***
Я наблюдал за ней со второго этажа дома. Отблески камина оставляли озорные узоры на её лице. Мия сидела, склонившись над книгой: нежные волосы касались страниц, сама она внимательно вчитывалась в текст. И что-то вновь скользнуло в её теле – что-то едва уловимое, нечёткое, эфемерное. «Грация?» Неуловимое скользнуло – и в ту же секунду стыдливо растворилось. — Ты некогда рассказывал, где у тебя в доме находится библиотека. Ты не против Омара Хайяма? — Ты совершенно точно угадала одно из моих литературных предпочтений. ...Пара секунд молчания... — Виктор, что случилось с твоей настоящей семьёй? Я бросил неоднозначный взгляд. — Вспышка тифа. Голос давно не дрожал от этих воспоминаний. Но всё же он становился заметно холоднее и тише. — Я не помню себя человеком – может быть, только окружающую меня обстановку. Мать и отец... Они слишком далеки в моих воспоминаниях. Поэтому мне сложно понять твой мир и твоё человеческое мировосприятие, — конечно, я лгал. Когда теряешь близкого человека, воспоминания, связанные с ним, резко разгораются в твоей памяти. — Почему ты настоял на обращении? — Мия, я не обращался за помощью к психологу. Она смутилась. Вновь смутилась. Ей это было не к лицу. — Я рос проницательным ребёнком. В малом возрасте сумел распознать в Ноэле нечеловеческие черты. Терять было нечего – впереди виднелось необозримое будущее, мне не хотелось подчиняться законам времени всю жизнь. Конечно, Ноэль раскрыл тайну – он слишком меня любил – и провёл обряд обращения в определённый срок. — Чем ты так его очаровал? — Он отличил во мне черты очень мудрых суждений и полноту душевных сил. По его словам, он никогда бы не простил себе такую непозволительную оплошность – оставить весь мой потенциал нераскрытым. Мия, мы много говорили обо мне, это не слишком этично. Расскажешь что-нибудь из твоей биографии? Ты всё-таки живёшь в моём доме, и я, как тактичный хозяин, должен узнать что-то о своей, — «подопечной?» — протеже. — Виктор, говорить о прошлом, когда ты не видишь своего настоящего, тяжело. Я когда-нибудь обязательно тебе всё расскажу. Только не сейчас. Мне не было слишком интересно услышать биографию восемнадцатилетней девочки, но говорить всё время обо мне и впрямь было не слишком культурно. Я тактичным знаком завёл руку за её плечо, как бы располагая к чтению. В этом не было ничего дурного: я занимался своим любимым делом, и присутствие внимающего существа не только не мешало, но и как-то добавляло ожившим строкам немного экспрессии. Мия благодарно поёжилась – я бросил последний взгляд, заметил неуловимое преображение – и мы растворились в древности человеческого прошлого. — Добро и зло враждуют: мир в огне. А что же небо? Небо – в стороне. Проклятия и яростные гимны Не долетают к синей вышине. — Какое оно безмятежное, это небо. Такие беспечные и глубокие строки, — отрешённо произнесла она, глядя в огонь. Девушка спокойно дышала на моих коленях, я разделял эту гармонию – ценность спокойных часов в круговороте её несчастий – и лишь гулкий ветер за окном едва мог напомнить о присутствии целого мира за стенами моего дома.«...Добро и зло враждуют: мир в огне. А что же небо? Небо в стороне...»
9 февраля 2020 г. в 02:31
Заглянув к ней в спальню, я увидел нежно сопящую девушку. «Вероятно, скоро ты сменишь образ жизни на ночной, если, конечно, примешь своё вампирское начало». Я отправился в свой кабинет. Где-то внутри меня лесть подаренных Скорсезе комплиментов медленно тлела и подталкивала к новым действиям. «Необходимо проверить Рубенса в Петербурге и осведомиться о состоянии реставрационных кампаний», — чётко выстроил концепцию я. Голос на другом континенте холодно меня поприветствовал, но, узнав мой тембр, вмиг принял раболепный тон.
— Господин Гилберт, для нас честь общаться с Вами лично.
— Я собираю сведения о состоянии некоторых произведений. Каковы их условия на данный момент?
Служащая музея очень подробно передала все детали. Эрмитаж с каждым годом посещало всё больше людей, в частности, европейцев, что, признаться честно, доставляло мне большое наслаждение. Я долго её слушал, и в один момент дубовая лакированная дверь приотворилась. Мия смущённо заглянула в кабинет, я сделал мягкий жест: «Постой». И спешно попрощался.
— Как ты себя чувствуешь?
— Более чем прекрасно, спасибо. Виктор, у меня точно не вырастут клыки?
— В среднем они начинают свой рост через несколько часов после обращения, — я улыбнулся её наивности.
Девушка присела на массивное кресло и сложила ручки перед собой. Я несколько поразился её внешнему виду: с утра она надела кожаные бриджи и строгий топ. Что-то изящное скользнуло в её образе – или мне просто показалось. «Она так молчалива... Смущена, я полагаю. Но чем? Ах да... Вероятно, её мужчины до меня не ограничивались такими скромными действиями. Или же наоборот, никогда так властно себя не вели».
— В общем говоря, — я решил разрядить обстановку и откинулся в своём кожаном кресле. — Я советовался с Ноэлем по поводу твоего странного обращения, ни о чём подобном он не слышал. Такие вещи не происходят случайно, Мия. Я чувствую, что масштабность данного инцидента уходит корнями в глубокую древность.
— Макс говорил, что в ближайшее время намечается концерт Бенни Барта. Мне подумалось: возможно, там я смогу узнать больше? Должно быть, соберётся много людей...
— Ты, конечно, права.
— Проблема заключается в том, что я не вхожа в круги золотой молодёжи и ни с кем там не знакома. Так просто мне туда не пробраться.
— Ах, ты об этом.
Она замялась:
— Ты знаком с Бенни?
— Естественно, я знаком с этой личностью. Он никогда не представлялся мне слишком желанным гостем в моём доме. Предпочитаю держать строгую дистанцию.
— И всё же... мы могли бы сходить на мероприятие вместе?
— Мия, я не планировал ещё долгое время появляться в обществе.
Она смущённо опустила глаза и вмиг погрустнела. Мне действительно не хотелось быть с людьми – я чересчур пресытился их бестактностью. И выходить с этой девушкой в свет... Слишком приятной задумкой это не являлось: я прекрасно помнил свои чувства в ночь суда.
— Впрочем, идея очень здравая. Я созвонюсь с Бенни и оповещу его о моём возможном визите, — скрепя сердце, но всё же дал своё согласие я.
— Виктор, я буду тебе бесконечно благодарна.
— Не стоит, — отмахнулся я. — Я ведь дал себе обещание охранять твой покой.
Я произнёс это, не успев опомниться. Очевидно, я не хотел этого говорить, ведь это обещание тихо покоилось в самых тёмных закромах моей души и никому о нём не должно было быть известно.
— Обещание? Мой покой? Виктор?
— Позволь мне завершить работу. Подожди, пожалуйста, в гостиной.
Она тихо удалилась, а я где-то глубоко внутри почувствовал колкое смущение. «Сказать в сердцах такую сокровенную вещь? Казалось бы, что может быть глупее...»