Бессмертие или краткий миг счастья?

Мы проснулись поздно, очень поздно. Солнце давно успело вскарабкаться высоко на небо и занять своё привычное положение: кого-то оно мягко согревало своим щадящим теплом, кому-то своим появлением причиняло невероятную боль. Впрочем, мы относились к этим противоположным делениям, но оба, согретые теплом друг друга, спокойно дышали на просторном атласе. Я открыл глаза очень медленно, словно боялся увидеть последствия прошедшей ночи. Всё вчерашнее было покрыто туманом приятного мрака, и я, взглянув на девушку, вспомнил чудесные моменты из моей ранней юности. Будучи молодым, я часто заводил отношения с женщинами. То были совершенно разные натуры: бельгийки, чешки, испанки, итальянки, но всех их объединяло одно – благородное происхождение. Я пробовал разное и отмечал в каждой положительные черты женского начала. С одной миловидной француженкой мы провели вместе целых три бесконечно праздных месяца в Праге. Мы жили в доме, расположенном на правом берегу Влтавы, – в красивом светлом доме, залитом невидимым солнечным золотом каждое утро. Изабель отличалась тем, что очень любила пеньюары тончайшего покроя. И каждый раз она, лукаво смотря на меня утром, целовала меня в шею, и каждый раз мне приходилось перебирать шёлковую ткань и раскрывать все её секреты заново. Это молодое свежее лицо француженки отразилось в спокойных чертах Мии. Я долго в него вглядывался, пока она не колыхнулась: — Доброе утро, — девушка, незаметно улыбнувшись, потянулась. — Ты так спокойно спишь, Мия. — С моим образом жизни сон – лучшее избавление. Я аккуратно просунул руку под одеяло и провёл по нежной обнажённой коже. Коснувшись каждого уголка, я отличил в лице девушки эмоцию наслаждения и немного поласкал соски языком. — Ну что ты делаешь, Вик, — она понежилась и улыбнулась, прикрывая глазки. — Приводи себя в порядок. У меня много дел, — мгновенный серьёзный порыв заставил меня моментально подняться с кровати. Я спустился вниз. Просмотрев содержимое холодильника, объявил: — Мия, у тебя есть круассаны, запечённые креветки и много разных сыров. — Достань, пожалуйста, все блюда. Как я успела отметить, аппетит у меня разыгрался не на шутку, — она добродушно ухмыльнулась. — Меня радует, что ты хорошо питаешься. Тебе необходимо набирать силы. Я заварю чай. Утро тянулось приятно, но чувствовалась некая недомолвка. Я спокойно наблюдал за девушкой. — Ночью ты не испытывала страх? — Нисколько. — Ты говоришь неправду, — конечно, я чувствовал это через все преграды, которые она пыталась возвести. — Я ведь сама согласилась, Виктор. Это было моим решением. Чего мне бояться? — Нам обоим это прекрасно известно, — я чуть обнажил клыки, и девушке едва ли удалось скрыть проступавшую дрожь. Я больше играл, наблюдая за её реакцией. За реакцией напуганного, но уже умеющего справляться со своим страхом существа.

***

Весь следующий день я провёл в поиске информации о Говарде и его приспешниках. Я допустил лишь одну оплошность – такую неприятную деталь, благодаря которой вампир узнал о моём дилетантском расследовании. Вечером этого же дня, встретившись с Фоллом в клубе, мы вели тягостный во всех отношениях разговор: — Мне бы не хотелось, чтобы ты оставалась в городе в течение этого опасного времени, — я обращался к девушке напротив. — Где же мне быть? — Ноэль с радостью примет тебя в своём доме. Дастин сейчас в отъезде. У него ты будешь в полной безопасности. — В полной, Виктор? — волк удивлённо на меня взглянул. Я кивнул, тем самым позволив ему высказаться. — Твой отец – очень известная личность в городе. Неужели ты думаешь, что враги не нагрянут в дом твоего старого вояки? — Твои варианты? — За городом в стае в разы спокойнее. У волков Мию искать точно не станут: просто не додумаются. — Разумно. Мия, что ты скажешь? — Мне по душе вариант Макса. Отдохну в лесу, погуляю, может быть, найду спокойствие хоть на несколько дней... — она грустно улыбнулась. — Твоё право. Увези её сегодня же, Фолл. На том и распрощались. Настало время двигаться дальше. Опасаться мне было нечего: уровень самозащиты достигал максимального предела. Молодые вампирята Говарда не могли бы нанести мне серьёзного вреда. Я позвонил Дастину. — Здравствуй, брат. — Виктор, привет. — Как обстоят дела с обучением? — Вполне себе приемлемо, — на фоне я услышал весёлые голоса девушек и громкую музыку. — Дастин? — Мне наскучила эта чопорная атмосфера, — брат проходил обучение в Европе. — Мне тяжело это выносить, я не могу соблюдать такую серьёзность, пойми же меня, — он страдальчески тянул слова. — Я никогда тебя не пойму. Но отцу ничего не скажу. Набери, как будет свободная минута. — Спасибо, брат, всегда буду рад тебя слышать. Я ухмыльнулся его наивности. «И зачем только Ноэль так утруждается?.. Бессмысленные рвения». В это время я мчался в направлении даунтауна. Небо затянуло облаками, тут и там вспыхивающими злыми проблесками молний. На душе спокойствие затаилось только в тех закромах, которые отвечали за жизнь Мии: «У волков она в безопасности. Пусть не слишком изящный метод защиты – вероятно, они едят слишком жирную пищу и носятся по лесу в поисках жертвы – зато ей они по душе». Габриэль ожидал меня в клубе. Мелькающий и вечно живущий, он никогда не представлялся мне слишком приятным местом пребывания. Однако деловой этикет диктовал мне испытывать обратное. Я прошёл к нужному столику и обнаружил пятерых джентльменов. — Надеюсь, вы все помните этого господина, — немец встал, радушно хлопая меня по плечу и представляя собравшимся. Один незнакомец встрепенулся вдруг. — Виктор Ван Арт? До чего я счастлив встрече с вами, — он с глубоким уважением посмотрел на меня. — Всем доброй ночи, джентльмены. Имею надежду сегодня быть полезным всем вам. Вы слышали обо мне что-то конкретное? — спросил я незнакомца, присаживаясь. — Видите ли, я родом из Испанских королевских владений. Мне не было и ста лет, когда ваше благородие вело войну с Анхелем Мора – ненавистным мне отродьем, — присутствующие несколько напряглись. Обсуждение этих событий всегда очень печально сказывалось на настроении моих сородичей. — Полагаю, вы были готовы примкнуть ко мне? — Совершенно верно. — И что случилось в конечном итоге? — Как видите, сейчас я в Америке, — он коротко кивнул и поклонился. Затянулся деловой разговор, в котором я сначала принимал активное участие. Когда русло беседы свернуло в сторону политики, я принял отрешённый вид и лишь отдалённо слышал отрывки: — И вот тогда грянет гром больших перемен... — …и вы всерьёз полагаете, что Швейцария сохранит нейтралитет? — Неприлично так выражаться, джентльмены... Я сидел, окружённый другими существами, но в этих существах нисколько не заинтересованный. Их голоса доносились, будто я пребывал в вакууме. Я думал, сначала плавно и неспешно, в следующую секунду тягостно, а позже – судорожно. Мысли и бесконечный самоанализ плелись в чёткий узор логического полотна, и я вовсе погрузился в тьму размышлений. В воспалённом разуме одна за одной всплывали тягостные заметы истёкших веков. Я предался прошлому... Я вдруг вспомнил её. Её абрис сопровождал меня в тяжёлые годы жизни – в годы смертей, годы разлук, годы аскетизма. Весь мир сосредоточился в этом создании и рассыпался так же быстро, как наступила её смерть. «Сколько лет я не позволял себе предаваться ностальгии... Сколько лет я корил себя за бессилие и собственную ничтожность...» В день, когда мы познакомились, я прибыл в её университет в компании молодых людей. Аллегра гуляла в саду, ступая удивительно маленькими ножками по сочной весенней траве. Невесомое белое платье нежно струилось по её очаровательному телу. Солнце ласкало кожу её шеи и запястий, и она, наслаждаясь, радостно улыбалась. Я, заворожённый, отделился от товарищей и притаился у свода колонн. Аллегра, конечно, это заметила и, кинув взгляд через тонкое плечо, стремительным шагом ушла в тень деревьев. Неясный мне порыв заставил аккуратно подойти к девушке и лишь издалека за ней понаблюдать. Аллегра кружилась, стыдливо смотря в сторону: — Вы и вправду считаете, что прилично вот так смотреть на незамужнюю девушку? — создание лукаво переводило взгляд. — Это, конечно, претит всем правилам приличия, но, поверьте, я не имею никаких сил прекратить это. «Непостижимый идеал. Самая завидная невеста Европы, лучшая выпускница британского университета... Боже, я ведь буду умирать с её именем на устах!» — Виктор... Виктор, да наконец же! — кричал Скорсезе. — Я прошу прощения... Меня занимали важные мысли. — Ответь же джентльменам на вопрос: сколько стоили акции твоей компании в прошлом году? Меня снова окружили люди. Быстрые, порой несуразные, они донимали меня излишними расспросами по поводу личной жизни. Но всё же я держал себя по-светски. Когда Андрес отлучился, я задал вопрос его коллегам: — Что породило в нём такую ненависть по отношению к Князю Мора? — Он жестоко издевался над близкими ему людьми и в конечном итоге убил всех до единого, — ответил один импозантный мужчина. — Тогда я разделяю природу такого уважения ко мне. Я медлил с отбытием. Утренние лучи уже давно пригрели дневную землю, и нужно было ехать домой... Однако мне не хотелось. Почему? Я не мог понять. Я представлял свой умиротворённый дом, лишённый всякого звука, всякого поспешного действия – представлял, и чего-то не доставало в образе этого спасительного оазиса... Там не было её? Озарение болезненной мыслью пробилось в моё сознание. «Если бы только Мия сейчас покоилась в моей кровати... Я бы давно был дома». Я медленно перебрал её немного несуразные привычки – улыбаться без причины, вечно вздёргивать нос, вечно удивляться всему сказанному – и они вдруг показались мне безмерно милыми и до боли знакомыми. Ссадины от её ногтей, конечно, сразу же зажили, но фантомные боли, больше схожие с наслаждением, приятно пульсировали на спине. «Я ведь ни разу ей ничего не дарил… — стыдливая мысль, наконец, меня нашла. — Она была так нежна со мной сегодня... Сколько страсти отдал ей я! Неужели она и вправду готова познать чашу моей боли, плещущую через край ледяного сосуда?» Рано утром я отправился в самый старый ювелирный магазин Нью-Йоркского штата со следующими мыслями: «Я непременно должен узнать об истоках такой замечательной филантропии, и сильной живости, и её невероятного людолюбия...»