***
Я отвлекался от дел каждое мгновение, позже, окончательно забросив идею поработать, принялся размышлять и предался ностальгической рефлексии. В разуме всплывали смутные воспоминания европейской жизни. «Сколько людей хотели видеть меня в роли нидерландского Князя... Это, конечно, не может не льстить». Похоже, я действительно поддавался соблазнительной гордыне и тешил себя мыслями о мнимом величии. «Я не имею права лелеять в себе подобные помыслы. Моя жизнь состоит из покоя: я слишком много видел и слишком многое пережил, чтобы предаваться бессмысленному желанию власти». За тягостным рассуждением протянулся час. Я услышал голос в холле... «Мия?» Я быстро вышел в коридор, радостно разведя руки в знак доброго расположения духа. Но, увидя, с кем в мой дом принесло эту неугомонную бестию, я свёл руки на груди и в следующую же секунду приготовился к атаке. Фолл оказался крепким юношей, ликантропные способности у него были отточены до предела. В первое же мгновение он кинулся в мою сторону и, получив ответный удар, внимательно слушал мой отравленный желчью шёпот: — Какая вопиющая бесцеремонность... нападать вот так, да ещё и в стенах моего дома. Он продолжил атаки – я отвечал с достоинством, но не в полную силу. Как только могло наполовину человеческое существо противостоять высшему созданию планетарного пространства? Он явно не стремился меня убить – возможно, только покалечить. Меня это не раздосадовало, наоборот, даже заставило немного взбодриться. Схватка была далеко не дружеской, и в один момент я, собираясь нанести удар, мгновенно остановился: Мия начала всхлипывать и... расплакалась. Мы удивлённо на неё уставились. Во мне смешались чувства некоего смущения и неснисходительной жалости. Она менялась на моих глазах, но всё же сохраняла прежнее, человеческое... Я хотел видеть её сильным существом. — Мия, что с тобой? — удивился Фолл, выступив вперёд. Я уверенно преградил ему путь рукой: — Не плачь, пожалуйста, это ни к чему. Девушка всхлипывала и дрожала, испуганно смотря на нас. Я подошёл к ней ближе и успокаивающе взял её за предплечье. Она посмотрела на меня и дотронулась до моих пальцев. Кивнула. — Полагаю, будет разумнее обсудить всё за чашкой чая, — не разворачиваясь к волку лицом, абсолютно спокойно предложил я. — Да... Пожалуй, — он, конечно, был обескуражен моим поведением. В его понимании я должен был выйти из себя, растоптать собственное достоинство. — Я не выношу подобных звериных методов, — сверкнув клыками, злостно сказал я. Оппонент лишь тихо зарычал. Я провёл Мию в гостиную и приступил к завариванию чая. Его аромат всегда меня успокаивал. Я элегантно провёл рукой по сосудам с сухими листьями, как бы выбирая, чем угостить столь нежданных гостей. — Мия, сперва ответь, пожалуйста, в порядке ли ты? От тебя вновь исходит заметно иссякшая энергетика, — я скользнул взглядом по запястьям – они были в мелких ранах. — Ты абсолютно невнимателен, — вставил волк. — А ты совершенно бестактен и бесцеремонен, — я даже не посмотрел на него. — Хватит. Пожалуйста. Меня похитили, Виктор. Отвезли на какой-то старый склад, привязали и насильно хотели там удержать. К счастью, я хоть немного свыклась со своими Дарами и смогла выбраться... Единственный мужчина, который остановился у дороги, согласился отвести меня только к Максу. Самый близкий адрес. Не двигаясь, я слушал историю и чувствовал, как во мне медленно поднимается прискорбное негодование. — Хороший ты попечитель, — саркастически протянул ликантроп, — она два раза чуть не погибла. Ты не посвятил Мию в тайну существования волков, ты не смог защитить её от опасности, — он открыто надо мной издевался. — Лучше бы тебе молчать, Фолл. Мы долго говорили, помешивая ароматный напиток. Оборотень не слишком галантно себя вёл, но стерпеть его персону было мне под силу. Я сильно тревожился. — Мия, тебе ничего не повредили? — У меня сильно болят рёбра. Быть может, это просто фантомные боли. В момент драки мне казалось, что они вошли в плоть лёгких. И запястья... — она потёрла сорванную кожу и закусила губу от боли. — Я залечу. Только не тревожь их понапрасну. — Я бы на твоём месте обратился к настоящему доктору, — насмешливо продолжал он. — Пожалуйста, не говори, если не знаешь, Макс. Виктор – замечательный врач. — Как пожелаете. Мы обсудили вампирские способности новоиспечённой прислужницы ночи и сошлись на едином мнении, что их придётся упорно оттачивать, хотя судьба и так предоставляет подобную возможность практически каждый день. На прощание Фолл попросил сообщать о состоянии Мии и утвердительно мне кивнул. Как только дверь дома захлопнулась, я серьёзно посмотрел на девушку: — Я переживал. В этот момент её снова было жаль. Выступающие ключицы, осунувшиеся щёки, лопатки, болезненно тонкие запястья. Лишь на четыре недолгих дня я отличил в ней задатки горделивого взгляда и статной осанки – и всё это бесследно исчезло. — В колледж ты, конечно, больше не вернёшься. Ключи от моего дома ты найдёшь в коридоре. — Хорошо. — Скажешь ещё что-нибудь? Она измученно прикрыла глаза и поморщилась: у неё болели рёбра. Девушка снова по-детски вздёрнула нос и протянула ко мне худые руки. Я бессловно приблизился к барной стойке. Она обвила мою шею руками, и из её груди вырвалось тихое «ох», когда я её обнял. — Сильно болят? Она опустила глаза и истошно ответила: — Да. — Давай посмотрю. Аккуратно подняв её на руки, по дороге в спальню я обмолвился: — Ты стала совсем невесомой. Девушка покорно молчала. Ей не хотелось напрасно напрягать голосовые связки. Во всём её образе сквозили отголоски тяжёлого страдания. Я понял, что её рёбра причиняли ей невероятную боль только тогда, когда опустил девушку на кровать. Она с трудом дышала. Я аккуратно распахнул её платье. Она слабо запротивилась. — Мия, позволь мне тебя осмотреть. Это только в лечебных целях... Конечно, я сказал правду только наполовину. Вновь увидев её худую грудь, я ощутил слабый порыв в душе. Мгновенно его уничтожив, я принялся продавливать некоторые участки её диафрагмы. Девушка вздрагивала практически от каждого прикосновения. — Это, конечно, не перелом, но рёбра слегка смещены. Я наложу повязку. Проведя процедуру, я принёс живительную мазь, которая должна была быстро излечить сбившуюся кожу её предплечий. Мия лежала без движения и отрешённо наблюдала за моими действиями. — Спасибо и, пожалуйста... оставь меня. Я нуждаюсь в отдыхе. — Как пожелаешь, — прибрав все лекарства, я кивнул, внимательно её разглядывая.***
Ветер выл за окном непрерывно и очень настойчиво. Я написал Фоллу, что с Мией всё хорошо и что я сделал всё необходимое для поддержания её здоровья. Сидя в гостиной и размышляя, я набрал номер отца: — Доброй ночи, Ноэль. — Мальчик мой, я приношу свои извинения за такие неосторожные наставления. Искренне надеюсь, что ты не держишь зла на своего старика. — Нет, отец, всё в порядке. Глупо заострять внимание на том незначительном, что осталось в прошлом. — В общем-то, я хотел сказать, что эта деву... кхм, Мия, вполне подходит на роль временного увлечения. Ты хотя бы стал появляться в обществе. — Я никогда не терял с ним связь. — Не думаю, что в последние два года ты сильно был к нему привязан. — Ты пригласил Софию и Артура с визитом в Америку? — Отчасти, отчасти, мой мальчик. — Совершенно нелепо было думать, что старые приятели пробудят во мне желание видеть остальных членов моего окружения. — Кто знает. Мия живёт у тебя? — Она сильно ранена. Как придёт в норму, я сообщу. Всего доброго, отец. — До свидания, сын.***
Я читал Томаса Мора до трёх часов ночи, как вдруг услышал тихие вскрикивания из её спальни. Я моментально рванулся туда. Она лежала под пушистым одеялом на боку и кричала, но её лицо не изображало испуга. Я пришёл в недоумение и не знал, что делать. Сняв с себя рубашку, я лёг рядом с раненой девушкой. Это нежное тело в ту же секунду прижалось ко мне и... вскрикнуло в последний раз. Я с предельной осторожностью завёл руку за её голову, и она непроизвольно устроилась у меня на груди. Наступил катарсис. Солнце было спрятано далеко за облаками ночи, девушка грезила во снах или просто была без сил и сознания. Я нежно гладил её по плечу и чувствовал, как в душе открывалось новое чувство безграничного счастья. Заветное счастье... Как я некогда его желал!.. И вот долина, душистая и усыпанная слепящими цветами. И вот сильный порыв ветра... Он сбивает меня с ног на крыше семейного замка. Внутри всё спокойно, чинно и благородно. Я сижу в кабинете у отца. Тот с заботой и любовью гладит мои чёрные волосы, другой рукой перебирая важные государственные бумаги. Мать, шелестя складками платья, входит в двери кабинета. И так хорошо, так легко на душе. Я тянусь к мягкой руке своей родительницы и ласкаюсь, всё ласкаюсь. И цветы душат своим истошным ароматом, и из долины доносится сильный порыв ветра, сбивая с петель окна, распахивая их с силой так, как велит ему сама природа. Громогласные слова отца. Семейные пиршества, самые благородные фамилии Европы за круглым столом необъятной гостиной... Строгие взгляды взрослых джентльменов, благоговейные вздохи их жён. Все они смотрят на меня и видят во мне будущего наследника, будущую гордость поколений. И всё тот же удушающий аромат. Я вскакиваю на лошадь, уносящую меня в цветущие долины с петляющими оврагами и кристально чистыми реками. Я жив. Я дышу. Я счастлив. Что-то сильно меня смущает. Какое чудовищное различие с моим нынешним устройством жизни! Я, наконец, открываю глаза. Девушка заинтересованно на меня смотрит. — Ты ведь говорил, что у тебя не возникает потребности в сне, Виктор. Солнце заливает комнату, которая дышит свежестью постельного белья и сама удивляется воодухотворённому настрою своего хозяина. — Я спал. — Да, я заметила. — Ты не понимаешь, мне снился сон! — радостно закричал я. Девушка недоумённо на меня смотрела, подложив руку под подбородок. — Ты и представить не можешь, какое это счастье! Мне не снились сны целую вечность, Мия! В этот момент я чувствовал, что моё сердце не способно выдержать поток хлынувших эмоций. Я был в этом мире, я спал, я жил, я видел сон! Я касался матери и наблюдал за работой отца. О Боги, как я был счастлив! Девушка лучезарно улыбалась, и солнце переливалось на её лице яркими отблесками удивительной доброты и филантропии. «Надо же, — думалось мне. — Она спасла мальчика от смерти, кинулась на помощь несчастному Стенли... Да не это ли есть настоящее сострадание?» К нему давно зачерствела моя душа. Я пересказывал ей сон, она мечтательно улыбалась и смеялась. Я сказал, что рад, что ей стало лучше. А она сказала, что счастлива моему радостному сновидению. Всё было хорошо. И радость этого пробуждения я не имел сил забыть ещё очень долго – впрочем, я не имею их и сейчас. Сердце восторженно билось. И радость сквозила во всех жилах моего истерзанного тела.