Бессмертие или краткий миг счастья?

— Мне снова снился сон. Воспоминания, смешанные с мечтами... Тибет. — Представляю, как тебе приятно. — Нет, не представляешь, Мия. Это словно воскрешение после всех пережитых лет. С утра я снова был счастлив. Это чувство было настолько непривычным, что мне невольно начинало казаться, что я его не заслуживаю и мне следует его остерегаться. Я не мог правильно его описать. «Счастье... — я словно пытался увидеть материальное в невидимом, воплотить это чувство в музыку, картину или стих, но ничего не выходило. — Не понимаю, как люди с ним живут, спокойно его сознавая? Счастье-счастье... Слово из семи букв». Когда я проснулся, мне показалось, что я обладаю целым миром - прекрасным миром, в котором имею власть и любовь. «Властную любовь? Или любовную власть? И если эта любовь властна, то кто из нас двоих владычествует?». Мысли беспорядочно мешались, я не мог остановить их хаотичное метание. Мия гладила меня рукой по волосам, успокаивая моё сердце своим дыханием. — Спасибо тебе. — За что, милый? — девушка внимательно на меня посмотрела. — Я очень давно не видел сны. — Пфф, — она улыбнулась. — Не я им создатель. — Верно, не ты. Твоё присутствие. Она улыбнулась, и в этой улыбке я увидел всю наготу наших чувств - голую, неприкрытую истину. Мне не нужно было касаться или смотреть, мне хотелось лишь слышать биения сердца в её груди - тогда всё приходило в абсолютную гармонию. Уже за завтраком, попивая ароматный чай, она поинтересовалось: — Я хорошо научилась различать чайные провинции Поднебесной. Это высокогорье... Ты заварил его из-за впечатлений ото сна? — Именно так. Сосредоточься на вкусе, девочка моя. Свежий, как воздух в Гималаях, правда же? — К сожалению, там я не была, — она скромно улыбнулась. — В каждом историческом или значимом для страны месте нужно быть предельно сосредоточенным. Я избегаю обсуждений банальных достопримечательностей. Когда-нибудь мы поднимемся на афинский Акрополь, и ты, конечно, придёшь в восторг от увиденного... Но ты должна будешь прислушаться к дуновениям ветра меж древних колонн. Абсолютно уникальный звук... Ветер, сквозящий между камнями тысячелетиями... Так звучит сама история. Мия, ты услышишь это и, конечно, меня поймёшь! В эту секунду в её глазах отразился если не ужас, то невероятное удивление оттого, что на жизнь я выстраивал грандиозные планы, непременного включающие её саму. В эту самую секунду каждый из нас пропустил через себя очень «неудобное» воспоминание о том, что она не собирается посвящать свою жизнь бесконечности. Мне вновь стало не по себе... и захотелось мигом всё забыть. Так происходит, когда твою уверенность во всесилии небрежно разбивают вдребезги. — Конечно, мы непременно это сделаем, — как-то сухо произнесла девушка, и нам обоим стало неловко в присутствии друг друга. «Впрочем, я слишком многого требую. Нужно дать ей время накопить силы для того, чтобы разделить мой восторг и осознать глубину моего самопознания». Через некоторое время эта проблема была отнесена в ряд второстепенных, потому что мы сидели в редакции, обсуждая с Фоллом её турне по европейским странам. Волк вновь порадовал меня разумными догадками: — Но как нападавшие могли знать, что ты направляешься из Гальштата на машине? — В этом и заключается главный вопрос... — Я отправляла письмо! Письмо Камилле! — девушка победно вскинула палец вверх. — Когда именно, Мия? Она не говорила ничего про тебя уже долгое время. Поскольку я ухаживал за Тревором, в офисе я был постоянно... — Сейчас посмотрю точную дату. Мы достаточно быстро сообразили, что Луис удалил письмо с почты, и спустя непродолжительное время стояли около его дверей в надежде выяснить причину этого нахальства. «Мне он никогда не нравился. В глазах читалась подлость...». — Как весело мы теперь проводим время, Мия, — Макс сел на парапет возле реки и нам улыбнулся. — Вы извините... Снова неприятности, — она виновато свела ручки. — Прекрати, я не об этом, — он прыснул. — Нам необходимо подкрасться очень осторожно. Макс, тебе, наверное, лучше сразу... — я резко забыл нужный термин. — Сбросить... — Шкуру? — девушка с парнем рассмеялись. — Да, — я улыбнулся в ответ. Мы выжидали похитителя Рэйчел в тени. Дождаться нужного момента... и тогда всё вышло бы удачно. Волк лапой меня придерживал, чтобы ни один из нас не кинулся раньше нужного момента. Однако Луис заметно нервничал, и человек это быстро отличил. — Кто здесь?! Отвечай! — он занёс нож над грудью девушки. — Быстро! — Фолл махнул мне рукой, и мы в два счёта оказались за спиной парня в серой толстовке. Всё случилось достаточно быстро - так, что я не успел сориентироваться в ситуации. Фолл упал на колени перед девушкой и прижал ладони к её ране. Я же ринулся к берегу реки, но единственное, что мне удалось увидеть - разводы на воде. Я со злости ударил кулаком в дерево. — Я поеду с ними, при необходимости успокою гипнозом. Если он решит всё рассказать - в лучшем случае это спишут на моральное потрясение. Мия и Макс кивнули. Все были сосредоточены на жизни девушки. Коротко попрощавшись, я последовал в госпиталь за парой. Луис не пытался рассказать правду, он лишь выжигал меня тяжёлым отравленным взглядом всю ночь. Даже меня покоробило от такой желчи, хотя в жизни я видел вещи куда более неприятные. На следующий день мы снова встретились, на этот раз в приватном кабинете клуба. Я всю ночь провёл в больнице, поэтому не представлял, что делали в это время Мия и Макс. — Я достаточно опытен: запахи я различаю не хуже, чем ты разбираешься во вкусах крови, Ван Арт, — кажется, он и сам не понял, для чего это заявил, однако от сказанного поморщился. — Вчерашний запах абсолютно схож с тем запахом, который я ощутил на месте нападения на Шона. — Ты хочешь сказать?.. Один и тот же человек? Нет... вампир? — Могу вас заверить. Виктор, неплохо бы было поболтать с вашим прохладным князьком. — Я сам об этом неоднократно думал. Похоже, и впрямь пришло время с ним встретиться. Мы собрались домой. Мия уже вышла из помещения, когда я мягким движением остановил Фолла: — Ты отличный напарник. — Спасибо, Виктор. Ты надёжен как никто другой, — он протянул руку. Я крепко её пожал. Когда мы с Мией добрались до дома, она тихо прошла в его глубь и застыла, не включив свет. Посмотрев через плечо, она с трудом произнесла: — Я... Доброй ночи, Виктор, — я буквально ощутил, как этот острый тон прорезал мне кожу. — Отдыхай, Мия. Что-то сбилось в этом ритме бесконечного спокойствия. Это было неудивительно. Моя вековая бездушность за столь короткое время не могла бы примириться с её кротостью, добротой и альтруизмом. Мы отличались, и эти различия буквально витали в воздухе... Но друг без друга мы уже не представляли себе жизнь как таковую. Однако, дабы дать своим ощущениям выстроиться в логическую цепочку, нам необходимо было хотя бы несколько мгновений провести друг без друга. Я хотел, чтобы она была счастлива, и, если ей требовалось время обдумать будущность, я готов был дать такую возможность - у меня как раз его было в избытке. А вот она этому временнóму изобилию всячески противилась. Этой ночью я, конечно, не спал, провожая взглядом луну на тёмном небосклоне. Она ушла к себе в комнату и тоже ни разу не сомкнула глаз. В мыслях невольно всплывали строчки: ...кошмары тянулись следом, он чувствовал – зло не дремлет, (но ведь и ему ни разу не выдалось задремать)... Я припоминал наши давние разговоры. Она искренне, с ноткой неподдельной наивности всегда удивлялась моим словам, о чём бы я ни говорил. Сперва меня это несколько смущало, сейчас же эти моменты представлялись мне абсолютно счастливым временем моей жизни. Я припомнил свою истинную и, как оказалось, неединственную любовь. Я полностью признавал свою роковую ошибку: я любил образ, непостижимый образ настоящей бельгийской дамы. В эту ночь меня поразило несколько иное... «Мои страдания, если рассматривать только чувственную составляющую, длились целую вечность. Ничто меня не занимало, никто меня не тревожил. Для общества я стал жертвой жизненной трагедии, погибшей, как всем казалось, личностью. Но за месяц... два месяца? Несколько недель?.. моя душа полностью преобразилась, воскресла и скинула завесу многолетних терзаний. С появлением этой девушки я начал испытывать чувства одно за другим - несколько раз даже коснулся ревности, хотя всегда считал это чувство низменным и недостойным. Удивительное преображение! Я ощущаю себя живым. Живым, реальным, даже несколько уязвимым... Нужно проверить наши цветы». В этих ростках сосредоточился весь смысл моей жизни. Поскольку кричать о любви я совершенно не был приучен, мне нравилось проявлять её в изящных мелочах, эстетических намёках. И эти цветы явились своеобразным проявлением этих чувств. Отчего-то мне нравилось за ними ухаживать, хотя, признаться, садовод из меня выходил не лучше, чем кулинар. Но я с особым трепетом их опрыскивал, даже создавал комфортную температуру и влажность помещения. Тюльпаны, кажется, чувствовали эту нежность и только набирали силу для всходов. Необъяснимый восторг, испытанный при первом взгляде на эти тюльпаны, трансформировался в более глубокое чувство преданности - точно так же когда-то зародившийся к Мие интерес преобразился в глубокое любовное чувство. Я не заметил, как наступило утро и солнце заалело над черепичными крышами соседских домов. Она вышла ко мне позже обычного - вероятно, под утро всё же заснула, или, быть может, не знала, как поприветствовать меня с утра. В отношениях я был куда опытнее, следовательно, умел сглаживать все имеющиеся шероховатости. Девушка с опухшим ободком глаз выскользнула из комнаты, я же мягким жестом пригласил её к столу. — Я совсем не голодна, — отмахнулась она. — Тебе удалось связаться с Вудом? Я молча сервировал стол. — Виктор? — Это твой завтрак. Пожалуйста, для начала справься с ним, позже мы всё обсудим. — Я не хочу есть. Мне хочется поскорее увидеться с Князем и выяснить, наконец… — Вчера на ужин ты ничего не ела. Хоть мне и не требуется ваше питание... За твоим я тщательно слежу. Ешь. Она, видимо, хотела вспыхнуть, тогда я со спокойным видом обошёл стол и, перехватив её запястье, принялся её кормить. Выглядело это, конечно, немного нелепо, но мне было важно, чтобы она поела. Мия, насупившись, быстро жевала, я же с непоколебимым спокойствием кормил её совсем как человеческого ребёнка. — Я введу такую традицию в наш распорядок дня, если тебе угодно привередничать с едой каждый раз. — Я поняла. Буду питаться тщательно. — Вот и умница. Итан Вуд будет рад принять нас сегодня, — я как ни в чем не бывало вернулся к прерванному разговору. — Будь готова к семи. Через несколько часов стеклянный небоскрёб ослепил нас закатными лучами солнца. Я вёл её под руку. Она, стянутая элегантным платьем, быстро семенила подле. Вуд широко развёл руки, высказывая радость нашему визиту. От меня не укрылось и то, что Князь скользнул взглядом по талии Мии, что мне, признаться, очень польстило. Мы непродолжительное время говорили - он вспоминал смерть Фабьена. — Князь, пожалуй, стоит узнать причину вашего доверия к данному историку. — Да, конечно, молодые люди... Позвольте показать вам кое-что, — он подошёл к шкафу и что-то передвинул в стене. Перед нами предстали целые стеллажи бесценных рукописных и напечатанных книг. Попадались даже древние инкунабулы! Я пришёл в восторг от увиденного. — Князь, это великолепная коллекция, — я, спросив позволения, внимательнее её рассмотрел. — Ах, ну конечно... Ван Арт, истинный покровитель искусства, — с заговорщической улыбкой протянул Вуд. — Этим мне и был полезен Фабьен. Другого такого историка Европа ещё не знала. Признаться, горькая утрата. — Приносим наши глубочайшие соболезнования, — я слегка поклонился, хотя это бесполезное лицемерие было лишь данью его светскому радушию. Тот твёрдым движением меня выпрямил и дружески похлопал по плечу. — Благодарю. Надеюсь, мои сведения чем-то вам помогут. Мия с подчёркнутой элегантностью расположилась на диване, что меня несколько позабавило - ни за что нельзя было сказать, что ещё несколько часов назад я, уважаемый в мире вампир, пытался накормить её с ложечки. С Князем мы друг друга не любили. Я уважал его лишь за способность оставаться рассудительным и за присутствие толики прогрессивности в его действиях. Вуд не мог заставить общество стереть из своей памяти моё показательное прошлое, поэтому он, скорее, терпел моё присутствие в городе, нежели считал за одного из подданных. Однако наша беседа вышла даже неприлично светской. Мы поблагодарили его за приём и удалились, прежде выслушав несколько комплиментов в адрес Мии. — Что думаешь? — спросил я, уже усаживаясь в машину. — Я совсем не могла различить его эмоции. Странный барьер - я прежде такого не встречала. — И не встретишь, Мия. Князьями не становятся просто так. Вуд защищён от чтения эмоций в максимальной степени. Он, несомненно, один из сильнейших вампиров. — И что же, ты не можешь его почувствовать? — Сегодня он скрыл свои мысли и ложь, если он таковой пользовался, очень тщательно. В других случаях я бы, вероятно, смог их прочесть, но сегодня не имел ни единого шанса это сделать. — Пожалуй, я ему верю. Я думаю, слов на ветер такой человек не бросает. Пора возвращаться домой. На следующий день я оставил её наедине с собственной рефлексией. Скорсезе увлёк меня сначала в клуб, позже - на важную деловую встречу. В клубе я встретился с хорошим знакомым, который попросил моего совета по поводу новой картины. — Видишь ли, никто так хорошо не понимает моё творчество, как ты, Виктор. Я нахожусь в раздумьях: какое название подойдёт сюда более гармонично? На картине была изображена женщина, скрытая завесой дождя пасмурного Нью-Йорка. Очевидно, она торопилась по делам, всё было передано в спешке, за что я похвалил Кристиана: — Сильная работа. Передать секундный миг в динамике - это редкий дар. Тот благоговейно на меня посмотрел и беззвучно, чтобы не сбить поток моих мыслей, кивнул: — Быть может, «Современная молитва»? — Хм... Я долго вглядывался в работу, отличал в ней удачные моменты, рассматривал цельную композицию с точки зрения лирики, и вдруг мне стало по-настоящему страшно. Вечная спешка, суета, за чертой которой - одиночество... Как же мы живём? Сюжет картины перекликнулся с монументальностью «Сына человеческого», и я вынес вердикт: — Vanity... Назови картину простым позывом: «Надо бежать», и тогда внимательному читателю всё станет ясно. — Оо, благодарю, Виктор. Как лаконично и ёмко! Недаром мне пророчили тебя как умнейшего человека штата. — Это всё безбожная лесть, Кристиан, но будь уверен, я всегда рад поделиться мнением. Позже мы встретились с джентльменами в зале пресс-конференций, и потянулся длинный, невозможно длинный разговор об экономике. — ...я не намерен проводить такую политику в отношении этих компаний... — Но скоро нам придётся принять одну из двух сторон... Они всё говорили, и обсуждали, и дискуссировали, и строили планы, а я - впервые в жизни на заседании - не чувствовал ничего, кроме невыносимой скуки. Мне только хотелось войти поскорее в дом и обнаружить её, пишущую за ноутбуком или дремлющую тихо на диване. Тогда бы я отнёс её в спальню, или накормил сытным ужином, или просто говорил бы с ней. «Сколько мы уже не общались нормально? Два дня, и завтрашнее утро ознаменует третий». — Виктор, я прошу прощения, но в каких измерениях ты пребываешь? — друг отвлёк меня от беззаботных мечтаний. — Кхм, прости? — За последние три часа ты не сказал ни слова, я специально засёк твой рекорд по тем часам. На тебя это совершенно не похоже. — Задумался, — попытался отвести от себя подозрения я. — Нет, задумываешься ты по-другому, друг мой. Что-то не так? — Это что-то сейчас у меня дома. И я не могу смириться с тем, что я трачу время здесь, когда мне необходимо быть там... — Мне всё ясно, кажется. Ты болен. — Нет! Едем же! У меня кое-что есть тебе показать, — я выдернул коллегу из кресла и поволок на первый этаж. — Постой, пожалуйста, — весело задыхаясь, проговорил он. — Теперь я не езжу без предупреждений в сомнительные места... — Больше никаких французских Князей, я обещаю! — смеялся я, практически выбегая из здания. По пути я написал Мие с просьбой приготовить что-нибудь на ужин, ибо я буду не один. На пороге нас с непонимающим коллегой встретило милое создание, скромно приглашающее к столу. Они пришлись друг другу по душе, но глаза у Скорсезе при виде меня, державшего за руку простую смертную девушку, были широко распахнуты. Поначалу он не мог надивиться, позже, немного свыкшись, он смотрел на нас взглядом, каким смотрят на новобрачных влюблённых, только что сошедших с венчального круга. Позже, у меня в кабинете, он с глубоким чувством говорил: — Я знал, что никогда не перестану тебе удивляться... Но это, — под словом «это» он выделил наш домашний уют, только что царивший за ужином. — Это совершенно потрясающее явление. Кто бы мог подумать, что своё счастье ты, обладатель знатной фамилии, обретёшь в простой смертной? — Если я временами не буду появляться в обществе, не сочти за грубость. У меня, видишь ли, теперь несколько другие обязанности, — я, улыбнувшись, указал рукой в сторону моей кухни. — Нет, это совершенно невиданно... Какая милая девушка! И твой дом... Он стал совсем уютным. Хоть больше здесь и не господствует ампир, ты сумел привнести в его атмосферу чувство покоя, — он опустил бокал с виски, как будто прислушиваясь к внутренним ощущениям. — Ссоры с отцом... — Неужели ты и правда подумал, что это из-за расхождений мировоззрений, друг мой? — я рассмеялся. — Чёрт с вами, никчёмные бельгийцы, — он шутливо толкнул меня в грудь и объявил, что ему пора нас покинуть. Проводив друга, я ещё около получаса просидел в гостиной. Меня ласкало тёплое чувство, что кто-то близкий разделил со мной это чувство домашнего счастья. Мия тихо подошла ко мне слева. Мне не нужно было использовать Дары, чтобы отличить в её эмоциях стыд и требование ласки. — Поцелуй меня. Она колебалась лишь секунду, в следующую же опустилась около меня и трепетно коснулась своими губами моих. — Я всегда знал, что обладаю целым миром, но эта уверенность в миг разбилась на мириады сверкающих осколков, когда ты, не тревожимая внешними колыханиями мира, спокойно ведала мне такие простые в твоём понимании истины, — выпалил я. Она не отвечала. Лишь целовала меня и по мере моих слов сильнее прижималась ко мне. — Ты не понимаешь... Ты не понимаешь, как страшно быть обречённым на века. А теперь, когда я слышу такое от тебя - моей единственной надежды... Мия села возле меня на диване, с завидным спокойствием положив мою ладонь на свою грудь. — Нет, ты определённо не понимаешь. Да я трижды проклят, Мия! Ты только не уходи. Ты только будь рядом. Только будь рядом, дорогая, пожалуйста. Она прикрыла глаза. И выдохнула. И не посмотрела на меня. Кажется, она думала и думала судорожно. — Не беспокойся, прошу тебя. Пока я рядом. Это «пока» окончательно выбило меня из душевных сил. Она не понимала, не понимала, что значило для меня её присутствие. Я отложил объяснения. Два потерянных дня хотелось прожить за один вечер. Я прижал Мию к себе и принялся целовать её тонкие кисти. Дом покидал прошедший день. И никто не намеревался звонить. В доме было тихо и уютно... В доме отныне жила любовь. — Я ведь чудом воскрес, Мия, — говорил я, обнимая девушку так сильно, чтобы она, наконец, поняла, что я не хочу отдавать её времени, безнадёжно теряя её красоту и молодость. — Я ведь чудом воскрес, дорогая…