Poste Italiane

      Наконец, когда Эрмаль вновь открыл глаза после того, как упрямо закрыл их, казалось, на несколько часов, часы показывали семь утра – разумное время, чтобы встать. По крайней мере, разумное, если ты просто хочешь, чтобы ночь закончилась, а именно этого он и хотел, потому что это была его худшая ночь за долгое время.       Когда Мета вернулся домой прошлым вечером, то почувствовал сильное головокружение от большого количества неудобных мыслей. Он пытался разобраться в них, он действительно пытался, но ночь ясно показала ему, что старания его прошли даром – он лежал на спине, уставившись в потолок, погруженный в те же самые мысли касательно того, что именно произошло сегодня днём. Не с Либеро – тут всё было довольно просто, всё было хорошо, он действовал так, как считал нужным, и Фабрицио был с ним солидарен. Он был рад, что всё разрешилось в лучшую сторону, что Моро обо всём известно и что мальчику стало гораздо лучше.       Нет, то, что он так старательно обдумывал, было тем моментом, когда они с Фабрицио были на кухне. Когда он чуть было не рискнул всем, просто потому, что хотел большего, чем всё, что ему уже предлагали. У него уже было определённое место в этой семье – этого должно быть достаточно, этого должно быть достаточно любому здравомыслящему человеку. Но нет, вместо этого он всё ещё хотел большего, и как он мог быть таким эгоистом? Хорошо, что Фабрицио так тактично нарушил этот момент, но Эрмаль сомневался, заметил ли он. Он надеялся, что нет, но не был уверен. Он надеялся, что ещё не успел всё испортить, потому что если бы это случилось, если бы их дружба начала вот так рушиться, он мог бы с таким же успехом бросить всё на произвол судьбы, потому что если бы он потерял мужчину сейчас, то, по крайней мере, тогда бы знал наверняка, на что будет похож этот запретный поцелуй. Хотя бы на долю секунды, прежде чем Фабрицио с отвращением оттолкнул бы его.       Его мысли снова и снова вращались по одному и тому же кругу. Иногда, однако, они пробирались чуть глубже. Потом он вспомнил о том чувстве, которое испытывал, когда ему доверяли в этой семье – Фабрицио, Либеро, Анита. Все они. Он задавался вопросом, как он заслужил это, что он вообще такого сделал, чтобы получить всё это (и всё же он не был доволен…). Он вспомнил мгновения того дня, когда ему было так легко представить, что его место здесь, на этом диване, или с Либеро на руках, или рядом с Фабрицио, обсуждающим детей, как будто они принадлежали и ему. Он знал, что думать об этом опасно, но ничего не мог с собой поделать. Образы были слишком заманчивые, слишком сладкие и запретные, чтобы от них отказаться. Он и раньше позволял себе воображать, что у него есть собственная семья, но теперь, когда он прикоснулся к этому и понял, на что это может быть похоже, он хотел этого.       Те же вопросы занимали его мысли, когда он, наконец, погрузился в беспокойный сон – все переживания вылились в тревожные сны, которые он видел. Там не было настоящей истории, вместо этого он видел сцены – сцены того, что было, что могло бы быть, что абсолютно никогда не могло быть... моменты, вариации событий, немного разные результаты… Сидя на диване, рука обнимала его за плечи, но тогда не было неловкости, он склонялся к прикосновениям, касался Фабрицио, мужчина прикасался к нему… Фабрицио на своем диване, играя на гитаре, но теперь Марко не было рядом, только Эрмаль, для которого были песни. Потом снова прошлое: Эрмаль был нянькой, но на этот раз он не сбежал из дома, когда Фабрицио вернулся. Вместо этого, разговор, который произошёл между ними неделями позже в реальности, случился тогда, и даже больше, и он вернулся домой только поздно вечером. Ему снились ночи, когда он вообще не возвращался домой, оставаясь у Фабрицио, оставаясь с Фабрицио…       После каждого такого короткого сна он просыпался, и пустая тёмная комната вокруг него показывала ему именно то, чего у него не было и никогда не будет. И ночь продолжалась в том же духе, пока где-то в начале пятого утра он снова не потерял всякое подобие сна и просто лежал с закрытыми глазами, притворяясь, что всё в порядке. Но теперь, наконец, пришло время вставать, и Мета неохотно покинул кровать, совсем не готовый встретить новый день, но довольный, что хотя бы ночь закончилась.       Он подошел к шкафу и, глядя на груды одежды, задумался, что же наденет сегодня. Вернее, он гадал, что наденет сегодня вечером. Ужин. Он рассматривал рубашки одну за другой, обдумывая и затем отвергая каждую. Он будет выглядеть слишком неряшливо, слишком официально, будет заметно, что он старается изо всех сил – он слишком старается, чтобы быть спокойным, и это оборачивается неловкостью. Неловкость, а он ещё даже не вышел из своей спальни.       Так что Эрмаль решил поступить разумно и оставить этот выбор на будущее, первым делом он спустился вниз, чтобы выпить кофе во вчерашней одежде, ленясь переодеваться. За завтраком он отхлебнул горький напиток и попытался собраться с мыслями, выбраться из бесконечных лабиринтов, в которых застрял на всю ночь. Он должен был продолжать свой день, думать о вечере, он ничего не мог изменить, и у него был целый день, чтобы впадать в волнение.       Он слонялся по дому, немного прибираясь здесь, немного там, наблюдая, как медленно ползёт минутная стрелка, ожидая рабочего часа. Возможно, это могло бы занять его разум достаточно, потому что он всё ещё функционировал не так, как надеялся Мета, хотя сейчас ситуация хотя бы была под контролем. Наконец, он снова оказался лицом к лицу со шкафом, но всё же, мысль о предстоящем вечере не давала ему покоя.       Он очнулся от мрачноватых фантазий, когда зазвонил телефон, и улыбнулся, увидев знакомое имя на дисплее. Может быть, это и есть решение его проблемы. – Марко! Ты именно тот, что мне нужен прямо сейчас! – он поздоровался, когда брал трубку. – Ты звучишь так, будто… – начал было Марко, но, видимо, не нашел подходящего слова, чтобы закончить свою мысль. – Устал? – любезно подсказал Эрмаль. – Нет, я сразу подумал об истерике, но, может быть, это слишком громко сказано. Тем не менее, ты говоришь так, будто довольно близок к ней. – Истерика?! – эхом отозвался он, впрочем, ладно, это прозвучало не так спокойно и рационально. – Что-то случилось?       Он немного помолчал, потому что да – что-то произошло, но так же не произошло ничего, и он не был уверен, в чём заключалась главная проблема, и что он должен был начать объяснять. – Я чуть не поцеловал его, – наконец выпалил албанец, потому что это, возможно, было самой конкретной вещью в его голове прямо сейчас. Это вызвало ещё больше вопросов, безусловно. – Ты… Фабрицио?       Эрмаль молчал, и этого было достаточно для Марко, который хорошо знал его и мог истолковать даже загадочное молчание. – Итак, «чуть не поцеловал» это значит… – теперь уже более осторожно спросил друг. – Я смотрел на него, обдумывая эту мысль, пока он не отвернулся, – пробормотал Мета в ответ, – но теперь я не могу перестать думать об этом, но я должен, потому что скоро увижу его снова. Сегодня вечером. – Ты увидишь его снова? – Он пригласил меня на ужин.       Марко тоже молчал, и Эрмаль так же хорошо знал его и услышал вопрос, который он не задал. – Я не об этом, Марко. – Ну, по крайней мере, он либо не заметил, либо ему было всё равно. Я уверен, что всё будет в порядке. Не волнуйся слишком сильно. – Тебе легко говорить, – Эрмаль вздохнул.       После короткого молчания Марко снова взял нить разговора в свои руки. – Значит, вы будете не одни сегодня вечером? – Да, его сестра будет там. И он сказал, что я могу привести кого-нибудь. – Тогда там будет достаточно людей, чтобы немного отвлечь тебя. Всё будет хорошо, Эрмаль. – Да… – ответил он и, глубоко вздохнув, добавил: – Так ты звонишь по какому-то конкретному поводу? – Да, мне было интересно, когда ты планируешь свой отпуск, потому что я должен скоро быть в Риме, и у меня будет немного свободного времени между работой, поэтому я подумал, что могу отвезти тебя в аэропорт и проводить, если ты хочешь. – Это было бы здорово! Это действительно облегчило бы мне жизнь, я не очень-то хочу добираться туда общественном транспорте. – О, Марко, мне нужно идти на работу, я позвоню тебе позже, хорошо? – Всё в порядке, – ответил он, и Эрмаль услышал в его голосе улыбку. – И не беспокойся о сегодняшнем вечере, всё будет хорошо, я уверен.       Разговор с Марко пошёл ему на пользу; высказав лишь малую толику того, что занимало его, он смог успокоиться и с удовольствием принялся за почту. Одного дома он действительно немного побаивался, но, к своему облегчению, не увидел Фабрицио на горизонте. Наконец, в конце обхода, он позвонил в знакомую дверь, вместо того, чтобы просто бросить письма в почтовый ящик. – Эрмаль! Я ведь не перепутал дни недели, правда? – Нет, мистер Борсато, не волнуйтесь, я просто хотел кое о чём спросить. – Ну что ж, входи, не надо стоять на пороге, словно ты тут чужой, – весело сказал старик и впустил его.       Через несколько минут Эрмаль уже сидел на диване в гостиной со стаканом воды, который он попросил, и слушал какой-то монолог о состоянии телевизионных передач в последнее время. Он едва притворился, что слушает, и, когда наступило приемлемое молчание, перешёл к делу. – Итак, у меня к Вам вопрос.       Мистер Борсато посмотрел на него с интересом, склонив голову набок. – Есть ли у Вас какие-нибудь планы на ужин сегодня вечером?       Пожилой мужчина лишь покачал головой. – Нет, ничего особенного, а что? – Меня пригласили на ужин и сказали, что я могу взять с собой друга, и я подумал, что Вы захотите присоединиться ко мне. – Это очень мило с твоей стороны. – Да, но у меня есть одно маленькое условие, – сказал Эрмаль.       И снова он не получил ничего, кроме взгляда, теперь уже с поднятыми бровями. – Вы будете вести себя прилично. – О, Эрмаль, разве обычно я веду себя иначе? – Мистер Борсато начал было шутить, но албанец перебил его: – Мы идём в гости к Фабрицио.       В глазах старика мелькнуло понимание, и на секунду выражение его лица стало серьёзным – более серьёзным, чем обычно. – Понимаю. Я буду вести себя хорошо, Эрмаль, не волнуйся, – сказал он, и в его глазах снова появился весёлый блеск. – Я с удовольствием составлю тебе компанию. Ужин у Фабрицио Моро, кто бы мог подумать, что я однажды окажусь на нём! А ты! Интересно, что ты сделал, чтобы это стало возможным?       У него даже хватило наглости подмигнуть албанцу.       Эрмаль коротко вздохнул. Это соглашение было большим, чем он ожидал получить, если быть честным, и он знал, что если ничего не уточнит о поведении мистера Борсато сейчас, то позже обязательно пожалеет, потому что подобная оплошность повернётся против него. – Прекрасно. Я зайду за Вами сегодня вечером.       Вернувшись домой и приняв душ, Эрмаль снова уставился на свой шкаф. Он действительно должен был принять это решение сейчас. Даже не смешно. Это не было и близко похоже на свидание, не было абсолютно ни одной причины, почему выбор одежды должен был стать такой проблемой. Это был обычный день, как и любой другой, когда он встречался с другом за ужином. В этом не было ничего особенного.       В конце концов, он выбрал одну из рубашек с довольно своеобразным принтом, которая ему нравились. Он попытался притвориться, что это всего лишь рубашка, а не заявление, но он знал, что это действительно так. Так или иначе, это был он, и если Фабрицио это не понравится, то жизнь Эрмаля станет чуточку легче – по крайней мере, так он пытался убедить себя. Но также знал, что лжёт самому себе – он давно, очень давно прошёл эту стадию.

***

      Время пролетело быстрее, чем он думал, и после того, как он в последний раз проверил свою прическу, повторяя себе, что ему не нужно прилагать столько усилий, он снова пошёл к мистеру Борсато. Затем они вместе направились к дому Фабрицио.       Эрмаль позвонил в дверь, не обращая внимания на слабую дрожь в руке. Всё было просто прекрасно. Это был просто ужин. Ничего больше. Ему не о чем волноваться. Мобричи с довольной улыбкой открыл дверь. Он поздоровался с другом, а затем посмотрел на человека позади него, казалось, слегка смущённый. – Фабрицио, это мистер Борсато, мой друг, мистер Борсато, Фабрицио, – он поспешил представить их друг другу.       Они вошли внутрь и сняли ботинки и пальто. Моро подошел к албанцу. – Ты не… ты не взял с собой Марко?       Эрмаль оторвал взгляд от особенно раздражающего узла на шнурках своих ботинок, который он пытался развязать одной рукой. – Нет, конечно нет, он живёт в Милане. Вместо него я привел мистера Борсато, потому что думал, что он будет желанным гостем после всего, что сделал.       Это заняло некоторое время, но затем глаза музыканта загорелись пониманием. – Письма, конечно. Эрмаль, любой твой друг желанный гость в любое время, ты же знаешь. – Ты очень добр, спасибо! Я также подумал, что дети встречались с ним раньше, хотя и недолго. Я не хотел никому причинять неудобства.       Наконец он развязал узел и смог снять ботинок. Он поднял глаза и увидел, что Фабрицио смотрит на него, и Мете пришлось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он переживёт этот вечер. Как-нибудь. С ним всё будет в порядке. – Пойдём, я познакомлю тебя с Роминой, – с улыбкой произнёс мужчина и повёл кудрявого в гостиную.       Их представили друг другу, и пока Мобричи болтал с господином Борсато, Эрмаль беседовал с Роминой. – Приятно познакомиться, я много о тебе слышала, – сказала она, и Эрмаль невольно перевел взгляд на Фабрицио. Говорил ли он о нём? Что он мог рассказать? – О нет, не от Фабри, – рассмеялась Ромина, проследив за его взглядом. – Одна маленькая девочка приставала ко мне с ночёвкой после того, как та, что была у тебя, имела такой успех. Она рассказала об этом во всех красках.       Эрмаль почувствовал необъяснимый румянец на своих щеках. – Она говорила об этом?       Ромина снова усмехнулась: – Да, она буквально не могла остановиться. Я почти уверена, что не оправдала всех её ожиданий. Я думаю, самым большим разочарованием было то, что у моих блинов не было лица. Я не могу поверить, что совершила такую ошибку!       Мета улыбнулся ей в ответ, чувствуя, что расслабляется в её обществе. Она излучала какое-то устойчивое спокойствие, и ему это нравилось. Это немного успокоило его нервы, и за последние несколько минут ему удалось сосредоточиться не только на Фабрицио. Однако всё изменилось, когда глава семейства сообщил им, что ужин готов. Итак, все они направились к столу, Анита и Либеро сбежали вниз по лестнице, приветствуя Эрмаля и мистера Борсато, причем мальчик сделал это довольно застенчиво. Затем он подошёл к кудрявому парню. – Можно я сяду рядом с тобой, Эрмаль? – Ну конечно! – Но, Эрмаль… я тоже хочу сесть рядом с тобой! – возмутилась Анита, услышав вопрос брата. – Вы оба можете сесть рядом со мной, каждый с разных сторон. Пойдём к столу.       Фабрицио попытался сказать ему, что он может сказать «нет», что он может провести этот обед, сидя в компании взрослых, если захочет, но Эрмаль только отмахнулся от его комментариев. Он не возражал, вовсе нет, сидя рядом с обоими детьми, и то, что они хотели этого, наполнило его сердце тёплым и знакомым чувством. Так что он остался сидеть по середине стола, Анита – слева от него, а Либеро – справа. Напротив него, в опасной близости, сидел Фабрицио, мистер Борсато – напротив Аниты, а Ромина – напротив Либеро. Они заняли свои места и залюбовались едой. Мета с нетерпением ждал возможности попробовать ужин; он знал, что Фабрицио хорошо готовит, и сегодняшний вечер, без сомнения, не станет исключением. Он приготовил лазанью, а также небольшие тарелки с хлебом и салатом.       Они приступили к трапезе, и разговор пошёл легко. Мистер Борсато разговаривал с Фабрицио, Эрмаль немного волновался, но его отвлёк Либеро, рассказывающий Ромине о своей школьной поездке. – А потом мы обнаружили Алтина, он потерял свою группу и был напуган, потому что это была часть музея с мумиями, и было темно, было очень страшно. Но Эрмаль был лучшим! – И что же сделал Эрмаль? – спросила Ромина, улыбнувшись кудрявому. – Мы пытались уговорить Алтина пойти с нами, но он не отвечал, и тогда Эрмаль подошёл к нему и заговорил по-албански, и это было так здорово! Я не знаю, что он сказал, но это сработало, он успокоился и перестал плакать, а потом присоединился к нашей группе, и это было очень весело! – Звучит здорово! Что ещё ты видел, Либеро, кроме мумий?       Мета позволил Либеро рассказать историю музея тёте. Он посмотрел налево и увидел, что Анита перебирает салат, вынимая сыр и оливки. – Они тебе не нравятся? – спросил её Эрмаль. – О, только оливки, я всегда даю их Либеро, он их обожает. Я люблю сыр, так что оставляю его, чтобы съесть в последний момент. Не мог бы ты передать ему оливки?       Албанец без вопросов выполнил её просьбу, бросив оливки на тарелку мальчика, и не смог удержаться сам. Он перебрал свой салат, положил сыр на тарелку Аниты, а оливки – на тарелку Либеро. Подняв глаза, он увидел, что Фабрицио смотрит на него с интересом, и быстро улыбнулся, прежде чем снова сосредоточиться на лазанье.       Ужин продолжался, как и беседа. Мистер Борсато рассказывал о своих путешествиях по миру, Анита слушала с благоговейным трепетом. Потом Моро стал рассказывать какие-то истории, а Ромина комментировала, как сильно они, по её скромному мнению, приукрашены. Комната была наполнена приятной атмосферой и смехом. Время шло, и, в конце концов, тарелки опустели. Они помогли убрать со стола, а затем Фабрицио достал мороженое, к великой радости своих детей.       Он добавил к лакомству немного взбитых сливок и раздал миски каждому гостю. Они сидели, разговаривали и смеялись ещё долго после того, как вазочки опустели. Никто на самом деле не хотел уходить домой, каждый прекрасно проводил время. Однако, в конце концов, Аните и Либеро стало скучно, и они встали, чтобы поиграть. Немного погодя Ромина посмотрела на часы и с грустным лицом объявила, что ей пора ехать домой.       Это расшевелило и остальных. Они встали, чтобы попрощаться, и Эрмаль поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы Ромина могла остаться ещё немного. Он почти не разговаривал с ней, если не считать краткого отчёта о школьной поездке, и был не прочь узнать её получше. И его прежние чувства не уменьшились, потому что весь ужин она излучала спокойствие, которое позволяло ему сидеть напротив Фабрицио и не вести себя как влюблённый дурак, каким он был.       К счастью, там был ещё мистер Борсато, который, как и Эрмаль, с радостью принял приглашение остаться ещё ненадолго, присесть в гостиной и выпить. Мета снова устроился в кресле, как и вчера, но как изменились обстоятельства вечера. Сегодня Либеро смеялся, разговаривал с мистером Борсато – он был счастлив. Фабрицио улыбался чему-то, что делала Анита, а не волновался и молчал.       Затем девочка вдруг подошла к нему и спросила, можно ли ей сесть к нему на колени. Конечно, какие могут быть вопросы? Эрмаль поднял её, и она устроилась поудобнее. Фабрицио достал ещё выпивки, закуски и включил телевизор. Все остальные с комфортом устроились на диване. Они смотрели передачу, болтали и всё время улыбались. Либеро всё ещё не спал, хотя и зевал, но албанец заметил, что Анита подозрительно молчит.       Именно в этот момент Фабрицио велел Либеро готовиться ко сну, а мистер Борсато объявил, что ему тоже пора домой: детям пора спать, и старикам тоже. Он одарил Эрмаля последней улыбкой, последним взглядом, последним замечанием: «увидимся в субботу», а затем ушёл, но не без подмигивания, которое заставило кудрявого покраснеть. И всё же он обещал ему, что будет вести себя прилично, и, насколько Эрмаль мог судить, слово он сдержал. Поэтому только храбро улыбнулся в ответ и попрощался.       Вскоре Фабрицио спустился вниз и сел на диван, где вчера сидел Либеро. Он посмотрел на Аниту. – Знаешь, обычно она так делает со мной, когда вот так засыпает, – пробормотал он, и Эрмаль не был до конца уверен, должен ли он как-то отреагировать на признание. Но он ничего не мог с собой поделать. – Ты… – начал он и хотел передать Фабрицио его дочь. – Нет, нет, она может остаться с тобой, она всё-таки выбрала тебя, – ответил Моро, улыбаясь ему. – Именно так, – согласился Мета и снова уселся в кресло, борясь со своими чувствами. Казалось, что каждый раз, сидя здесь, он только этим и занимался, а может, всё дело было в этом доме. Или, может быть, потому, что он просто был рядом с Фабрицио.       Некоторое время они молча смотрели телевизор, хотя никто из них не обращал на это особого внимания. – Фабрицио? Не мог бы ты передать мне оливки? – он первый нарушил молчание, потому что ему хотелось немного перекусить, но он не мог до них дотянуться, потому что Анита спала у него на руках. Он ожидал получить оливки, конечно, это был не такой уж странный вопрос, но Моро смотрел на него и не двигался. – Я думал, ты не любишь оливки. – Я? Нет, я люблю оливки, – растерянно ответил Эрмаль. Зачем же он их просил тогда, если они ему не нравились? С каких это пор ему приходится давать объяснения таким простым и очевидным просьбам? – Но ты же отдал их Либеро во время ужина. – Да, – ответил он совершенно невозмутимо, – именно так я и сделал.       Фабрицио ничего не ответил, только протянул руку и передал ему миску оливок, которую он просил, и выражение его глаз, когда он снова взглянул на Эрмаля, было крайне странным. Неразборчиво, но албанец почувствовал, как дрожь пробежала по его спине, когда их пальцы вдруг соприкоснулись.       Он предпочёл проигнорировать чувство, возникшее в груди, но это определённо было что-то, в чём необходимо было разобраться позже. Казалось, каждый вечер в доме Фабрицио заканчивался именно так. Возможно, лучше было бы вернуться домой, но это означало бы, что он должен покинуть эту комнату, этот дом, эту семью. А этого ему очень не хотелось. Так что пока Моро не жалуется, он останется здесь.       Фабрицио никак не комментировал его присутствие, только время от времени протягивал руку, даже ничего не говоря, но Эрмаль понимал его без слов и протягивал миску с оливками, чтобы мужчина мог взять немного. Вот так они вместе и закончили целую тарелку. Примерно в то же время, когда они достигли её дна, программа, которую они на самом деле не смотрели, закончилась. – Давай я отнесу её в постель, – тихо прошептал Фабрицио, поднимая Аниту с чужих колен. Когда её вес исчез, Эрмаль понял, что он должен уйти – вечер должен закончиться здесь. Жаль, конечно, но это был такой чудесный, замечательный, удивительный вечер. Он сохранит это воспоминание. И конечно, за этим последует ещё несколько подобных. По крайней мере, теперь он знал, что ничего не разрушено, что они с Фабрицио всё ещё друзья. Хорошие друзья. Он по-прежнему был желанным гостем в этом доме, по-прежнему пользовался доверием детей. Ему всё так же доверял Моро. И разве это не прекрасное чувство? Сегодня он сможет спать гораздо спокойнее, чем вчера, ему действительно нужно хорошенько выспаться.