Количество и качество

Бабочки После того случая у дверей Хрустального и последующих слишком странных и ни с чем не коррелирующихся событий, прошла ровно неделя. Всего лишь семь дней, но для Жени они тянулись так же долго, как густая расплавленная смола стекала по сухому дряхлому дереву. Эта неделя изменила очень многое как в Хрустальном, так и за его пределами. Женя не знала, что именно сделала Этери Георгиевна, но ни руководства, ни членов федерации не было видно в этих дверях ровно с того момента, как они вместе тем утром приехали на каток. Они вместе Каждый раз, когда Женя возвращалась к этой мысли и проговаривала её у себя в голове, что-то горячее и тяжёлое опускалось внутри девушки, словно на пару секунд приостанавливались все жизненные процессы организма. Она не знала, как объяснить такую свою реакцию, поэтому мысли об Этери Георгиевне приходилось насильно запихивать в дальний ящик сознания, наивно надеясь, что эти странные ощущения исчезнут сами собой. Это выходило с трудом, ведь к дуализму в собственных мыслях прибавилось также абсолютно удивительное, но такое очевидное и неприкрытое потепление в их отношениях. Это не обошло внимание ни одного человека на катке, чьё удивление, как иногда могло показаться, было не меньше удивления самой Медведевой. Даниил Маркович никак не мог понять, что происходит и каждый раз, словно рыба, выброшенная на сушу, хлопал губами, не в силах поверить в едва заметную улыбку Этери после чистого проката Жени на тренировках. Медведева лишь пожимала плечами, убеждая мужчину в том, что ему показалось. Почему-то девочке не хотелось подтверждать его доводы, хоть это было глупо и даже как-то несправедливо по отношению к нему, но Жене не хотелось занимать какую-то позицию. Ведь тогда это будет значит, что она с ней соглашается, что она делает выбор в пользу этого решения. Но в отношении Этери Георгиевны все было куда сложнее. Здесь не существовало крайностей, где либо чёрное, либо белое. Эта женщина была так же многогранна, как и чувства, испытываемые к ней. И сейчас их «перемирие» было настолько эфемерным и хрупким, как крылья бабочки, что вешать какие-то ярлыки было просто неуместно. А ещё страшно. Жене было страшно спугнуть их неожиданное сближение, отчего внутри все сжималось и неприятно ухало куда-то вниз, стоило ей хоть на долю секунды представить это у себя в голове. Но так или иначе, абстрагироваться от ситуации девушке все же удавалось. Особенно хорошо это получалось последние два дня, с того момента, как в Хрустальный вернулась Юля. До сих пор им не удавалось нормально поговорить, Липницкая приходила ровно к началу тренировки и куда-то так же быстро исчезала после её завершения. Жене было интересно узнать, к какому выводу они все вместе пришли и что вообще творилось сейчас у Юли в голове. Но судя по её физическому состоянию, травма была не такая серьёзная, либо же врачам удалось её очень хорошо купировать. Конечно, налицо был виден регресс: прыжки шаткие, а заходы к ним через полкатка, но это все же намного лучше, чем ничего. С Этери Георгиевной они держали очень чёткую дистанцию, которая особенно ярко проявлялась со стороны Юли. Липницкая старалась лишний раз не смотреть на женщину, а за советами подъезжала либо к Дудакову, либо к Глейхенгаузу, полностью игнорируя стоящего рядом главного тренера. Этери же отвечала ей взаимностью и лишь изредка хладнокровно провожала безразличным взглядом проезжающую мимо девушку. Накал в их отношениях чувствовался абсолютно всеми, но Женя не могла сказать, что её это сильно огорчало. Здесь каждый отвечал сам за себя, а Юля сделала свой выбор. Её ли он? Женя не знает. Судя по абсолютно потерянному и поникшему виду девушки, нет. Это угнетало и даже немного злило, заставляя Женю в который раз убедиться в жестокости и несправедливости этого мира и людей, проживающих в нем. Но с другой стороны, здесь на льду они все были эгоистами, где единственно верная помощь - это помощь самому себе. Довольно жестко, но лучше это признать, чем лицемерить.

***

Подловив момент, когда все тренеры идейно что-то объясняли Загитовой после сорванного акселя, Женя быстро подъехала к Юле и, схватив её за руку, отъехала к бортику по другую сторону от тренеров. — Эй, подруга. Тебя не видно, не слышно, ты куда пропала? Всё пытаюсь тебя поймать после тренировки, но ты каждый раз убегаешь быстрее. И в комнате ты сейчас не живешь, — говорила Женя, едва заметно улыбаясь. Для неё это были странные чувства, но Медведева была рада видеть Липницкую здесь. Была рада тому, что она не ушла. Неужели ты соскучилась? — Подруга? — девушка сомнительно изогнула бровь, — когда мы ими успели стать? Женя закатила глаза. — Возможно, в тот момент, когда ты меня решила поцеловать, — эти слова сорвались с языка раньше, чем девушка успела подумать. Лицо Липницкой тут же изменилось и стало еще более серьёзным, черты как будто бы в секунду заострились. Во взгляде читались разочарование и обида. Дура! Женя отвесила себе тысячу подзатыльников и едва успела схватить девушку за руку, когда та почти что уже уехала из их «укрытия». — Прости, — она развернула её к себе, сильно прикусывая губу и искренне ненавидя себя за эти слова,- я не подумала. Иногда мне нужно зашивать рот нитками, — Женя глупо улыбнулась. — Думать - не твоя сильная сторона, Медведева, — тут уже едва заметная улыбка скользнула по лицу Юли, тем самым снимая напряжение обстановки, — если соскучилась, так и скажи. — Не дождёшься, — Женя хихикнула и тут же несильно получила локтем в бок. — Я тоже скучала, Геша, — слащаво протянула Липницкая, улыбаясь чуть шире. Их диалог теперь все больше напоминал игру, в которой ни одна сторона не собиралась отдавать свою пальму первенства. — Геша? — девушка чуть не поперхнулась, — фу, какая пошлятина, Юлия Вячеславовна. И как только ваш гениальный мозг такое смог придумать? — Это сейчас был комплимент? — Липницкая засмеялась, — тебе кто-нибудь говорил, что ты странно выражаешь эмоции? — А я вообще странная, — почти гордо заявила Медведева, махнув головой и сдувая с лица мешающую прядь волос, — на самом деле, я хотела тебе предложить… Не успела Женя договорить, как почувствовала на своих плечах до боли знакомые ледяные пальцы, а подняв глаза, тут же столкнулась с неконтролируемым испуганным взглядом Юли, который в следующую секунду снова похолодел и стал равнодушным. — Наверное, ты хотела предложить наконец-то потренироваться? — строгий голос Тутберидзе раздался над ухом девушки. Он был привычно тихим и хриплым, но сейчас звучал так, словно об кафель разбили огромную хрустальную вазу. Оглушающе и неожиданно. — Этери Георгиевна… — подала голос Женя, не находя в себе сил даже развернуться к ней лицом. — Жду тебя сегодня в десять вечера на отработку. Возможно, тогда ты начнёшь учиться на своих ошибках. После этих слов женщина чуть ощутимее сжала пальцы на худых плечах Жени, в следующую секунду резко отпуская их и отъезжая от девушек. — Вот же сука, — сквозь зубы проговорила Юля, испепеляюще смотря в спину блондинки, — кто бы знал, как я её ненавижу. — Да ладно тебе, — сказала Женя, но осеклась под странным взглядом Липницкой, — я просто хотела предложить тебе увидеться после тренировки, но, видимо, сегодня не получится. — Я возвращаюсь в корпус, — холодно сказала Юля, — приходи после отбоя, если тебя, конечно, не разорвут на кусочки. Эти слова девушка договаривала, уже отъезжая от Медведевой и оставляя её одну возле бортика с непонятными ощущениями внутри. Женя чувствовала себя словно на измене. Она находилась между двух огней, и сейчас от неё требовали сделать выбор. Никто этого не озвучивал вслух, но вопрос стоял ребром: принять сторону тренера или выбрать сторону Липницкой. Так неожиданно, в первую очередь для самой себя, она понимала их обеих, отчего ситуация казалась ещё сложнее. Ещё пару недель назад Женя бы без сомнений разделила позицию Юли, что она и делала. Но сейчас… Этери Георгиевна в силу таких спорных обстоятельств раскрылась для девушки совершенно с другой стороны, и, черт возьми, она стала понимать, что в жизни женщины не все так просто, как кажется многим. Было в ней что-то такое, с надрывом, что требовало спасения, что будто бы кричало: «Эй, я ещё не безнадёжна!» Именно это мешало сейчас Жене сделать такой, казалось бы, очевидный выбор.

***

После изнуренного дня кости ломило во всем теле, а попытки размять шею холодными пальцами уже не помогали. Женя глубоко вдохнула отчего-то тяжёлый воздух, ощущая едва заметное покалывание холода в носу, исходящего ото льда. Это чувство возникало только когда на катке не было ни души. Он словно оживал и начинал источать своё ледяное дыхание, завораживая все вокруг. Электронные часы на высокой стене показывали ровно десять часов вечера, и Женя совершенно не понимала, что она сейчас делает на катке, а не в кровати, мягкость которой сейчас так хотело ощутить её тело. Недоверчиво бросив взгляд на гладкий лёд, Женя неуверенно двинулась к середине катка, медленно подъезжая к ней по спирали, словно сомневаясь вообще в реальности твёрдой поверхности у себя под ногами. Подумав ещё пару секунду, Медведева опустилась на лёд, шумно выдыхая спертый в легких воздух. Девушка прикрыла глаза, полностью расслабляясь и концентрируясь на таящих от тепла собственного тела снежниках. Дыхание льда покалывало, но не доставляло дискомфорта, оно лишь успокаивало и приносило чуть ощутимое онемение, отчего боль во всем теле притуплялась и казалась даже приятной. Твёрдость поверхности потихоньку исчезала, создавая имитацию левитации, словно девушка сейчас находилась в космосе. Темнота перед глазами делала это ощущение ещё более реалистичным. Если во время смерти ты чувствуешь нечто похожее, возможно, умирать не так уж и страшно. Пронеслось у Жени в голове. Девушка улыбнулась, чувствуя, что сейчас она словно прикоснулась к чему-то сакральному, к тому, где грань между реальностью и мечтой наиболее уязвима. — Прекрасное решение, если тебе надоело здоровье, — над Женей появилась кудрявая тень, закрывая собой свет от потолочного освещения. Медведева шумно выдохнула, выбивая из себя весь воздух, и резко открыла глаза. Она приподнялась на локти. — Обычно фигуристки боятся оказаться пластом на льду, — женщина хмыкнула, продолжая наблюдать за растерянной девочкой. — Я просто странная. Вы сегодня это уже слышали, так что не должны удивляться, — сказала Женя, вставая на ноги и отряхивая прилипший снег. — Вы очень громко шептались, — Этери осмотрела Медведеву, недовольно качая головой при виде мокрой одежды, — чего же ты тогда боишься? — Я? — Женя задумалась, закусывая нижнюю губу, — бабочек. Этери удивлённо изогнула бровь. — Бабочек? — на лице женщины невольно проскочила тень улыбки от такого детского страха её ученицы, — которые летают? — Любых. Я лучше поцелую тарантула или прочешу лицом полкатка, чем сделаю бабочку или подержу её в руках. Женщина усмехнулась. — На твоём месте я бы все же боялась застудить почки,— Тутберидзе как-то слишком по-доброму улыбнулась, вспоминая, что девочка действительно не сделала ни одной бабочки за все время тренировок. Она либо прыгала, либо падала. — На мне все как на собаке заживает. — Это ты сейчас так думаешь. Со здоровьем нужно играть в долгую. Собирайся, — женщина махнула головой в сторону калитки. — В смысле? А тренировка? — Женя непонимающе уставилась на своего тренера. — Медведева, иногда мне кажется, что уши тебе даны для красоты. Пойдём ко мне в кабинет, переоденешься. — Мне не во что, — от слов женщины у девушки горели уши, которые только что упомянула блондинка. Она медленно поехала в сторону калитки. — У меня есть запасная форма. Она будет тебе большевата, но зато сухая. Этери взяла Медведеву за руку, опускаясь с предплечья на запястье и смыкая на нем свои длинные пальцы. Девушке не нужно было много времени, чтобы вспомнить, сколько раз Этери её касалась, чтобы сделать вывод о том, что для тренера - это особый ритуал. Что тактильность - способ общения женщины и, возможно, выражение чувств. Каких ещё чувств? Медведева, ты сошла с ума. Отрезвил разум задумавшуюся девушку.

***

Они вошли в довольно тесный кабинет, что совершенно не соответствовало женщине, которой он принадлежал. Женя была тут и раньше, но времени разглядывать комнату у девушки никогда не было. Да и мебели в ней было не так много: рабочий стол, небольшой диван и деревянный шкаф. Но несмотря на это, места в кабинете было критически мало, едва ли в нем поместились бы грузные представители федерации. На стенах висели грамоты, дипломы и пару фотографий Этери Георгиевны с Даниилом Марковичем и Сергеем Викторовичем. — Вот, держи, — женщина достала из шкафа светло-серый спортивный костюм, вручая его в раскрытые руки Медведевой. — Спасибо, — Женя кивнула, принимая вещи и ощущая кожей приятный материал ткани. Девушка подняла глаза на тренера, которая в свою очередь внимательно смотрела на Женю. Медведева ждала абсолютно очевидного решения женщины покинуть кабинет на время, пока она переодевается. Но Этери Георгиевна продолжала стоять и ждать того, что…. Что я перед ней начну раздеваться? — Вы не выйдете? — сиплым голосом пробормотала Женя, сжимая в руках спортивные штаны. — Нет, — слишком быстро ответила женщины. — Но я… — от растерянности Медведева не знала, что сказать. — Что? Стесняешься меня? — Этери закатила глаза, — прекрати. В спорте человеческим телом никого не удивишь, тебе ли не знать. Девушка закусила край нижней губы, нервно мотая головой из стороны в сторону, оповещая женщину о том, что она не станет переодеваться в компании постороннего человека. В этом действительно не было ничего такого, что могло смущать спортсменку настолько сильно, но для Медведевой это являлось табу. Видя такую реакцию девочки, Этери преодолела и без того маленькое расстояние между ними и аккуратно, едва касаясь, положила свою ладонь на ее плечо. Она ожидала этого. — Дело же не в стеснении, так? — тихо сказала женщина, больше констатируя, чем спрашивая. Женя почувствовала, как в нос ударил запах черники и горького шоколада, а сердце начало предательски колотиться, грозясь разломать рёбра на мелкие кусочки. Близость с тренером сбивала с ног и обезоруживала. Женщина заходила за черту, которую Медведева провела очень давно, и куда не пускала ни одного человека. Но сейчас она стояла, затаив дыхание и не имея ни малейшей возможности прервать ту, которая императивом сметала все грани дозволенного. — Я читала твоё дело, — горячим шепотом раздалось над ухом брюнетки, — мне нужно знать, откуда у тебя они. Девушка дёрнулась в попытке отстраниться от нависшего над ней тренера, но ладонь на плече чуть ощутимее сжалась, не давая этого сделать. — Пожалуйста. Медведева подняла переливающиеся от накатывающихся слез глаза, встречаясь с другими, слишком тёмными, чем они бывают обычно. Женщина смотрела на неё с надеждой, волнением и таким неприкрытым и оголенным небезразличием, что Жене на пару секунд показалось все происходящее бестолковым сном. Но быстрое моргание длинных ресниц не перенесло девушку в реальность, а лишь сорвало с глаз две прозрачных слезинки, быстро скатившихся по щекам. Жестокая бессердечная стерва, Снежная королева и наконец бездушная тварь - именно так называли женщину все, включая саму Женю - сейчас успокаивающе поглаживала девушку по плечу и говорила те слова, которые, возможно, она произносила последний раз в прошлой жизни. Женя сама была невольным свидетелем слабости Этери Георгиевны, и она видела, как сильно об этом жалела женщина. Как она боролась с собой. И это трогало Медведеву ещё сильнее, позволяя Этери заходить за черту все дальше и дальше. В слабости не было ничего плохого, это естественная часть человеческой жизни. А в данном случае, это показатель того, что женщина рядом с ней ещё жива, что она все ещё способна на чувства, что она все ещё может их проявлять. Она доверила свои секреты мне. Будет справедливо сделать это в ответ. Женя отошла на пару шагов назад, упираясь бёдрами в угол стола, на который следом переложила спортивный костюм. Этери внимательно наблюдала за девушкой. В секунду взгляд девочки переменился, стал отстранённым и холодным, он словно мог разрезать сталь, если бы в этом была такая необходимость. Сейчас перед женщиной стояла не та Женя Медведева, которую она знала. Это был совершенно другой человек, такой незнакомый и холодный. Словно убитый. Легким движением рук девушка сняла черную влажную майку, оставаясь в одном тренировочном топе и оголяя все то, что так бережно скрывала много лет. Перед Этери предстала картина девушки с худыми руками, выпирающими ключицами и тяжело вздымающейся грудью. Кожа была нездорового агатового цвета, а вдоль рёбер располагались тонкие белые шрамы. Их было много. Этери не могла сказать, сколько именно, но достаточно для того, чтобы увидеть в них картинки того ужаса, который происходил, когда их наносили на мраморное тело девочки. В сердце сильно кольнуло. Больным взглядом изучая израненное живое полотно такого молодого и все равно прекрасного тела спортсменки, Этери мучало множество вопросов, на которые хотелось как можно быстрее услышать ответы, пока она ещё могла себя контролировать. Женя же словно читала её мысли, сталкиваясь своими глазами с её и жалея, что нельзя информацию просто перенести кому-то в сознание. Что это нужно произносить. А значит проживать. Ты сможешь Заговорил внутренний голос, самостоятельно снося последний барьер, делая Женю на свой страх и риск абсолютно уязвимой. — Я вам говорила. Я боюсь бабочек, — голос девушки прорезал воздух, а тонкие полосы на нежной коже заныли, напоминая о том, что они тут останутся навсегда.