Пидоры в Волейболе. Челлендж 2020

      Матсукава увидел его в первый же день. Такого тонкого, ломкого, но широко улыбающегося, обласканного солнцем. Он не ждал ничего хорошего от перевода на новое место работы, а случилось чудо. Случился Макки, как его называл персонал больницы.       Дежурная медсестра показывала ему больницу, вовсю кокетничая и неприлично близко прижимаясь. Матсукава запоминал лишь важное, опуская пустые сплетни. Ленивым взглядом скользил по коридорам, пока не замер у окна. Он заметил его сразу. Среди остальных больных, вышедших на прогулку, тот выделялся ярким пятном. Матсукава замер, смотря на парня через решетчатое окно. И задал первый вопрос за всю экскурсию:       — Как зовут этого пациента?       Медсестра, имя которой он не удосужился запомнить, прижалась к его боку и проследила взгляд.       — Это Макки. Ханамаки Такахиро, — девушку не пришлось просить, она сама начала рассказывать, находясь слишком близко. Слишком. Ее хотелось грубо отпихнуть от себя, смыть с себя ее запах, прикосновения. Но Матсукава терпел. Смотрел на Макки, греющегося на майском солнце, и жадно поглощал информацию о нем. — У него параноидная приступообразная шизофрения. Хороший мальчик, любознательный, но стоит ему остаться в темноте, как у него случаются приступы. Как он говорит, тьма хочет забрать его, разорвать на куски.       Девушка тяжело вздохнула, прерывая рассказ. Но и этого хватило, чтобы еще сильнее распалить интерес. Ханамаки Такахиро. Макки. Нет. Хиро. Его Хиро. Еле уловимо улыбнувшись, Матсукава заставил себя отвести взгляд от солнечного мальчика, и уже в приподнятом настроении продолжил экскурсию. Ему не терпелось остаться на дежурство, чтобы пообщаться с Хиро, подробно изучить его карту. Было бы чудом, если бы ему отдали дело Ханамаки, но чудо уже случилось. Хиро. Красивый, яркий Хиро.       Как новому в этом заведении специалисту, ему дали вести трех суицидников. Скучно, не интересно. Ведь в стенах этой больницы есть Хиро. Борющийся с тьмой, скрывающей в себе демонов, рвущих на куски его хрупкого Хиро. Матсукаве удалось почитать его карту во второй день. Его мальчику было всего семнадцать лет. Неутешительный диагноз ему поставили в десять. А галлюцинации, по словам родителей, начались в пять, когда Ханамаки стал наотрез отказываться спать без света. Родители терпели его истерики, ограждали от темноты и не вели в больницу. Пока в десять лет Ханамаки не подрал себе ногтями вены на обоих запястьях, в одиночестве оставшись без света. Родные еще несколько лет держали сына при себе, а потом сдали в специальное учреждение, после очередной попытки суицида. В деле Ханамаки было указано, что бабушка Ханамаки болела шизофренией в более тяжелой форме. У Хиро почти не было шанса родиться здоровым. Но он должен был появиться на свет, чтобы Матсукава встретил его.       Листая карту, Матсукава увидел, что Ханамаки недавно совершил еще одну попытку убить себя. Он в кровь разодрал себе шею, когда новый санитар по невнимательности выключил свет в его палате. Санитара уволили стараниями родителей Ханамаки. Матсукава бы его убил. Ведь он чуть не лишил его Хиро. Хиро мог бы не случиться с ним. И от одной этой мысли внутри поднималось что-то темное, вязкое.       Поговорить с Хиро удалось на четвертый день, когда Матсукаве поставили ночное дежурство. За час до отбоя он пошел к тому, кто занимал все его мысли. К Хиро. На котором больничная одежда висела мешком. Высокий, но такой худой, что его можно переломить, если крепко обнять. Матсукава не собирался его ломать. Лишь трепетно прижимать к себе, гладить по красивым волосам и сцеловывать солнечную улыбку своего Хиро. Не сразу, конечно. Чуть позже, но Матсукава знал, что это произойдет.       — Добрый вечер. Я новый врач, Матсукава Иссей, — он тонко улыбнулся, смотря в глаза Ханамаки, что медленно отложил детскую книгу с толстыми, мягкими страницами. Тот сосредоточил на нем все внимание. Улыбнулся кривовато и с легкой хрипотцой в голосе, от которой по спине рассыпались мурашки, произнес:       — Будете тесты проводить, Матсукава-сенсей? В ассоциации со мной играть? Надоело.       Матсукава хмыкнул, прошел вглубь палаты и придвинул стул к кровати, где сидел парень с самым возбуждающим голосом и красивой улыбкой.       — Сегодня я хотел бы просто поговорить. Познакомиться.       Ханамаки улыбнулся и лукаво посмотрел, сразу же отводя взгляд, чтобы спрятать заплясавших в глазах чертей.       — Вы со всеми лично знакомитесь, Матсукава-сенсей? Или же за профессиональным интересом скрывается что-то личное?       Это было восхитительно. Лучше, чем Матсукава представлял. Ханамаки с ним заигрывал. Грубовато, на грани фола, но заигрывал. Дерзкий мальчик, смелый. Такой нормальный. Но Матсукава знал, стоит ему выключить свет — и от улыбки не останется и следа. Взгляд затопит страхом, а руки начнут раздирать собственную плоть. Матсукава хотел бы увидеть его таким. Он принял бы его. И желал бы своего Хиро так же сильно.       — Что ты хочешь услышать?       — Что вы защитите меня от Тьмы.       Матсукава невольно улыбнулся немного шире, пальцами комкая уголки карты, которую до этого перелистывал. Он защитит, обязательно защитит своего Хиро. Откровенного, чистого. Ищущего помощи.       — В темноте много страшных демонов?       — Нет, Матсукава-сенсей. Тьма — истинное зло. Она хочет поглотить меня, разорвать на части.       — Ты поэтому себя ранишь, когда она приходит? Чтобы убрать со своего тела ее лапы? — Ханамаки хотелось слушать, чтобы он не прекращал говорить, обласкивая слух потрясающе сексуальным голосом. Стало интересно, как он стонет. Матсукава чуть поерзал на стуле, чувствуя, как сладко потянуло в паху. Когда он возьмет его, разложив под светом ламп, то будет пить стоны с его губ, властно, но не причиняя боли, держа Хиро в своих руках.       Ханамаки удивленно посмотрел и покачал головой, привлекая внимание к шее, обмотанной бинтами. Напоминание о чужой халатности. Ничего, Матсукава зацелует каждый след на светлой, почти прозрачной коже. Горячими касаниями языка перечеркнет всю боль, что испытал Хиро, раздирая себе шею. Он заставит забыть об этом. Вытеснит из его головы все ненужные мысли. Станет для Ханамаки смыслом жизни. Станет светом.       — Я никогда бы себя не ранил, Матсукава-сенсей. Это все Тьма. Совсем недавно приходила, — Ханамаки вздрогнул, обнял себя руками и прикусил нижнюю губу. Совсем ребенок, которого нужно защитить, сберечь от самого себя.       Матсукава справится. Сделает все, чтобы его Хиро не страдал. Казалось, стоило лишь увидеть Ханамаки, и он понял — заберет его. Вытащит из этой клетки, искупает в солнечном свете. После недолгого разговора лишь уверовал — Хиро место рядом с ним.       — Мы разберемся с ней.       — Все так говорят. Только Тьму нельзя победить, — Ханамаки снова улыбнулся, глянул исподлобья. — Но вам хочется верить, Матсукава-сенсей.       Верь мне. Верь в меня. В нас, Хиро. Матсукава неторопливо встал, заставляя себя двигаться. Хотелось остаться. Еще поговорить. Искупаться в тепле чужой улыбки, но не стоило надолго задерживаться, привлекать внимание санитаров, дежурящих в коридоре. Немного потерпеть, побыть без него, без Хиро, в котором жила разрушительная Тьма.       — Отдыхай. Еще пообщаемся, — Матсукава не сдержался, коснулся его, проведя ладонью по волосам. Смотря, как довольно жмурится Ханамаки, он продлил ласку, соскальзывая ладонью ниже, на шею. Чужой пульс лихорадочно бился о пальцы, а кожа была такой нежной-нежной, пока ладонь не наткнулась на бинты. Это отрезвило. Матсукава убрал руку, горящую жаром желанного тела, и пошел к двери.       — С удовольствием еще пообщаемся, Матсукава-сенсей.       Пообщаться получилось только через четыре дня. Матсукава старался прилюдно не проявлять интерес к Ханамаки. Но выйдя на прогулку с одним из своих пациентов, он не смог пройти мимо Хиро. Тот сидел в тени дерева, выглядя задумчивым. Таким Матсукава его еще не видел. И даже без полюбившейся улыбки он был прекрасен. Его Хиро.       Матсукава подошел к скамейке, останавливаясь и сжимая ладонью хрупкое плечо. Ханамаки даже не дернулся. Не повернулся. Будто знал, что он придет. Будто ждал его.       — О чем задумался, Макки?       — Смогу ли я убежать от Тьмы. Когда я уеду за океан, последует ли она за мной или оставит в покое?       Матсукава напрягся, сильнее сжав плечо в попытке удержать подле себя. Будто бы Ханамаки мог куда-то деться. Не мог же?       — Приходили родители. Они хотят перевезти меня в хорошую клинику в Америке. Говорят, что там мне смогут помочь.       Матсукава не мог поверить услышанному. У него хотели отнять Хиро. Увезти его. Спрятать. Холодом окатило все тело, после резко ударяя жаром в затылок. Он не позволит этого. Никому не отдаст своего Хиро, ни его родителям, ни Тьме.       Все подготовить было делом нескольких дней. Раздобыть удобный транспорт, выучить все «слепые» места больницы, узнать время пересменки охраны и санитаров. Матсукава спланировал все идеально. Он не сомневался, что все получится. Он верил в себя, верил в Хиро. Верил в их совместное, светлое будущее. Он спустился в подвал, когда одна смена охраны передавала полномочия другой, передвигаясь так, чтобы не попадаться на камеры. Вырубил генератор, полностью обесточив больницу. Все двери открылись, выпуская встревоженных пациентов. В больнице началась паника. Пациенты, напуганные темнотой, разбегались, кто куда. Санитары пытались их ловить и возвращать в палаты, что было чертовски сложно провернуть в темноте. Матсукава спешил к своему Хиро, подсвечивая себе фонарем на телефоне. Его хриплые крики перекрывали общий шум. Ханамаки звал на помощь, умолял избавить его от боли. Его Хиро страдал. Матсукава достал заранее приготовленный шприц с седативным препаратом, и вошел в палату. Его мальчик продолжал кричать, изгибаясь на кровати, и драть короткими ногтями красивое лицо. Он был прекрасен в своем безумии. Но Матсукава обещал защитить, спасти. Он подошел к кровати, скинул на матрас телефон, перехватил одну руку и ввел лекарство. Он чувствовал, как расслабляется Ханамаки. Больше не кричит, не дергается. Матсукава погладил его по расцарапанному лицу, смотря в глаза, в которых еще царила присмиревшая Тьма. И медленно склонился, касаясь губ в легком, почти невесомом поцелуе.       — Я буду твоим светом, Хиро. Мой мальчик, — убрав шприц в карман халата, Матсукава начал медленно гладить Ханамаки по плечам, по рукам, не до конца веря, что все это великолепие — его. Он мягкими поцелуями касался изуродованного лица, все равно считая своего Хиро самым красивым, самым ярким и солнечным. — Я буду оберегать тебя. Я уничтожу твою Тьму. Ты будешь со мной счастлив, Хиро. Веришь мне?       Ханамаки ничего не ответил, закрыл глаза, проваливаясь в беспамятство. Проснется он уже в их новом, уютном доме, где автономный генератор, где света будет столько, что Хиро больше не столкнется со своими страхами. Матсукава сделает все, чтобы искоренить Тьму. Он больше никогда не позволит Ханамаки остаться без света. Еще раз коснувшись мягких, с привкусом крови губ, Матсукава подхватил свое личное безумие на руки и вынес его из палаты.