***
И он получил свой шанс помочь всего через несколько дней, когда запихивал письма в какой-то слишком знакомый почтовый ящик, и услышал, что Фабрицио разговаривает по телефону в саду. Дело было не в том, что он подслушивал, а в том, что подслушать было довольно легко – голос Мобричи звучал довольно расстроено и даже громко. – Но у меня есть дети, я же сказал тебе, что не смогу сегодня встретиться. Нет, не могу я найти няню. Я знаю, что это всего лишь час или два – неужели ты действительно думаешь, что есть кто-то, кто может бросить всё, что они делают прямо сейчас, и начать заботиться о моих детях? Нет, Карло, нет, так дело не пойдет. Я не могу. Фабрицио резко замолчал, уставился на телефон с убийственным выражением в глазах и громко выругался. Эрмаль знал, что ему не следует вмешиваться в это дело, он просто получит ещё больше сердитых взглядов за свои усилия, или, возможно, этот сердитый голос отправит его куда подальше. Он понимал, что ему следует просто оставить его в покое, но так трудно было сдержать рвущиеся из его уст слова. – Кхм, Фабрицио, могу я чем-нибудь помочь? Очевидно, что нет, болван. Моро удивленно поднял взгляд и посмотрел на Эрмаля. Честно говоря, Мета знал, что он не сердится на него – он был с ним резок и немного груб, да, но не сердит, по крайней мере теперь он это знал. Никогда ещё Фабрицио не говорил с ним так, как только что по телефону. Этому парню Карло, возможно, придется опасаться за свою жизнь. И всё же этот взгляд заставил его усомниться в том, что мужчина действительно не сердится на него, и в его голове возникла идея просто идти дальше, идти и уйти от этого взгляда как можно скорее. Заметив блеск в чужих глазах, он понял, что пора бежать. – Эрмаль... Если только ты не можешь прямо сейчас вытащить няню из своей почтовой сумки, то нет. Мета даже не думал о том, что скажет, как и раньше, он не мог удержаться от того, чтобы заговорить. – Я мог бы присмотреть за Либеро и Анитой... я имею в виду, они могли бы пойти со мной до конца квартала, а потом... я ... это просто предложение, не бери в голову, – произнёс он немного неуверенно, не зная, к чему конкретно клонит, и жалея, что вообще начал эту фразу. Ведь Фабрицио вовсе не собирался отдавать своих детей почтальону, которого видел всего несколько раз, и позволять увести их неизвестно куда. – Нет-нет, в этом нет никакой необходимости, – ответил музыкант, но когда Эрмаль поднял голову, он увидел, как в его глазах промелькнуло сомнение. – Ладно, я просто хочу сказать, что это не будет проблемой вообще. Но да, увидимся позже, – произнёс он уже более уверенно и повернулся, чтобы уйти. Он предложил свою помощь. Он сделал всё, что было в его силах. И то, что он ожидал, действительно произошло – Мета едва успел отойти на несколько шагов, как услышал позади себя голос. – Подожди, Эрмаль. Не мог бы ты... пожалуйста, да, я хотел бы принять твоё предложение. Это прозвучало так, словно ему нужно было переступить через собственную гордость, чтобы произнести эту конкретную фразу, и кудрявый почти улыбнулся. Кто знал, что именно к этому вели эти недели? – Конечно, – сказал он, снова поворачиваясь к дому, к Фабрицио. – Это займёт всего два часа, самое большее три... нет, два. Я обязательно вернусь через два часа. – Это в самом деле не проблема. – Два часа. И я дам Либеро ключ, так что когда ты закончишь с работой, то можешь просто остаться здесь, пока я не вернусь. Эрмалю хотелось ещё что-то сказать, спросить, но он не мог найти нужных слов, да и последующие несколько минут пролетели незаметно: Фабрицио исчез в доме, на ходу собирая вещи, позвал детей, чтобы те знали, что Мета присмотрит за ними немного. Затем он ушел, поцеловав сначала Либеро, а потом Аниту на прощание. Эрмаль не мог не заметить, как выражение его лица на мгновение сменилось с веселого на усталое и мрачное, а потом изменилось вновь. Жизнерадостность была такая искусственная, такая притворная, что он с трудом верил, что действительно видел эту перемену, а не просто вообразил её. Он взял с собой Аниту и Либеро на оставшийся обход, предупредив заранее, чтобы они не отходили слишком далеко. Девочка охотно помогала ему с почтой, радуясь, что может сделать гораздо больше, чем просто взять письма для отца. Мальчик взял с собой футбольный мяч и развлекался с ним по дороге. Наконец они добрались до конца обхода Эрмаля, и он заметил знакомого человека. – Эрмаль, мой мальчик, здравствуй! Кого это ты привёл с собой? – Здравствуйте, мистер Борсато. Это Анита и Либеро. Вы не могли бы поздороваться? – добавил он, обращаясь к детям, которые застенчиво поприветствовали старика. Они немного постояли, разговаривая, пока дети переключили внимание на игру с мячом. Затем Либеро потерял контроль над мячом, и он покатился по дорожке к мистеру Борсато, который ловко перебрасывал мяч из стороны в сторону ногой, явно вспоминая движения, которые когда-то были ему знакомы. Затем он пнул мяч обратно к мальчику, сделав это с приличным размахом, хвастаясь мастерством. – Будьте осторожны, а то ещё и бедро сломаете. Есть предел количеству вещей, которые я сделаю для вас, – пошутил Эрмаль и жестом пригласил детей идти. – Увидимся в субботу, до свидания! Дети тоже пробормотали что-то на прощание, а потом направились в обратный путь к своему дому. – Ничего себе, этот мистер такой старый! Даже старше дедушки! Это твой отец, Эрмаль? – спросила Анита, подпрыгивая рядом с ним. Прежде чем Мета успел ответить, в разговор вмешался Либеро. – Анита, дурочка, Эрмаль ведь не станет называть отца по фамилии, не так ли? – О, нет. Наверное, нет, ты прав. Эрмаль, где твой отец? Прошла секунда, которая каким-то образом тянулась достаточно долго, чтобы кудрявый взял себя в руки, прежде чем оба ребенка могли заметить, что что-то не так. – Моя семья живет очень далеко отсюда. Мой брат живет в Милане, а остальные – в Бари. А моя бабушка… в Албании. Вы знаете, где это находится? Малышка покачала головой, озадаченная вопросом, но мальчик лишь кивнул. – Да, я узнал об этом в школе. Это на другой стороне моря, на востоке. Я забыл, что является столицей, но там ведь говорят на другом языке! Анита подняла на него взгляд. – Неужели? Но как же тогда твоя бабушка разговаривает с людьми? – Ну, она говорит по-албански, – ответил Эрмаль, радуясь, что тема разговора отошла от вопросов об отце. – Но как же ты тогда с ней разговариваешь? Он усмехнулся. – Я тоже говорю по-албански. – Правда, серьёзно говоришь? – спросил его Либеро, с благоговейным страхом глядя вверх. – Да, – ответил Эрмаль и продолжил свой монолог о погоде и детях на албанском языке. Когда он закончил, оба ребенка посмотрели на него с широко открытыми ртами и удивлением в глазах. – Ух ты! Это было та-ак здорово! – произнесла девочка. Мета только улыбнулся, немного растерявшись, не зная, как на это реагировать. В любом случае они уже подошли к дому Мобричи. Либеро выудил из кармана ключ и отпер дверь. Немного поколебавшись, Эрмаль вошел, и почему-то ему показалось, что это неправильно. Нехорошо находиться здесь, когда у него всё ещё было так много негативных ассоциаций с этим домом – не то что бы это была вина дома, конечно, – и особенно нехорошо находиться здесь без Фабрицио. Он прошёл на кухню, заварил кофе и неловко прислонился к стойке. Ему не было места здесь, в этом доме, он должен был просто пройти мимо почтового ящика. Эрмаль знал, что он просто оказывает помощь, но это было странно, как будто он вторгся на чужую территорию, и ему было не по себе. Он просто останется здесь, на кухне, не зайдёт ни в одну комнату больше. Да. Вот только... нет. Он едва успел сделать глоток кофе, как вошла Анита и потащила его в гостиную к своему лего и попросила, ну, потребовала, чтобы с ней поиграли. Он ведь не мог отказаться, верно? Вот так Фабрицио и нашел их, внезапно появившись в дверях, Мета даже не слышал, как открылась и закрылась дверь, но Моро вернулся, и ему пора было уходить. Поэтому он вскочил, пробормотал «пока» девочке, поздоровался с Фабрицио, неловко добавил «до свидания» и ушёл. Может быть, ему следовало бы немного задержаться, поговорить о том, как всё прошло с детьми, но всё было хорошо, так что говорить было действительно не о чём, не было никакой причины оставаться в компании Мобричи и рисковать ещё одним перепадом настроения. Нет, он просто вернётся домой и позволит этой семье жить в мире. Без него.***
Прошло около полторы недели, прежде чем случилось что-то ещё. Эрмаль знал, что ему не следует себя накручивать, слишком много всего произошло. Дочь мистера Борсато приехала в гости на выходные, и Мета ожидал, что еженедельная встреча с кофе будет отложена, но старик настоял, чтобы он приехал и присоединился к ним. Он пробормотал что-то непонятное о «людях, которые были рядом, когда он нуждался в них». Мета предпочел дипломатично проигнорировать это замечание, хотя и не мог отрицать, что от него в груди стало немного теплее. Он встречался с друзьями, разговаривал с семьёй. Увиделся с Дино за выпивкой и получил все последние рассказы о том, что натворила его дочурка, которых было достаточно, чтобы заполнить долгий вечер. Марко позвонил ему, чтобы наверстать упущенное, и в основном жаловался на свою работу и на то, что нагрузка за последние несколько недель была слишком большой, чтобы он мог справиться с ней. Ринальд навестил его в Риме и потащил на удивительно весёлую художественную выставку. В его жизни происходило достаточно много всего, так когда же его мысли изменились настолько, чтобы считать важными только дела, связанные с определённой семьей? Он понимал, что это просто смешно, ведь у него по-прежнему нет никаких прав, никакой роли, кроме как приносить почту, полную оскорблений и обвинений. Но это ничего не меняло, не было ничего, что могло бы хоть как-то оправдать его... одержимость. Одержимость – вот что это было, и он знал, что она должна прекратиться, измениться, он должен положить ей конец. Но это было легче сказать, чем сделать. В конце концов, кое-что произошло. Когда он подошёл к дому номер №125 в начале недели, к нему вприпрыжку подбежала маленькая девочка, чтобы попросить почту для своего отца. В последнее время это не было чем-то странным, скорее стало правилом, чем исключением. Эрмаль протянул Аните стопку писем. Сегодня их было довольно много, и девочка позвала на помощь брата. Мета некоторое время смотрел им вслед, улыбаясь, а затем продолжил свою работу. Чего он тогда никак не ожидал, так это найти тех самых двух детей на детской площадке в стороне от их дома, окруженных точно такой же стопкой писем. Только теперь они уже не были аккуратно сложены, по крайней мере, не так, как раньше. Эрмаль смотрел на них с тихим изумлением, пытаясь понять, что происходит. Либеро, казалось, был занят тем, что читал письма одно за другим и каким-то образом сортировал их, а Анита снова заклеивала вскрытые конверты красочной лентой и наклейками. Он осторожно подошел к двум детям. – Нет, на этот раз точно нет, – услышал он голос Либеро, который положил письмо, которое читал, в стопку, которая была значительно больше, чем предыдущая. Взгляд Аниты на груду бумаг, к которой мальчик добавил письмо, мог бы воспламенить их, если бы он был чуть более напряжённый. – Ещё раз привет. Чем это вы заняты? – с любопытством спросил Эрмаль. Оба ребенка подняли головы с виноватым выражением на лицах, и кудрявый понял, что они что-то замышляют. Однако они расслабились, увидев, что это всего лишь почтальон. – Мы читаем папину почту, – объяснила Анита, как будто эта часть их работы требовала каких-то объяснений. – И зачем же? Он попросил вас сделать это? – Ну, нет. Но в последнее время он очень грустит, и он сказал нам, что мы больше не можем помогать ему с почтой, потому что это может сделать нас такими же грустными, а он этого не хотел. – Он делает вид, что всё в порядке, – добавил Либеро, – но мы видим, что это не так. – Да, мы всё замечаем, – эхом отозвалась Анита. – Итак, мы подумали, что если мы сначала прочитаем письма, то сможем отдать ему только хорошие, и тогда ему больше не придется грустить. Эрмаль не мог не признать, что это было довольно трогательно – двое детей, пытающихся сделать мир немного лучше для своего отца. Вероятно, это был не самый лучший способ решить все проблемы, и он определенно мог представить себе, что Фабрицио это не понравится, и что он будет защищать своих детей от всех этих плохих вещей, как только сможет. – Но у нас есть проблема. Я ещё не умею хорошо читать, поэтому Либеро должен делать это за двоих, а их так много! Ты можешь нам помочь? Мета глубоко вздохнул и начал объяснять, что нет, он не может им помочь. Он определенно потеряет свою работу, если сделает это, и, кроме того, он не хотел этого делать. Он не хотел совать нос в дела Мобричи, особенно с теми взглядами, которые тот бросал на него с тех пор, как Эрмаль узнал, кто он такой, но которые, казалось, немного уменьшились после того, как он стал подрабатывать нянькой. Казалось, что в их отношениях был какой-то шаткий баланс, и это наверняка нарушит его безвозвратно. – Анита?! Либеро?! – внезапно раздался позади них знакомый голос, и Эрмаль не успел ничего сказать. И снова дети виновато подняли головы, но теперь уже и немного испуганно. – Да, папа? – наконец отозвался мальчик, понимая, что ситуацию уже не исправить, им просто придется с этим покончить. – А вот и вы. Я так волновался! Вы же знаете, что не можете выйти из дома, не предупредив меня. Анита, Либеро, посмотрите на меня! Вы не можете этого сделать, вы же знаете! Мы пойдём домой, а потом... подождите, это... мои письма? В какой-то момент все застенчиво уставились на лежащие на земле конверты. – Что вы делаете с ними? Эрмаль?! Фабрицио повернулся к почтальону, как будто это была его вина. Может быть, в каком-то смысле так оно и было. – Не спрашивай меня, я передал им письма, когда они сказали, что отдадут их тебе, я никогда не ожидал такого! Моро лишь бросил на него мрачный взгляд, и Эрмаль почувствовал, как рушится всё под его тяжестью, хотя и знал, что формально он не сделал ничего плохого. – Анита, Либеро, соберите конверты и пойдемте домой. Мы это ещё обсудим. Нет, ничего не говорите, я позволю вам рассказать свою версию событий, когда мы будем дома. Теперь быстро домой. О, и Эрмаль, пожалуйста, я бы тоже хотел поговорить с тобой, зайди к нам, когда будешь проходить мимо. С этими словами он увёл детей с площадки, положив руки им на спины. Мета остался смотреть, как они уходят. Он направлялся к дому Фабрицио несколько медленнее, чем обычно, желая отсрочить неизбежное. Он был уверен, что его вот-вот отругают за то, что он отдал детям письма, и, судя по тому, что он видел в сердитом взгляде Моро, это было не очень хорошее решение. Он содрогнулся, вспомнив телефонный разговор, который подслушал две недели назад, и представил себе, что гнев будет направлен уже на него, но не через телефон, а лично. Наконец, он больше не мог откладывать это дело. Он бросил последнее письмо в ящик с номером 123, а затем подошел к двери с номером 125. Он глубоко вздохнул и позвонил в дверь. Ему не хотелось этого делать, это было бы прекрасно. Прошло некоторое время, прежде чем Мобричи открыл дверь и жестом пригласил его войти. Он прошёл на кухню и прислонился к стойке, Эрмаль немного смущенно остановился посреди комнаты. Фабрицио заговорил не сразу, поэтому решил начать сам. – Что касается писем, прости, я не знал, что они откроют их... но они сделали это с добрыми намерениями! Моро глубоко вздохнул, прежде чем ответить. – Это я уже знаю. Я знаю. Они мне сказали. Сейчас они сидят в своих комнатах и думают о том, что сделали, но в основном о том, что ушли с улицы, не спросив разрешения. И ещё что-то насчет неприкосновенности личной жизни, но я знаю, что они хотели как лучше, – голос Фабрицио звучал... немного обескуражено, но разумно, и это был не тот сердитый человек, которого ожидал увидеть Эрмаль. – Вот о чём я хотел с тобой поговорить. Я знаю, что это обычное дело – отдавать детям почту для доставки, когда они просят об этом. И в этом нет ничего плохого. Просто сейчас не самое лучшее время, я уверен, что ты видел новости. Я хотел попросить тебя, пожалуйста, просто складывай всё в почтовый ящик. Какое-то время. Пока всё не станет... лучше, – каким-то образом голос мужчины сорвался на последнем слове, и Мета посмотрел на него с некоторым беспокойством. – Окей. Да, я так и сделаю. Эм, Фабрицио, я знаю, что это не совсем мое дело, но всё ли в порядке? Могу я сделать... что-нибудь? – О нет, всё в порядке! На долю секунды быстрее, чем требовалось для ответа – это лишило кудрявого уверенности. К тому же улыбка, которую Моро попытался изобразить в конце фразы, не слишком убедила Эрмаля. Но это было не его дело, так что он должен был уйти. Его робкая попытка предложить помощь, утешение, жилетка – всё было отвергнуто, и он хорошо это понял. – Хорошо, я запомню твою просьбу. И если я могу ещё чем-то помочь, просто дай мне знать, хорошо? Фабрицио кивнул, но ничего не сказал, и Эрмаль воспринял это как намёк на то, что ему нужно уйти. Что ещё он мог сделать?