Количество и качество

По ту сторону Зазеркалья Квартира Даниила Марковича была абсолютно обычной. Светлые стены, немногочисленная мебель, приглушённый свет и пару фотографий с семьей, стоящих в рамке на комоде. Ничего такого, что выдавало бы его род деятельности. Женя думала, что у творческих людей дома наоборот заставлены множеством всяких интересных оригинальных вещей, но здесь же все было крайне минималистично, но при этом довольно уютно и мило. Несмотря на то, что часы на стене показывали непривычно позднее время, девушка все еще лежала в кровати, кутаясь в белых простынях. Даниил Маркович уступил ей свою кровать, несмотря на просьбы Жени поспать на диване в зале. Это было очень радушно с его стороны, но девушка чувствовала себя все равно неловко. Возможно, она настояла бы на своём, но вчерашняя ночь выдалась слишком тяжёлой, чтобы находить силы сопротивляться. Женя никогда бы не подумала, что найдёт поддержку в лице Даниила Марковича, и она искренне не знала, чем отблагодарить мужчину за то, что он приютил её у себя. Женя дала себе волю поспать. Необходимо было отдохнуть и уже с новой силой думать, куда ей двигаться дальше. События слишком тяжёлым комом навалились на неё, и девушке нужно было хоть немного времени, чтобы прийти в себя и адаптироваться к новым условиям. По крайней мере, именно такой план был у Медведевой ровно до тех пор, пока ей не позвонила Этери Георгиевна с просьбой вернуться обратно. Женя совершенно не понимала, что творится в голове этой женщины. Почему вдруг она решила поменять своё решение. Девушка сомневалась, что Даниил Маркович смог бы убедить её так поступить. Несмотря на то, что она ценила его как сотрудника, он не обладал должным влиянием, чтобы изменять её планы. Дело было нечто в другом, но в чем именно, Женя так и не понимала. Слова Тутберидзе о произвольной казались слишком наивными даже для шестнадцатилетней Медведевой. Это путало ещё больше, и девушка знала, что непременно потребует объяснений. Женя не спешила доверять Тутберидзе и падать ей в ноги, эта женщина была слишком расчётлива в своих планах, и только один Господь знал подлинный умысел её действий, но все же Медведева была рада тому, что не возвращается в детский дом. По коже пробегают неприятные колючие мурашки, когда она вспоминает о месте, где росла почти всю свою жизнь. Они застывают на теле и напоминают иголки, которые выставляют животные, если чувствуют опасность. Женя в какой-то степени делала так же. Она терпеть не могла детский дом и все, что с ним было связано. Здесь Медведевой тоже не легко, приходится много работать и регулярно выслушивать прихоти Тутберидзе и ощущать на себе её гнев, но это и в сравнение не идёт с тем, что творилось там. В Хрустальном ты чувствуешь себя в безопасности, знаешь, что найдутся люди, которые тебе помогут, и даже невыносимый характер Этери Георгиевны не пугает так сильно, как сахарные улыбки воспиталок, за которыми прячется ненависть к детям и желание их морально искалечить. Женя была уверена, что ненависти к детям у Тутберидзе не было. Это слишком сильное чувство, чтобы такая снежная королева, как она, его испытывала. Да и за что ей их ненавидеть? Они приносят ей славу и деньги, а это априори ненавидеть невозможно. Что касается морального насилия, то здесь было сложнее. Она им, несомненно, злоупотребляла, в чем её ни в коем случае нельзя оправдать. Но это были совершенно другие приемы, нежели у толстых нафталиновых тёток из детдома. Этери Георгиевна умела мастерски манипулировать человеком, она считывала его, как самый быстрый компьютер, и знала, на какие рычаги стоит давить. Это была грамотная тактика и, наверное, от того ещё более болезненная. Даже в этом у женщины был вкус. Ненормальный для тренера, ничем не оправдываемый, гонящий её в самый низ моральной ямы, убивающий в ней человека. Но всё-таки вкус. Женя корила себя за то, что видит в этой женщине что-то привлекательное. Она не может ей нравиться, как минимум, из принципа, а как максимум, из-за того, что та ещё вчера чуть не выкинула её из группы обратно в старую помойку. Медведева с прищуром смотрит на себя в зеркало, распускает растрёпанную косу, которую она завязла на ночь. Смотрит на вьющиеся волосы, приглаживает их, пропускает сквозь пальцы по всей длине. Мягкие и покладистые. Локоны скоро выпрямятся и вновь превратятся в ровные ниспадающие до лопаток волосы, в которых нет ничего особенного и примечательного. Не то что у… Этери Георгиевну определённо можно было считать красивой женщиной. Конечно, главной её изюминкой были кудри, которых Женя прежде не видела ни у одного человека. Они словно лианы сплетались вместе и оседали на её тонких плечах. Почему-то девушке казалось, что тренер тратит не один час на их укладку, так как к концу дня они все равно разбиваются и становятся еще более пушистыми. Возможно, Этери Георгиевне стоило бы применить к ним один из своих методов угроз и манипуляций. Тогда они испугаются и выпрямятся навсегда. Удивительно, что она может указать место всем, кроме своих волос. Девушка резко встряхивает головой. — Стоп, — Женя шумно выдыхает и хмурится, — совсем с ума сошла. Слишком много мыслей об Этери Георгиевне в последнее время кружатся у неё в голове. Это раздражает и пугает одновременно. Женщина была словно заезженная пластинка, прокручивающийся на репите. Мелодия играла снова и снова, не давая мыслям Жени пробиться сквозь толстую не просвечивающуюся пленку. Она смотрит в зеркало, но словно видит там не себя. По другую сторону Зазеркалья стоит такая же Женя и едва заметно улыбается, наматывая ещё вьющийся локон на палец. В её взгляде нет ничего хорошего, она молчит, но девушка может поклясться, что слышит в голове её, свой собственный, голос. «Интересно, что бы Она подумала, если бы узнала, как часто ты о ней думаешь?» Это и правда было смешным. Но Медведева не хотела улыбаться, ей было жутко от слов девушки по ту сторону зеркала. Было в ней что-то такое, что было и в Этери Георгиевне. Нечто пугающее, но одновременно и манящее. Женя не хотела задумываться, откуда появлялись эти параллели. В её жизни и так было слишком много вопросы, на которые пока что не имелось ответов, и умышленно прибавлять к ним ещё и это девушке совершенно не хотелось. Сейчас её главная задача заключалась в том, чтобы не допустить повторного вылета из группы. Медведева резким движением дернула за ручку шкафа, открывая его и тем самым убирая раздражающее зеркало и девушку внутри него. Нужно было привести себя в порядок. Отчего-то сегодня хотелось выглядеть ухоженно и аккуратно.

***

Тренировка была уже в самом разгаре, когда Женя вышла на лёд. Все занимались своими привычными делами настолько сосредоточенно, что даже не заметили присутствие девушки на катке. Она хотела бы подойти к Даниилу Марковичу и поблагодарить его за гостеприимство, но хореографа здесь не было, и Женя сделала вывод, что вероятнее всего, он сейчас с половиной группы на офп. На льду же были Этери Георгиевна и Сергей Викторович, которые словно два хищника окружили Юлю по обе стороны. Женя отметила в уме, что обязательно поговорит с Липницкой после тренировки, узнает, какая участь ей уготована от Тутберидзе, и расскажет про себя, если сама поймёт, что происходит. Медведева прожигает спину главного тренера взглядом и никак не решается её отвлечь, чтобы они поговорили. Чтобы девушка хотя бы знала, что теперь от неё требуется на этом льду. Но женщине в таком привычном горнолыжном костюме совершенно не нужно много времени, чтобы почувствовать на себе чей-то пристальный взгляд, и она быстро отворачивает голову от Липницкой и смотрит точно в цель. Удивительно, как из всего катка с порядком десяти человек на нем, она смотрит исключительно на Женю и словно понимает все, что та хочет сказать и спросить. — Каскад три-три делаешь столько раз, сколько требуется, поняла меня? — она возвращает свой суровый взгляд на Юлю и получает незамедлительный кивок, — Сергей Викторович проследит. Я подъеду через пятнадцать минут и проверю. Женя видит, как Этери Георгиевна едет в её сторону, и внутри все начинает нелепо дрожать. Наверное, девушке стыдно признаться в том, что она волнуется видеть женщину и говорить с ней. Удивительно непонятно такое состояние на контрасте с их совершенно недавним разговором. — Здравствуйте, — это единственное, что ей удаётся сказать перед тем, как Тутберидзе берет её за локоть и буквально везет за собой по льду. — Здравствуй, Женя, — женщина также немногословна. Они отъезжают к бортику, и Тутберидзе одной рукой открывает калитку, а другой все ещё продолжает держать локоть девушки, словно боясь, что она сейчас убежит или исчезнет. Медведева заметила, что тренер никогда не берет человека за ладонь. Именно так она держала и Юлю той ночью. Девушке начинало казаться, что это был коронный захват Тутберидзе, явно не несущий в себе ничего хорошего. «Но ты ведь не хочешь, чтобы она убирала руку» В голову ударяет предательский голос девушки из Зазеркалья, отчего Медведева невольно напрягается. Это тут же чувствует женщина и автоматически усиливает свою хватку на тонком локте. Альтернатива возможного побега тут же растворяется в эфемерном потоке мыслей Жени, и девушка понимает, что ей ничего не остаётся, кроме как поддаться напору женщины возле себя. Она словно тряпочка плетётся за тренером, пока та не останавливается в дальнем коридоре Хрустального. Довольно специфичное место для разговора. Едва ли оно надежнее её собственного кабинета, но почему то выбор Тутберидзе пал именно на него. Они обе на коньках, отчего девушку чуть пошатывает, и она одной рукой придерживается о стену. Женщину напротив неё это же совершенно не смущает. Относительно других тренеров, она не так часто проводит время в коньках, но по умению держать равновесие складывается впечатление, что она их даже не снимает. К тому же, они придают женщине ещё большей стати и внешнего превосходства. В коньках она выглядит как никогда величественно и благородно. — Надеюсь, ты не такая глупая и не думаешь, что мое отношение к тебе изменится после этого возвращения? — она начинает с порога, не давая возможности даже настроиться на разговор. — Вы говорите это так, как будто это я умоляла вас вернуть меня, — Женя усмехается, скрещивая руки на груди. В психологии такой прием называется «блоком». Медведева автоматически выставляет защиту, даже не успев проконтролировать это. При всей своей красоте, женщина никогда не внушала ей доверия. — Я знаю. Но все равно предупреждаю. Женя закатывает глаза. — Не переживайте, Этери Георгиевна. Разве такая, как я, может себе даже в мыслях представить ваше особое отношение к себе? — в голосе девушки сквозит сарказм, но слова горьким послевкусием остаются на языке. Для Жени это очевидно, но невольное чувство обиды неприятно сжимает горло. Быть для кого-то особенной программы, — слишком большая привилегия для сиротки. — Что значит «такая, как я»? — женщина вскидывает вверх бровь и внимательно смотрит на стоящую рядом девочку, — мое особое отношение может заслужить любой. Все зависит от твоей работы. — Вам же не нравилась моя работа. Так почему вы меня вернули? — Женя пытается не зацикливаться на словах, что особенной спортсменкой для Тутберидзе может стать даже она. Это бред. Чистой воды бред. — Я ответила тебе уже на этот вопрос. Мне понравилась произвольная. Разве это не работа? — Работа, — она на секунду запинается,- но вы её даже не досмотрели. На мгновение они пересекаются взглядами, и Медведева очень хочет увидеть в них оттенок карего, но видит только чёрный. В плохо освещенном коридоре цвета съедаются, и сейчас женщина кажется ещё более опасной и недосягаемой. — Я увидела все, что мне нужно было, — Этери Георгиевна смахивает белые кудри с плеча и перебирает пальцами все заклепки на куртке сверху вниз, — и я хочу, чтобы ты отрабатывала ее под моим личным контролем. Сердце ухает куда-то в пятки, когда до Жени доходят только что произнесённые женщиной слова. Ей действительно понравилась произвольная? Она хочет ей заниматься? Лично? Сотни вопросов проносятся в голове, и Медведева даже не знает, на каком из них ей нужно остановиться сначала. — Думаю, мы сможем договориться с Даниилом Марковичем, чтобы он отпускал тебя с хореографии пораньше, и мы занимались отработкой программы, — Этери Георгиевна говорит это с такой непринужденностью, словно для неё самой отдельные занятия с ученицей являются нормой. Даже Юля, которая отбирается на Олимпиаду, не занимается с Тутберидзе в индивидуальном порядке. Жене решительно кажется, что за каких-то пару часов мир перевернулся с ног на голову, потому что другого оправдания она этому просто не видит. Из ступора девушку выводит глухой стук коньков. Поднимая глаза, она видит, как Этери Георгиевна идёт по коридору в сторону ледовой арены. В ушах звенят её слова вперемешку с голосом девушки по ту сторону зеркала. «Может быть, она не так уж и безнадежна?» Вопрос о том, какая же все-таки Этери Георгиевна на самом деле, душит своей неочевидностью и нерешаемостью. Может быть, в ней, как и в самой Жене, живет девушка из Зазеркалья? Ей нет имени, и нет ей хозяина. Она как кошка, гуляющая сама по себе. Которая иногда заходит в гости в чью-то голову и говорит те вещи, в которых ты боишься себе признаться даже в самых страшных снах. Её нельзя позвать и нельзя выгнать, но она держит тебя невидимыми нитями настолько цепко, что ты не в силах совладать с ней и не выполнить её волю. Она приходит тогда, когда ты находишься на грани исчезновения. Когда в тебе шатко абсолютно все, и нет сил на то, чтобы разграничивать хорошие поступки и плохие. Возможно, это совесть, а может, глупость. Но так или иначе, она заставляет человека идти наперекор своим принципам и страхам во имя чего-то большего и настоящего.

***

Аня была рада возвращению Жени. У них сложились тёплые взаимоотношения, что не могла не радовать их обеих. Щербакова была уникальным человеком, и самое лучшее её качество заключалась в том, что девушка никогда не лезла в то, что её не касается. Она бескорыстно доверяла Жене и анализировала только ту информацию, которую знала. Аня не требовала от неё чего-то большего, чем просто хорошее отношение друг к другу. Это образовывало в Медведевой чувство спокойствия и доверия. Но, несмотря на это, девушка решила не рассказывать ей об индивидуальных занятиях с Этери Георгиевной. В их комнате - они подруги, но на льду- соперницы. А дополнительное время - это то, что нарушает принцип равных шансов. Женя хочет хороших результатов для Ани, но сейчас у неё главная цель - надёжно удержаться на своём месте. — И она просто тебя вернула? — Щербакова аккуратно перекладывает книжки на полке, не отводя от них внимательного взгляда, — это на неё не похоже. — Я знаю. Но так и есть, — Женя пожимает плечами. — В любом случае, я рада, что ты не уехала, — Аня улыбается, переводя взгляд на девушку, сидящую на соседней кровати,- нужно уже ложиться спать, завтра лёд и хореография. Женя сглатывает в секунду образовавшийся ком в горле. Уже завтра их первая индивидуальная тренировка. — Ты можешь ложиться. Я ещё хотела зайти к Юле. Скоро вернусь, обещаю, — Женя ловит на себе взволнованные глаза Ани, и снисходительно улыбается. Она уверена, что больше не попадётся. После их побега с Липницкой охранник словно часовой регулярно обходит все коридоры здания. Жене с трудом удаётся остаться незамеченной. Преодолев расстояние до комнаты Юли, она, запыхавшись, влетает внутрь, бесшумно закрывая за собой дверь. — Стучаться не учили? — говорит девушка в своей привычной манере. Она вкладывает закладку в книгу и откладывает её на прикроватный столик. Медведева бросает взгляд на яркую обложку. «Алиса в Зазеркалье» «Черт» Проносится в голове Жени, перед тем, как она сталкивается с вопросительным взглядом Юли. — Да ладно тебе. Я пришла поговорить, — она садится рядом с девушкой, беря в руки книгу и рассматривая её со всех сторон. — Говори. — Меня вернули. — Я заметила, — на лице Липницкой не дрогнул ни единый мускул, — поздравляю. — Спасибо, — Женя кивает, — ты как? Снежная Королева сильно свирепствовала? — Как тебе сказать, — Юля несильно хмурится, а потом задирает левую штанину пижамы. Медведева не сдерживает удивленного вздоха, когда видит отёкший и синий голеностоп Липницкой. И только сейчас Женя замечает то, как сильно трясутся руки девушки напротив. Она лихорадочно проходит по ней взглядом и сталкивается с налившимися кровью глазами Юли, в которых нет ничего, кроме истощающей её пустоты. — Это конец, Жень… — голос девушки срывается на хрип, и она оседает в руках Медведевой. Девушка едва успевает откинуть книгу, чтобы поймать трясущуюся Юлю. «Алиса в Зазеркалье» громко падает на пол, оставляя после себя отчетливый звук бьющегося на миллионы осколков стекла.