Пидоры в Волейболе. Челлендж 2020

      Завыли сирены, оповещая о прибытии очередного жильца города. Очередной кусок мяса, вброшенный сюда на потеху старожилам и тем, кто делал ставки. Куроо затянул шнурки на берцах и застегнул жилетку, быстро прохлопывая карманы на наличие ножей. Когда его сюда забросили, то отняли лишь огнестрельное оружие и весь запас патронов, оставив военную форму и нож. Сейчас у него их было семь, как и жетонов, оставшихся от каждого члена его отряда. Это проклятое место отняло всех, кто был важен. Близок.       Заброшенный город, обнесенный по периметру высоким каменным забором. Куроо даже не представлял, сколько понадобилось денег, чтобы отгрохать такую махину, увесив ее камерами видеонаблюдения. Сюда ссылали неугодных правительству людей, реальных преступников и тех, кого продали родственники или заклятые враги. На потеху мразям, которые раз в неделю с вертолета сбрасывали сумку с едой и лекарствами. Они наблюдали, как озверевшие люди убивают друг друга за просроченные консервы, и делали ставки, зарабатывая на этом немалые деньги. Удивляло, что в городе был свет и холодная вода. Но на этом все блага заканчивались.       Раз в неделю в город входил отряд военных. Они подбирали мертвецов, если находили их на главных улицах, ведя неточный, но все же учет населения. Но военные никогда не ходили на окраины города, где безымянных трупов было гораздо больше. Если люди относились к группировке, то их закапывали свои же, а если нет, то брошенные, никому ненужные тела сгнивали.       Куроо часто задумывался, изменил бы он свое решение, если бы знал, чем все это закончится. Согласился бы он со своим отрядом зачистить деревню, где остались лишь женщины и дети. Тогда, получив приказ сверху, Куроо попытался объяснить, что в деревне не осталось ни одного мужчины, даже старики ушли на войну. Но приказ не отменили, заставляя выполнить его. Он думал, максимум, что им грозит, — это трибунал и лишение воинских званий. Но и представить не мог, что их посчитают предателями и всем отрядом закинут в этот гребаный город. Пока их, связанных и накачанных какой-то дурью, везли в это место, Куроо урывками слышал, что их отряд «погиб во время выполнения особо важного и секретного задания, и каждый боец получит награду посмертно». Он также слышал, что на них делали ставки. Один из сопровождавших заявил, что патлатый подохнет раньше всех, а Куроо даже заступиться за друга не смог, хрипя на полу фургона и стараясь не выблевать свои внутренности. Тот урод не угадал, Кенма погиб пятым. Первым от них «ушел» Фукунага. Насмотревшись на то, как люди убивают друг друга за еду, и поняв, что выхода из этого места нет, он перерезал себе горло. Эта смерть была на совести Куроо. Не досмотрел, не помешал. Все смерти друзей были на его совести. Несмотря на то, что решение не стрелять по мирным они приняли вместе, именно он отдал приказ уходить. Именно он был виновен, что их забросили в это место.       Драться приходилось практически каждый день. Тогда они ещё не знали, что лучше по городу открыто не ходить. Что заводить новые знакомства — хреновая идея. Куроо был виноват, что впустил в их команду одинокого, тощего паренька, который не выжил бы здесь без поддержки. Дайшо Сугуру в одну из ночей воткнул нож в спину спящего Льва, после чего сбежал. И это была ошибка Куроо. Много позже, когда у Куроо не осталось никого, он выследил этого змееныша и разорвал голыми руками. Долго, смакуя каждый крик, он ломал кости вертлявого ублюдка, после изуродовав до неузнаваемости лицо и порезав на лоскутки его кожу. Легче не стало, но Лев был отомщен.       Третьим «ушел» Такетора. В один из рейдов он кинулся на военного, чтобы отнять автомат, и был застрелен на месте. Кай погиб в одной из драк за сумку с лекарствами, которые им тогда нахрен не сдались. Кенмы не стало спустя месяц после Кая. Они попали в ловушку, перебираясь из одного укрытия в другое. В той ожесточенной драке остались в живых лишь Куроо и Яку, Кенма умирал у них на руках, из последних сил упрашивая Куроо ни в чем себя не винить. Он и не винил. Он ненавидел себя и тех, кто создал это место. Он хотел наружу, найти этих уродов и вырезать по одному, не пожалев и их семьи.       Когда не стало Яку, а на теле Куроо появилось три новых шрама, один из которых пересекал щеку от виска к уголку рта, мужчина лишь каким-то чудом не повторил судьбу Фукунаги. Он заставлял себя жить, не считая смерть достойным наказанием за гибель своих друзей. А вот помнить, что его руки в крови тех, с кем он провел столько лет, сражаясь бок о бок, помнить, что это он лишил их жизни, выжирая себя изнутри этими мыслями, — это было достойным наказанием. Личный ад, в котором Куроо существовал двадцать четыре на семь.       Ещё когда по городу были камеры, он примелькался. Человек, выживающий в одного на протяжении нескольких месяцев. Встречая военных во время рейдов, он часто слышал:       — Тч, ещё не сдох.       — Круто, я поднял две сотни.       — Блядь, живучий ублюдок.       И много подобного дерьма. Он лишь шире скалился и слал их на хуй. Нарывался ли на пулю, или на драку, чтобы из него все дерьмо вышибли, он не знал. Но из раза в раз выходил к военным, изучая их маршрут, обмундирование, численность и прочее. У Куроо была цель, к которой он чертовски медленно, но приближался.       Он всегда «встречал» новичков. Не выходил в открытую, наблюдал со стороны, чтобы знать всех врагов в лицо. Этот раз не стал исключением. Засев в ближайшем к воротам полуразрушенном доме, он пристроился у окна, в обеих руках сжимая ножи, чтобы отбиться, если на него нападут со спины. Пока было спокойно. Никого поблизости не наблюдалось. Но когда привезли парня, то самые отбитые и смелые выдали себя, открыто выходя к новичку. Куроо оскалился, с интересом наблюдая, что будет происходить.       В городе всегда было тихо. Не работали двигатели автомобилей, нигде не играла музыка, не было шумов от фабрик и заводов. Люди даже разговаривать привыкли шепотом, но такое событие, как прибытие новичка, всегда создавало оживление. Куроо смог услышать, что новенький, которого не завалили на месте, оказался врачом. Кто-то из Датеко узнал его, сразу же разогнав остальных желающих полакомиться свежим телом. У новичка был шанс выжить, если он присоединится к Аоне, который ценит и бережет полезных людей. Куроо не считал, что из этого человека получится годный боец, но люди полны сюрпризов.       Увидев своего очередного врага, с которым рано или поздно предстояло столкнуться, Куроо осторожно покинул здание и, обходя все «оживленные» улицы, вернулся в свое убежище.       Он обосновался на западе, заняв квартиру в одной из высоток. На самом последнем этаже, с выходами на крышу, на пожарную лестницу и в подъезд, где уже лет так двадцать не работал лифт, но шахту которого также можно было использовать, чтобы спуститься вниз. Куроо никогда не включал свет ни в комнате, ни в кухне, чтобы не выдать свое местоположение. Лишь в ванной мог зажигать тусклую лампу, чтобы в разбитом зеркале изучать того, в кого он превратился за время пребывания в этом месте. Сколько бы он ни повидал смертей, сколько бы он ни потерял друзей, сколько бы человек он ни убил сам — взгляд все еще был живым, острым, не поблекшим. На коже, испещренной шрамами еще до прибытия в этот проклятый город, появилось много новых уродливых рубцов. Каждый из которых иногда ныл, воскрешая воспоминая, в которых были получены эти ранения.       Куроо провел ладонью по щеке, рассматривая все еще розовый, с кривыми стежками шрам на лице, и шире оскалился. Уроды, что убили Яку, все еще были живы. Он тогда отступил, так как был сильно ранен, но мужчин, отнявших у него последнего близкого человека, запомнил. Куроо их выследил и долго наблюдал, подбирая наиболее удобный момент, чтобы завалить их и получить с этого выгоду. В одной из последних сумок были сигареты, Куроо видел, что его цели добрались до них первыми. Он не курил, но на юге города мог обменять сигареты на еду или информацию, которыми торговал отбитый на всю голову Тендо. Куроо удивлялся, как тот выживал, имея при себе хорошие запасы еды и умея выводить из себя всего парой слов.       Куроо по привычке проверил все свои ножи, заправил все семь жетонов, висящих на цепочках, под футболку и покинул квартиру. Ему было не страшно идти одному против двоих противников, он растерял уже очень давно весь страх. Но когда заметил, что этим вечером к его целям прибавился еще один мудак, немного напрягся, чувствуя, как возбуждение от предстоящей драки щекочет нервы. Он некоторое время вел группу людей, выбирая наиболее удобное место для схватки, где у него будет преимущество, и не сразу заметил, что те ведут охоту. Когда парень, за которым шли его цели, вошел в промышленную зону, Куроо, быстро сориентировавшись, обогнул здание и по пожарной лестнице забрался на третий этаж. Судя по остаткам оборудования, здесь раньше была фабрика. Мужчина затаился в одной из ниш в стене, доставая ножи и прислушиваясь. К нему шли прям в руки, вели к нему тех, кто был нужен.       Выглянув, он заметил дичь, что вели его цели. Куроо тяжело глянул на парня, выходя из своего укрытия, и не сдержал усмешки, услышав шаги троих мужчин. — Хэй, док, — вкрадчиво, чуть слышно позвав парня, узнав в нем новенького врача, который почему-то расхаживал по городу один, он чуть приблизился, напрягаясь всем телом. — Ты или бессмертный, или тупой? Или ты так развлекаешься?       Когда трое мужчин показались на этаже, стало не до насмешек. Куроо не хотел пускать дока себе за спину, но сейчас у него не было выхода.       — Свали отсюда, док, — отойдя к стене, он прижался к ней спиной, давая возможность пройти и сбежать через другой выход. Сам же он метался горящим взглядом между врачом, который с легкостью мог вогнать ему нож в спину, и троицей мужчин, неторопливо к ним приближающихся. Они начали смеяться, отпуская тупые шутки, и достали оружие.       — Кого я вижу? Это тот одиночка, — один из мужчин удобнее перехватил лом, гадко при этом улыбаясь.       — Да, давно пора его завалить. Тодо, это ведь ты порезал его дружка в прошлый раз?       Тот, кого назвали Тодо, громко заржал и достал широкий нож для разделки мяса. Куроо загорелся. У него кровь в венах вскипела от злости и к чертям испарилось хладнокровие.       Оттолкнувшись от стены, он забил на врача, который все еще мог представлять опасность, и, удобнее перехватив ножи, медленно пошел к ржущей над смертью Яку троице. У Куроо глаза застилала красная пелена, кровь долбила в ушах, приглушая все остальные звуки. На задворках сознания он понимал, что у него хреновые шансы против троих хорошо вооруженных здоровяков, но даже не подумал отступиться.       Куроо дрался на адреналине, не испытывая страха, не чувствуя ни боли, ни усталости. Он довольно быстро достал Тодо, всадив ему один из ножей в горло, но с другими двумя, нападающими одновременно, пришлось повозиться. Когда все закончилось, Куроо тяжело, шумно задышал, разом прочувствовав и усталость, и все полученные ранения. У него онемела левая рука, горела скула, тянуло в распоротой бочине и мощно пульсировало в бедре, где до сих пор торчал чужой нож. Кривовато усмехнувшись, чувствуя удовлетворение от того, что победил, что завалил этих ублюдков, он привалился спиной к стене и медленно по ней сполз. Он решил отдохнуть, совсем немного, а потом выпотрошить чужие карманы и вернуться в убежище.       Куроо чувствовал, что сознание уплывает, но не мог ни за что зацепиться, чтобы выбраться из этого марева. В голове пронеслась позорная мысль «сдаться», прекратить бороться и позволить случиться тому, что должно было произойти ещё тогда, когда его отряд начал редеть. Он обычно цеплялся за месть, за цель выбраться отсюда и убить каждого, кто как-то причастен к этому проклятому городу. Но он уже отомстил за всех товарищей, а цель была такой призрачной, такой далёкой…       Чужой голос разорвал мертвую тишину.       — Тебе… Тебе нельзя здесь сидеть, — Куроо невольно дернулся и распахнул глаза, сильной хваткой сжимая нож в правой руке. Через туманную пелену он разглядел дока, который какого-то хрена не свалил, когда у него была такая возможность. Решил добить? Но мужчина просто так не подставится, поборется ещё. — Большая кровопотеря. Ты отключишься через, хмм, минут десять. Быстрее, если нож попал в кровеносный сосуд. К тому же, было шумно. Если в здании кто-то ещё есть, ты не справишься.       Вслушиваясь в чужие слова, перешедшие из шёпота в нормальную речь, проще доходящую до сознания, Куроо с трудом, но усмехнулся, с насмешкой смотря на парня.       — Ты не д… Кхкх… — коснувшись нетравмированной рукой ноющих ребер, он откашлялся и продолжил, стараясь говорить с привычными ядовитыми нотками. — Ты не док, а кэп.       — Нужен жгут на ногу. Вода. И срочно зашивать, — парень чуть помолчал, видимо, раздумывая над каждым словом, и продолжил: — Я дотащу тебя до ближайшего помещения с дверью. Подлатаю. В обмен на информацию. Причин верить мне у тебя нет. Но и шансы дойти хотя бы до выхода из здания невелики. Решение?       Куроо и сам знал, что не жилец, если здесь останется, но у него совсем не было сил и мотивации, чтобы собрать последние крохи упертости и свалить отсюда. Он хрипло вздохнул, взглядом скользя по парню, что выдавал свою нервозность не голосом — действиями. Вел плечами, терзал лямку сумки тонкими пальцами и бегал взглядом по помещению. Боялся? Или же прикидывался? Куроо не знал. И совсем не удивился предложению сделки. Ему сейчас нечего было терять. Он труп, если останется здесь, а так был небольшой шанс выбраться из этой передряги живым. Совсем небольшой. Мужчина не доверял доку, проявившему милосердие. Здесь не делают добро даже в обмен на информацию.       Хрипло выдохнув, он силился ухмыляться, рукой с ножом указав на трупы.       — По рукам, док. Только обшманай этих уебков. Забери все, что имеет ценность. Сигареты, спички, еда, оружие, — он протяжно выдохнул, устав говорить, и невольно прикрыл глаза, начиная сползать по стене вбок. Как же он устал, чертовски просто. Зашипев от боли, навалившись на левую руку, он проморгался и снова принял сидячее положение. Боль немного отрезвила.       — Можешь забрать потом все себе. Все, кроме сигарет. Они мне нужны, — дождавшись, пока парень подойдёт к нему, Куроо хмыкнул, прямо смотря в глаза и медленно убирая нож в напоясную кобуру. Взгляд загорелся азартом. Воткнут в него сейчас лезвие или помогут. Шансы были 50 на 50. Оружия он не увидел.       Зацепившись рукой за чужое предплечье, он неторопливо, сцепив зубы от боли, поднялся на ноги. И сразу же навалился всем телом на дока, не в состоянии самостоятельно стоять.       — Мм, мы только познакомились, а уже так близки. Хм, но я не против интима на первом свидании, — тихо хрипя, он попробовал стоять прямо, но сил не было совсем. — Придется тебе попотеть, док. Я бы предпочел иные обстоятельства вспотеть с тобой, но, блядь…       Закинув здоровую руку парню на плечо, Куроо замер, тяжело, шумно дыша. Он силился вспомнить, что видел по пути сюда. Где они смогут пересидеть, пока док его подлечит.       — Нам надо к восточному выходу. В двухстах метрах отсюда будет котельная. Там нас не должны искать. Дотащишь, док? — усмехнувшись, Куроо искоса посмотрел на парня, только сейчас замечая, как тот хорош собой. Холодная, аристократичная красота. — А ты красавчик. Удивительно, что тебя никто не присвоил себе. Здесь с женщинами напряг…       Замолчав, понимая, что может своими словами отбить всю охоту помогать, он сосредоточился на шагах, каждый из которых давался с большим трудом. Парень вообще никак не среагировал, продолжая упорно тащить в указанном направлении. Куроо с каждым шагом сильнее наваливался на него, чувствуя, как сознание снова плавно утекает. Он пытался вновь заговорить, чтобы спровоцировать на разговор. Нужно было хоть за что-то цепляться, и чужой голос был бы отличным маяком.       — Оя, какой серьезный… молчун, — тихо прохрипев, вновь не получив ответа, мужчина протяжно выдохнул, тяжело втягивая воздух.       Каждый шаг отдавался болью. Он с трудом переставлял ноги, какое-то время идя на чистом упрямстве, пока перед глазами не начало темнеть.       — Не спи. Эй! Черт… Ну же, шевели ногами. Да хоть свои тупые комментарии вставляй, только не вырубайся. Я же нихрена здесь не ориентируюсь.       Куроо услышал слова дока, но даже промычать что-нибудь в ответ не смог, теряя контроль над своим телом. Зазвенело в ушах и окончательно почернело перед глазами. Мужчина успел подумать, что это ебаный конец, логичный, да, но, черт подери, сдыхать все же не хотелось.       Сначала он ощутил холод, а после боль, тупую, текущую по венам, охватывающую все тело и не дающую определить очаг. Значит, не сдох. Поборемся еще. Стараясь не издавать лишних звуков, он медленно открыл глаза, мутным взглядом осматривая помещение. Это была котельная, не работающая несколько десятков лет. За разбитым окном серел рассвет. Немало времени он провел в отрубе, и его даже никто не прирезал. Зацепившись взглядом за дока, что сидел у противоположной стены, Куроо нахмурился. Тот никак не реагировал на его пробуждение. Спал?       Поведя плечами, мужчина с трудом подавил стон, зашипев сквозь зубы. Затекшие руки прошило яркой, отрезвляющей болью. Он чувствовал боль и в левой руке, что было чертовски хорошо. Связанные за спиной запястья — хреново, но поправимо. После полного отруба сил было хоть и мало, но они были. Куроо чувствовал, что даже сможет встать, чтобы поговорить со странным доктором, что не убил его при возможности. Осмотрев себя, замечая повязки на раненных местах, он понять не мог, чего этому парню от него надо. Какую он хотел получить информацию, если вытащил с того света. Предусмотрительно связал руки и отнял оружие. Куроо не увидел кобуры, за поясом тоже не было ножа, как и в накладном кармане штанов, которые были порезаны на бедре, где виднелась повязка. Вот штаны было жалко.       Действуя тихо, не дыша лишний раз, чтобы не сорваться на стон, мужчина, абстрагируясь от боли, медленно лег на здоровый бок. Согнув ноги, он лицом уткнулся в плечо, приглушая сдавленный стон, так мощно прошило болью залатанное бедро. Он чуть снова не отключился, удержавшись в сознании лишь диким желанием переговорить с доком. На своих условиях. Достав из голенища берца короткий нож, Куроо дал себе пару минут отдохнуть, поглядывая на парня, и вернулся в исходной положение. В таком состоянии он долговато провозился с ремнем, стягивающим запястья, пиля его. Но док продолжал спать. Мужчина понимал, что тот с ним развлекался много времени, но пока он не знал истинных мотивов, не мог проникнуться благодарностью.       Когда он поднялся, держась за стену, он понял, что переоценил себя. Его мутило и штормило. Замерев, он дал своему телу привыкнуть к вертикальному положению и сильнее сжал нож, готовый защищаться, если док решит напасть сейчас. Проморгавшись, разгоняя темноту перед глазами, Куроо оттолкнулся от стены и не спеша, выверяя каждый шаг, пошел не к парню — к воде, заметив у одного из кранов мокрые разводы, не высохшие за ночь.       Вода потекла тонкой струйкой. Куроо осторожно нагнулся и начал пить, тяжело и прерывисто дыша носом. Он прислушивался, но за спиной было тихо. Док или чертовски измотался, или умер, не иначе. Напившись, Куроо кое-как обтер лицо, замерзая еще сильнее, и двинулся к парню. Дойдя до стены, у которой сидел док, мужчина привалился к ней боком и сполз на пол, усаживаясь рядом, практически касаясь чужого бедра своим. Из последних сил действуя быстро, чтобы не подставиться, он подсунул руку под шею и взял ее в локтевой захват, притягивая парня к себе.       — Просыпайся, спящий красавец. Пообщаемся, — приставив короткое острие ножа к печени, он тихо заговорил, буквально касаясь губами чужого виска. — Не делай резких движений — и наша беседа пройдет тихо-мирно, без эксцессов.       Усмехнувшись, чувствуя, как от близости чужого тела становится чуть теплее, он придвинулся еще ближе, соприкасаясь и бедрами.       — И снова мы с тобой так близки, а я даже имени твоего не знаю, док. Не дело это, не находишь? — хмыкнув, не особо ожидая ответа на эти слова, он продолжил: — Поведай мне секрет. Ты божество какое, ангел или еще какой хрен? С чего вдруг такая благотворительность? Что ты хочешь с меня поиметь, раз не убил, когда была такая возможность?       Прерываясь на тяжелое, хриплое дыхание, ощущая, что сил удерживать парня практически нет, он старался не выказывать этого.       — В молчанку сейчас не вариант играть, док. Рассказывай.       Тот молчал недолго, скорее всего, понимая, что молчание может стоить ему жизни.       — Ты тоже не убил, — парень нервно выдохнул, быстро глянул на него и продолжил говорить: — Мог. До того, как те трое подойдут к укрытию. Но предложил уйти. Здесь это… ненормально.       Вслушиваясь в чужие слова, стараясь оценивать их трезво, а не через пелену усталости и боли, он все же находил их рациональными. Да, он тоже не убил, когда мог. У него не было на это причины. Док еще не успел перейти ему дорогу, они просто случайно пересеклись. Куроо, как бы ни прогнил изнутри, проведя здесь столько времени, но все еще не научился получать удовольствие от убийств, не имеющих смысла. Вчера он кайфанул, отомстив за близкого ему человека. Убив бы парня, что спас ему жизнь, он бы не получил и капли удовольствия.       — Я… — парень ощутимо дрожал и с каждым словом говорил все тише, заставляя склониться ближе к нему. — Я учился спасать людей. Бредил этим, сколько себя помню. Да, я знаю, где порезать, чтобы убить. Куда надавить, чтобы вырубить. Но не могу. Не хочу. Даже если знаю, что здесь чья-то жизнь — самый обесцененный товар. Нельзя стать убийцей по щелчку.       Куроо сосредоточился на шепоте, с каждой минутой все сложнее воспринимая полученную информацию. Перед глазами плясали темные круги. В ушах нарастал звон, а испарина покрывала не только лицо, но шею и спину. Куроо постепенно ослаблял хватку на шее, но нож не выпускал, держа крепко, хоть уже практически не давил острием. Он не проникся доверием после красивой речи дока, но и полностью отметать эти слова не стал. Это место меняет людей. Хороших — или ломает, или превращает в моральных уродов. Из плохих делает конченных монстров. Был ли парень положительным персонажем в этой истории? И сколько он продержится, прежде чем намеренно отнимет чужую жизнь, чтобы выжить?       — «Тот одиночка», — док повернул к нему лицо, прямо смотря в глаза, видимо, оценив его состояние и немного успокоившись. Да, сейчас Куроо был хреновым бойцом. — Так тебя назвали. И это, по сути, вторая причина, после той, что ты меня отпустил. Они тебя знали. Ты здесь не первый день. Хотя удивительно, если ты кидаешься на всех так же безрассудно, как вчера, каким образом до сих пор жив.       Сморгнув застилающую взгляд пелену, он постарался трезво смотреть в чужие глаза, но это было чертовски сложно, когда сознание было мутным и постоянно грозилось уплыть. Хмыкнув, не удержавшись, когда его назвали безрассудным, он судорожно втянул воздух, ощутимо подрагивая. Было чертовски холодно и больно. Но еще было интересно.       — Ты знаешь, как тут выживать. Я не тешу себя надеждой, что протяну долго один. Уже чудо, что все ещё дышу, — парень продолжал говорить, в это время осторожно высвобождая зажатую между телами руку и сжимая его запястье, чуть отодвигая от себя нож. — Вряд ли я нужен тебе. Не скрою, что предпочёл бы компанию одного умелого бойца, хоть сколько адекватного, чем двух и более, как те, что шли за мной. Но. Раз уж мы разменяли друг другу жизни. Поделись информацией. Не думаю, что ошибся, посчитав, что ты достаточно знаешь о местных. К кому здесь можно прибиться? Кто оценит навыки врача, а не мою задницу?       — Оя, мы перешли на новый этап отношений? Уже держимся за руки? — тихо прохрипев, чувствуя, как на пульсе сильнее смыкаются тонкие пальцы, Куроо даже не попробовал отнять руку, понимая — не осилит. Получив ответы на интересующие его вопросы, он замолчал, откидывая голову назад, опираясь на стену. Сложно было удерживать себя в сознании, еще сложнее было принять хоть какое решение. Док не навязывался, как Дайшо, но все же исключать, что это тактика такая, чтобы прибиться, а потом вогнать нож в спину, — не стоило. Но было несколько «но». Они встретились случайно, парень ничего не мог поиметь с него, кроме не очень приятной компании, и вроде бы ему не нужна жизнь Куроо, если он вытащил его с того света.       Тяжело вздохнув, снова переводя взгляд на дока, которого уже не сколько удерживал, сколько обнимал, он тихо заговорил, кривя губы в подобии улыбки.       — Здесь нет никого, кто не позарится на твою задницу, док. Если ты еще не успел заметить, то с женщинами здесь напряг. А трахаться хотят все, — протяжно выдохнув, силясь держать глаза открытыми, он невольно навалился боком сильнее, все чаще подрагивая от пробирающего до костей холода. — Но оценить тебя могут в секторе Шираторизава. Один чудик собрал единомышленников, застолбил за собой небольшой кусок города, где они даже огород обустроили…       Куроо тихо засмеялся, после хрипло закашлявшись, и замолчал на пару минут, накапливая силы. Он возвращал долг, делясь информацией. Не факт, что после этого его же нож не окажется в нем, но шанс, что они оба останутся живы, — был.       — Шираторизава. Их главный ценит полезных людей. Но он любит делиться со своими прихвостнями. Всем, — кривовато усмехнувшись, вспомнив, как наткнулся на труп репортерши, которая попала в их сектор и не продержалась там и месяца, мужчина не стал этого говорить. — Тебя же приняли люди Аоне. Почему ты не остался рядом с ним?       Куроо догадывался, но хотел узнать, что скажет парень. Датеко была не самой худшей группировкой, но и там отбитых на всю голову хватало.       — Я бы остался с Аоне. Он все ещё не забыл, что значит «быть благодарным». Но не рядом с теми, кто рядом с ним. Разошлись в, хм, во взглядах на мою ценность. А я пока не настолько безумен, чтобы требовать пиетет к моей заднице.       Куроо тихо хмыкнул, угадав причины побега. Дав себе еще несколько секунд передохнуть, он продолжил рассказывать о самых крупных группировках.       — К Терушиме и его людям лучше не попадать. Они убивают ради убийств. Врача они не оценят, — крупно вздрогнув, он чувствовал, что с каждой секундой говорить становится сложнее. — Есть одна группировка, которая никогда не нападает, лишь защищается, если первой добралась до сумки с провизией. Но все, кто туда попадают, очень быстро умирают. Остаются лишь старички. Савамура и его приближенные…       Как же хотелось пить и спать. А еще в тепло. Но Куроо упорно игнорировал это, продолжая говорить и жаться к теплому боку. Рука безвольно висела на чужом плече, вторая, в которой был зажат нож, лежала на чужих бедрах.       — Это самые крупные и долгоживущие группировки. Но есть много мелких групп, где по три-пять человек, — прикрыв глаза, он замолчал, выпадая из реальности на несколько мгновений, но упорно выныривая. — Не дай мне подохнуть. А я помогу тебе выжить, пока ты не решишь, как и с кем собираешься здесь жить. По рукам, док? Если нет, то верни мне мои ножи и вали, я чертовски устал…       Мазнув по чужому лицу мутным взглядом, он больше не смог удерживать себя в сознании, растеряв остатки сил, пока дошел к парню и пытался его держать в крепкой хватке. Последней его мыслью было, что он бы хотел, чтобы док остался. Он устал от одиночества.