***
Звук хлопающей двери вызывал у четырнадцатилетней Жени ужас. Один лишь хлопок - и сердце начинало биться с огромной силой, задевая хрупкие стенки рёбер, а дыхание переставало поступать в легкие, словно кто-то перекрыл вентиль с кислородом. Кончики пальцев била дрожь, а потерянные глаза пытались найти хоть что-то спасительное, за что можно было зацепиться и немного отвлечься. Но кругом была одна темнота, а в голове гонгом продолжал бить звук хлопающей двери - главный предвестник неминуемой участи девочки. Смотря на плотно закрытую железную дверь раздевалки, Медведева видела не её, а ту, тонкую и старую, с облезшей краской, которая когда-то навсегда разлучила девочку с главным человеком в её жизни - Мамой. Внутри все пульсировало от боли, заставляя Женю жмурится, но она продолжала невольно воссоздавать разбитые картинки прошлого. Это было слишком давно, многое стерлось из памяти, но самое яркое воспоминание, которое хотелось выжечь из головы больше всего,- навсегда въелось в сознание девочки. Оно жило где-то глубоко внутри и напоминало о себе только в те моменты, когда Женя была наиболее уязвима. Когда не нужно было идти в школу. Когда нет причин ругаться с соседками. Когда заканчивалась тренировка. Когда за последней девочкой из группы громко хлопала дверь раздевалки. Режущая пустота парализовала, оставляя Медведеву один на один с собственным отражением в зеркале. Но даже смотря внутрь него, проходя взглядом сквозь гладкую блестящую поверхность, девочка видела лишь пустоту. В отражении было все: шкафчики, вешалки, коньки, забытые перчатки и разноцветные спортивные майки. Все то, что делало этот мир вполне реальным. В нем продолжала кипеть жизнь, напоминая о том, что в ней для каждой вещи есть своё место. Но там, где стояла девочка - было только серое пятно, олицетворяющее ту пустоту, которая разверзлась в её душе. Там не было ничего, кроме боли. Она уже давно жила в Жене, но когда девочка оставалась наедине с собой, это жуткое чувство всецело овладевало ею, разжигало желание зажмуриться и исчезнуть навсегда. Как будто её никогда и не было. В один из дней, после очередной тренировки, уже намеренно оставшись в раздевалке в одиночестве, Женя четко поняла, что у неё совершенно не осталось сил бороться со своей болью. Она была слишком велика, всепоглощающая, намного больше маленькой четырнадцатилетней девочки. Посаженные семена боли проросли, а жестокость окружающего мира культивировала их, заставляя цепкие плющи обвивать хрупкую душу девочки и сжимать до тех пор, пока из неё не выйдет вся жизнь. Нащупав в своём рюкзаке что-то твёрдое, Женя ахнула, понимая, какая вещь находится у неё в кармане. Дрожащими пальцами выуживая нож-бабочку, она невольно улыбнулась, вспоминая, каким образом он у неё оказался. В одиннадцать лет Костя подарил ей его на день рождения в качестве средства самообороны. Конечно, по назначению она нож так и не применила, они лишь с мальчиком игрались пару раз, вырезая на деревьях непонятный узоры и свои собственные инициалы. Почему-то тогда бабочка не казалась какой-то опасной вещью, она была символом их беззаботного детства, момента радости, когда в жизни все было намного проще. Когда боль ещё только зарождалась внутри девочки. Сейчас же, крутя в руках нож, Женя видела в нем отблеск опасности и жестокости. В блестящей стали читалась немая просьба применить его с той целью, с которой он был предназначен изначально. Для самообороны. Только Женя никогда не могла подумать, что ей придётся защищаться от себя самой. Пребывая в неком забвении, Женя едва ли отдавала себе отчёт в том, что она делала. Все было словно в тумане. Сейчас девочка не была человеком, вершащим свою судьбу, она была той тенью, которая наблюдала со стороны и никак не могла вмешаться. Действия были решительные и резкие, словно Женя повторяла это с собой много раз. Её не пугало ни острое лезвие в руках, ни страх боли, ни кровь, которая, скорее всего, появится на агатово-серой коже. В какой-то момент внутри девочки что-то перемкнуло, отпуская на свободу весь накопившийся страх. Внутри была лишь звенящая пустота. Одно движение - и Женя чиркает лезвием по коже, словно спичка по тёрке, видя, как в отражении все того же немого зеркала раздевалки появляется полупрозрачный собственный силуэт. Рана знобит и ноет, а пульсирующая боль проходит по всему телу, заставляя его чуть ощутимо содрогнуться. Травмированное место щиплет ещё сильнее, когда Женя подбирает пальцами стекающую по рёбрам тонкими струйками кровь. Посильнее перехватив рукоятку ножа - ещё одна полоса поверх свежей. Боль с новой силой накатывает на девочку, заставляя её прикрыть глаза и шумно выдохнуть. В голове бешеный пульс бьет по вискам, а в ушах слышится шум крови. Порезы пылают огнём, но Женю это только подстегивает. Она резко открывает глаза, тут же сталкиваясь со своим собственным взглядом в отражении. Перед ней стоит человек, его видно точно так же, как и весь инвентарь раздевалки. Как что-то вполне реальное. Оковы моральной боли опускаются, уступая место боли физической. Женя расслабленно и удовлетворенно выдыхает, в первый раз за много времени чувствуя себя по-настоящему живой. Оттягивая майку вниз, она хлопает бабочкой, приводя нож в безопасное состояние, и быстро складывает его обратно в рюкзак. Обновлённая и живая, Медведева едва заметно улыбается себе в зеркале. Она щёлкает настенным выключателем и выходит из раздевалки, уже сама громко хлопая дверью комнаты, за которой осталась часть её боли.***
Закончив свой рассказ, Женя продолжала неподвижно стоять, смотря куда-то в одну точку. Она не знала, правильно ли поступила, рассказав свою тайну Этери Георгиевне. Тренер может решить, что она сумасшедшая и отправить её в психушку, и, возможно, будет права. Зачем ей спортсменка с такими проблемами? Медведева и так тут на птичьих правах, так ещё и с непонятным желанием ненужных откровений. Зря это все… Мысли девушки прервал резкий запах черники и горького шоколада, ударивший в нос. Первый раз за все это время Женя нерешительно подняла голову, сталкиваясь с нечитаемым взглядом Этери Георгиевны. Она смотрела как-то слишком спокойно, словно для неё все рассказанное девушкой было не новостью. В глазах женщины не было ни ужаса, ни злости, ни разочарования - ничего такого, что могло бы Женю заставить насторожиться. Этери Георгиевна сейчас была олицетворением спокойствия и понимания. — И как долго это продолжалось? — тихо спросила она, прерывая затянувшееся молчание. — До момента, пока я не оказалась тут. — Что поменялось? — аккуратно спросила женщина, стараясь не давить на Женю, но желая узнать как можно больше. — Я не знаю, — честно ответила она, — пытаюсь понять, но пока не получается. Этери понимающе кивнула, смотря на растерянную девушку перед собой. Больше всего сейчас она хотела её успокоить, заставить чувствовать себя в безопасности. В голове у женщины промелькнула мысль, что она очень давно не испытывала такого желания. Девочка напротив была слишком хрупкой, слишком поломанной и до ужаса одинокой. Точно такой же, какой была и сама Этери. — Неверное, вы хотите сказать, что я дура? — спросила Женя, для себя относя этот вопрос больше к риторическому, чем к реальному. — Конечно, нет, — женщина не думала над ответом ни секунды, — я очень хорошо понимаю эти чувства. Иногда внутренняя боль бывает слишком невыносимой, — она грустно улыбнулась. — Говорите с пониманием дела, — Женя хмыкнула, скрещивая руки на талии, неосознанно стараясь прикрыть отметины на теле. Этери видела, как девушке сложно давалось это откровение. При всем желании она не могла отпустить себя до конца, но Тутберидзе была благодарна ей за то, что она сделала шаг навстречу, а не испугалась. Подступаясь ближе, женщина притянула к себе потерянную Женю, плотно прижимая к своему телу и смыкая руки на оголенной талии девушки. Медведева вздрогнула, явно не ожидая такого порыва тренера, но буквально сразу успокоилась и размеренно засопела в плечо Этери. Мягкая ладонь опустилась на голову девочки, невесомо поглаживая по длинным волосам. — У каждого свои скелеты в шкафу, — зашептала Этери ей на ухо, — просто нужно иногда приоткрывать в него двери. В своё время у меня не получилось этого сделать, а у тебя ещё есть шанс. Женщина услышала, как тихий надрывный всхлип сорвался с губ Медведевой, тут же заглушаясь где-то в районе её собственных ключиц. — У каждого есть шанс, Этери Георгиевна, — зажатым от кома голосом сказала Женя, стараясь сдержать рвущиеся наружу слёзы, — я видела вас тогда, это не было похоже на безнадежного человека. — Я сожалею, что ты стала свидетелем всего этого. Ты не должна была… — Этери оборвалась на последнем слове, утыкаясь носом в макушку Жени и устало прикрывая глаза. Последние силы были на издыхании, хотелось упасть в пропасть и бесконечно падать вниз, забыв о всех чувствах, терзающих и без того потрёпанную душу. Женщина почувствовала, как тёплые руки нежно коснулись ее спины и почти невесомо остались на ней. По телу рассыпались крупные мурашки от такой простой, но уже успевшей стать дикой человеческой ласки. — Но я видела, — Женя прикрыла глаза, концентрируясь на терпком запахе обнимающей её женщины, — люди ошибаются на ваш счёт. Я тоже ошибалась. Этери шумно выдохнула остатки воздуха в легких, следом с силой закусывая нижнюю губу. Дурацкая привычка, привязавшаяся к ней ещё в молодости, от которой она так и не смогла избавиться. — Я тоже, детка, я тоже сильно ошибалась насчёт тебя. Находясь в объятиях своего тренера, Женя чувствовала давно забытое тепло, которое проникало в каждую клеточку её тела и согревало давно заледеневшие частички души девочки. Приятная тяжесть окутывала её с головой, не давая возможности двинуться и на миллиметр. Женя была словно приковала к полу и больше всего на свете не хотела, чтобы эта близость заканчивалась. Наличие женщины рядом сейчас казалось какой-то слишком правильной необходимостью. Желание возвращаться в корпус и общаться с Юлей ровнялись нулю, пока в воздухе буквально осязался такой уже привычный аромат черники и горького шоколада. Наравне с ним все априори казалось неправильным и неважным. Жене так была необходима эта ласка, что сейчас Медведева была готова на все. Даже на самые сумасшедшие вещи. — Я могла бы сегодня остаться у вас? — неуверенно подала голос Женя, готовая к незамедлительному и рациональному отказу. Женщина отстранилась от неё, прерывая объятия, и нечитаемым взглядом окатила девушку напротив. — Только если ты наконец снимешь эту мокрую одежду. Не хочу тебя лечить, — её серьёзность тут же сменилась слабой улыбкой, разряжая обстановку. Женя идейно закивала, быстро сбрасывая с себя лосины и натягивая заждавшийся тёплый спортивный костюм своего тренера. Этери также не потребовалось много времени, чтобы собраться. Она слишком устала за сегодняшний день, и в голове уже виднелись картинки собственной мягкой кровати. — Готова? — поинтересовалась женщина, ловя уверенный кивок Медведевой, — ну тогда вперёд. Этери указала глазами на выход. Женя вылетела первая, а тренер, ещё раз оглянув комнату взглядом, кивнула с мыслью, что она ничего не забыла, и вышла из кабинета, плотно закрывая за собой дверь.