость разъедают ее, проникая в кровь. У него в голове только одна мысль — убить. Он и представить себе не может, что случилось бы, если бы с Чонгуком, с его маленьким архангелом что-нибудь произошло. Он и представить не может, как взбесился бы, если бы увидел хоть царапинку на этом прекрасном теле. Он сейчас собирается всех просто на части разорвать, а при худшем раскладе он просто всех заживо кинет в Ад, где они вечность будут развлекаться на лучших кровавых аттракционах.       Ангелы в этот раз тоже бегут, наплевав на приказ Суа. Ее рядом не было, и влияние было меньше, потому они и бежали, желая спасти свои шкуры. Но встречали прочную преграду, которую с такой легкостью возвел Тэхен, с наслаждением глядя, как небесные вдруг осознают, что выбраться живыми они из этой передряги не смогут более. И не только они, других существ Хаос тоже убьет. Всех убьет, никого в живых не оставит.       Чимин и Хосок смотря на Тэхена, раскрыв рты от удивления. Ангел уже понял, кто перед ним, Пак же не знал, но они оба испытывали благоговейный трепет перед этим чудовищно сильным созданием, которое сегодня спасло им жизни, но собиралось отнять другие.       Чонгук же вначале радуется, что опасность миновала, он чуть ли не разрыдаться готов, понимая, что и друзей и себя спас, что не прогадал, что точно смог отгадать загадку личности Тэхена. Но вот глядя на эти разноцветные, но одинаково наполненные жаждой крови глаза, в нем резко исчезает желание и дальше радоваться, потому что Хаос сейчас был в опасном, абсолютно неконтролируемом состоянии. И знать его хорошо не нужно было, чтобы понимать, ощущать, как от него злостью пышет и желанием все затопить кровью. Чонгука это пугает. Он знает, что по-другому нельзя, знает, что придется избавиться от всех, кто попал под влияние Суа, но он просто не сможет сейчас стоять и смотреть, как Тэхен будет убивать тысячи без капли сожаления в холодных глазах.       Хаос крыльями взмахивает и первую волну этой горе-армии, стоящей ближе всего к нему, разом стирает в пыль, не испытывая при этом ничего, даже банального удовлетворения или насыщения. Он уничтожает опасность, которая собирается уничтожить того, кто Тэхену дороже всего в этом мире. Он не будет нисколько благосклонным или понимающим, он будет таким, каким теперь был глубоко в гнилой своей душе — безжалостным убийцей, Дьяволом. Он ненавидит эту свою часть, но именно она всегда берет над ним верх, когда он переступает отметку обычной злости, уходя в ее холодные, отравленные просторы.       Из толпы, стучащей в прозрачный купол клетки, постоянно слышатся крики, постоянно кто-то пытается достучаться до Тэхена, вымолить прощение, попросить второй шанс. Но Гадес к этому всегда был глух, а сейчас в особенности. У него перед глазами далекие времена, когда он уже однажды Чонгука потерял, когда отдавал свою душу Аду в обмен на его. Если что-то подобное произойдет и сейчас, Тэхену просто нечего больше предложить. Душа — самое ценное, что есть у всех существ. У Гадеса же она давно сгнила.       Легко взмахивает рукой, играючи словно, и уничтожает еще одну сотню своих врагов. А мог бы всех разом, ему просто нравится эта паника, этот ужас и безумное сердцебиение, создающее оглушительную мелодию. Каждый здесь знает, что смерть уже стоит перед ним, только носит другое имя, другой облик.       — Не надо! — Чонгук не может на это больше смотреть. Он вырывается из купола тьмы, его укрывающего, не встречает никакого сопротивления, ведь стихия ему больно никогда не сделает. Архангел со всех ног несется к Тэхену, чтобы его остановить, чтобы остановить эту резню, мясорубку. Он спать не сможет и жить дальше тоже, осознавая, что все они погибли из-за него. Из-за него Гадес взбесился, только из-за него. И только он может все остановить. — Тэхен, не надо!       Хаос оборачивается медленно, словно слышит этот голос из-за призмы. Только аромат глицинии и дает ему понять, что перед ним не враг, а Чонгук, любимый архангел, самое драгоценное во всей Вселенной существо. У Тэхена даже от этого запаха зверь довольно урчит, успокаиваясь немного, так, чтобы Гадес хоть что-то видел перед глазами, кроме слепого желания убивать.       Чонгук Тэхена ни капельки не боится, потому несется прямо в его объятия, отрезая его от тех, кто собирался архангела же и убить. Ну, слишком у него доброе сердце, он ничего с этим не мог поделать! Чон даже не боится этой едкой жидкости, стекающей с Тэхена, обнимает его за талию, пачкается в этой непонятной субстанции, но к удивлению отмечает, что его она не трогает совсем. И не это важно! Чонгук заглядывает в эти разные, абсолютно нереальные глаза, собираясь до Тэхена достучаться, остановить его, вытащить из объятий бесконечного мрака, в которые он опять попал.       — Не надо! — шепчет Чонгук, удивляясь, как одновременно похожи и разны эти глаза. Похожи своей неземной сущностью, а разные силой, которую использует Тэхен. Архангел просто уверен сейчас, что раньше у Гадеса были именно голубые глаза, а не черные. Ну, и плевать! Он будет любить его любым абсолютно, в любом облике, главное сейчас его вытащить, главное сейчас отогнать от него его же тьму, которой он сам себя уничтожает. — Тэхен, прошу тебя не надо этого делать!       Гадес вполне осознано смотрит в черные глаза напротив, его зверь только от одного аромата глицинии успокаивается. Но внутри у него по-прежнему все колотится в бешенстве, в желании убить и уничтожить, внутри у него есть мерзкий червь, который появился в нем после того, как он обменял свою душу на душу Чонгука. Этот червь всегда советует ему убить то, что может снова отнять у него счастье. И сейчас Тэхен намеревался именно так и поступить.       — Если их не остановлю, то они попытаются тебя потом убить снова, — а голос холодный, им можно жаркую пустыню в глыбы льда превратить.       Но Чонгук так просто не сдается. У него сердце бешено бьется в груди, у него руки сами по себе еще сильнее сжимают Тэхена, будто боятся его потерять. А они и боятся, с каждой такой вспышкой гнева, когда он принимает половину своего истинного облика, он все дальше и дальше уходит от себя настоящего, в себя, который был диким, голодным зверем.       — Тэхен, дай им второй шанс, прошу тебя! — архангел отчаянно смотрит в эти потрясающие, прекрасные глаза. — Не надо убивать всех, не надо, умоляю тебя!       — Они предатели, они и второй раз могут спокойно предать, им нет прощения.       — Тэхен, не надо! — Чонгук почти на месте его держит, хотя Гадесу это бы не помешало убить всех и на расстоянии.       Но делать этого в объятиях архангела он бы никогда не стал. У Чона с уголка глаза срывается одинокая слеза, когда он понимает, что именно он и делает Тэхена таким кровожадным монстром. Это его вина, Гадес так боится потерять Чонгука, что уничтожает всех, кто может у него его отобрать. Он предельно спокоен в любой ситуации, только если она вдруг не начинает касаться Чона.       — Тэхен, прошу тебя не надо! Ради меня, не надо! Я не смогу жить в новом мире, который будет построен исключительно на крови! Не надо, ради меня!       Он крепко обхватывает Тэхена руками, носом в шею зарывается, не боится ни яда этого, ни черных отметин хаотичных на его теле, ничего, кроме того, что может Гадеса просто потерять, просто однажды не суметь до него достучаться, его остановить. Он не переделает его, но спасать сможет каждый раз, вытаскивать на поверхность, вырывая из объятий тьмы.       Тэхен мгновение стоит, ничего не делая, только из-за плеча архангела смотря на всех, кого желал убить, питаясь их страхом и мольбами, сдерживая себя в кровожадном желании всех порвать, а глициния ему в этом только помогает. Однако потом и сам обнимает Чонгука в ответ, глаза закрывает и сосредотачивается на запахе мягком, отгоняя от себя все мысли, в которых был только посыл — убить. Чонгук попросил, Чонгук не хочет смертей, Чонгук ведь прав в итоге — резать всех нет смысла, кого-то можно перевоспитать, открыть глаза на настоящее положение вещей. Смерть — крайняя мера. И Тэхен все это и сам понимал, только порой не мог остановиться, как бы ни желал. Он был проклят вечным голодом и жестокостью, в которой видел лишь желание уничтожать всех, кто стоит на пути его счастья.       Но архангел попросил. Сейчас Чонгук попросил Гадеса остановить кровопролитие, а Чону он отказать не может. Всем может, только не ему, не ему, из-за которого и стал повелителем Ада, Дьяволом, чью судьбу принял.       *****       FLASHBACK       Голоса не стихают, они отовсюду раздаются, жужжат разъяренными осами, стараясь выяснить, что произошло, как такое могло случиться, почему их воздушный мир вдруг резко перевернулся с ног на голову. Голоса друг друга перебивают, что-то доказывая, они кричат и шепчут, но все вместе создают абсолютно непонятную какофонию. И глаза еще испуганные в большинстве своем жадно, но в то же время робко смотрят, кто-то, правда, смотрит со злостью и ненавистью, но за этими сильными эмоциями прячется не менее сильный страх.       Тэхен и раньше на небесах был диковинкой, непохожей на остальных ее обитателей. Но теперь, измазанный черными пятнами, с почерневшим от проклятия глазом, с темными волосами, вышедший из Ада почти целым и невредимым, просто вызывал у всех благоговейный трепет, наравне с ужасом. Все считали, что идеальные пары потеряны, никто не выжил, черти всех убили. Но Тэхен вернул Джина с той стороны, он совершил тяжкий грех по меркам небес, но построил доселе невидимое заклинание, которое смогло вернуть душу, а еще совершить обмен в случае с Чонгуком. Эта магия была закрыта для всех, но, как и ожидалось, для Тэхена нет замков.       Суа, выжившая чудом, стоит рядом с хмурым Михаилом, с трудом скрывает свою ярость, глядя на проклятого Тэхена, который снова в Рай явился, снова начал портить ей жизнь. Выставил ее трусливой нелюбящей матерью, которая, не желая ослушаться приказа, бросила мужа и сына в Аду! Теперь все будут об этом галдеть, как только ситуация с Тэхеном уляжется, все будут ей это вспоминать! Невыносимо! Она не собирается с этим мириться!       Джин стоит, понуро голову опустив, он понимает, что его здесь быть не должно, понимает, отчего все вдруг так всполошились, собравшись в огромном белом зале, где так часто проходили уроки воспитания у ангелов и архангелов. Теперь же здесь был суд. Просто впустить и оставить их троих в объятиях Рая никто бы не решился. Они все задеты тьмой, а Михаил ее боится, дрожит перед ней, желая искоренить любые ее зачатки.       Только Люцифер и Габриэль смотрят на ситуацию бесстрастно, у каждого из них свои мысли на этот счет. Провидец осознает, что его видения потихоньку сбываются, если все и дальше пойдет плохо, то вот это прекрасное и жертвенное создание напротив станет Гадесом. И архангел не должен вмешиваться в судьбу, но он точно знает, что не может молчать, когда осознает, что все катится обратно в Ад, откуда рванет похлеще атомного взрыва. А Люцифер восхищается поступком Тэхена, он знает, что тот Хаос, знает его силу, но увидеть это ведь совсем другое, нежели просто знать.       И только сам герой всех этих событий ни на кого не смотрит вокруг, только на маленького архангела, заснувшего у него на руках. Длинные черные ресницы подрагивают, пухлые губки иногда причмокивают во сне — он никогда не вспомнит о том, что произошло с ним, ведь он еще младенец, никто не помнит первых лет своей жизни. Только маленький шрам на скуле будет горьким доказательством того, что тогда случилось. У Тэхена глаза разноцветные горят, он и сам этого не осознает, но смотря на архангела в своих руках, не может от него оторваться, не может не вдыхать этот аромат глицинии, не может не слышать в мозгу голос, который предлагает никому ребенка не отдать. Они ведь его не сберегут, испортят, как и всех здесь. А у Тэхена хватит силы, чтобы его воспитать, вместе с Джином, да, они смогут. Хаос в этом просто уверен.       — Да, посмотрите на него! — орет Суа, доказывая свою правоту. Став женой архангела, она теперь и право голоса имела. — Вы не видите, что некогда мое дитя больше и близко не относится к нашей расе?! — Ангел зло зыркает на Тэхена, но тот ее и не видит. — Это очищение не более чем просто обман, чтобы подсунуть к нам очерненное дитя! Вы на него посмотрите, — она тыкает пальцем в Тэхена, но он снова не реагирует, смотря только на Чонгука, — он показал свою истинную сущность! Прогнивший, жалкий выродок! А как он на моего бедного ребенка смотрит! Да, он точно во всем этом замешан!       Михаил Суа не прерывает, ему нравится, что она сейчас делает все вместо него, вместо архангела настраивает весь Рай против Тэхена. Это хорошо, еще раз мириться с его присутствием старший бы не хотел. А потому злобные взгляды и всеобщее недовольство его появлением, его гнилой натурой ему на руку. И плевать, что ребенок пострадает вместе со всеми; родят еще, не велика потеря.       А внушаемые легко ангелы и младшие архангелы словам Суа внемлют. Она ведь теперь в элите, она ведь теперь тоже имеет право голоса, и она ведь права? Она давно предупреждала о страшном и ужасном Тэхене, давно говорила, что он несет только тьму. И эти крылья всех и раньше пугали, а теперь вкупе с этими черными пятнами и жутким глазом, почерневшим полностью, чужак наводил страха еще больше. Даже без этих речей Суа, без ее ясных как день попыток просто избавиться от Тэхена, другие жители Рая были от него в ужасе. Он их пугал своей силой и неожиданными изменениями до той степени, когда страх свой надо уничтожить, изгнать. Тэхена нужно изгнать.       — Это ведь не правильно, — вмешивается Габриэль, смотря, как толпа выкрикивает свое единогласное мнение по поводу изгнания чужака из Рая, где ему боле не место, — мы не знаем точно, что это сделал он. У нас и доказательств этого нет…       — Молчи, брат! — рычит Михаил, полыхая на Габриэля злыми глазами. — Раз я тебя послушал, второго не будет!       Люцифер недовольством горит, желает старшего на место поставить, доказать ему, что он не прав. Но Габриэль его останавливает, за локоть схватив, и покачав головой. Только высшей разборки сейчас и не хватало. Надо было подождать, пока Михаил остынет, когда все вокруг остынут, рубить сгоряча сейчас было нельзя. И Люциферу хоть все это и не нравится, но он тяжело выдыхает и ничего не предпринимает. Пока.       — Раз все такие единодушные, то предлагаю просто изгнать Тэхена и все! — перекрывая другие голоса, вещает Михаил.       Суа недобро глазами блестит, уже ощущает вкус своей победы. И чтобы больше огонь сделать, чтобы он так полыхал, что палил бы даже солнце над головами сильнее, чем оно само способно, ангел выкрикивает, как предложение, которое разом подхватывают все:       — Ребенок — исчадие зла, от него нужно избавиться! — Никакой материнской любви, никакого желания бороться за своего ребенка, только ненависть к Тэхену, ко всему, к чему он прикасается. Он изначально не понял, что с Суа бороться бессмысленно, так пусть сейчас до него эта правда дойдет!       А толпа только подхватывает это предложение, им всем страшно, они ведут себя, как стадо в такой ситуации, слепо идя за тем, кто, как они думают, может снова вернуть им обычную и размеренную жизнь, в которой нет злых чертей в Аду, нет Тэхена, обладающего силой тысячи, а то и больше звезд. Но эти выкрики, это единодушие отвратительное, выводят Джина из состояния ступора, заставляя посмотреть на всю ситуацию, увидеть, что творится вокруг.       — Обратно в Ад ребенка! — отдает приказ Михаил, и даже не видит, как Суа победно скалится рядом, умело всеми манипулируя. Архангел идет по ветке своего желания, не видя, что она опасно раскачивается над обрывом, кишащим голодными аллигаторами.       Люцифер снова порывается брата остановить, даже успевает вырваться из хватки Габриэля, резко разворачивая Михаила на себя, собираясь и глотку ему перерезать и самому пасть из-за этого, только остановить безумие! Ребенок чист! Неужели никто этого не видит?! Но Люцифер не успевает ничего предпринять, как резко раздается оглушительный взрыв.       Пара ангелов, выполняя приказ Михаила, подошли слишком близко к Тэхену, желая отнять у него ребенка. И он, как все думали, ничего вокруг не замечал, попав под чары темного дитя, но как только чужие руки к Чонгуку потянулись, он резко поднял голову, сверкая ужасными и одновременно прекрасными разноцветными глазами, без толики сожалений стирая этих ангелов в порошок, даже не пошевельнувшись.       Мгновение не происходило ровным счетом ничего, но потом все в панике начали рваться к выходу, не желая, чтобы их жизни стали следующими, которые Тэхен вот так запросто заберет. Они кричали и толпились, в окна вылетали, и только Высшие стояли все так же напротив Тэхена, отчасти в ужасе, глядя на него. Только не Михаил, который хоть и боялся, но страх прятал за слепой злостью и ненавистью к этому порождению зла! Даже Суа резко пыл угомонила, спрятавшись за спины архангелов, чего дальше ждать от Тэхена не знал никто.       А он пышет яростью дикой, у него в глазах все сверкает и сгорает живьем, яснее ясного, что он чудом пока еще окончательно не сошел с ума, слушая голос внутри, который шептал ему, как на повторе: «Убей! Всех убей! Чонгук только твой, его потеряешь, и больше никого у тебя не останется!». И Тэхен голос этот слушал, он понимал его глубинную правду, знал, что он прав. Все вокруг желали сделать его несчастным, все вокруг отбирали у него все, что он имел, его втаптывали в землю, делали больно из раза в раз. Больше он этого терпеть не хотел! Ему всего лишь нужно уничтожить своих врагов и все, дело будет сделано. Он останется счастлив вместе со своим Чонгуком, с ароматом глицинии, который так нравился этому появившемуся внезапно голосу в голове.       — Тэхен, остановись! — Джин неожиданно встает между ним и своими братьями, в этом резко опустевшем зале его голос эхом от стен отлетает.       Архангел смотрит в эти знакомые, но до боли чужие глаза, пытается до него достучаться, не позволить наделать еще больше глупостей, чем он уже наделал! Теперь ему в Раю точно не остаться, он убил святых созданий, он не смеет больше здесь находиться. И Джин этого Тэхена не знает, если честно, он был все тем же, но что-то в нем было другим, что-то в нем словно сломалось, отчего прежним он уже не казался, как не крути. И это была не только тьма, поселившаяся во взгляде черном и голодном, это было что-то, что Джин сломал давно собственными руками.       — Да, как ты смеешь, щенок! — Михаил начал приходить в себя от потрясения, взрываясь новой волной ярости. Он определенно побаивался Тэхена, но не собирался просто так сдаваться. — Ты не достоин здесь находиться, убирайся, иначе я лично тебя скину в преисподнюю к твоим дружкам! — звонко ударяет копьем о пол, но в ответ получает только взгляд уничтожающий поверх плеча Джина. Если он Тэхена сейчас спровоцирует, то он просто уничтожит здесь все — читалось в этих диких глазах. И Михаила это честно останавливало, не ему бороться с Тэхеном, не ему!       — Давай уйдем отсюда, — Хаос смотрит в карие глаза Джина, осознает, что рядом с ним его первая любовь и его трогать нельзя. Запах ландышей из памяти нельзя стереть, как бы не пытался. — Вместе, втроем, — добавляет так, чтобы его только архангел и слышал, и никто более.       А голос в голове радуется, в ладоши хлопает и кричит, что Тэхен правильно все делает. Пусть забирает отсюда все, что ему дорого и уходит. Он сможет о них позаботиться намного лучше, чем все эти напыщенные небесные «святые».       У Джина дыхание перехватывает. Он все время, что жил на земле с Суа каждый день, каждый, вспоминал тот ужасный момент, когда отказал Тэхену, когда отказал своему собственному сердцу. И он себя ненавидел, и скучал настолько сильно, что даже холодными ночами часто смотрел в небо, тихо рыдая, ощущая, как у него сердце рвется снова и снова! Он мечтал тогда время вспять повернуть, согласиться остаться с Тэхеном. И вот сейчас у него был снова на это шанс.       Но он снова боялся. И как бы странно это не звучало, но он боялся. Не только своих чувств, не только того, что отдаст себя в любимые руки, он боялся теперь Тэхена, его неожиданной сущности, в которой он был монстром, покрытым черными пятнами. В которой он отдал свою душу Аду, и Джин знал в обмен на что, слишком хорошо знал еще в тот момент, как увидел Тэхена в преисподней с Чонгуком на руках, со здоровым и невредимым Чонгуком. И это ведь было прекрасно, эта жертвенность была прекрасна, но вот этот голодный, маниакальный взгляд, каким он смотрел на ребенка, Джину покоя не давал. В ранее родных глазах не осталось ничего светлого.       — Нет, — мотает головой архангел и отступает от Тэхена на один шаг. Всего на один, но он равен пропасти между ними. — Я не пойду. — А в глазах слезы стоят, он бы никогда не стал таким, если бы не ринулся за Джином и Чонгуком в Ад, он бы никогда таким не стал, если бы архангела по-настоящему не любил. По-настоящему. — Отдай мне его, — руки тянет к своему ребенку, и смотрит в глаза эти вдруг разом потухшие, словно в них наступила непроглядная и холодная ночь. Он боится, что Тэхен Чонгука так и не отдаст, он боится — и этого на самом деле достаточно, чтобы парень аккуратно отнял от своей груди спящего ребенка и протянул его Джину. Он никогда не сделает ему ничего плохого.       Михаил, все это время молчавший, снова голос подает. Он осознает, что у его младшего брата у единственного есть рычаг давления на это дикое чудовище, а потому надеется, что это поможет ему в войне с Тэхеном, поможет ему его изгнать. А изгнание было неотвратимо — ангельские души были уничтожены, за это следует наказание. И единственное, что они могли предпринять против Тэхена — выгнать из Рая, где ему никогда не было места.       — Ты нарушил кучу законов, — ледяным тоном вещает Михаил, но сам вздрагивает, когда эти разноцветные глаза на него смотрят, — сломал ткань мироздания, создав прямой портал. Попал в Ад — на что я лично наложил запрет, — Люциферу хочется в этот момент вмешаться, но Габриэль его снова останавливает. С каждого нового вмешательства в будущее становится только хуже. — Воскресил мертвого и более того, — Михаил рычит, снова ударяя металлическим древком копья о пол, — ты убил невинных, светлых созданий прямо у меня на глазах, прямо в Раю! За это мы изгоняем тебя отсюда, боле ты не имеешь права и хода сюда, если прорвешься, то мы тебя убьем! Убирайся!       Тэхен все слушает молча, он прекрасно знает, в чем его вина, прекрасно осознает все, что натворил. Вот только он ни капли о содеянном не жалеет, если бы у него была возможность все переиграть, он бы ей не воспользовался. Эта судьба у него такая, а с ней играть бесполезно, она сделает только на зло еще хуже. Хотя куда хуже, Тэхен пока не знал. Он уже дважды получил отказ от того, кого любит. И если изначально у него и был второй шанс, то сейчас он попросту сгорел. Тэхен заплатил высокую цену за то, чтобы вернуть Джина с той стороны, чтобы обратно вернуть его ребенка, теперь он будет за это расплачиваться, один, поедаемый пламенем смеющимся от дикого голоса вдруг поселившегося в голове.       Он готов уйти. Рай ему не нравился никогда, а теперь для него просто нет здесь места. Очерненный, падший, с гнилой душой — он не имеет права здесь боле оставаться.       — И ребенка забирай! — добавляет Михаил, ощущая свою победу впервые над дьявольским Тэхеном. — Ему здесь нет места, как и тебе!       — Брат!.. — восклицает Джин, сильнее вцепляясь в Чонгука. Он ушам своим не верит, и глазам еще, видя, как даже Суа согласно кивает этим словам. Она же его мать!       Только Тэхен и не стал ожидать, когда все станет еще хуже. Он уйдет, несомненно, уйдет. Но он не желает и маленькому, абсолютно чистому архангелу жизни в преисподней, которая теперь ожидает его. Он мечтает только о лучшем будущем для него, чтобы глициния цвела, чтобы эти черные глаза сверкали счастливо! Тэхен уйдет сам, но не позволит выбросить, как ненужную игрушку, ребенка!       Легкий взмах кисти и Чонгук неожиданно поднимается в воздух из рук Джина, под удивленные взгляды всех вокруг, а потом вокруг него мгновенно вспыхивает золотая капсула, прочная и нерушимая, построенная на магии самого Хаоса, который вкусил тьмы. Сам Тэхен при желании этот барьер преодолеть не сможет.       — Ребенок останется здесь, — ледяным голосом отвечает.       Михаил в бешенстве запускает в Тэхена свое копье, но оно повисает в воздухе, как Чонгук, только в отличие от ребенка тут же падает на белый каменный пол, разнося дребезжащий звук эхом по почти пустому помещению. Только Джин и держал сейчас Тэхена от желания горло Михаилу разорвать, заливая всю белизну отвратительную красной кровью.       — Ребенок останется здесь!       END FLASHBACK       *****       Непозволительно длинные ресницы трепещут мягко и легко, красиво, под ними, под их защитой глаза черные-черные с россыпью тысяч звезд сверкают, притягивая в свое космическое такое далекое, но такое желанное царство, в свои тайны, которые каждый мечтает раскрыть. Ресницы черные хлопают легко, на мгновение закрывая недостижимую красоту звездных глаз, и тут же снова их открывают, а эти черные колодцы смотрят далеко за душу, дальше и глубже этого понятия. Знают не только карту, они точно знают все, что за ней находится, знают эту Тень, которая в голове бесконечным шепотом пытается подтолкнуть к чему-нибудь ужасному, знают светлую сторону, которая еле-еле пытается выжить, задавленная, втоптанная в грязь от ненужности. Все знают, но не боятся.       — Ты меня слушаешь, вообще?! — Чонгук пытается выглядеть сурово, упирая руки в бока, глядя на Тэхена так, что одним своим видом пытался ему показать, что он будет очень недоволен, если выйдет, что вся трехминутная тирада Чона прошла в пустую!       В пустую — Тэхен не слушал, он только на архангела смотрел, запоминая каждую черточку его лица. Взмах ресниц и маленькие морщинки под глазами, как он губы часто кусает, как у него под светом ярким проскальзывает шрам на щеке. Все запоминая. Ему надо, он этим живет.       — Ты все-таки догадался о том, кто я, — вместо ответа произносит Тэхен, глядя, как весь пыл Чонгука разом с него сошел после этой фразы.       Архангел снова кусает многострадальную губу — всегда так делает, когда нервничает, подтягивает к себе табурет из черного дерева и присаживается напротив Тэхена, тяжело выдыхая. Чонгук с Хосоком и Чимином смогли в итоге спастись именно благодаря тому, что архангел нашел выход из той ситуации, именно благодаря тому, что он со своей догадкой о том, кем Тэхен является на деле, не ошибся. Хаос. Гадес это сам Хаос, первозданная стихия, возникшая в кромешной темноте, давшая жизнь всей Вселенной. Всесильный, могущественный и прекрасный. Никто бы никогда не предположил, что Тэхен это сам Хаос, потому, сколько бы Суа не искала следов его по мирам по всем, а натыкалась на сплошное ничего. Он одновременно везде и нигде, он — все, что есть в мире, он сам мир, и воздух, и вода, и каждое живое существо. Это все Хаос, необъяснимый и неисследованный, пугающий, но такой при этом родной для Чонгука, словно он, и правда, знает его очень давно.       — Это не важно, — Чон мотает головой и тянет улыбку, — ты сказал, что это не так уж и важно, пусть таковым и останется. Я не стану задавать вопросов. — Архангел улыбается и тянется к белоснежной раковине, промывая черную от непонятной жидкости марлю под струей воды, чтобы протереть Тэхену спину повторно.       Они сейчас в дорогом, элитном отеле, в пентхаусе. Здесь всеми делами заправляют земные демоны, которые чуть ли не стелились перед Гадесом, когда он сюда явился с архангелом и его друзьями. Они даже осмеливались голодно поглядывать на небесных, но уж точно не сметь к ним прикасаться, трогать тех, кто с Тэхеном пришли запрещено, равносильно смерти мгновенной. Чонгуку вначале показалось странным, что они отправились именно сюда, а не в Ад, скажем. Но потом он вспомнил, что Суа преисподнюю пытается захватить, а отель в центре города, населенный под завязку адскими тварями не самое легкое место для захвата, включая, что прямо под ним, в старых подземельях прямой портал в Ад пролегает. Люди называют такие места — проклятыми, но все равно активно в них лезут, желая вкусить неизведанного.       — Но тебе ведь все равно интересно, — догадывается Тэхен, наблюдая за тем, как архангел отжимает мокрую марлю, как с нее вперемешку с водой стекает этот яд, который одного только Чонгука и не трогал.       — Да, — кивает архангел, поднимаясь с табурета, чтобы продолжать отмывать Гадесу спину от черных разводов, словно намертво к нему прилипших. — Но я не думаю, что тебе приятно об этом рассказывать, потому спрашивать не стану, — Чонгук трет медовую кожу довольно сильно, пытаясь ее отмыть, но она даже не краснеет под напором. Это просто Хаос, и он не поддается анализу. — Мне только интересно, что это за жидкость такая, и почему она не оттирается?! — архангел от напряжения даже зубы сцепляет, крепко держа Тэхена за голое плечо одной рукой, второй продолжая свои тщетные попытки оттереть хоть кусочек этой застывшей черной жижи.       — Это мое проклятие, — Гадес отвечает незамедлительно тихим голосом, прикрыв глаза, вдыхая успокаивающий его аромат глицинии. Чонгук замирает на мгновение, считая, что ослышался. — Есть такое выражение — их кровь останется на твоих руках. В моем случае это буквально, это кровь всех, кого я убил, она просачивается из крыльев, ведь именно они источник нашей силы.       Чонгук выпрямляется, и, продолжая Тэхена одной рукой за плечо держать, выходит вперед, глядя в его глаза, которые тут же распахиваются, по-прежнему чаруя его своими разными цветами, которые в природе просто не встречаются. Чонгук знает, что убийство — страшный грех, знает, что такой отпечаток с души никогда не отмыть, и он даже знает, что Тэхен не белый и пушистый. Он сегодня готов был реки крови пускать. Но даже в таком раскладе, Чонгук не удивиться просто не может. Ведь о подобном он никогда не слышал.       — Эта кровь как бы всем говорит о том, что за монстр стоит перед ними. — Продолжает Тэхен ровным голосом, он не собирался врать Чонгуку о своей сущности и как-то выкручиваться, сводя все к банальному «ничего особенного». Он ему всю правду о своем гнилом сердце, как и о душе, выложит. — Обычно этот процесс я контролирую, но сегодня не смог. — Тэхен печально улыбается, глядя в черные глаза, которые так боялся потерять навсегда вместе с их обладателем. Думая об этом даже сейчас он желает убить все войско, которое сейчас сидело в подземной тюрьме под отелем и ожидало своей участи. — Можешь не стараться ее отмыть, — Тэхен мягко берет в свою ладонь руку Чонгука с зажатой в ней марлей, — по итогу она всегда пропадает, только проклятие остается.       Архангел даже сказать в ответ ничего не может, понимая, да и принимая тот факт, что перед ним, и правда, безжалостный убийца, и правда, страх и смерть в одном сосуде для всех, кто встанет у него на пути. И это проклятие на Тэхене более чем заслуженное. Но одновременно со всем этим Чонгук любить Гадеса не перестал, хоть смерть ему более чем претит. Сегодня он смог остановить кровопролитие, смог сдержать сам Хаос, не спасти, ведь это более чем для него теперь недостижимо. Но сколько еще раз он сможет это сделать, а послушается ли Тэхен, когда однажды снова впадет в слепое бешенство?! У Чонгука нет на эти вопросы ответов, он только достоверно знает, что будет бороться за Гадеса, за возможность вытащить его из черных объятий его собственного Я, которое сейчас с особым наслаждением доминировало, вытворяя все, что вздумается. Он его любит, а сильнее этого быть не может ничего.       Чонгук свои пальцы с пальцами Тэхена переплетает, без толики отвращения или презрения, или даже ненависти смотрит в такие необычные пугающе-прекрасные глаза, произнося:       — Попробуй просто больше никого не убивать.       Гадес только усмехается на эту святую наивность, и тянет архангела к себе на колени, вынуждая его сесть, прижимаясь к голой коже медовой груди. Без капли интимного подтекста, без желания все свести только в одно направление. Тэхен только хочет безотрывно с запретно-притягательного расстояния смотреть в черные глаза, запоминать каждую далекую звезду, в них отражающуюся.       Чонгук не мнется, не вспыхивает красной краской, абсолютно спокоен, хоть и улыбается легко, выпуская холодную марлю из рук, чтобы держать ладонь Тэхена в своей ничто не мешало. У Гадеса очень сейчас необычные глаза, но оба, как уже отмечалось, поистине настоящие. Они точно определяли его сущность, точно показывали этот Инь-Ян, живущий внутри него самого. А Чонгука никак не отпускает осознание, что все, что он сегодня видел, было только половиной истинного облика Тэхена, облика самого Хаоса. Архангел даже предположить не может, как должен Гадес взбеситься, чтобы показать свое настоящее лицо абсолютно всем.       — Я должен кое-что тебе рассказать, — говорит Тэхен ровным, серьезным голосом. У него по лицу видно, что речь пойдет далеко не о радужных единорогах. Впереди очень нужный, но очень болезненный разговор, который после сегодняшнего просто не было смысла оттягивать. Гадес мог архангела снова сегодня потерять, мог его лишиться и даже думать об этом не хотел. Потому ему следовало все рассказать, разложить все по полочкам окончательно, чтобы в случае непредвиденной ситуации Чонгук точно знал, что следует делать дальше. Конечно, ему помогут, но он должен быть к этому готов, ему по любому понадобится для такого время.       — Я слушаю, — кивает архангел, и сам понимает, что впереди очень серьезный разговор, но очень нужный. Он не предполагал о чем, но понимал, что ради банальной шутки Тэхен не стал бы все это делать. Да и не до шуток сейчас — в режиме войны.       — Я уничтожил Рай, сжег его полностью, только оставил дворец, где обитают души нетронутым.       Чонгук просто застывает с раскрытым ртом, глядя на Тэхена, не имея даже понятия, как отреагировать на такую информацию. Гадес уничтожил Рай! — это все, что билось в пустом черепе, где, кажется, и ветра бы начали задувать, не находись они сейчас в помещении, в ванной. Он же не сделал все это специально, чтобы архангел никогда обратно не попал, чтобы навсегда с ним остался?! Он же не сделал это по своим кровожадным установкам, которых в нем было более чем предостаточно?! Ответьте же! Скажите, что Чонгук ошибается!       — Я знаю, что звучит все более чем ужасно, — продолжает Тэхен. Он видит этот взгляд, видит, как Чона коркой льда покрыло от того, что Гадес ему сказал. Но молчать о таком он тоже не собирался, только не Чонгуку, ради которого шел на все, ради которого уже нажал на кнопку обратного отсчета. — Но я был вынужден это сделать.       Тэхен объясняет все ровно так, чтобы Чон понял правильно, чтобы не зациклился только на мысли о том, что Рай уничтожен, и что сделал это Гадес. Да, это тяжелая информация, но вместе с тем, это не просто прихоть короля Ада. Если бы его жизнь пошла по другому сценарию, он бы никогда Рай не тронул, позволяя ему догнивать до состояния преисподней самому.       — Небеса боле закрыты, ангелы настолько очерствели, настолько испортились, что Рай отверг их, полностью опустев, догнивая дальше уже в ускоренном темпе, чем ранее.       Только то, что Чонгук моргает и дает знать, что он Тэхена слышит. Он старается сам свою версию произошедшего пока не строить, она могла оказаться чертовски жестокой и неправильной. Для начала нужно было выслушать все, что скажет ему Тэхен, а после уже и подумать над всем, что произошло. Рубить сгоряча — плохая идея, уж Чонгук-то отлично это знает по своему опыту.       — Я не мог допустить, чтобы реакция закончилась полностью. За душами, которые там находятся, всегда кто-то должен следить. Небеса не должны пустовать, но они сами себя искоренили, испортив весь ваш род своей красотой и беспечной жизнью.       Чонгук впервые на этих словах вздрагивает, окончательно приходя в себя. Здесь он всегда спорил с Тэхеном до охрипших глоток, что все это не так, что Рай прекрасен, и он не гниет. Но недавно архангел и сам понял, как глубоко и больно ошибался. Как был слеп вместе со всеми жителями небес, не видя, что за роскошью, окружавшей их, они окончательно деградируют, тащат сами себя по наклонной вниз, поддаваясь грехам боле, чем сами жители Ада.       — Я Хаос, Чонгук, — архангел кусает себя за губу, Тэхен впервые произносит это вслух, впервые полностью себя раскрывает. Похоже, и не осталось больше никаких тайн, никаких секретов, — потому на своих правах и на своей силе я перезапускаю Рай полностью. Я не смогу сделать все, как прежде, я не смогу даже правильно построить этот чистый мир, каким он должен быть. Я могу дать только силу на все это, могу только заложить почву. А потому я хочу, чтобы ты дальше был главным архангелом, хочу, чтобы ты построил тот Рай, который считаешь правильным.       У Чонгука до неверия округляются глаза, он слышит стук своего сердца прямо в ушах, ощущает вокруг прекрасный аромат лилий в дуэте с глицинией. Но все равно не может поверить в то, что услышал. Тэхен хочет, чтобы Чонгук построил Рай заново? Хочет, чтобы он стал главным на небесах? Хочет, чтобы падший архангел запустил новый и чистый мир по своему усмотрению?! Да это же бессмыслица! Чонгук именно, что падший, не ему править Раем, не тем более ему его заново строить, следить за душами и за другими ангелами и архангелами! Он не сможет, не справится просто, он пал, он не знает, как вернуться, да он уже и не планировал возвращаться никогда, хоть по дому иногда и скучал. Но вся та жизнь боле его не касается, кого угодно, только не его.       — Да, ты не считаешь себя архангелом, но я уже говорил тебе, что это не так. — Тэхен крепко переплетает их пальцы, глядя в эти космические черные глаза, которые сами в свою силу не верят. Только Гадес и знает, на что они на самом деле способны. На чудо. — И когда ты подойдешь к небесным вратам, а они перед тобой раскроются, ты поймешь, что я прав. Возьми с собой Хосока на небеса, — улыбается Тэхен и свободной рукой мягко убирает со лба Чонгука черные пряди мягких волос, — падшие самые правые на деле, они видят всю картинку снизу, не ослепленные ярким солнцем.       У Чона все еще неверие в голове. Неверие в то, что услышал, в свои силы, в свою чистоту и уж тем более, в то, что способен стать, хоть и не новым богом, так главным и единственным на данный момент архангелом на небесах. Он не справится. Он точно знает, что не справится!       — Тэхен, — Чонгук больно сглатывает, шепча почти, глядя поочередно то в голубой глаз, то в черный, — я говорил уже, не надо на меня рассчитывать. Я могу не оправдать твоих надежд.       — А мне больше не на кого рассчитывать, — Гадес тянет несколько печальную улыбку, — остался только ты и Хосок. — Чон и сам знает, что Тэхен прав, но все равно не может взять всю ответственность за Рай на себя. Он не выдержит этой ноши, он же падший, как он будет других учить чистоте, когда сам пал?! — И знаешь, как говорят, — продолжает Тэхен, костяшками пальцев скользя по гладкой щеке, по маленькому шраму на скуле, — если ты сомневаешься, то все у тебя получится.       — Не знаю, — Чонгук трясет головой и жует губу. Раньше он бы без сомнений сразу же согласился на такое предложение, столько власти и полномочий! Но сейчас в нем многое изменилось. В мире важна не сила, а кое-что намного тривиальнее, но намного мощнее любого поста, любой магии. — Я не уверен, что смогу. Я даже не знаю, с чего начать! — отчаянно восклицает Чонгук.       Тэхен тянет мягкую улыбку. Он точно в выборе не ошибся.       — Когда наступит время, ты будешь знать. Рай примет тебя, и даже сила к тебе вернется, — Гадес снова убирает упрямые пряди волос с прекрасного лица, — ты в себе не уверен, но я уверен в тебе. И мне этого достаточно.       А вот Чонгуку нет. Но спорить дальше он не настроен. Да, у него в груди прыгает сердце то ли от радости, то ли от того, что архангела вся эта ситуация заставляла нервничать, то ли от чего-то, что невысказанным повисло, от чего веяло дурным предчувствием. У Чонгука уже давно было это ощущение чего-то жуткого, надвигающегося. Это была не только война, которая сегодняшним актом была полностью, почти полностью развязана, это было нечто другое, нечто больше и ужаснее. Нечто, что архангелу уже давно не давало покоя, из-за чего он, даже когда засыпал, постоянно крутил в руке черное перо, не в силах совладать со своей надвигающейся паникой по-другому.       — А что… что дальше? — спрашивает Чонгук тусклым голосом, не уточняя, что имеет ввиду, но Тэхену этого и не надо на самом деле. Он все отлично понимает.       — Не расколов дров, костра не развести, — отвечает Гадес. И Чон осознает, что это жестоко, но по-другому нельзя. Война по-другому не окончится никогда. — Я должен буду это сделать, только так все, что построила Суа, падет.       — Но ты, Тэхен, — у Чонгука в глазах паника.       Он видел то, чего многие в Гадесе никогда не замечали — каждое убийство, и от него, от настоящего Хаоса не остается ничего, кроме того монстра, который в нем поселился. Он потом приходил в себя, но был все темнее и темнее. Если он разом уничтожит столько разных существ, то точно никогда не придет в нормальное состояние. Его Тень его же и уничтожит. Чонгук понял это совсем недавно, когда Тэхена осмелился полюбить, но окончательно увидел весь этот процесс саморазрушения сегодня, когда Гадес без толики эмоций собирался вырезать тысячу созданий, которые были для него врагами только потому, что обнажили свою магию перед Чонгуком. Перед тем, кто для него был всем. Архангел терять Тэхена не хотел.       — Ты ведь не вернешься, — шепотом продолжает Чон, ощущая, как в горле ком из слез и невысказанных слов застрял.       Гадес мягко гладит руку архангела большим пальцем, так их ладоней и не расцепляя. Он не боится, что Чонгук его видит вплоть до пустой дыры, вместо души. Ничего не боится, сам себя потерять не боится. Боится только, что архангела рядом не будет; боится его никогда не увидеть, его лишиться. Вот это для него будет совсем невыносимо.       — Не думай о плохом, Чонгук, — Тэхен тянет улыбку, но она тут же тухнет. — Мысли — материальны. Но эту бессмысленную войну придется закончить, пока она не перемолола всех на своем пути.       *****       FLASHBACK       Павший, очерненный, изгнанный, брошенный. С гнилой душой и сердцем, которое ядом обливается, гонит его по венам по всему телу, чтобы отравить полностью, добраться до мозга и напитать этот голос, который с каждым мгновением словно сильнее становится, всю власть себе захватывает. Без устали твердит, как на повторе это невыносимое: «Ненужный, нелюбимый, монстр». Его заткнуть никак нельзя, он внутри черепа живет, словно паразит там все собой заполоняет, вытесняя все другие чувства и эмоции, оставляя только себя в чистом виде. Свой голод непомерный и злость на весь мир, на каждую душу в нем. И все равно вытеснить все, до конца, не может. Образ маленького ребенка, пахнущего упоительной глицинией, вытеснить не может. Этот образ, все, что Тэхена на поверхности и держит, не давая ему опуститься в пучину своего личного мрака, который так настойчиво его вниз зовет. И все равно прежним он уже не станет; у него сломана душа для этого, и на ее месте растет вольно слепой голод, который желает утоления, во что бы то ни стало.       Тэхен думает, что бороться с ним может, думает, что это не такая уж и большая проблема. Но чем дольше он скитался по обитаемой, но в то же время безжизненной пустыне Ада, тем сильнее у него кровь пенилась, выгорая в черный, тем сильнее проклятие его собой заполняло, отдавая душу по договору тьме на растерзание. Тэхен не хочет этого жуткого насыщения, он от него бежит, морит себя голодом, изводит, но в голове противно скулит этот голос, который не дает ему и на время забыться. Потому Тэхен только и может, что разрушать и так мертвый мир, иногда с особой жестокостью убивать чертей, которые встречаются ему на пути. Но этого мало становится очень быстро, у него внутри горит голод, он мечтает утоления, насыщения. Крови. Много крови, чистых созданий, которые так просто лишили его всего, которые не принесли ему ничего, кроме боли и жестокости. Они не достойны жизни, нет, не достойны!       Но Тэхен себя сдерживает все равно, не дает себе опуститься еще ниже, только злость срывает на чертях, подводя их численность к жалкой сотне. Он понимает, что если сорвется, то уже не сможет остановиться, не сможет никогда стать прежним. Потому голод в себе давит, хоть и бесполезно, изо дня в день думая не о реках крови, которые его теперь так прельщали. Он думает о черных маленьких глазах, об аромате глицинии. Даже вспоминает то дерево с маленькими синими цветками в райском саду, рядом с которым рос одинокий куст лилий. Может, это был знак, может, изначально судьба показывала Тэхену, кто ему нужен, с кем он свяжет свою жизнь? Он достоверно ничего этого не знал, но Чонгука вспоминал очень часто — он его успокаивал. А глаза Джина, некогда родные и любимые, теперь заставляли еще больше страдать, слишком жива в памяти картинка, как в карих глазах отражается настоящий страх, страх перед тем, кем Тэхен стал.       Поэтому об архангеле он старается думать меньше, но он заполняет пустоту внутри себя образом маленького Чонгука, а потому волей не волей, но все равно к Джину мыслями приходит. И чем дальше он скитается по безжизненной пустыне, чем больше этот росток зла в нем пускает корни, звуча неубиваемым голосом в голове, тем сильнее в нем крепнет обычное, но совсем не легкое желание увидеть маленького архангела снова, вдохнуть этот успокаивающий его аромат, впервые ощутить себя легким, обычным, каким он был до всего этого. Он просто хочет увидеть Чонгука. Он борется с этим своим желанием, как и с голодом, но заглушая оба, только усиливает их. Горит в собственном котле, теряя путь к себе самому. Он давно понял, что прежним не станет, но даже в таком раскладе не может сдаться этому жестокому голосу в голове, который выедает в нем все хорошее.       Уже выел и заменил все сплошной тьмой — понимает Тэхен, когда к нему в Ад ссылают Люцифера с десятком мятежных ангелов. И архангел на полном серьезе предлагает Хаосу вступить в его ряды, бороться с несправедливостью, которая цвела в Раю, бороться с этой гнилью, с тухлой системой, с теми, кто тащит целый мир в пучину мрака. Тэхен тот разговор честно помнит очень смутно, все, что он знает — он сможет снова попасть в Рай и увидеть такого маленького, но ставшего таким желанным архангела с тонким ароматом глицинии. А голос в голове радостно рычит, хлопает своими когтистыми лапами в ладоши и шепчет губами Тэхена: «Да», а потом наслаждается битвой, наслаждается войной, не видя в этом слове ничего плохого. А что собственно, в нем ужасного, когда жажда крови и смерти впервые за долгие полсотни лет становится удовлетворена?!       Тэхен без жалости всаживает тонкое лезвие катаны в сердце очередного ангела, который пытается его остановить, но уже даже не наслаждается тем, как огоньки в глазах тухнут, просто отбрасывает обмякшее тело от себя, не замечая даже, как оно с огромной высоты летит уже на грешную землю, пятная ее своей кровью.       Вокруг жуткая резня разворачивается. Солнце больше не светит и не согревает своими лучами; все небо черное с всполохами красного, как разлитой кровью. Словно ею, чистой, специально облака раскрасили, сделав картинку ужаснее, сделав ее настолько невыносимо-ужаснее, что сама смерть летала между сражающимися братьями и сестрами, выбирая тех, кто жить боле не достоин. Напряженная атмосфера, копившаяся в Раю долгое время, лопнула резко, оглушающе, не выдержав больше молчания одних под гнетом других. Каждому нужно слово, каждый хочет донести свою правду о происходящем! Люцифер просто оказался слишком честным для тех, кто считал себя гарантом чистоты. Он просто видел всю картинку целиком, без розовой призмы, за то и был свергнут со своими последователями, которых оказалось намного больше той жалкой кучки, которую изначально сбросили в Ад. Врата Рая Люциферу и Тэхену, всему их войску, открыли изнутри те, кто больше с тиранией глупой Михаила и их Создателя мириться не мог.       Но если когда-то Тэхена волновали все эти дела, если когда-то он размышлял на тему неправильности системы небес, то после того, как в его теле поселилась Тень, после того, как она полностью захватила власть, став ведущей в его организме, все это Тэхена волновать перестало. В эту войну он вступил сейчас только в одном желании — увидеть Чонгука еще раз. Хотя бы один раз, даже если это будет стоить ему жизни. Это потом, когда он станет Гадесом, когда окончательно сдастся своей тьме, он развяжет новую войну на отголосках старой, чтобы вынудить Рай отказаться от своей главенствующей роли во Вселенной, чтобы вынудить его считаться с другими мирами. Но это будет потом, а сейчас Тэхен себя контролировать не может, сейчас он идет только на поводу у своих желаний, делает только то, что ему говорит голос в голове. А он желает увидеть Чонгука, потому Хаос ровно как хаос, сносит вокруг просто все, убивает всех, лишь бы добраться до белого замка, чтобы вдохнуть чарующий аромат глицинии.       На этом поле боя ему равных нет. Он всегда сдерживал себя, чтобы не натворить дел своей огромной силой, но теперь в этом необходимости не было. Теперь он с особым удовольствием отнимал чужие жизни, еще не догадываясь, что их кровь навсегда останется отпечатком на его душе. Он наслаждался своей силой, наслаждался тем, что мог не сдерживаться боле, что голод хоть один был удовлетворен. Тэхен слизывает с губ алые капли крови, и сам себе не может описать, какой восторг его при этом заполняет, как он связывает себя наркотическими узами с этим желанием постоянно впитывать чистую, светлую кровь. У него по венам больше не течет кипящий яд, там впервые все спокойно, нет боли, нет ломающего кости желания. Он насыщается в этой битве, утоляет свой голод ценой сотен невинных жизней. Но об этом он даже не думает, не думает тот голос, который теперь стал главным в его голове, который и вел его через гущу событий, убивая абсолютно всех, у кого крылья были белоснежными, притягательными огоньками в этом море тел.       Но самым притягательным был белый замок, расположившийся немного к западу от Тэхена, сверкающий и прекрасный, манящий его туда спуститься, добраться до главных врат. Потому что именно там и была причина его сумасшествия, причина, почему он сейчас так маниакально рвался туда через толпу ангелов, выкашивая их одного за другим, чтобы никто не смел его остановить. А никто и не планировал этого делать. Даже не смотря на то, что это была война, не смотря на то, что каждая сторона отстаивала свои интересы, ни один ангел или архангел не желал вступать в контакт с Тэхеном, чья власть была просто безграничной. Он сам выискивал самый сложный путь до замка, сам шел через гущу событий, ведомый желанием утолить свой первостепенный голод, чтобы потом на «чистую» голову насладиться этим прекрасным моментом встречи с Чонгуком.       Где-то вдали Люцифер сцепился в жестокой битве с Михаилом, где-то вдали гром оглушительный загрохотал и красные, кровавые разряды молнии бесконечными зигзагами начали прорезать небосвод, оповещая, что чистоте в мирах уже никогда не вернуться. Но все это для Тэхена не важно, он без жалости убивает очередного ангела, прежде чем в свободном полете опуститься на вымощенную белым камнем тропинку, прямо у врат в белый замок.       Здесь внизу, словно все было по-прежнему, только Солнца ослепительного не было, только природа вдруг потухла вся. Лишь над головой раздавались вместе с барабанами грома бесконечные удары металла о металл. Но они не волнуют Тэхена, черно-голубые глаза смотрят только в мягкую темноту замка, не встречая никакого сопротивления. Здесь было пусто, все сражались далеко в небесах, отстаивая свои идеи. Путь был свободен. И Тэхен без колебаний двинулся внутрь, мягко шурша черными крыльями по полу.       Он точно не знал, где здесь Чонгук, куда его переместили после того, как Тэхена изгнали в Ад. Его не смогли бы вытащить из Рая, не смогли бы вскрыть капсулу или просто ее скинуть с небес — такая магия для уничтожения никому не доступна, самому Тэхену недоступна. Потому он уверенно шел вперед, носом втягивая воздух, пытаясь уловить аромат глицинии в нем. Маленький архангел, наверняка, находился на обитаемой стороне замка — понимает Тэхен, уверенно следуя в левое крыло, в котором и сам когда-то жил. Но теперь это было недостижимым и далеким, это отчего-то почти стерлось из памяти. В ней осталась только боль и жестокость, которую ему принесли местные жители. Ненависть ко всему светлому и чистому, непорочному.       Тэхен раздраженно глазами блестит, уверенно поднимаясь на второй этаж по белым ступеням. Его новому Я теперь даже этот цвет не нравится! Ему все здесь не нравится! Есть стойкое желание все спалить дотла, уничтожить, чтобы в груди монстр довольно заурчал, смотря, как все, что и так сгнило, полностью канет в небытие. Как ангелы заплатят за все, что сделали, вместе с архангелами! Чистая кровь будет литься…       На Тэхена неожиданно из ближайшей комнаты вылетает ангел с мечом, желая его поразить, сыграть на факте неожиданности. Вот только Хаос ожидал, и не только этого, он носом втянул аромат глицинии, потому с особой жестокостью голыми руками выдрал теплое, дрожащее сердце из груди удивленного парня, брезгливо отбрасывая мертвое тело на пол. Теперь, когда он был так близок к цели, ничто не могло его остановить.       Черные крылья нетерпеливо дрожат, глаза сейчас пугающе-холодные, несущие только смерть, сверкают так, что, кажется странным, как все вокруг не вспыхнуло пламенем. Тем, каким он и желал здесь все спалить. Сердце черное гулко бьется в груди, душа не на месте скачет. Дверь, еще дверь, и Тэхен влетает настоящим хаосом в комнату Джина, идеально рассчитывая увидеть Чонгука именно здесь.       В маленькой белой колыбели, в окружении мягких прозрачных тюлей и прозрачной капсулы спокойно спит обладатель пленящего аромата, мирно сопя открытым ртом, не догадываясь о том, что происходит за пределами его спокойного мира.       У Тэхена до предела расширяются глаза, у него ноги дрожат, когда он идет к объекту своего сумасшествия. Он до последнего здраво понимает, что не сможет к нему прикоснуться, ведь сам и ограничил к нему доступ, но он желает только взглянуть, только еще немного с ним побыть. Совсем немного, чтобы насытить это свое желание хоть ненадолго, чтобы оно перестало его есть, чтобы отпустило. Он просто еще не знает, что его никогда не отпустит. Никогда.       — Стой! — из соседней комнаты к Тэхену уверенно, хоть и с долей боязни идет Джин, держа в вытянутой руке меч, острием направленный на него. Он буквально отрезает Тэхена от Чонгука, вставая между ними. В карих глазах дрожит страх, он явственно боится того, кого когда-то любил, но в то же время он настроен более чем решительно. Он знал, что Тэхен придет сюда, знал, что просто так Чонгука теперь не отпустит. Потому здесь и остался, потому и остался на страже своего ребенка. — Не подходи к нему!       — Я просто хочу на него посмотреть, — Тэхен хмуро сводит брови, но никакой агрессии по отношению к Джину не предпринимает. Он не должен ему навредить, иначе воспитывать Чонгука будет некому. Да, даже если все это исключить, он просто не сможет поднять на него руку.       — Нет! — Джин уверенно качает головой, высоко поднимая крылья над собой. Его пугает эта болезненная зависимость, появившаяся в Тэхене к Чонгуку. Потому он даже не хочет, чтобы Хаос его видел.       — Пожалуйста, всего один раз! — просит, а у самого горят предательски глаза, уже отвечая на немой вопрос. Не один раз, остановиться он боле не сможет никогда.       — Нет, Тэхен! — у Джина голос дрожит, у него в горле ком из слез, потому что он смотрит на того, кого любит, смотрит и понимает, что вся эта тьма, вся эта злость и жажда крови в нем появились именно из-за него. Из-за его такой на первый взгляд обычной просьбы спасти Чонгука, когда они оба попали с ним в Ад, в лапы чертей. Джин во всем виноват. Он во многом виноват, в сломанных судьбах и душах, чувствах порванных и втоптанных в грязь. Ему теперь с этим и жить. Ему все и исправлять.       — Один раз! — просит Тэхен и поддается вперед, грудью упираясь в острие меча, но словно и не замечая этого, глядя только в карие глаза, умоляя. Его на части разорвет, если он не посмотрит на Чонгука еще раз, если не увидит этих прекрасных черных глаз!       А Джин все это понимает, он все видит в выеденных чернотой и тьмой глазах напротив. Видит и боится. Ему больно, но он это заслужил, он заслужил так страдать, за то, что испортил своими страхами беспричинными, своей моралью жизнь им всем. И у него только один выход, только один путь, как все исправить, как все остановить, как вернуть былое спокойствие.       Он слезами давится, сцепляет зубы до скрежета и делает два шага вперед, пронзая сердце Тэхена своим мечом, пронзая насквозь, чтобы он никогда не вернулся, чтобы похоронить эту любовь, эти чувства. Чтобы дать возможность хоть Чонгуку жить счастливо и долго, чтобы искупить свои грехи, но навешать еще большие. Еще ужаснее, убийство — грех, а убийство того, кого так сильно любишь, равносильно убийству самого себя, медленному и мучительному, которое будет делать только больно каждый прожитый день, который ты отнял у другого.       У Тэхена в глазах неверие проскальзывает и одновременно какое-то горькое понимание, что именно этого конца и стоило ожидать. Он не заслуживает счастья, не заслуживает любви и хоть сколько-нибудь светлых чувств. Его голос его предупреждал «Ненужный, нелюбимый, монстр! Монстр!». Все, кем он стал — монстр!       — Прости! — У Джина слезы катятся по щекам, он сам в себе эту бурю подавить не может, не может себе простить того, что сейчас сделал. Но даже с такой болью, даже с такими, убивающими его чувствами, он открывает портал позади Тэхена и толкает его вниз, обратно в Ад, не надеясь, что когда-нибудь его хоть раз еще увидит.       В этот момент, у Хаоса окончательно лопается душа, он сдается своей тьме, чтобы заглушить поедающую его боль, становясь жестоким Гадесом.       END FLASHBACK       *****       В аромате глицинии было спокойно и тепло, уютно. Там не было голода, не было вечного желания убивать и уничтожать. Там было то, чего так долго не хватало измученному, прогнившему сердцу — любовь. Банальная и недооцененная любовь способна была успокоить сам Хаос, саму бурю, которая в слепоте своей могла только разрушать.       Тэхен смотрит на умиротворенное лицо спящего Чонгука, на дивные пухлые губы с маленькой родинкой под ними, на ресницы длинные-длинные, на кожу красивую молочную, без изъяна. На то, как он во сне сжимает в руках край подушки и выглядит все тем же маленьким архангелом, которого Тэхен увидел когда-то давно сквозь миллиарды лик.       Он ни о чем не подозревает, просто спокойно спит, под защитой Хаоса, мимо которого и мышь незамеченной не пробежит. Тэхен аккуратно берет ладонь Чонгука, которой он сжимал край подушки, перекладывая его руку в свою, старается архангела не разбудить. Мягко-мягко целует сильно выпирающие костяшки. А потом их сцепленные ладони прорезает короткая золотая вспышка, оставляя на руке Чона нерушимую метку.