Пидоры в Волейболе. Челлендж 2020

      Во всем доме не было слышно ни звука. Полнейшая тишина, в которой даже дышать было страшно. Матсукава бесшумно, глубоко тянул раскаленный воздух. Контролировал каждый выдох, чтобы не сорваться на хрипы или стоны. Казалось, что стоит резче вздохнуть или судорожно выдохнуть — и тишина потрескается, разрушится. Что их услышат. Узнают, что они делают.       Рискованно было это начинать, когда за стенкой спали родители Ханамаки, когда не работал телевизор, а на улице не ездили машины. Ничего не замаскирует, не скроет возню, что они устроили посередине ночи. Матсукава понимал, что не стоило ему вставать со своего футона, но Ханамаки провоцировал и дразнил его весь вечер. Щеголял в одних трусах и чуть длинноватой футболке, аргументируя это тем, что ему так удобнее. Лип постоянно, трогал и улыбался так паскудно, что его прибить хотелось. Знал, гаденыш, что Матсукава не любит заниматься сексом, когда в доме кто-то есть, и вовсю издевался.       Он стоически терпел, тонко улыбался и старался не отвлекаться от экрана ноутбука. Упрямо смотрел фильм, но спроси у него, что они выбрали этим вечером, и Матсукава не смог бы ответить ничего внятного. Зато мог бы рассказать, как было приятно ощущать тяжесть ног Ханамаки на своих бедрах. Какие они у него длинные, стройные, с бледной кожей и светлыми, чуть заметными волосками. Сильные, с четко прорисованными мышцами. Рассказал бы, как еле сдерживался, чтобы не погладить по колену, не нырнуть между ног, лаская нежную кожу внутренней стороны бедер. А еще хотелось за пятку его укусить, чтобы не дразнился. Стопы у Ханамаки были сверхчувствительными. И если его нужно вывести из строя, то всегда можно пощекотать свод стопы и наслаждаться тем, как Ханамаки дергается, как начинает хохотать, заражая весельем. Но даже этого Матсукава себе не позволил. Пялился в экран, а перед глазами прокручивались развратные картинки с Ханамаки в главной роли. Матсукава знал, что тот не против перепробовать все, о чем он думает, но время было совсем неподходящим. К ним в любой момент могла постучаться Ханамаки-сан, чтобы узнать — не нужно ли чего ее любимым мальчикам. Испытывать судьбу не хотелось. Они были еще школьниками. Слишком рано открыто говорить об их отношениях, слишком опасно. Матсукава не хотел рисковать, а Ханамаки продолжал провоцировать. Весь гребаный вечер. В ванной даже пришлось подрочить, чтобы сбросить напряжение. Но это мало помогло. Вернувшись из душа, Ханамаки навалился на него поверх одеяла, спеленав всем собой, и начал целовать, тихо посмеиваясь.       — Макки, — Матсукава в одно имя вложил столько мольбы о пощаде, что Ханамаки смилостивился. Куснул его за нос, засмеялся и скатился на пол, после забираясь на кровать под одеяло. Повозился немного, и на лицо Матсукавы упала футболка, пропитанная запахом Ханамаки. Благо не трусы. Ханамаки вновь завозился под одеялом. Пришлось играть на опережение: — Если ты это сделаешь, я свалю домой. А своей маме сам объяснять будешь, что натворил.       — Тч, Матсун. Ладно, — он вновь заерзал, видимо, натягивая трусы обратно, и успокоился. — Спокойной ночи, детка.       — Спокойной.       Уснуть не получалось. Матсукава ворочался на футоне, поглядывая на кровать, где сопел Ханамаки, весь вечер издевающийся над ним. И теперь этот негодник дрых, а он места себе найти не мог. Пытался считать Ойкав, прыгающих в подаче. Представлял себя на море, плывущим на спине. Считал от ста до одного на японском, английском. Вспомнил пару чисел на немецком, который начал учить на спор. Ничего не помогало. Когда перевалило за два часа после полуночи, он не выдержал. Слишком сильно хотел к Ханамаки.       Откинув одеяло, он встал, замирая и прислушиваясь. Было так тихо, что стало даже немного не по себе. Каждый звук в такой тишине сродни выстрелу, но отступать Матсукава не собирался. Опершись коленом на край матраса, он приподнял одеяло и скользнул к Ханамаки. Обдало запахом и жаром обожаемого человека. Матсукава придвинулся ближе, обнимая спящего к нему лицом Ханамаки. К темноте он успел привыкнуть и теперь видел, как тот чуть нахмурился и лениво приоткрыл глаза.       — Мм, Матсун? — со сна он хрипел еще сильнее, и это быстрее погнало кровь по венам. Матсукава двумя ладонями сжал его задницу и настойчиво вжался пахом в пах. Ханамаки довольно улыбнулся. — Долго же ты сдерживался.       — Тише, Макки.       Ханамаки широко улыбнулся. Приоткрыл рот и высунул кончик языка. Матсукава бесшумно выдохнул и прихватил язык губами, втягивая его в свой рот и встречая языком. Целуя неторопливо, чтобы не издавать влажных, пошлых причмокиваний, он вел бедрами, притираясь членом к паху, чувствуя, как быстро заводится Ханамаки. Тот пробежался кончиками пальцев по спине, спускаясь вниз и цепляя резинку штанов. Он стянул их с задницы вместе с трусами, жадно сминая ягодицы. Матсукава от этого чуть дернулся, настойчивее прижимаясь, и словил первый, почти неслышный стон. Он чувствовал скольжение ладоней по бокам, сбивался в дыхании, и послушно отстранился, когда Ханамаки надавил на тазобедренные косточки. Тот сразу стянул с него ткань, горячей ладонью накрывая крепкий ствол. Ханамаки улыбнулся в поцелуй, начиная неторопливо ему дрочить. Но одной лишь дрочки будет мало. Матсукава хотел Ханамаки.       Он спустил с Ханамаки трусы, ладонями ведя по нежнейшей коже бедер, собирая чужую дрожь, и снова сжал упругие ягодицы. Прервав поцелуй, Матсукава навалился на него, опрокинув на спину, и растолкал коленом его ноги, устраивая между ними бедра. Кровать тихо скрипнула, вспарывая тишину. Они оба замерли, прислушиваясь, но за стенкой было все так же тихо. Ханамаки улыбнулся ему и руками погладил по плечам, успокаивая. Согнул в коленях и шире развел ноги, вскидывая таз. Член скользнул по члену и напряженному животу. Матсукаву пробрало легкой дрожью. Ханамаки запутался пальцами в его волосах, массируя кожу, чуть сжимая и оттягивая пряди. Вновь дразнился, подстегивал не медлить.       Матсукава склонился, чувствительным, влажным поцелуем касаясь шеи. Ханамаки гнуло под ним. Он сам двигал бедрами, притираясь, и подставлял шею под ласки. Матсукаву вело от него. Хотелось его. Быть в нем. Двигаться.       — Где смазка? — он проговорил на грани слышимости, губами касаясь уха.       Ханамаки ничего не ответил, улыбнулся довольно и достал из-под матраса тюбик вместе с лентой из трех презервативов. Матсукава вопросительно выгнул бровь, Ханамаки же расплылся в пошловатой улыбке и подмигнул.       Он забрал только смазку, осторожно отщелкивая крышку и выливая гель на пальцы. Ханамаки опасно зашуршал оберткой гондонов, вскрывая и доставая один. Матсукава подался бедрами назад, опираясь на колени, и Ханамаки проворно забрался руками под одеяло, не глядя раскатывая резинку по чужому члену, поигрывая при этом бровями. Матсукава прерывисто выдохнул, на пару мгновений прикрывая глаза. Как же хотелось Ханамаки.       Тот будто мысли его прочел. Осторожно потянул за член, призывая не медлить, и подался к нему всем телом. Перед глазами поплыло. Матсукава скользнул рукой между ног, размазывая по сфинктеру смазку, надавливая на него и вводя один палец. Хотелось промотать прелюдии, вставить уже член и медленно скользить в жаркой тесноте, каждым движением бедер вжимая Ханамаки в кровать. Тот явно хотел того же. Одной рукой окольцевал шею и потянул к себе, ртом потираясь об ухо.       — Ты какой-то копуша сегодня, детка. В тебе страх быть пойманным борется с желанием трахнуть меня?       Матсукава ничего не ответил, Макки четко попал в цель. Это немного злило. Он скользнул пальцем назад, приставляя второй и разом загоняя их до конца. Ханамаки ощутимо вздрогнул и долго выдохнул ему на ухо, начиная покусывать кромку. И как такого не хотеть? Как такого не любить? Улыбаясь, Матсукава с трудом сдерживал стоны, так хорошо ему было. Выдыхал через раз, стараясь спокойно вдыхать, а не рывками втягивать горячий воздух. И так казалось, что они создают слишком много шума. Но за стенкой все еще было тихо, к ним никто не ломился, что подстегивало действовать более смело. Матсукава быстро двигал кистью, растирая по внутренним мышцам смазку. Разводил пальцы, преодолевая сопротивление тугого прохода, давил кончиками пальцев на простату, чувствуя, как Ханамаки потряхивает. Тот тяжело, хрипловато дышал ему на ухо, обнимал двумя руками за шею и еле уловимо вел бедрами, самостоятельно насаживаясь на пальцы.       — Давай уже, детка, — Ханамаки больно укусил его за мочку, одной ладонью съехал вниз и с силой сжал ягодицу, прижимая к себе. — Или я сам трахну тебя.       — Обещаешь? — Усмехаясь, Матсукава вытащил пальцы, удобнее устраиваясь между разведенных ног и направляя член. Он туго вошел на середину и настойчивым толчком вставил по яйца.       — Дааа, — хриплое «да» Ханамаки слилось со скрипом кровати. Матсукава чуть не кончил, испытав целый спектр эмоций и ощущений. Сердце дико билось в груди. Он не шевелился, прислушиваясь, но в доме все так же не было слышно и звука. Только они пакостничали.       Ханамаки так сжимал его член, так жадно прижимался, что жаром обласкивало внутренности и скручивало их в тугой узел. Матсукава толкнулся бедрами, кровать снова неприятно скрипнула. Они оба напряглись.       — Черт. Никогда не замечал, что она такая скрипучая, — Ханамаки еле слышно шептал, продолжая крепко обнимать и прижиматься всем телом.       — Потому что мы никогда не трахались в полнейшей тишине, — Матсукаву слабо колотило от невозможности двигаться. Это пыткой было — находиться в Ханамаки, чувствовать его, но не скользить пульсирующим членом в тугих мышцах. — Давай на футон, Макки.       Отстранившись, он вышел из горячего тела, смотря, как Ханамаки прытко сполз на пол, растягиваясь на футоне, устроившись на животе. Матсукава чуть сверху не упал, запутавшись в штанах, болтающихся в коленях. Быстро стянув всю одежду, он осторожно улегся на Ханамаки, всем весом придавливая его к футону. Тот повернул голову вбок и, улыбаясь, прошептал:       — Подушка пахнет тобой, детка. Тоже хочу впитать в себя твой запах.       Матсукава уткнулся лицом в шею, прерывисто выдыхая. Ханамаки его с ума сводил. Он просунул руку между телами, сжимая член и ведя им по промежности, пока головкой не уперся в тугое кольцо мышц. Матсукава входил медленно, наслаждаясь ощущениями, яркими искрами вспарывающими кожу. Чувствуя Ханамаки всем телом, он обнял его поперек груди, желая еще более тесного контакта. Мягкими поцелуями в шею заглушая любые звуки, срывающиеся с губ, он плавно двигался, почти выскальзывая из желанного тела и настойчиво проникая по яйца. Удовольствием облизывало от каждого движения. Ханамаки под ним на грани слышимости постанывал, заглушая себя подушкой, и комкал ее обеими руками.       Они сорвались перед самым финишем. Матсукава потянул Ханамаки за бедра, заставляя вскинуть зад, резкими, короткими рывками нагоняя оргазм и додрачивая Ханамаки, что беспокойно двигался, выгибался, явно желая скорее кончить.       Ханамаки так и лежал лицом в подушку. Матсукава растянулся рядом. В доме было тихо. Поцеловав Ханамаки в плечо, он погладил его по спине и слабо шлепнул по заднице.       — А теперь вали на кровать.       Ханамаки заворочался, но не ушел, наоборот, прижался к нему, оплетая руками и ногами.       — Не хочу. Буду спать с тобой.       — Твоя мама может утром заглянуть.       — Не заглянет. Она знает о нас.       Матсукава откровенно прифигел. Он и подумать не мог, что Ханамаки-сан, так приветливо встретившая его прошлым вечером, знает об их отношениях. Замечательная женщина. Матсукава укусил интригана за шею, но добился лишь блаженного выдоха.       — Почему мне не рассказал?       — Ты так забавно нервничал весь вечер, детка.       — Негодник.             ***       — Иссей такой замечательный мальчик. Вот бы такого зятя себе.       — Да не вопрос, мам.       — Что?       — Что?