Бессмертие или краткий миг счастья?

Я страшно боялся возвратиться домой. Там меня терпеливо поджидало жгучее чувство непонимания: как мне жить во время её отъезда и чем стоит заняться. «Я, кажется, только прозрел для любви. А судьба, как ей это свойственно, смела установившуюся в моей душе гармонию в сундук беспорядочного счастья». Я долго стоял на холме - наблюдал за восходом солнца. Кажется, я видел самолёт, уносящий Мию в европейские угодия. В груди оживилось чувство тоски. Подо мной рассветный город начинал свой бесконечный день, наполненный суетой говорливых бизнесменов. Мне не хотелось уезжать, но я, конечно, отрезвил себя холодной мыслью и отправился в офис. Первый час пребывания там сопровождался нервными рассуждениями и бесконечными кругами по кабинету. Доменика вошла известить меня о предстоящих встречах, но я немым жестом остановил её намерение. «Пора», — подумал я. — София, добрый день. — Вечер, дорогой, вечер, — ответила она слегка заспанным голосом. «Чёрт, я никогда не запомню, сколько часовых поясов разделяет нас с Европой». — София, я прошу прощения... Ты уже спала? — Делала тщетные попытки. — Тогда мне стоит перезвонить позже. — Ежели ты уже потревожил мой сон, то, пожалуйста, продолжай. — София, я вынужден просить тебя о личном одолжении. Дело в том, что человек, за жизнь которого я несу ответственность, сейчас на пути в ваши края. Мне бы хотелось, чтобы ты взяла его на своё попечение и представила местному обществу. — Оо, ну конечно. Мне будет приятно оказать тебе помощь. — Ты, наверное, не совсем понимаешь, кого я имею ввиду. Та девушка... Мия. Пожалуйста, позаботься о ней. — Ах, да. Это «своего рода меценатство»... До чего ты стал заботлив по отношению к этой смертной. Что же. Познакомить девушку с местными обычаями я, конечно, в силах, но за бóльшее я не возьмусь, Виктор. — Этого и не требуется. Она поручена Ксандру. Благодарю твою любезность, София. — Надо же... Когда я говорила тебе о том, что все будут рады видеть тебя в компании женщины, я не имела ввиду то, что ты пришлёшь её одну. Она ведь совершенно не готова к образу жизни бессмертных. — Она долгое время провела со мной, поэтому я полагаю, что что-то ей всё же известно. — Занятно... Ксандр без колебаний согласился сопровождать девушку в Амстердаме. Мне импонировала его манера услужливости, однако с тем же немного смущала. До этого я видел настоящую вампирскую высокомерность, которой он был совершенно лишён. Мне удалось поработать, но, конечно, не слишком долго. Я отправился по направлению к кабинету Скорсезе. — А, Виктор, рад приветствовать, — он протянул руку. — Добрый друг, — сказал я, пожимая её. Мы обсудили насущные вопросы центра, когда он заговорил про отца: — Виктор, я бы в жизни не стал вмешиваться в семейные отношения. Но что происходит между тобой и Ноэлем? — В последнее время он ведёт себя несколько неэтично. — Он, Виктор? — Изволь. Ты ведь не намекаешь на меня, Скорсезе? — Твоего отца я никогда не уличал в холодности. Я сел на дубовый стул в его приёмной и выдохнул. Скорсезе налил мне бокал виски. Пришлось выпить, но, опять же, без особого удовольствия. — Видишь ли, Виктор. Я прекрасно читаю людей. Не беру в счёт свои Дары - у тебя они развиты значительно сильнее. Я отличаю людей, я прекрасно в них разбираюсь исключительно с человеческой точки зрения. Твой отец - достойнейший из вампиров. За ним прошлое наших отцов, и он болезненно переживает современные перемены. Тебе это, конечно, самому прекрасно известно. Не следует усугублять его потерянное положение излишней агрессией. Пойми же... Поддержи его. — В твоих выражениях вампиры представляются мне какими-то инфантильными существами, — скривился я. — Это далеко не так. Здесь речь идёт о благочестии. Я живу больше тебя, меня учили этому в разы дольше. Почитай старших, а особенно того, кто научил тебя всему и даже большему, нежели требуется. Он столько для тебя сделал. — Да, ты прав, Скорсезе. Однако зерно ссоры - это совсем иная причина... В жизни так мало людей, которым можно доверять. — Не притворяйся таким холодным, Виктор. Я вижу тебя насквозь, — с отеческой улыбкой проговорил коллега, глядя на меня. — Я действительно воспринимаю только узкий круг лиц. — Ты уважаешь даже меня, Виктор, хотя я представляю из себя небольшую ценность. — Отчего же ты решил, что я тебя уважаю? — он был совершенно прав, но мне захотелось выяснить причину его уверенности. — Ты пьёшь мой виски. Я вопросительно на него взглянул. — Ты никогда об этом не скажешь, но я прекрасно знаю, что ты не выносишь напитков, кроме вина. Но ты пьёшь мой виски каждый раз, когда я его тебе предлагаю. Я растянулся в длинной искренней улыбке. — Конечно. Ты бесконечно прав, друг мой. Я не хотел ехать домой. Но мест, куда я мог отправиться, было не слишком много. В тысячный раз в своей жизни я нашёл успокоение в искусстве. Я подолгу работал в комнате звукозаписи, размышлял над Гёте и над работами одного своего соотечественника. Рене Магритт - это тот, кем я мог поистине гордиться. Ведь картины этого сюрреалиста, действительно, загадочно поэтичны. Их невозможно быстро понять. Магритт требует долгого анализа, но не торопит с выводами: ему нужно, чтобы читатель увидел скрытую для человеческого взгляда сущность. «Чего стоит только «Сын человеческий»... Нарекаемый библейским прозвищем, он полностью повторяет облик современного джентльмена - тот же костюм, те же вышколенные складки смокинга. Но лицо невидимо неспроста, ведь это - явный признак типизации. Под этим господином понимается любой человек, выучившийся жить в новых реалиях, но всё так же идущий на искушение несчастного ветхозаветного яблока...». Я видел в нём себя, я часто нас сравнивал. Конечно, на картине был изображён я - внешне видимый, но не имеющий никакого душевного облика. «Только сейчас я начинаю его медленно выстраивать... Прекрасная работа». Я хранил дома не оригинал, но первую копию, выписанную самим же Магритт в Бельгии. Поставив картину напротив себя, принялся дегустировать вина, присланные Сандро ещё несколько недель назад. Чем дольше я пил, тем чётче мне представлялся облик Рене. Он навещал моё поместье несколько раз в жизни ещё в молодом возрасте. Я, к слову сказать, был старше его. Он был человеком, глубоко преданным своему делу. «Вольный художник, который ни на что бы не променял свою божественную свободу взмаха кисти...». Я пытался сохранить холодность помыслов и безразличный душевный лад, но ничего не выходило. Я достаточно сильно переживал за её безопасность и встречу с европейским бомондом. «Софии, несомненно, можно доверять - она всегда находилась в кругу моих поверенных...». От несвойственной мне усталости и закипающего чувства одиночества я решил немного вздремнуть. Искренне понадеялся на то, что сны не навестят меня в эту ночь и я забудусь на несколько часов от безделия. На следующий день я посетил клуб, где от местного сообщества узнал, что Артур сообщил об огорчающем прогнозе погоды в Северной Европе. «Наверное, ей там совсем тоскливо. Незнакомая обстановка, проливной дождь. Нужно как-то известить Мию о моём духовном присутствии в её жизни». Я выбрал примечательные яркие тюльпаны и изящное украшение. «Если София пригласит Мию выпить кофе, это придётся в самый раз». Конечно, я лишь искал повод поговорить с девушкой о её самочувствии. Она, полная восторга, ответила на звонок: — Виктор! Не нужно было... Боже, они прекрасны. — Всего лишь хотел напомнить, что дождливая погода - явление временное и что твоё отсутствие тоже долго не продлится. — Спасибо, милый, — её голос стал тих. — Было бы лучше, если бы ты мог оказаться здесь, — практически прошептала она. — Я всегда с тобой, — успокаивающе произнёс я. Потянулись серые, ничем непримечательные дни. Я чувствовал, что возвращаюсь в состояние безразличия, и это меня угнетало. Развлекаясь искусством, светскими встречами и трудом, я остро ощущал нехватку главного чувства. Европу я любил больше любой другой части света, поэтому когда там находился человек, за короткое время успевший стать мне настолько близким, я сильно туда рвался и чувствовал неумолимую тоску по тем краям. Однажды, сидя в кабинете за столом, я прорабатывал план перехвата Охотника и наших дальнейших действий, связанных с ним. Без Макса, конечно, продумывать что-то было бессмысленно, поэтому я пригласил его к себе. Через некоторое время я услышал тяжёлые шаги в гостиной. Ликантроп дышал, оглушая комнату хриплым рычанием. — Макс. Добрый вечер. — Привет. — Что же... Я не буду затягивать пролог. Пожалуй, перейдём к делу. Я изложил ему те факты, которые успел собрать, и представил своё видение ситуации. Он требовался мне как дополнительная физическая сила, но не как равноправный напарник. Волк внимательно слушал и не перебивал, чем меня очень обрадовал. — Виктор, нам бы лучше подстраховаться. У тебя есть надёжные соратники? — Несколько имеется. Здравая мысль. Я поговорю со своими знакомыми. — Если что, мои всегда начеку, — он утвердительно кивнул. В эту минуту я проникся к нему чисто мужским стойким уважением. Он всегда был исключительно твёрд в действиях и словах, чего нельзя было не отметить. — Макс, выпьешь со мной? — он уже собрался уезжать, когда я его окликнул. Ликантроп без подозрения, однако настороженно на меня посмотрел: — Ты нечасто называешь меня по имени. — Полагаю, говорит о многом то, что я прививаю себе такую привычку. Он несколько мгновений думал, потом ответил: — Я вот это не воспринимаю, — он неодобрительно махнул рукой в сторону винной стойки. Я усмехнулся. — Виски, бренди, скотч? — Бренди. Мы распили бутылку, и я даже отведал несколько стаканов горячительного напитка. Конечно, Макс не уловил бы такое тонкое проявление уважения, как Скорсезе, но, кажется, он стал мягче по отношению ко мне. — Ты пойми, твоих прохладных сородичей я не выношу из-за того, что вы загнали нас за края города и поэтому мы вынуждены делить лес с грызунами. — Я не отменяю вековую традицию вражды, лишь хочу сказать, что при необходимости помощи ты всегда можешь обратиться ко мне. — С чего бы такое миролюбие, Ван Арт? — Ты... иногда бываешь полезен. Мы оба усмехнулись. Ещё долго говорили, когда он сказал, что, наконец, пора. — Нечего ездить по ночам в нетрезвом виде. Можешь переночевать у меня. — Это я и в нетрезвом виде?! — в ночи это громадное шатающееся тело стало ещё более устрашающим. — А впрочем... Чёрт с тобой. — Можешь воспользоваться ванной, — увидев недоумевание на его лице, я продолжил. — От тебя несёт лесом. С Фоллом следовало завести чуть более крепкие отношения, потому что нам предстояло вместе устранить серьёзного врага. Мне не доводилось встречаться с Охотниками, но мне рассказывали, что эти наёмники отличаются непоколебимым хладнокровием. «Мора не поскупился на способ мести. Должно быть, у него серьёзный повод устранить ту, что доставила ему проблемы, о которых я не имею ни малейшего представления... или же всё дело в самом факте знакомства со мной?..». Но что-то меня смущало… Утром я проводил Макса и обещал связаться с ним при первой доступной информации. Я много работал в этот день, и труд позволил мне на некоторое время отвлечься от кровоточащей разлуки. Наступил вечер. Как только я встал из-за стола, желание услышать её голос меня одолело. Дело в том, что я достаточно сильно за неё переживал и боялся понапрасну её потревожить. Я не знал, следует ли мне звонить чаще, или, наоборот, сократить число звонков. Я очень боялся потревожить спокойный лад её души. — Здравствуй, милая. На другом континенте ласковый голос перелился сотнями полутонов смущения и женственности: — Привет, Виктор. — Как ты, девочка моя? Она рассказала о городе и дожде, Софии, тюльпанах и узких непроходимых улочках. Прикрыв глаза, я почувствовал влагу нидерландского дождя на моих руках и увидел выцветшие булыжники Амстердама - так она на меня действовала. Девушка лишь искренне пыталась передать мне эмоции от экскурсии, а я боялся открыть глаза, дабы не потревожить уверенность, что я нахожусь рядом с ней. — Видишь ли, Мия, ту часть Европы, где ты сейчас пребываешь, пророчили мне во владения как Князю. Милая, я бесконечно сильно люблю эту часть света, поэтому надеюсь, что ты разделишь со мной это глубокое чувство. — Здесь удивительно хорошо дышится, — она в точности повторила мои слова, которые я однажды произнёс при ней в ресторане. — Вне всяких сомнений, — прошептал я. Мы долго говорили. По окончании разговора я не шевелился, чтобы не спугнуть это чувство близкой связи. Я сидел в глубоком кресле, сведя руки под шеей. «Для неё это - влюблённость, замечательное всепоглощающее чувство. Она нуждается во мне физически и душевно, ей необходимо чувствовать меня во всех смыслах. Здесь я не могу требовать от неё большего: сказывается молодой возраст. Она тоскует по мне, ищет встречи при любой возможности, стремится провести как можно больше времени вместе. Для меня же это - глубокое осознанное чувство. Любовь, пришедшая так неожиданно... Я уже не надеялся встретить её на своём жизненном пути. Слишком долго я жил, чтобы сейчас отдаваться сладостям молодой влюблённости, для меня важно немного другое. Доверие, надёжность, отсутствие громких фраз... Одного взгляда мне достаточно, чтобы глаза всё сказали за неё: в глазах истина. Но я лишь предугадываю поведение Мии. Не могу сказать точно, как она себя поведёт: как влюблённая девушка или как любящая взрослая женщина. Могу говорить только за себя: это стойкое чувство, появление которого я никак не мог ожидать, пришло ко мне на долгие годы, и отказаться от своей любви я уже не смогу». Габриэль, уличивший меня в безрадостности, уловками заманивал на вечера, и я соглашался от безделия. Мы посетили многих знакомых, я обновил старые связи, которые впоследствии могли бы мне быть очень полезны в исключительно финансовом плане. — В первую очередь, он - вампир, чьё сердце навечно принадлежит искусству, но в следующую же очередь он - бизнесмен, — толковал обо мне Габриэль, беседуя со старым чешским графом. Мы объездили все родовые поместья Америки, и это время слилось для меня в единый поток светского лепета. Господа и дамы, их подрастающие сыновья - все не упускали моего появления в свете. — Аа, мои мальчики, — тучный господин среднего возраста крепко нас обнял. Своим миролюбивым нравом он прославил весь свой род. — Габриэль, Виктор, — он вежливо пожал нам руки и принялся расспрашивать о профессиональных успехах. Подошедшие джентльмены образовали круг по допросу: — Как поживает старик Ноэль? Я общался с бессмертными каждый день и порядком утомился. Я попал в вереницу плетущихся интриг и снова выслушивал наставления от уважаемых господ по поводу своего непринятого титула и моего прошлого. Многие вспоминали корни моей фамилии и мечтательно говорили о том, что моя мать была истинной красавицей. В один из вечеров подошедший Скорсезе взял у меня из рук бокал и объявил: — Едем! По прибытии в клуб я посчитал обязательным ему сообщить: — Скорсезе, я устал от ритма бесконечных приёмов. С какой целью мы сюда приехали? — Веселиться, мой друг, веселиться! Кажется, ты не делал этого целую вечность. В один миг все бессмертные увидели во мне прозревшее к общению существо и рисковали, издеваясь над моим терпением. Мы вошли в пустой клуб, снятый на неделю французским Князем вампиров. Правитель прибыл в Штаты совершенно спонтанно, без моего ведома. — Готье! Старинный друг! — чуть ли не закричал я, когда увидел Князя. — Аа, Ван Арт, ты остаёшься моим фаворитом в любой исторический период, — он крепко меня обнял. Эта личность была экстраординарна до безумия. Готье славился очень разгульным образом жизни, пристрастием к алкоголю, женщинам и чрезвычайно острым чувством справедливости. Готье происходил из древнего рода французской крови и не первое десятилетие занимал парижский трон. Он часто путешествовал по миру, нанося дружеские визиты другим Князьям, много пил и сохранял безупречные политические отношения со всеми странами мира. Его обожали все, и я не был исключением. Обладая каким-то совершенно уникальным природным обаянием, он заглаживал все свои прегрешения, и его боготворили подданные. Во Франции всегда царил мир между вампирами, и каждый за это был благодарен именно Готье. Он жестом указал всем присутствующим умолкнуть и, обнимая меня, проводил к месту рядом с ним. — Вот это настоящая личность, не тронутая ни временем, ни низкими людскими помыслами, — он смотрел на меня с глубокой любовью и восхищением. — Готье, до чего я счастлив видеть тебя здесь! Мы не встречались с далёкого шестидесятого года. — Пфф, о чём ты говоришь, мой мальчик, для вампира шестьдесят лет - это секундный миг! В эту ночь в клубе собрались приближённые Готье, француженки, к которым я, признаюсь, имел давнюю слабость, мы со Скорсезе и ещё несколько молодых людей города. Всем было жутко весело. Готье с годами не терял способность зажигать безудержным весельем всех присутствующих, а, наоборот, только усиливал её. Скорсезе знал, что из всех вампиров мира я любил по-простому только несколько из них, поэтому он позвал меня на вечер именно к Готье. — Подлец, ты знал, что я буду рад его видеть! — Мне хотелось, чтобы ты хоть немного развлёкся. А сделать ты это можешь лишь в компании исключительных персон. Я был ему бесконечно благодарен за такое деликатное вмешательство в мою жизнь. Я тосковал несколько недель, в этот же вечер мне удалось расслабиться как-то совсем по-человечески. Мы много пили, поскольку Готье не приезжал в союзническую страну без запасов французского вина, много смеялись и развлекались, как люди, неимоверно уставшие за долгие десятилетия от светской маски безразличия. Готье доверяли все, а он отплачивал взаимностью. Но даже он позволил себе отпустить комментарий по поводу ситуации в Скандинавии: — Мне бы иметь сверху такого надёжного союзника, как ты, Ван Арт, — говорил Готье весело для окружающих, но с таким тоном, чтобы его поняли только я и Скорсезе. — Но, впрочем, сегодня я не хочу говорить о политике, это - скучно! Давайте пить, друзья, и славить Вакха! Весь вечер на меня через стол смотрела женщина. Вынужден признать, что она имела привлекательную внешность. Дама спокойно и зачарованно смотрела на меня, на Готье же - очень взволнованно. Позже мне шепнули, что это была его официальная жена. Будучи кутилой, он часто разводился и вновь вступал в браки с понравившейся вампиршей. Она смотрела на меня весь вечер. У неё были рыжие волосы и изумрудные глаза. «Редкое сочетание», — думалось мне. Поначалу я уловил в себе еле отличимые чувства лести, позже - пригляделся внимательнее. В эту минуту я понял, чтó во мне будит взгляд чужих женщин. Поистине злое чувство. Меня разъярила её настойчивая манера. Она то и дело мерила меня своим взглядом. Меня все выводили из душевного равновесия. Мне нужна была только она. Только милое существо, спящее за океаном в номере вампирского отеля. В эту минуту мне показалось, что она в порядке. Что с ней всё хорошо. Что я могу ей полностью доверять. «Конечно, она не станет делать глупостей в Европе. Конечно, я могу доверять ей, как себе. Милая, далёкая и невероятно притягательная». — А теперь, мои бесценные, — закричал Готье, прерывая всеобщий шум, — позвольте представить вам своё новое изобретение! Помимо разгульного нрава, Готье славился на весь мир разнообразием всевозможных ядов. К нему приезжали за веществами самые прославленные фамилии. Они руководствовались разными целями: бескровное убийство, дар, омоложение или... возможность посредством туманящего разум вещества познать границы своих творческих возможностей. Слуги водрузили на стол шкатулку с надписью «Cognosce te ipsum», что в переводе означало «Познай себя». Князь, упиваясь хаосом всеобщего веселья, улыбнулся и стал предлагать всем испробовать его новое развлечение, приготовленное, как он выразился, «только для своих». Скорсезе, сидящий по другую руку от него, ответил за нас двоих: — Благодарю, Готье, но, пожалуй, это следует пробовать без нас. — Ты зря отказываешься, Скорсезе! — Нет-нет, он прав, Князь. Ты славишься искусством яда на весь мир, но сегодня нам следует воздержаться. — Мне теперь всё стало понятно. Вы вдвоём ещё слишком малы для взрослых развлечений, — он рассмеялся, и мы облегчённо выдохнули. Скорсезе отошёл к соседнему столу, я же решил, что скоро все придут в состояние общего забытья, и нам следует убираться отсюда подальше. Я продолжил пить вино и общаться с французскими делегатами. Через несколько минут голоса стали притупляться, а свет - становиться ярче. Комната приобрела совершенно иные размеры, и похлопывания Князя по моему плечу заставляли меня падать. А встать я уже не мог. Я не мог найти стены и отличить потолок от пола. Женщины окрасились в фиолетовые цвета, и стало хорошо, очень хорошо, невероятно легко. ... Я понял, что проснулся, потому что пальцами правой ноги ощущал прикосновения одеяла к моему телу. Я не открыл глаза. Меня парализовал страх. Я понял, что проснулся, но не мог найти в себе силы посмотреть, лежу ли я на кровати один. У меня дыхание перехватывало оттого, что чисто теоретически со мной сейчас могла лежать чужая женщина. «О нет, я ведь не мог... Нет, я не помню абсолютно ничего, но нет же... Я не мог касаться незнакомки...». Я лишь чуточку обострил шестое чувство и близко ощутил присутствие кого-то около моего тела. Не открывая глаз, коснулся левой части кровати. Я обнаружил ткань одежды. Я практически взвыл. Я никогда так себя ненавидел. Я сжал руку до такой степени, что ногти прорезали кожу и пошла кровь. Я покрылся холодным потом. «Нет, нет, нет, — судорожно прокручивал в голове я. — Нет, нет, нет. Только не это. Я убью себя, если вчера...». — Скорсезе! Чёрт бы тебя побрал! — я заорал на весь дом. — Аааа! Он безмятежно спал рядом со мной, когда я оглушил его криком. Друг закричал от испуга и вскочил с кровати. — Виктор! Что ты делаешь?! — Что ты́ делаешь, Скорсезе! Я думал… — Что ты думал? Почему ты кричишь, Виктор? Мы, пытаясь отдышаться, как умалишённые друг на друга смотрели. Он принялся объяснять, немного успокоившись: — Вчера я отошёл к джентльменам другого столика и заметил, что, когда ты отвернулся, женщина с рыжими волосами плеснула нам в бокалы яд. Я не успел тебя остановить, и ты отхлебнул эту жидкость... А потом вещество подействовало, и мне пришлось протаскивать тебя через все коридоры клуба. К моему удивлению, ты оказался очень спокойным и совсем мне не противился. Я не нашёл другого выхода, поэтому приехал к тебе. Я не знал последствий вещества, поэтому подумал, что будет разумнее остаться вместе с тобой. Заснул у тебя в кровати я совершенно случайно - сказалось действие вчерашних напитков. Поэтому изволь на меня не кричать. — Да, действительно... Вино было крепким. Жутко болела голова. Болела до такой степени, что, кажется, готова была расколоться. — Наверное, я доставил тебе неудобства? Тебя не ждут дома? — коллега на меня взглянул. — Нет, всё в порядке, Виктор. Оставить тебя я бы не смог. Я без сил упал на кровать, не успев даже встать. Чувствовал себя отвратительно. Голова пульсировала, во рту было сухо, и я «затёк» за ночь, проведённую в одной кровати вместе с другом. — Спасибо за помощь, Скорсезе. Впредь, пожалуй, к французским Князьям без меня. — Больше и добровольцев не найдётся, — засмеялся коллега. Я проводил его и выдохнул, прижавшись к стене. Как только дверь захлопнулась, схватил телефон. «Пропущенных, благо, нет». Я стал квинтэссенцией тревоги. Мне показалось, что с ней непременно случилось что-то плохое. Скорсезе уехал, поэтому я мог быть самим собой. Чуть ли не дрожащими пальцами набрал номер. У меня было стойкое ощущение, что она не ответит и что она в опасности. Но девушка подняла трубку, и это ощущение испарилось. — Мия, всё ли в порядке? — Виктор, милый, я так соскучилась, — она захныкала с первых секунд. Мне стало до безумия приятно, и в груди разлилось тёплое чувство, схожее по консистенции с мёдом. Мы говорили, и постепенно я начал успокаиваться. — Ну почему ты не мог поехать вместе со мной? — она не страдала, лишь тихо-тихо говорила. — Моё появление вызвало бы большой всплеск реакции. Это обнаружило бы твоё появление моментально, как только мы бы сошли с трапа самолёта. Мы же об этом уже говорили, девочка моя. — Вик… — Ты не покидаешь отель? Всё ли тебя устраивает? — Нет, я... в безопасности. И София мила со мной. А чем занимаешься ты все эти дни, Виктор? Меня немного смутил этот вопрос, но про ночные приключения я предпочёл промолчать: — Излечиваю себя трудом, — ласково произнёс я. — Я истосковался по твоему телу. Она ласково замурчала. Я заставил её забыться на несколько минут своим мягким тембром, и девушка расслабилась в душе. — А теперь ложись в кровать. Здесь ты будешь лишена сна, Мия. — Как бы я этого хотела. Мерный порядок моей жизни был полностью разрушен. Я умудрился испробовать опиум французского Князя, посетить все родовые поместья знатных вампиров, близко сойтись с волком и познать все муки давно забытого чувства. Меня поедало ощущение, что я стремительно скончался и теперь наблюдал за своей жизнью со стороны. Но я не помнил момента своей смерти. Значит, наверное, всё-таки был жив? Я так ничем и не занялся. Весь день бесцельно бродил по комнатам, лежал на диване - пытался различить децибелы акустического давления. Заехал отец. Он стремительно прошагал в гостиную и поставил оба кулака на столешницу, таким образом оперевшись на неё. Я безразлично повернул голову в его сторону. Встретил отнюдь не добрый взгляд: — Отвратительно выглядишь. — Спасибо, не могу ответить взаимностью, — у меня правда были большие синяки под глазами и измученный вид. — Всё шутишь, — он покачал головой. Я не ответил. — Страдаешь из-за любви, или прожигать жизнь человеческими помыслами надоело? — Если ты намерен разжечь конфликт, то сделать тебе это лучше в другом месте, а не в моём доме. — Что же с тобой творится?.. Ты болен? — Да. Неизлечимо. Уезжай. — Даже не встанешь в моём присутствии? — Я не планировал сегодня играть радушного хозяина. — Что же. Не буду тратить время зря. Навести Лоренцо. Джордан просил тебе передать. Он хлопнул входной дверью. Я не пошевелился. Естественно, ни о каком Лоренцо и речи идти не могло. Я пролежал в таком же состоянии до вечера. Я всё думал, как совладать с нависшим чувством одиночества и привести в порядок душевный лад. Ничего лучше, как взять в руки сборник Франческо Петрарки, я не придумал. Погрузившись в чтение, сумел на несколько минут отвлечь свои мысли, а по прошествии этих нескольких минут я уже встречал новый день. Позвонив близкому знакомому, я сделал весомое пожертвование в фонд нидерландских тюльпанов, и новый сорт назвали её именем. Я так же позаботился о том, чтобы это объявили непосредственно ей во время экскурсии - для этого пришлось выслать её фотографии. Я пил чай, когда помощник доложил мне о возможном прибытии Охотника. Очень скоро волк сидел у меня. — Куда он направится первым делом? — Я полагаю, ему нужно будет осмотреться по прибытии, дальше он под видом обычного бессмертного проникнет в вампирские заведения. — Ты предупредил кого-то из своих? — Да, два коллеги нас подстрахуют. — Тебе известно, как он выглядит? — Да. Посредством очень сложных махинаций я смог получить несколько его фотографий. — Пронырливые вы. Это ведь настолько секретно... — Речь не о том. Предлагаю выдвинуться через несколько часов. Коллеги будут в центре ровно к семи часам вечера. — Тебе не кажется, что мы слишком поздно договорились встретиться? — Макс, мы вампиры. При солнечном свете мы не сможем драться в полную силу. Тем более, если он вампир, он так же придёт в заведение ночью: незачем ему менять распорядок своей жизни. — Ах да. Слабенькие... Солнышка испугались, — саркастично проговорил ликантроп. — Слышу от зверя, добывающего еду в лесу. Он тут же усмирился. Через некоторое время мы нашли Охотника в запустелом районе города. Это место располагалось между гетто и промзоной - мы могли не опасаться лишних взглядов. Здоровяк попался невиданных размеров. Налысо выбритый, в жёстких берцах и с непроницаемым взглядом. Скорсезе и Габриэль должны были просто быть рядом, за углом, на случай опасности. — Да он в три раза больше меня, — шепнул Фолл, когда мы встали перед врагом. — Грамотно расходуй силы. Наёмник всё понял без лишних слов. Он только вытащил из сапог два клинка и кровожадно улыбнулся. — Чёрт, — сглотнул напарник. Мы ринулись на здоровяка. Макс, оборачиваясь на ходу, злобно зарычал, я же попытался зайти ему за спину. Не вышло. Я понял, что соперник на этот раз крайне опасен. Прошло минут двадцать, на наших телах выступили порезы, ссадины и синяки, а он оставался абсолютно невредимым. — В таком случае, работаем на его изнурение. Рано или поздно он должен дать слабину. — Согласен. Мы изменили тактику, принявшись атаковать его аккуратно, но, поскольку количественное преимущество было на нашей стороне, силы справедливо уравновешивались. В один момент он ударом в живот меня откинул, а Фолла убийца прижал к земле. Охотник, действительно, был раза в три больше волка. «Надо же, а мне казалось, что Макс крупнее любого вампира». Я собрал последние силы и крикнул. Он уже вовсю душил Макса, когда появились Габриэль и Скорсезе (я попросил их не вмешиваться без необходимости). Убийца ослабил хватку, поняв, что мы превзойдём если не силой, то хотя бы количеством. В этот момент я кинулся ему на плечи сзади и практически дотянулся до шеи. Он с лёгкостью меня сбросил. Мне хватило бы даже Даров, чтобы расправиться с ним, если бы только его габариты не достигали таких размеров. Фолл вскочил и занёс лапу для удара. Наконец, кровь Охотника была пролита. Волк глубокими порезами разорвал его кожу в нескольких местах, и, тот, наконец, согнулся от боли. Упав на землю, он раскинул руки и застонал. Макс хотел его добить, но я крикнул: — Не вздумай! — склонившись над здоровяком, я задал вопрос. — С какой целью ты прибыл в Америку? — Чего ты с ним церемонишься? Нужно просто добить. Зачем ты должен был убить девушку, ублюдок?! — Макс стал трясти раненого за плечи. — Девушку? — с трудом выговорил Охотник. Кровь тонкой струёй потянусь из уголка его рта. — Да! Подонок! — Мне было поручено... получить информацию... — вампир зашёлся в приступе кровавого кашля. — И убить любого, кто... Он не договорил. Голова безвольно откинулась назад, что известило нас о том, что его сердце остановилось. — Заполучить информацию? Какую информацию? И почему он не сказал про Мию? — злостно метался Макс. — Успокойся, прошу тебя. Главное - опасность устранена. — И на том верно. Обсудим его слова позже. Я выпрямился. Тело ломило от ударов. Кажется, была рассечена бровь и вывихнуто пару конечностей. — Ты как? — спросил я ликантропа. Ответил он с чувством не в самой приличной форме. — Раны у тебя затягиваются слишком быстро. Удобно. Мне ещё несколько суток отходить. — Едем ко мне. Примешь душ. Насколько я помню, до дома тебе добираться очень долго. Мы распрощались с коллегами, которых я искренне поблагодарил за помощь. С Фоллом мы поочерёдно приняли душ и, изнурённые затянувшейся схваткой, сидели в гостиной с бокалами алкоголя. Я был счастлив: теперь её жизни ничего не угрожало, и я лёг спать в предвкушении того, что завтра лично объявлю о том, что она может вернуться домой. Однако мои ожидания были нарушены самым неожиданным способом. Ксандр раздражённо говорил: — Она не единожды покидала территорию Амстердама и даже Нидерландов. Была в разных странах, в том числе в Италии, Австрии и во французском Бордо. Пойми, я поставлен в затруднительное положение: мне и в голову не могло прийти, что девушка будет сбегать из-под моего «надзора». Я не предполагал, что сопроводить Мию означает отслеживать каждое её передвижение. — Я понял. Ксандр, я в любом случае благодарю тебя за проявленное терпение и прошу прощения за такую спонтанную просьбу. — Всегда рад помочь тебе, Виктор. Во мне вмиг вскипело чувство горькой досады, через минуту превратившись в чувство обиды. «Возлагать такие ожидания на простую девушку... Действительно, мне никто не обещал её благоразумия». Я чувствовал себя обманутым, что, конечно, не могло меня не раздосадовать. «Как я проявил такую оплошность? Почему не почувствовал ложь? Был ослеплён разлукой? Но ведь в этом нет моей вины. Обещание было полностью в её ответственности... Похоже, на пути любовных стремлений я не всегда буду в силах выиграть очередное сражение с Жизнью...».