***
Её телефон был выключен уже как два дня из-за назойливых звонков Федерации. Даня и Сергей Викторович периодически уведомляли женщину о том, кто сегодня из начальства приходил в Хрустальный, и как они в бешенстве уходили, не найдя Тутберидзе на месте. Сначала они грозились сокращением заработной платы, потом увольнением, но Этери это едва ли пугало. Она знала, что они ничего не смогут сделать. После того, как они выставили её на совещании виноватой во всех их проблемах, у женщины пропало какое-либо желание контактировать с ними до тех пор, пока они не придут в себя и не осознают, что из той ямы, в которой они все оказались, нужно выбираться так же совместно. В Хрустальном же информация распространялась с такой скоростью, словно она содержалась в частичках пыли. Иначе Этери никак не могла объяснить тот факт, что о сложившейся ситуации знали все, включая охранников и уборщиц. Женщина не могла свыкнуться с назойливым и очень странным чувством особо опасной преступницы, которой она ощущала себе уже некоторое время. Все внимание - только ей, все взгляды - только на неё, разговоры - только о ней, мишень для сплетен, обсуждений и осуждений - она. Катастрофа свершилась в тишине, хоть и при поднятом занавесе. Никто не говорил ни слова, но Этери хотелось заорать на весь Хрустальных до срыва голоса: «Заткнитесь все!», потому что она слышала мысли каждого в этом здании, и это медленно, но уверенно сводило ее с ума. — Я не буду с ними разговаривать, — женщина в который раз пытается отбиться от желания главы федерации обсудить их дальнейшие действия. — Этери, но ты же понимаешь, что они не отстанут… — Аксёнов, как собачка, каждый день бегал за Тутберидзе в надежде прояснить хоть что-то. У него, вероятнее всего, была самая сложная роль. Мужчину давила с одной стороны Федерация, требуя решений, а с другой стороны - Этери, от которой в принципе мало что зависело, но нужно было найти козла отпущения, а женщина им быть совершенно не собиралась. — Это их проблемы. Мое мнение они знают, — Тутберидзе хотела было зайти в свой кабинет, но Аксёнов в последний момент выставил колено, не давая закрыть дверь до конца. Этери странно на него посмотрела, едва заметно поднимая одну бровь вверх. — Не поняла? — она вновь полностью открыла дверь, прямо смотря на мужчину в ожидании его следующих действий. — Поговори с ними! Слышишь меня?! — голос Аксёнова неожиданно задрожал, почти что срываясь на крик, от чего женщина сначала даже опешила, но быстро взяла себя в руки, — ты думаешь, я железный?! Они не только тебя достают, но и меня, и ещё много кого! Но если ты - такая, блять, незаменимая, то я обычный сотрудник, которого сейчас просто попрут за неисполнение обязанностей! Будь человеком, Этери! Ну или сделай хотя бы вид, что у тебя есть душа! — с каждым следующим словом мужчину трясло все сильнее, и на последней фразе он с силой «вручил» телефон женщине, слегка вдавливая её в стену коридора. — Эд, я… — Этери хотела кто-то сказать, но все слова застряли где-то внутри и никак не хотели выйти наружу. Она только стояла и хватала губами воздух, пытаясь хоть как-то сложить в голове из клубка слов какую-то цельную фразу. — К черту! Пошла ты к черту! — Аксёнов толкнул рукой стену возле женщины и, резко развернувшись, направился по коридору на выход, громко стуча подошвой лакированных ботинок, окончательно сбивая сердцебиение женщины.***
Минута, две, десять. Этери не знала, сколько она простояла в коридоре, неотрывно смотря в стену и, кажется, прожигая в ней огромную дырку. Сказать, что она не ожидала такого от Эдика - не сказать ничего. Она всегда считала его своим другом и правой рукой. Она знала его семью, приходила к ним на ужины, дарила подарки детям, но все равно оказалась для него бездушной тварью, для которой тупые принципы - важнее всего на свете. Тупая боль ударила куда-то под дых, лишая женщину воздуха. Этери судорожно бегала взглядом по всему коридору, пытаясь сообразить, как быстрее ей отсюда выйти. Она руками хваталась за стены, куда пару минут назад ударял мужчина, и кажется чувствовала вмятины, отчаянно пытаясь за них ухватиться. Воздух. Нужно срочно на воздух. Стены коридора казались бесконечными, сливаясь в одно длинное пространство, которое обычно люди видят, находясь под наркозом или в состоянии гипноза. Дорога, которая обычно занимает минуту, сейчас была для женщины целой полосой препятствий. Из Этери словно выбили весь воздух дебелыми армейскими берцами с железными вставками, оставляя её валяться на земле и доживать свои последние минуты. Именно так сейчас себя ощущала женщина, где в бесконечных коридорах была ее смерть, а за их пределами - жизнь. Ещё пару шагов, и она толкает железную дверь чёрного входа, жадно вдыхая такой живительный кислород, наполняя им до краев легкие и делая частые вздохи. Словно ее душили Словно ее топили Через время стало немного полегче, но состояние все равно казалось очень шатким, грозящимся вот-вот окончательно надломиться и полететь вместе с Этери далеко вниз, откуда уже не удасться выбраться. Она все так же стоит на улице, дышит и ждёт такси. На собственной машине у неё нет абсолютно никаких сил ехать, да и к тому же сейчас это будет явно не безопасно. Этери хочет как можно быстрее оказаться дома, где её истерику никто не увидит и не услышит. К горлу подкатывала тошнота каждый раз, как только женщина прокручивала слова Аксёнова у себя в голове. Она знала, что именно такое мнение имеют о ней люди, но в Тутберидзе жила надежда на то, что хотя бы кто-то считал по-другому. К сорока годам в жизни Этери практически не осталось людей, на которых бы ей было не плевать. Но, несмотря на это, такие люди все же были. Даня, Серёжа, Эдик. Неужели они все думают о ней точно так же, как и те, кто окончательно убедился в её бездуховности? Это режет без ножа, заставляя рану кровоточить и ныть. Скорее всего, Эд будет потом долго извиняться и списывать все на нервы и эмоции, но Этери знает, что сказанное им в коридоре, - чистая правда, которая словно ледяное ведро воды окатило Тутберидзе с головы до самых ног. Когда ты слышишь от посторонних такие вещи - они не воспринимаются и тут же исчезают в эфемерном потоке мыслей, но когда это так отчаянно и отчаявшись говорят люди, которые имеют какой-то вес в твоей жизни, тебя тут же словно приколачивает к стене. Она для них - лишь робот, выполняющий все по запрограммированным формулам с целью достижения конкретного результата. И их нельзя уличить в неправде этого, ведь женщина на протяжении многих лет создавала именно такой образ. И видимо она оказалась хорошей актрисой, потому что сама почти поверила в то, что внутри неё сталь и шурупы, которые уже лопаются от того, как сильно их закрутили. Но сейчас, от абсолютно абсурдной и нелепой ситуации, какой-то невыносимый рык боли огромной волной рвётся наружу, плавя внутри женщины все металлы, которые выходят из неё горячими слезами вниз по щекам. Этери хочется зарыдать в голос, потому что ей больно. А если она способна чувствовать боль, значит она все ещё жива, правда? Лихорадочно ища в сумке пачку сигарет и зажигалку, что больше напоминало судорожное перебирание пальцами, она смотрит в одну точку, не в силах собрать себя с мыслями и сконцентрироваться на том, что ей сейчас нужно найти. Наконец-то нащупав зажигалку, она подхватывает её недержащими пальцами, и та тут же вылетает из руки, звонко падая на мокрый после дождя асфальт. В голове стучит гонг, и Этери понимает, что если она сейчас начнёт её поднимать, то сама окажется на асфальте. Поэтому женщина стоит как вкопанная до тех пор, пока чьи-то тёплые руки не касаются её, ледяных, и не вкладывают в них ту самую зажигалку. — Вы в порядке? — приятный и такой же тёплый, как и ладони голос едва проникает в сознание Этери, заставляя ее потихоньку выходить из транса, в котором она находилась все это время. — Этери Георгиевна, у вас все хорошо? — теперь женщина слышит в этом голосе тревожные нотки, но все ещё не в силах определить, кому он принадлежит. — Нет, — на выдохе произносит Тутберидзе, не видя смысла сейчас играть сильную и независимую. Уже наигралась, — я хочу сесть… Человек, находящийся рядом, словно заранее предвидел такое желание женщины, в эту же самую секунду подхватывая её под руки и усаживая на рядом стоящую скамейку. На улице промозгло и сыро, а женщина уже черт знает сколько стоит на улице, но только сейчас в ее мозг доходит импульс от тела, что она очень замёрзла. На трясущиеся плечи поверх лёгкого пальто ложится чья-то куртка, а ледяные ладони тут же оказываются в чьих-то чужих, очень тёплых. Которые сейчас также пытаются придать её рукам хоть немного жизни, растирая их и сжимая. В попытке вглядеться в человека, который сейчас ей помогает, Этери лишь сильно жмурит глаза, потому что в этот самый момент заезжает её такси и ослепляет их фарами. — Это за мной, — едва слышно шепчет женщина, но человеку рядом хватает слуха, чтобы помочь ей подняться и пойти к машине. Тутберидзе садится в тёплый салон авто и ей в нос тут же ударяет запах хвои и дерева от сильного ароматизатора. В любой бы другой ситуации она бы стала возмущать и открыла окно. Но сейчас женщина молчит, натягивает рукава пальто вниз и старается в них спрятать руки. Она уже не придаёт значения, когда кто-то опускается рядом и снова берет её ладони в свои. Машина трогается, и здание Хрустального остаётся где-то позади. Глаза Этери болят и никак не могут привыкнуть к темноте, а резко появившаяся из-за контраста температур сонливость, начинает брать вверх. У женщины совершенно нет сил сопротивляться, поэтому, последний раз окинув салон машины взглядом, она закрывает глаза, видя через закрытые веки обеспокоенный взгляд Медведевой. Яркой вспышкой мелькая в голове, эта информация тут же гаснет, а сознание женщины погружается во тьму.