***
— Так как мы назовём сквернослова? — спросила Томита, пододвигая чашку с чаем поближе к себе. — Никак. Отнесём его на свалку, где ему самое место, — мрачно ответил Рюноске, бросив предупреждающий взгляд в сторону попугая. Тот сидел в клетке подозрительно тихо, ничего не ответив на очевидное оскорбление. Гин, тихо сидящая в самом углу стола, коротко кивнула в знак согласия. — Думаю, нам есть, что обсудить. Акутагава слегка повернулся в сторону матери, обратив внимание на неуверенность в её голосе. С момента первой встречи он ждал объяснений, но решился требовать их раньше времени. Теперь оно настало. И впервые за долгое время ему стало стало страшно. Страх разочарования давно преследовал Рюноске, убеждая, что нормальной жизни для него не существует, всё рухнет и не оправдает надежд в конечном итоге. И хотя сердце кричало о прощении, где-то в глубинах подсознания простая детская обида не желала отступать, причиняя боль и вызывая тревогу. Что если причина, по которой они с Гин большую часть жизни были одни, окажется недостаточно значимой для него. Не достойной прощения. Он тайком взглянул в сторону Гин, отметив про себя, что та, вероятно, чувствует нечто похожее. — Да, мне не терпится знать правду, — голос Рюноске прозвучал неожиданно требовательно. — Почему ты бросила нас? Чем я и Гин были хуже Томиты? Томита вздрогнула, услышав слова Акутагавы. Девушка всегда думала, что он был тем, кто испортил часть её жизни, но, получается, что всё было как раз наоборот? Она — одна из причин его несчастий? — Это будет непросто для меня, — почувствовав нарастающее за столом напряжение, вздохнула Шиори. — Расскажи основное, детали оставим на потом, — нетерпеливо произнёс Рюноске, немного смягчившись. Женщина выглядела неуверенно: было заметно, что ей больно вспоминать прошлое. Казалось, морщин на её лице стало больше, а седые пряди волос постоянно бросались в глаза. Но Акутагава не собирался отступать, он пришёл за ответом и хотел его знать, чтобы решить, что делать дальше со своей жизнью, которая стремительно набирала новые обороты в последние дни. — У нас была счастливая семья. Когда родилась Томита, мы были вне себя от радости и очень скоро решили, что малышке наверняка будет одиноко среди взрослых. Я очень хотела мальчика, и это желание в конечном итоге исполнилось, но совсем не так, как мечталось. Томите было три года, когда ты родился, Рюноске. Беременность протекала без осложнений, но роды прошли совсем не по плану. Я мало что помню из того дня, кроме дикой бесконечной боли и страха. Моё здоровье резко ухудшилось после этого, но через несколько месяцев жизнь вернулась в привычное русло. Уже тогда отец начал вести себя странно… я не понимала, почему. Но голова была слишком забита глупыми мечтами… Рюноске заметил дрожь в её руках, но не сказал ничего, с тяжестью на душе продолжая слушать. — Если бы тогда я знала, что всё закончится так… — всхлип прервал её голос, и женщина на миг замерла, сглотнув образовавшийся в горле комок. — После рождения Гин кошмар вернулся. Болезнь резко прогрессировала, и я осталась навсегда прикованной к инвалидной коляске. Я никогда бы не стала винить в этом тебя или Гин, но отец… словно сошел с ума. Несколько месяцев прошли в бесконечных ссорах и скандалах, потом год. Томита мало что понимала, а тем более вы… В ту ночь я не знала, что отец, напившись в очередной раз, потеряв голову от злобы, унёс вас и оставил где-то трущобах. Утром, когда он одумался, там никого уже не было. Томита, вероятно, забыла, но я… я всегда помнила о вас. — Я помню, что была не одна когда-то очень давно. Но не хотела спрашивать. Думала, что мне просто приснилось и я приняла сон за реальность, — тихо произнесла Томита. — Несколько лет я умоляла отца найти малышей, но он ничего не смог сделать, даже когда связался с мафией. В конечном итоге всё рухнуло, надежда была потеряна. И… — Шиори замолчала, резко закрыв лицо ладонями, не в силах больше произнести ни слова. Её рыдания стали очевидными, тело содрогалось от печали и страха, что дети не смогут понять всего, что случилось на самом деле. Гин дёрнулась, не сумев подавить желание обнять плачущую мать, но Рюноске сдержался, вцепившись взглядом в собственные руки, которые непроизвольно сжались в кулаки. Теперь было ясно, как Портовая Мафия нашла их с сестрой: по наводке отца. Возможно, они действительно поначалу собирались вернуть ему детей, но когда узнали, что один из них — одарённый, изменили планы. Всё это… пробудило внутри Акутагавы злость и небывалое раздражение. Верный пёс Портовой Мафии, который всегда считал, что его спасли, вынули из омута грязи и мусора, подарив лучшую жизнь, долгие годы просто купался во вранье и служил людям, которые прямым образом приняли участие в его несчастье. Они позволяли ему думать, что мать бросила их с сестрой, умело создавали почву для ненависти, гордясь новобранцем, из которого легко можно было сделать живое оружие. — Ты знала о Портовой Мафии, мама? — наконец спросил Рюноске, резко поднявшись с места. — Нет, сначала я знала только что отец связался с плохими людьми. О Портовой Мафии мне стало известно только после того, как Томита пропала, а меня чуть не убили. Чуя-кун рассказал всё. — Чуя-кун? — Томита едва не подавилась, услышав знакомое имя. — Откуда ты знаешь его? — Накахара-сан был тем, кто спас её жизнь, а затем много раз приходил навещать и приносил продукты. — Так и есть, Чуя-кун такой славный мальчик! К слову, он ничего не сказал мне про вас, но теперь я хочу спросить об этом сама… Рюноске, кем ты… работаешь в мафии? — Подписываю договоры. — О смерти, — неожиданно развеселившись добавила Томита, мгновенно получив в ответ предупреждающий взгляд. — Она шутит, не обращай внимания, — невозмутимо ответил Акутагава, избегая прямого взгляда. Он медленно сел обратно на стул, принявшись крайне заинтересовано ковырять вилкой кусок сыра. — У вас такое странное чувство юмора, правда, Гин? Рюноске был очень удивлён тем, что мать действительно приняла сказанное за плохую шутку. Гин снова кивнула, ничем не выдавая волнения. Она снова обняла маму и бережно поправила выбившиеся из её причёски волосы. Томита, смутившись немного, мельком взглянула на часы и вздрогнула. Странная неловкость нахлынула, стоило только вспомнить причину, по которой она изначально собиралась выйти из дома и прогуляться по городу. — Знаете, я тут вспомнила… мне нужно ещё встретиться кое с кем. Рюноске, вероятно сразу понял, о ком именно речь, нахмурившись. — Я иду с тобой. Уже поздно. — Нет, пожалуйста, — девушка повернулась к нему лицом. — Рюноске. По тому, как она произнесла его имя, эспер почувствовал её уверенность. Томита знала, что делает и не нужно было ей мешать. Вероятно, лишние уши действительно лишь будут мешать. Кроме того, Акутагава не был уверен, что сумеет сдержаться после всего, что услышал. Ему нужно время. Шиори и Гин молча переглянулись, почувствовав некую недосказанность, но никто из них не решился перечить. — Будь осторожна, сразу звони, если что-то случится, — Томита могла с легкостью прочитать волнение в глазах матери, но оно лишь прибавило сил.***
— Дазай-сан, Вы не идёте домой? — с волнением спросил Ацуши, когда стрелка часов перевалила за восемь. Они вдвоём и так засиделись допоздна, куда дольше положенного. За окнами офиса стемнело, и тишина внутри казалась непривычной. Но не такой непривычной, как желание Дазая работать. Уже несколько часов он только и занимался тем, что просматривал отчёты и раскладывал их по папкам, изредка дописывая что-то и исправляя. Осаму выглядел крайне сосредоточенным, но как будто чувствовал себя не на своём месте. В его глазах мелькала странная неуверенность, а движения казались заторможенными и резкими для такого шумного и изворотливого человека, как он. Ацуши не мог точно сказать, что именно так сильно беспокоило его в наставнике, но причина очевидно была. Достаточно важная, чтобы прятаться от неё в пустом офисе Агентства, когда остальные сотрудники давно разошлись по домам, удивившись внезапному наплыву работоспособности главного бездельника, но не желая заострять на этом внимание. — Видишь ли, Ацуши-кун, у меня дома завёлся ужасный монстр… — не отрываясь от дела, будничным тоном проговорил Осаму. — Подкроватный? — Скорее накроватный. Тяжело вздохнув, Дазай наконец бросил бумажки на стол и тихо рассмеялся, взлохматив рукой кудрявые волосы. Попытка разрядить обстановку не слишком удалась, но напряжение в голове значительно снизилось. На самом деле Осаму уже несколько десятков минут назад совершенно перестал воспринимать трезво содержание отчётов: иероглифы расплывались перед глазами, создавая невообразимую бессмыслицу, и всё, о чём ещё мог думать детектив — недавняя ссора. Он не хотел делиться переживаниями, но молчание со стороны младшего сотрудника подтолкнуло к признанию. — Томита-чан выгнала меня из моего же дома. Мне некуда идти, — положив руки на край письменного стола, Осаму качнулся на стуле, опустив голову. Ацуши оживился, и его лицо исказилось в тревоге. — Вы поругались? — эмоции в голосе выдали волнение, и Дазай решил удовлетворить любопытство Накаджимы. — Я признался ей в любви. Несколько секунд тишины, и Ацуши буквально взревел от шока. — Что?! Его стул упал, когда он вскочил на ноги, явно сомневаясь в реальности услышанного. Сначала Накаджима подумал, что Дазай в очередной раз натворил глупостей и осыпал бедную девушку предложениями о парном самоубийстве, но поведение наставника совсем не соответствовало таким мыслям. Он вёл себя так… словно действительно признался в любви без всяких шуток. — Я думал, что мы достаточно сблизились и лучше всего понимаем друг дуга, — пальцы Осаму нервно постукивали по краешку стола. — Она ведь даже чуть не умерла, пытаясь спасти мне жизнь. Но… видимо я был прав. Ей лучше с другими людьми, ведь она теперь не одна, как раньше. Я ей больше не нужен. Это были скорее размышления вслух, чем откровение, потому что в тот момент он не чувствовал себя таким же уверенным, как раньше. У него не появлялось плана действий, хитрых приёмов, и даже не потому что она ненавидит их. Невозможно выстроить стратегию, не понимая сути сражения. А Осаму перестал понимать самого себя. — Может быть, дело не в этом? — неуклюже спросил Накаджима, догадываясь, что встрял не вовремя, но Дазай мгновенно изменился в лице, потеряв задумчивый вид, загадочно улыбнувшись. — Ладно, забудь об этом, Ацуши-кун. Я сам разберусь, только вот прогуляюсь немного. Очередная его маска беззаботности почему-то отозвалась жалостью в сердце Ацуши. Было видно, что наставник вновь пытается скрыть настоящие чувства, не желая выглядеть уязвимым, но на этот раз, он, кажется, действительно запутался в самом себе. Молча наблюдая за тем, как Дазай закрывает ящик своего стола на ключ и машет рукой на прощание, Накаджима обречённо охает, понимая, что приводить в порядок офис после рабочего дня и проверять всё перед уходом вновь выпало ему. Вечер был тёплый, несмотря на то, что солнце давно зашло и стало темно. Звёзды на небе показались Осаму особенно яркими, но хаотичными, разбросанными в полном беспорядке. Никаких созвездий, никаких ассоциаций. Дазай не знал, что скажет, когда вернётся домой. Томита наверняка успокоилась и собралась с мыслями, а он всё ещё нет. Она действительно изменилась, стала смелее и увереннее, её поступки теперь уже не так просто предугадать. Но так даже лучше. Сколько времени ещё должно пройти, чтобы прошлое открыло дорогу к ней? Пнув камень, попавшийся на пути, Дазай перевёл взгляд на воду. Ноги сами принесли его в это место. К мосту. Забавно, что раньше он несколько раз планировал сброситься вниз именно отсюда, дабы покончить со своими извечными страданиями и принести наконец пользу этому городу своей смертью. Тогда решиться было намного легче. Сейчас Осаму чувствовал необъяснимое притяжение, манящее соблазнительно покинуть чужой мир и узнать вечный покой, но не мог поддаться. Он не мог оставить человека, которому хотелось доверить свою душу, даже если в ней нет больше нужды. И когда Дазай поднял голову, сердце на мгновение перестало биться. Тёмный силуэт на краю моста сразу привлёк внимание, послав неконтролируемую дрожь в колени. Он знал, чей это силуэт, ему даже не нужно подходить ближе. Шестое чувство билось в тревоге, возбуждая нервные окончания по всему телу, призывая не стоять на месте ни секунды дольше. Он не мог потерять последнего человека, которым дорожил. Он дал обещание. Дал клятву. Сорвавшись с места, Осаму побежал вперёд, не обращая внимания на сбившееся из-за резкого старта дыхание. Его глаза расширились в немом ужасе от осознания картины, раскрывшейся перед ним. На уровне подсознания Дазай хорошо понимал, что если Томита решится, он не успеет ничего сделать. Падение с такой высоты в холодную воду — смерть и ничего больше, пусть даже не мгновенная. Никогда раньше у него не сбивалось дыхание от простого бега, но теперь волнение сбило все ритмы, а ноги неожиданно стали ватными. — Остановись! Не прыгай! — закричал он, вытянув вперёд руку, осознавая, что не дотянется, даже если захочет. Неужели в такой тёплый звёздный вечер его жизнь снова потеряет краски? Даже когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, Осаму едва мог осознать, что девушка стоит не на самом краю, а на асфальте, крепко держась за поручни. — Дазай? — её голос слишком невинен и спокоен для самоубийцы. — Стой! Не нужно этого делать! — вновь кричит Дазай, потеряв контроль над эмоциями. Его лицо отравлено ужасом и страхом, таким Томита не видела его никогда. Разве что… — О чём ты? Простой вопрос ударяет его по голове, словно огромный молот. Сознание постепенно возвращается, обуздав разбушевавшиеся чувства. Осаму пресекает попытку схватить Мики за руку, не желая казаться ещё более жутким, но его по-прежнему трясёт, и он не знает, что с этим делать. И, кажется, она поняла. Её губы слегка приподнимаются в полуулыбке, а тёплая ладонь бережно ложиться на его плечо. Дазай смотрит, точно ребёнок, у которого отобрали конфету, и его настоящая сущность почему-то кажется ей милой. — Я не собиралась прыгать с моста, — её теплая улыбка дарит долгожданное спокойствие. — Просто пришла сюда… прогуляться. Осаму ничего не говорит, но тело расслабляется. Томита с нежностью гладит его по щеке, чувствуя, как парень наклоняет голову, сильнее прижимаясь к её ладони. Он наконец приходит в себя окончательно, но не спешит скрываться за маской, чтобы не испортить момент. Девичье лицо даже в темноте кажется безумно красивым, и вновь вернувшийся блеск в синих глазах заставлял трепетать черствую душу. Они всегда были противоположностями. Но Осаму не позволял ей влиять на себя и вносить изменения в мрачную бесцельную жизнь, наивно полагая, что ему не наскучит и так будет продолжаться всегда. Не продолжилось. После смерти Оды система дала сбой и ложная вселенная внутри Дазая сломалась, оставив его наедине с неизвестностью. Он думал, что так легко нашёл себя в мафии, не прилагая почти никаких усилий. Крупно повезло? Нет. Злая шутка судьбы. Осаму выпрямился, вернув себе умиротворение, только за тем, чтобы взять её руки в свои. Он помнил тот поцелуй в больнице и все те, которые были до него. Ночи, окутанные холодными прикосновениями разгоряченных тел, которые ничего не значили для них обоих. Ничего похожего на любовь. Но теперь всё обязано было получиться. Его взгляд ни на секунду не покидает её, удерживая на себе внимание, пальцы притягивают Томиту ближе к своему телу, и она не сопротивляется. От нетерпения всё внутри загорается, а расстояние между губами стремительно тает. Он хотел этого давно, каждый раз по разным причинам, но впервые так сильно волновался. Из-за какого-то поцелуя. На мосту. Под звездным небом. И когда Осаму уже ощущает горячее дыхание и почти чувствует желанный вкус, Томита кладёт пальцы на его губы, закрывая путь. — Я изменилась. — вдруг говорит она. — Ты единственный, кто до сих пор не нашёл смысла жить. Мир перед глазами рухнул. Осаму отшатнулся назад, не понимая, что на этот раз пошло не так. — Я благодарна тебе за брата и сестру, за то что нашел их, пусть и случайно. Ты, наверное, думаешь что мусор вроде тебя не заслуживает прощения. Я думаю, что каждый человек, который раскаялся, заслуживает прощения, но дело совсем не в этом, — Томита сделала паузу, собравшись духом для решающих слов. — Я не люблю тебя. Я знаю о тебе все, видела тебя настоящего. Если бы мы встретились сейчас, возможно, тебе удалось бы обмануть меня, но как долго ты бы продержался? Не нужно притворяться тем, кем ты не являешься. Такая любовь не принесет тебе счастья, Осаму. Будь честен с собой и скажи, действительно ли тебе нужна любовь для счастья? Или ты хочешь этого, повторяя за другими? Осаму не смог ничего ответить. Слова покинули его голову. Рот открывался и закрывался, как у ребёнка, не умеющего ещё говорить. В тот момент он точно знал лишь одно: это конец. Больше шансов не будет. А может их и не было никогда? — Я тебя прощаю. Только обещай, что больше никогда не примешь участия в моей жизни, ладно? — Обещаю. В ту ночь Осаму не нашёл в себе сил вернуться домой, чтобы молча наблюдать за тем, как она собирает вещи, чтобы исчезнуть из его жизни навсегда.