Количество и качество

Слышу-не слышу Домой Женя заходила как всегда быстро и бесшумно, так, чтобы случайно не привлечь чьё-либо внимание. Его было слишком мало в жизни девочки, но в такие моменты, как сейчас, этого хотелось меньше всего. Из кухни доносился гул из грубых мужских голосов и маминого смеха, смешанных с цоканьем стеклянных бутылок. От сигаретного дыма сводило горло и хотелось громко и долго кашлять, но было нельзя. Никто не должен знать, что она дома. Её вообще не должны были увидеть. Её вообще не должно быть. Женя привыкла быть незаметной. Она, как хамелеон, сливалась с окружающей обстановкой и становилась прозрачной, невидимой, словно её и не было вовсе. Это было лучшим решением в те моменты, когда она понимала, что состояние мамы меняется. Сначала кажется, что в этом нет ничего страшного, особенно для пятилетнего ребёнка, но, попавшись пару раз под горячую руку вместе с изменённым сознанием, Женя предпочитала спрятаться где-нибудь, где её никто не будет искать. Она любила маму, но когда начинались запои, — этот человек исчезал, а на его место приходил тиран, которому было все равно на окружающих, на собственного ребёнка и даже на себя. Все, что было в тот момент важно, — это бутылка, удаляющая всё вокруг. Чувства, эмоции, рассудок и, в конце концов, человечность. Женя рыдала, умоляла, прятала, держала, держалась. Но все было тщетно, её отшвыривали, как ненужную игрушку, понося последними словами, значения которых Женя даже не понимала, но знала, что скажи она их на людях, все будут негодовать. Девочка не могла с этим бороться и просто бесшумно уходила в свою комнату, где плакала до тех пор, пока посторонние люди не уходили из квартиры. Иногда они наоборот приходили на плач и тянули к ней свои грязные руки, из-за чего Женя начинала выть в голос. Они пугались и быстро возвращались к привычному делу, ожидающему их на кухне. Мама этого даже не замечала. А если и замечала, то относилась к таким ситуациями с предельным безразличием. Иногда это продолжалось неделями, иногда месяцами, но с каждым разом запои становились все продолжительнее, а выход из них был лишь небольшим перерывом перед тем, как накроет ещё больше. С работы женщину уволили ещё давно, и все, на что они жили — это на пенсию по потере кормильца. Отца Женя почти не помнит: он погиб, когда она была совсем маленькой. Несчастный случай на производстве, после которого стали и возникать все проблемы. Женщина так и не оправилась после потери мужа, и в тот день девочка похоронила не только отца, но и мать. Она помнит, как кто-то сильно начал стучать в дверь, параллельно нажимая на звонок. Женя привыкла к таким моментам и не обращала на них внимания. Рано или поздно до людей доходило, что дверь в этом доме не закрывается уже очень давно. Но в этот раз все было по-другому. Дверь с грохотом открылась, громко ударяясь о стену, и в квартиру вошли двое мужчин в форме. Вместе с ними была женщина достаточно преклонных лет, которая держала в руках пару файлов с какими-то документами. Они осмотрели грязный коридор и стали двигались к кухне, откуда доносился основной шум. Пришедшие мужчина и женщина говорили тихо и спокойно, но хозяйка квартиры и её компания захотели этот вопрос решить по-другому, начиная кричать на них благим матом и прочими оскорблениями. В такие моменты стираются абсолютно все рамки вместе с инстинктом самосохранения, поэтому ругань и драки в этом доме были частым явлением. Соседи уже перестали как-либо бороться с этим и лишь сочувственно посматривали на ребёнка, неодобрительно покачивая головой. Женя, сидя в своей комнате, слышала абсолютно все и пыталась как можно сильнее зажать уши. Она жмурила глаза и шептала себе под нос «не слышу, не слышу, не слышу» словно мантру, в надежде, что она сможет раствориться в этом сигаретном дыму, которым было окутано все помещение. Через плотно зажатые ладони были слышны звонкие хлопки, крики мамы и собственный плач. Девочка сидела на кровати, поджав под себя ноги и качалась из стороны в сторону, трясясь от нахлынувшей истерики. Женя не понимала, сколько прошло времени, когда в её комнату зашла та самая пожилая женщина. Она медленно приблизилась к девочке, аккуратно потянув к ней свои морщинистые, но на вид такие мягкие руки. Они нежно обняли ребёнка, успокаивающе поглаживая по спине. Женя почувствовала тепло сидящей рядом женщины и нерешительно убрала ладони от головы. — Всё будет хорошо, — она сначала пересадила Женю к себе на колени, а затем поднялась с кровати вместе с ребёнком. Сотрудник ПДН понесла девочку в коридор. Там же обстановка не занимала своим спокойствием. Через пелену слёз Женя разглядела пьяных друзей мамы, которых крепкой хваткой держали сотрудники полиции, в то время, как сама женщина стояла, опершись об угол стены и курила, слабо понимая ситуацию. — Мама! — Женя резко дёрнулась на руках женщины, держащей её, — Мама, не отдавай меня! — слёзы вновь полились из глаз, девочка отчаянно пыталась вырваться из мягких, но таких сильных рук сотрудника ПДН. Картинка плыла перед глазами, Женю старались развернусь так, чтобы она не видела всего того, что сейчас происходило в доме. Она плакала и отчаянно просила, оставить её тут, но до входной двери оставались считанные сантиметры. — Пожалуйста! Мамочка! — девочка оттолкнула руку женщины, прикрывающее её лицо, и взглянула на стоящую в нескольких метрах родительницу. Её глаза не выражали ровным счетом ничего. Полнейшая пустота, смешанная с абсолютным непониманием и безразличием к тому, что происходит. В ней не было переживаний, боли, сочувствия и ни грамма любви, в которой сейчас так нуждалась её собственная дочь. Это была каменная стена, которая росла с геометрической прогрессией, все дальше отдаляя ту чуткую и любящую женщину от собственного ребёнка. Она воздвигла её сама, когда-то не справившись с навалившимися проблемами и собственной болью. Женщина забыла про себя, погрузившись с головой в самобичевание и зализывание ран алкоголем, отодвинув на задний план ту, которая в ней так нуждалась. Ту, жизнь которой она уже собственноручно ломает в данный момент. Ту, которая незаслуженно получила такую же боль. Эти мысли отчаянно били по каменной стене безразличия, но отскакивали и превращались в мутные эфемерные пятна, таящие в потоке угасающего сознания. — Женечка, пойдём. Ты больше не увидишь всего этого ужаса, — тихо проговорила женщина, выходя из квартиры и плотно закрывая дверь, за которой оставался самый близкий и родной человек девочки. Женя зарыдала в голос, отчаянно пытаясь вырваться и вернуться домой. К маме, которая, как ребёнку казалось, её несомненно любила и которой она была нужная. Но старая деревянная дверь плотно закрылась, четко разделив жизнь Жени на до и после. Она не помнила, как они спускались вниз по этажам, Она не помнила, как её качали на руках в попытке успокоить. Она не помнила, как сочувственно качали головами вышедшие на плач соседи. Все, что помнила Женя — это пустой взгляд мамы, навсегда провожающий её из собственной жизни. — Не слышу! Я ничего не слышу! — кричала она, плотно закрывая уши ладошками.

***

Девушка резко открыла глаза, шумно выдыхая скопившийся воздух. Женя не знала, сколько секунд, а может и минут, она не дышала. Воспоминания холодком прошлись по всему телу, застревая упругим комом где-то в районе горла. Это то, о чём она так старательно старалась не думать. Это те воспоминания, которые она всю жизнь хотела похоронить, но так и не смогла. «Чтобы перестать чего-то бояться, нужно посмотреть своему страху в глаза» — так говорил детский психолог, к которому Медведеву стабильно отправляли все, кому не лень. Девушка мало, что воспринимала из его слов, но эта фраза показалась ей не такой уж абсурдной. В ней определенно был смысл, и после разговора с Юлей она стала понятна, как никогда. Женя была благодарна Даниилу Марковичу, согласившемуся ей помочь в постановке программы. Он договорился о том, чтобы после закрытия катка Медведева смогла прийти и потренироваться. Одиночество — это то, что на данный момент ей было необходимо. Девушка задумчиво тронулась с места, не зная, куда поведёт её в следующую секунду. Сейчас лёд казался совсем другим, чем на обычных тренировках. Он напоминал чистый лист бумаги и словно просил, чтобы на нём написали свою особенную историю. Он принимал на себя все эмоции, скопившиеся на концах лезвий и выкладывал из них узоры, по которым можно было прочитать всю плеяду чувств, рассказанную девушкой. Женю словно вело какое-то шестое чувство, закручивающее её в ранее неизвестные дорожки и быстрые вращения. Она была воодушевлена, как никогда раньше, и старалась запомнить каждый свой следующий шаг и жест. Лёд поддерживал её и помогал, отражая на себе всё новые и новые узоры из чувств и эмоций. Он был живой. Она его слышала.