Дом перелётных птиц

      Хао весело посмеивался, выруливая с парковки у пляжа. Ох уж эти двое.       «У тебя есть телефон и деньги,» — начал было печатать он Сунёну, а затем, хохотнув, добавил: — «И Джихун. Как наговоритесь, маякни, мы вас заберём».       Остальные ребята уже отписались, что были у города, а потому Минхао, почти не глядя на экран телефона, кинул в ответном сообщении адрес, куда им ехать, и сам направился туда же. Ещё только на половине пути сюда он, не отрываясь от дороги, решил проблему с жильём, способным вместить всю их странную многочисленную семейку, скинул предоплату парой движений тонких длинных пальцев и в ещё несколько сообщений договорился, что к его приезду всё будет готово.       Требующийся дом находился не так уж и далеко от пляжа, где остались два его любимых влюблённых балбеса, а потому Минхао даже толком не успел обдумать всё происходящее да погрузиться в собственные тяготившие его мысли — пара кварталов, и перед ним предстало нужное здание, позади которого шумело приветливо море. А перед ним, на подъездной дорожке, стояла машина хозяйки, что передала ключи, показала всё внутри и испарилась, на прощание бросив, что надеется, что отдых будет приятным и им всё понравится. Хао был уверен, им всё понравится, учитывая, что их Джихун, напугавший всех до полусмерти, нашёлся, что Сунён, что так долго оттягивал своё признание, боясь быть отвергнутым, боясь потерять нечто большее, чем любовь, боясь потерять дружбу, наконец сдался и смог. Джихун бы никогда его не отверг, да только его глупые старшие боялись своих собственных теней, что уж было говорить о серьёзных взрослых разговорах.       Минхао устало рухнул на диван в гостиной на первом этаже и нетерпеливо потёр обеими руками лицо. Он был в дороге очень давно, спал последний раз, кажется, дня три назад. А когда ему маячком пришло оповещение, что на паспорт Джихуна был куплен билет чёрт знает куда, так далеко от дома, Хао сорвался в тот же миг, никому не сказав, что он уже всё отследил, что контролировал, что испугался чуть не больше всех. Он не следил за ребятами в общем-то, но знать, что с ними со всеми всё в порядке, ему было спокойнее. А потому уведомления о номерах машин, пересекающих границы, или номера паспортов, на которые покупались билеты, — это была привычная рутинная часть его жизни. Нет, он не игнорировал все эти сообщения, ему было важно знать, кто где находится, но он к ним привык, а потому сумасшедшее сердцебиение, чуть не выбившее из лёгких весь воздух, волнение и липкие ладошки от одного лишь имени, которое никогда в жизни не приходило ему в уведомлениях, — всё это сильно напугало, заставило сорваться с места сразу же, не ждать утра. Хао не поехал сразу за Джихуном, он почему-то понял, что ехать надо всем, даже если никто об этом сразу не подумал. Хао уже всё решил. Созвонился с Хансолем и Джису, переоформил им новые билеты, заставив ребят очень удивиться спешке, пункту назначения и времени, в которое Хао позвонил им. Он бросил лишь, что всё в порядке, но они все едут возвращать Джихуна, заставив всех недоуменно замолчать, пока звонивший спешно не попрощался, обещая встретить их по прилёте. Когда утром ему позвонил Джун, он даже смог ответить на звонок без нервной дрожи в голосе, правда остановился на обочине и некоторое время просто сидел в машине, выравнивая дыхание.       Минхао оторвал руки от лица, огляделся вокруг. Дом был совершенно пустым и словно бы безжизненным, но, Хао хмыкнул, это было лишь до того момента, как его оккупируют тринадцать максимально шумных молодых людей, людей, которые заменили ему давно уже утерянную семью. Минхао не то чтобы прям сильно распространялся о своём прошлом, но так уж получилось, что в их Доме все знали всё друг о друге, знали, но помалкивали, не было резона говорить, главное было быть рядом, когда ты нужен. Минхао нужна была эта семья, каждый из них — таких шумных, суетных, раздражающих порой, но своих, родных практически. И ему нравился этот безумный балаган, он заменял ему многое, то, что обычно заменить невозможно. Хао невесело усмехнулся.       У него был брат, младший, совсем ещё ребёнок. Они тогда вдвоём оказались на улице, когда их родители просто исчезли, оставив своих детей посреди шумного рынка в совершенно незнакомом городе. Это когда Минхао подрос, он понял, что их просто бросили, а тогда он переживал, что с родителями что-то случилось. Он был недостаточно взрослым, чтобы понять, как вернуться домой, но его лет хватило на то, чтобы оберегать своего брата, который испуганно распахивал глаза, оглядываясь, и тянул большой палец в рот, пытаясь справиться с волнением незнакомой обстановки. Их тогда быстро забрали сначала в полицейский участок, а потом и в детдом, но хотя бы не разделили, это было самым главным, они единственные остались друг у друга, ни на кого больше нельзя было надеяться и рассчитывать. И всё бы было хорошо, несмотря на детский дом, на недоедание, на тычки и затрещины от старших и более сильных, но также и более озлобленных детей. Минхао готов был стерпеть всё это за двоих, но однажды, спустя несколько лет, он проснулся с запиской, вложенной ему в руку, в которой корявым совсем уж детским почерком были нацарапаны уверения в том, что его младший брат найдёт родителей и вернёт их. Он обещал это Минхао, а Минхао думал лишь о том, что его шестилетний брат куда-то сбежал в одиночку, даже ничего не сказав. Он бы не дал ему сделать это, он остановил бы, привязал к себе, если бы потребовалось. Да, даже бы привязал, насовсем, чтобы никогда и никуда от него, чтобы только рядом. Но так не случилось… И брат его так и пропал, никогда не вернувшись. Никто не искал, никому, кроме Хао, и не было нужно, а что мог сделать десятилетний пацан сам? И когда стало ясно, что брата его никто и не ищет, кому нужен беспризорник, решивший сбежать и освободить в приюте место, Минхао пробрался в спальню старших мальчишек, вытащил у самого главного забияки из тумбочки деньги, которые тот даже не прятал, знал, что никто не осмелится прикоснуться, и сбежал сам. Но так и не нашёл своего брата.       Когда Минхао попал в Дом, он уже прошёл боевое крещение голодом, холодом, драками со всеми, кто пытался позариться на него самого или что-нибудь, что ему удавалось раздобыть, а после — и бандитов, которым приглянулся мальчишка, дравшийся так, словно в жизни у него ничего не осталось, ради чего стоило бы жить. Минхао не сильно распространялся о тех годах, когда его тренировали, когда учили выживать, врать, изворачиваться. Кто же заподозрит маленького ангелочка с широко распахнутыми глазами в чём-то плохом, только лишь потреплют по макушке, коснутся щеки и, может, сунут конфету в руку, да так и уйдут, не заметив, что ни кошелька при себе больше, ни каких-никаких драгоценностей, что были на виду. Хао был способным учеником, Хао любили все, Хао хотел выжить, а потому делал всё, что ему говорили, учился всему, что ему показывали, чтобы потом это могло ему найти брата. Он верил, что найдёт, он не мог не найти его.       И он нашёл его. Точнее место, где его похоронили. После того, как брат сбежал, он даже не успел далеко уехать, ему… Хао тяжело переживал это до сих пор… Ему не удалось куда-то далеко уехать, маленький пухлощёкий малыш приглянулся не тем людям, да и прожил, как надеялся Хао, после этого совсем недолго. Он действительно понимал, что быстрая смерть была бы благословением. И старался думать о ней именно так. Нелюдей, что убили его брата, больше не существовало, Хао позаботился об этом. Не существовало больше и тех нелюдей, что бросили двух маленьких детей на верную погибель. Хао никогда больше не оставлял незаконченных дел, да и сожалений не имел никаких и никогда.       Когда Минхао попал в Дом, он, несмотря на все свои привычные личные границы и отсутствие каких-либо привязанностей, всё же вопреки всему к самому первому привязался к Джихуну, видя в нём почему-то своего младшего брата, которого он должен защищать и оберегать, несмотря ни на что. Хао понимал, что тот старше его самого, понимал, что он никогда не даст себя в обиду, да и вообще никогда не выходит из дома… Но Хао чувствовал в Джихуне ребёнка, который потерялся. Ребёнка, которого некому было защитить… А потому перепугался до ужаса, когда увидел его имя, высветившееся в сухом отчёте о покупке билета.       Минхао ещё разочек хорошенько растёр лицо руками, пытаясь прийти в себя и быть готовым изображать лёгкое безразличие, за которым уж точно никто и никогда не сможет разглядеть у него тревогу или какие-либо переживания. Хао любил свою маску, она помогала ему не тонуть в любви к своей новой семье, в переживаниях о них, быть благоразумным и всегда готовым решить любую возникшую проблему. Минхао рассмеялся, подумав, что эти оболтусы всё равно плевали на все его рамки и границы, как и на грозные выкрики Джихуна о том, что он оторвёт кому-нибудь голову, если кто посягнёт на него со своими раздражающими обнимашками. Ох, Хао обязательно сегодня отберёт Джихуна у Сунёна и будет обнимать его, несмотря ни на какие крики и угрозы.       Со стороны подъезда к дому послышался шум парковавшихся машин, после чего хлопки дверей и сразу же после обволакивающий всё вокруг шум голосов, родных, даже любимых. Хао улыбался, он радовался каждой встрече со своей семьёй, но, когда входная дверь распахнулась, улыбка его широкая, почти сумасшедшая, была уже заменена на спокойную, привычную, ту, что на маске. Никто не прочитает его волнений на лице, никому не стоит о них знать.       Первым влетел в дом Джун, почти подскакивая, как он обычно умел, от радостного нетерпения, добежал до Хао и, обняв его, закружил вокруг себя. Просто так. Он всегда умел быть счастливым просто так, радоваться абсолютно всему, вопреки тому, через что прошёл сам, Хао любил его за это. Очень любил. И… Джихун и Сунён были не единственными, кто держал свои чувства при себе.       Хао на секунду позволил себе коснуться щекой щеки Джуна, пока тот его кружил, позволил себе чуть сильнее втянуть запах туалетной воды, которую старший никогда не менял, а Хао тонул в ней и не представлял себе другую совершенно.       — Ну и сколько ты не спал? — Джун опустил его на пол и вгляделся в глаза напротив, которые Хао пытался спешно отвести. — И не ври мне, может, кто-то верит в твою непрошибаемость, но мне ты наврать не сможешь.       — Не так уж и много. — С чего Хао взял, что сможет хотя бы на этот раз обмануть Джуна, он не знал. — Бывало и хуже, ты же знаешь.       — Так, ну всё с тобой ясно. — Джун внезапно схватил Хао поперёк тонкой талии, перекинул его себе на плечо, брыкающегося и грозящего различными карами небесными, и потащил на второй этаж, где были видны двери, за которыми, скорее всего, и прятались спальни. — Я уношу нашего героя спать, иначе некому больше будет творить геройские дела в будущем!       — А как же Джихун и Сунён? — Хао не сопротивлялся уже, просто расслабился и дал себя нести наверх, но на словах Мингю напрягся, ведь верно, ему ещё забрать ребят нужно будет, а потом в аэропорт ночью, ему нельзя спать. Но Джун, почувствовавший внезапную перемену в своей ноше, сжал его своими руками чуть сильнее, призывая к спокойствию.       — А это я беру на себя!       В ближайшей же от лестницы комнате было две двуспальных кровати, на одну из которых и повалился Джун вместе со своей ношей, что взвизгнула и стала брыкаться, пытаясь выбраться из-под тяжести чужого тела. Джун приподнялся, перетащил Хао чуть поудобнее на подушку, вытащил из-под них одеяло и, даже не раздеваясь, укрыл им их обоих, крепко обняв младшего, который действительно устал, хоть и пытался бодриться и казаться сильнее, чем он есть. Джун один мог скрутить его и заставить поспать, и Хао действительно почти сразу начал тихонько посапывать, разбитый переживаниями и отсутствием сна.       Джун прижался ближе к молодому человеку, зарылся носом в его волосы, втягивая такой приятный и родной запах, и обнял покрепче. Джун помнил, никогда-никогда не забывал, как они с Хао напились вдвоём, уже и не помнил, по какому поводу, но помнил, как младший признался ему в любви и в тот же миг припал к его губам в совершенно целомудренном поцелуе. Хао не помнил этого, а Джун никогда не забывал, никогда-никогда. Помнил, но никогда не давил, считая, что, значит, не время, если Хао молчит, держит дистанцию. Думает, что держит дистанцию…       Джун разблокировал телефон Хао, — пфф, легче лёгкого, ну уж мог бы поставить нормальный пароль, а не дату рождения Джуна, что за романтические сопли, а ещё посмеивался над Джихуном, паролившим всё днём рождения Сунёна, — нашёл время прилёта самолёта Хансоля и Джису, посмотрел, что сообщений ни от кого нет, нашёл маячок на Сунёна и проверил, насколько они далеко, а убедившись, что буквально в паре кварталов, быстренько сбросил ему смс уже со своего телефона с угрозой что-нибудь оторвать, если он напишет Хао и тем самым разбудит его. Сообщение осталось непрочитанным, да Джун и понимал, что никто им с Джихуном не был нужен в этот самый момент.       Хао немного заворочался во сне и развернулся лицом к Джуну, который коснулся губами открывшегося из-под разметавшейся чёлки лба, легко и невесомо, ничего не значаще, совсем ничего, да. Заправил отросшие волосы младшего за уши, оставил ещё один поцелуй на лбу, после чего прижался ближе и закрыл глаза, погружаясь в успокоительный сон, — за этот день все успели переволновался. А особенно Хао, Джун знал это, чувствовал, тот никогда ничего не мог скрыть от него, никогда у него это не получалось, сколько бы он ни пытался. Пытался скрывать, но всё равно мог расслабиться только рядом с Джуном, только с ним растворялся в спокойствии, только рядом мог уснуть, не боясь, что воспоминания нахлынут и нагонят паники. Джун знал почему, они были друг для друга тем самым Домом, о котором даже боялись когда-либо сказать вслух. Они все, все были семьёй, но лишь вдвоём они начинали дышать как единый организм. Джун никогда не позволил бы Хао остаться без его поддержки, да и сам никак уже не мог представить себе другую жизнь.       Только Дом. Их общий Дом.