Пидоры в Волейболе. Челлендж 2020

      Ойкаву хотелось увидеть до мелкой дрожи, разливающейся по всему телу. Иваизуми беспокойно расхаживал по зоне ожидания, поглядывая на табло. Самолёт приземлился пятнадцать минут назад. Оставалось подождать совсем немного, и он сможет прикоснуться к Ойкаве. Как же Иваизуми соскучился.       Отношения на расстоянии — пытка. Но если бы Иваизуми предложили отмотать время назад, изменить все, оставшись с Ойкавой друзьями, он бы послал нахер предлагавшего. Ни за что бы себя не лишил хоть и редких встреч, но наполненных теплом и безграничной любовью. И как бы это ванильно ни звучало, Иваизуми даже представить себя не мог без Ойкавы. Без его улыбок, искренних, предназначенных лишь ему. Без тихого голоса по Скайпу, когда Ойкава борется со сном, но продолжает рассказывать, расспрашивать. Без жадных объятий, когда все же удается встретиться. И камикадзе окажется любой, кто попробует в первые дни встречи отнять у него Ойкаву.       Иваизуми скучал в разлуке. До тихого воя в подушку от невозможности обнять прямо сейчас. До боли в груди, когда не получалось увидеть, поговорить. Но никогда бы не стал отговаривать Ойкаву свернуть с намеченного пути. Да, было тяжело принять и переезд в Аргентину, и смену гражданства, но Иваизуми знал — именно там, именно так Ойкава сможет реализовать себя. Сможет быть счастлив. А он подождёт, веря — рано или поздно Ойкава вернётся в Японию и останется здесь навсегда. Пока же Иваизуми довольствовался редкими встречами, подпитывающими его и дающими сил продержаться ещё немного. До следующего раза, когда он сможет обнять Ойкаву и зацеловать его улыбающиеся губы.       Погрузившись в свои мысли, невидящим взглядом смотря перед собой, он пропустил появление Ойкавы. Тот налетел на него со всей мощью, через крепкие объятия передавая чувства. Сжав его в своих руках, всего на пару мгновений утыкаясь носом в шею, глубоко вдыхая родной запах, Иваизуми чуть отстранился, чтобы посмотреть на него. Зацелованного солнцем, красивого до щемящей нежности и с диким блеском в глазах, от которого сладко тянуло в паху.       — Привет, Ива-чан. Заждался? — Ойкава лукаво улыбался и, не дав ему ничего ответить, ловко надел на его голову шляпу. Офигевши нахмурившись, Иваизуми исподлобья смотрел на черные полы головного убора. Объятия затягивались, на них уже точно косились, но Иваизуми не убирал рук с горячего тела, а Ойкава продолжал прижиматься, поправляя на нем чёртову шляпу. — Мм, отлично смотрится.       Ойкава тихо засмеялся. Иваизуми был уверен, что выглядит ужасно. Что же этому ненормальному пришло в голову, что он притащил ему шляпу?       — Ойкава, — строго проговорив, пусть он и сам начал улыбаться, заражаясь чужой улыбкой, Иваизуми все же опустил руки, желая хоть немного соблюсти приличия. Выходило хреново, ведь Ойкава не отлипал. Продолжал и так, и эдак крутить шляпу, то сдвигая ее на затылок, то набок или на лоб. Иваизуми не противился, жадно впитывая в себя близость обожаемого человека. — Объяснишь, что за хрень ты творишь?       Ойкава, лишь вскользь глянув в глаза, изогнул губы в чувственной улыбке и продолжил возиться со шляпой, от которой стало жарко голове. Руки не поднимались оттолкнуть его. И хоть хотелось скорее оказаться дома, где можно было смело обнять, поцеловать, а потом до утра не выпускать из объятий, Иваизуми ждал, пока Ойкава наиграется.       — Мне приснился сон, Ива-чан, — Ойкава в очередной раз поправив шляпу, ласково огладив пальцами за ушами, наконец посмотрел в его глаза, продолжая говорить до дрожи сексуальным голосом: — В нем ты был в одной лишь шляпе.       Ойкава скользнул ладонью по его шее, пуская мурашки по спине, и теснее прижался, коснувшись губами уха.       — Только в шляпе, и все. Понимаешь, Хаджиме?       Иваизуми понимал. Ох, как он понимал. Вокруг них люди, механический голос сообщает о прибытии ещё одного самолёта, а Иваизуми видит лишь Ойкаву, слышит только его голос и чувствует, как у него начинает вставать. От желанной близости, от любимого голоса и от разыгравшейся благодаря Ойкаве фантазии. Ойкава засмеялся, явно замечая его реакцию, и немного отстранился, говоря уже совсем иным тоном. Беззаботным, бодрым, без соблазнительных ноток.       — Сон приснился прям перед вылетом. Хорошо, что у меня была пересадка в Лондоне, успел по магазинам пробежаться и купить тебе сувенир, — Ойкава хитро поглядывал, явно довольный собой и своей выходкой. — Тебе так идёт, Ива-чан.       Смотря на своего ненормального, но самого нужного, Иваизуми понимал, что расхаживать по аэропорту и ехать в такси со стояком — вот совсем не вариант. Да и если Ойкава нарывался не на это, так на что тогда? Улыбнувшись, отмечая, как ещё ярче загорелись чужие глаза, он так же бодро, в тон Ойкаве ответил:       — Правда? Чертовски интересно посмотреть. Прям не терпится.       — Да? Тогда пойдем скорее, Ива-чан, — Ойкава схватил его за руку, во второй сжав ручку чемодана, и потащил к туалету.       Иваизуми сдвинул сумку на пах, чтобы не привлекать к их парочке ещё больше внимания, и крепче сжал тонкие пальцы. Ойкава закатил чемодан в туалет, хищным взглядом осматривая закрытые двери. Да, идея была не лучшей. Уединиться в туалете аэропорта оказалось очень сложно, но Ойкава, судя по всему, отступать не собирался. Как только одна кабинка освободилась, он затолкал туда чемодан и зашёл сам. Иваизуми подошёл к раковине, где стояло несколько человек. Глянув на себя в зеркало, он тихо хмыкнул. Шляпа ему совсем не шла, но снимать ее не хотелось. Сдвинув ее затылок, он дождался, пока мужчины свалят, и стукнул костяшкой пальца по двери кабинки, где засел Ойкава. Иваизуми не представлял, как они там поместятся. Два здоровых парня и довольно-таки объемный чемодан. Но Ойкава ловко уцепил его за ветровку и затащил вовнутрь.       — Ну наконец-то, — нетерпеливо, без лукавства проговорив, Ойкава вжал его в перегородку и смачно засосал, тихо при этом постанывая. Ох, как же они палились. Но оторваться от Ойкавы не было сил. Иваизуми вскользь отметил, что чемодан Ойкава поставил на закрытую крышку унитаза, освободив им немного пространства.       В соседних кабинках смывали воду, у рукомойников постоянно кто-то топтался. Работала сушилка для рук. Объявляли о прибытии и отправке рейсов, а Иваизуми слышал лишь одного Ойкаву. Его тихий шепот, срывающийся с губ между одуряющими поцелуями. Тот говорил, как скучал, как хотел увидеть. Как невыносимо быть не вместе. Боги, Ойкава озвучивал его мысли, будто в голову к нему залез и по одной выковыривал их. Иваизуми даже не понимал, от чего заводится больше, от горячих поцелуев или откровенных слов, прицельно бьющих в сердце. Черт. Он так до тридцати не доживёт, если Ойкава своей откровенностью будет вонзать в него горячие иглы, одновременно делающие хорошо и больно.       — Замолчи, замолчи, замолчи, — хрипло зашептав, Иваизуми сжал его лицо, целуя, не давая говорить. И только сейчас ощутил, что их обоих трясет.       Беспорядочно целуя лицо, он съехал ладонями на шею, гладя, слегка сжимая, не представляя, как оторваться от него. Вечность бы так провел, прикасаясь к нему, целуя, слыша его тяжёлое дыхание и тихие постанывания. Отзывчивость Ойкавы всегда сносила крышу. Этот раз не стал исключением. Подавшись вперёд, Иваизуми вжал его в противоположную перегородку, припадая губами к шее, чувственно вылизывая и засасывая кожу. Чувств было так много, что Иваизуми сожрал бы Ойкаву, лишь бы тот никогда больше от него не улетал. В такие моменты он всей душой ненавидел Аргентину, но ни разу, ни одного чертового раза, не попросил остаться.       Ойкава цеплялся за него, гладил по спине, болезненно хватался за бока и бедра и из раза в раз втягивал в поцелуи, пропитанные таким коктейлем из чувств и эмоций, что Иваизуми боялся захлебнуться.       — Ива-чан, Ива-чан, Хаджиме, — Ойкава как заведённый между поцелуями шептал его имя, голодно смотря, будто до конца не верил, что они снова встретились, снова могут быть близки. Всего несколько дней, но они будут вместе.       Нужно было скорее валить отсюда, сбросить напряжение и забрать Ойкаву домой, спрятать его ото всех. Любить его. Потянувшись к застежкам его штанов, Иваизуми быстро расправился с ними, запуская руку в трусы. Горячая тяжесть члена приятно легла в руку. Сжав на нем пальцы, заглушив стон очередным глубоким, влажным поцелуем, Иваизуми крепко зажмурился. Как же он хотел Ойкаву.       Пришлось немного податься бедрами назад, когда Ойкава полез к его штанам. Сталкиваясь руками, жадно пытаясь прижаться друг к другу и чувственно целуясь, они дрочили друг другу, что совсем не сбивало градус возбуждения, лишь приближало физическую разрядку. Пальцы Ойкавы на члене ощущались потрясающе. Он сжимал горячий стояк именно так, как нравилось Иваизуми. И чередовал дразнящую ласку подушечками пальцев с быстрым, грубоватым темпом. Даже дрочкой тот сводил его с ума. Прервав поцелуй, понимая, что ещё немного — и он просто свалится от кислородной недостаточности, Иваизуми тяжело дышал в покрасневшие, влажные губы, потемневшим взглядом смотря в такие же дикие, как и его, глаза. Лаская Ойкаву, возвращая каждое приятное ощущение, он свободной ладонью гладил его по шее, досадуя, что сейчас не получится ощутить его всем телом. Хотелось кожа к коже, хотя сейчас, казалось, Ойкава касается его души. Выжигает ее, оставляя след.       — Хаджиме, — тихий стон на выдохе колкими мурашками разбежался вдоль позвоночника. Иваизуми коснулся его губ приоткрытым ртом, желая выпить его без остатка. — Я сейчас кончу.       Иваизуми сильнее сжал его член, с оттягом водя по нему, и сам быстрее задвигал бедрами, желая разделить с ним это безумие. Нехотя убрав руку с шеи, он зашарил по стене, натыкаясь на катушку с бумажными полотенцами. Не хотелось терять время, замывая следы спермы на одежде, поэтому пришлось подставить комок из полотенец.       Все ближе находясь к оргазму, Иваизуми тяжело, хрипло задышал, ткнувшись лбом в плечо Ойкавы, чувствуя его напряжение. Тот продолжал ему дрочить, свободной рукой до боли сжимая шею Иваизуми сзади. Блядь. Дрочили друг другу как малолетки и умудрялись с этого сгорать. Любовь творит чудеса, блядь. Кривовато усмехнувшись этой мысли, Иваизуми резко выдохнул и прикрыл глаза, пропуская через себя мощные, колкие волны оргазма. Ойкаву потряхивало, тот жался к нему, сорвано дышал на ухо и ещё сильнее давил пальцами на шею, пережидая нахлынувшее удовольствие.       Иваизуми первым зашевелился. Выкинул испачканные салфетки и начал поправлять на Ойкаве белье и штаны. Тот безвольно повесил руки, оперся затылком на перегородку и смотрел на него теплым, сытым взглядом. Демонюка. Даже так он умудрялся соблазнять. Легко поцеловав его в губы, Иваизуми отстранился и поправил на себе одежду, тщательно осмотрел и себя, и Ойкаву на наличие следов. Все было чисто.       — Знаешь, Ива-чан, — Иваизуми вскинул на Ойкаву взгляд, замечая, что тот снова по-лисьи улыбается. — В моем сне шляпа была сооовсем не на голове.       Иваизуми засмеялся, прекрасно понимая, что имел в виду Ойкава, и готов был исполнить любую его фантазию, претворить в жизнь любой сон, лишь бы тот был рядом и так же счастливо, как сейчас, улыбался.       — Я понял тебя, извращенец. Посмотрим на твое поведение, — тихо прошептав, Иваизуми сдвинул шляпу на лоб и выскользнул из кабинки, сразу же словив на себе несколько взглядов. Как ни в чем ни бывало вымыв руки, он включил сушку, стараясь не представлять, как будет прикрывать шляпой пах, оставшись полностью обнаженным, а Ойкава будет пожирать его взглядом. Обязательно будет. Довольно улыбнувшись, он тихо кашлянул, и через пару секунд из кабинки вышел такой же довольный Ойкава, таща за собой чемодан. Забрав его, Иваизуми, пользуясь тем, что все посетители туалета сидели по кабинкам, коснулся уха и тихо проговорил:       — Поехали домой, Тоору.       Улыбкой, которой одарил его Ойкава, можно было бы завоёвывать страны. Но она принадлежала лишь ему одному.