Poste Italiane

      Эрмаль не спал. Опять. Хотя он и устал, особенно после почти бессонной ночи, но всё равно не мог заснуть. Его мысли просто не оставляли его в покое, но это было вполне нормально. Этот процесс не был бесконечным хождением по кругу беспокойства или стресса, это было просто перебором событий дня и сортировкой, помещением их в определённое место, чтобы убедиться, что он их запомнит. Он был почти уверен, что наука утверждает всем и вся, что именно для этого и нужен сон, но, очевидно, не для него.       Он не возражал, ведь так много всего происходило в эти дни – так много мелочей, вещей, которые он не хотел забывать. Эрмаль знал, что это не настоящее, что всё было не так, как он хотел. В эти дни, с этой семьёй... всё могло быть очень похоже на ту жизнь, о которой он мечтал, но это было не так. Вспоминать об этом иногда было так трудно, и это время ночью дало ему возможность снова внушить это себе, чтобы он не сделал никаких ошибок в течение следующего дня. Ошибок, которые позволили бы всему разрушиться…       Он немного подремал, но так и не заснул глубоким сном. Анита была права, как он понял позднее, Фабрицио действительно храпел. Это был ещё один ясный признак того, насколько далеко зашёл кудрявый, потому что он вдруг обнаружил, что это не так уж и раздражает. Он был не слишком громким, но довольно ритмичным, если судить по храпу, и не слишком прерывал его мысли. Скорее, это давало им своего рода спасательный круг, не позволяя Эрмалю полностью потеряться в этих мыслях и воспоминаниях.       Эти мысли, которые с течением времени перешли на совершенно другую тему. Каким-то образом, лежа там, в темноте, рядом со спящим Фабрицио, он перестал напоминать себе, что это не реально, что это ничего не значит, и превратились в нечто совершенно противоположное… Эти запретные мысли приходили ему в голову, и он не мог их остановить. Что, если это может оказаться правдой? А что, если есть мелочи, которые действительно что-то значат?       Эрмаль точно знал, какая огромная пропасть лежит в направлении этих рассуждений, насколько это невероятно опасно. Но это было так легко, это казалось таким естественным – идти именно этим путём прямо сейчас. И оставался всего лишь ещё один день, ещё одна ночь, он мог бы пережить это небольшое количество времени, не так ли? Даже если сейчас он просто позволит себе насладиться этим, просто задержится на возможности, которая существовала только в его собственном уме. Он мог взять себя в руки даже после этого. Конечно, он мог бы. Всего лишь одна ночь, вот и всё. Провести оставшееся время с Фабрицио здесь, а потом получить всё необходимое время, чтобы успокоиться и вернуться домой. Всё будет в порядке.       Вот что он сказал себе, а потом позволил своим мыслям блуждать, не контролируя их. Что, если все эти мелочи могут быть настоящими? Что, если он ничего не выдумывал, что, если всё, что было между ними, было не просто неуместными чувствами Эрмаля, а взаимным?       Может быть, есть какие-то другие объяснения, помимо желаемых им, но они просто не всегда имеют смысл. Например, реакция Фабрицио, когда он узнал, что почтальон не порвал с Марко, когда он узнал, что Эрмаль никогда не был вместе с Марко и никогда не будет – это была не совсем нормальная реакция, не так ли? Это была не та реакция, которую можно было ожидать от друга, который думал, что вы только что разорвали отношения. В выражении лица Фабрицио было облегчение, в его словах, да, но оно было глубже, чем просто предотвращённый кризис, больше, чем просто сострадание к другу. Там было что-то ещё, что-то вроде надежды, может быть?       Весь этот день, который они провели вместе... казалось, что между ними возникло это притяжение, этот поток энергии. Конечно, кудрявый и раньше испытывал нечто подобное, ещё в Италии, но не так, как сейчас. Если бы он подумал об этом, то даже сказал бы, что это началось раньше, чем сегодня, может быть, вчера, во время обеда. Они с Фабрицио как будто медленно притягивались друг к другу, с обеих сторон, тогда как раньше это казалось более односторонним, только его собственным воображением. И что же изменилось? Фабрицио больше не думал, что у него уже были отношения, и он преодолел своё затруднение в виде мыслей об этом.       И что, если Фабрицио тоже хотел его, хотел большего, чем просто дружеских отношений? Что, если это был не просто Эрмаль со своими нелепыми романтическими мыслями? В конце концов, мужчина иногда смотрел на него таким взглядом, который мог означать гораздо больше. А сегодняшнее замечание о том, что в следующем году они поедут отдыхать вчетвером, и почтальон присоединится к Фабрицио, может означать это самое больше, не так ли? Особенно учитывая очаровательный румянец на лице мужчины после того, как он заметил то, что сказал вслух.       Эрмаль улыбнулся, глядя в тёмный потолок. Да, а что, если это был не только он, и что, если он мог бы получить это? На следующий год – отпуск в Леголенд с Фабрицио, Либеро и Анитой, в таком же отеле, как этот, или, может быть, в кемпинге, с палаткой для детей и ещё одной для Фабрицио и его самого, свернувшихся калачиком в спальных мешках. Завтракать, наблюдая за ясным солнышком за окном… Он не мог сказать, что когда-либо был склонен к походам, но внезапно это начало ему почему-то нравиться.       Он терялся в подобных мыслях, во всё более и более невероятных сценариях, которые имели одну общую черту. Это были мысли о нём и Фабрицио, вместе, и это был довольно приятный способ провести ночь.       Мета ещё не спал, когда заметил, что римлянин заворочался с боку на бок, а потом со вздохом встал и пошёл в ванную. Он не стал включать свет, просто прошёл через комнату в тусклом свете уличного фонаря, пробивающегося сквозь занавески, и Эрмаль оценил этот жест – он старался не разбудить его. Конечно, он уже проснулся, но Фабрицио этого не знал.       Однако план провалился, когда мужчина возвращался к кровати и случайно споткнулся об один из своих ботинок, потеряв равновесие, но сумев удержаться за тумбочку. Фабрицио не упал – но его датскому путеводителю не повезло разделить ту же участь. Книга упала на пол с громким грохотом – громче, чем это было необходимо для всего лишь стопки бумаги. – Твою мать, – пробормотал Фабрицио, снова поднимая его и садясь на кровать. Он бросил встревоженный взгляд на Эрмаля, который смотрел на него с открытыми глазами, ясно видимыми даже в тёмной комнате. – Прости, я не хотел тебя будить… – начал мужчина, и в его голосе отчётливо прозвучало чувство вины. – Я знаю, не волнуйся, я всё равно не спал, – быстро ответил Эрмаль, не желая, чтобы Фабрицио испытывал ненужное чувство вины. – Ты не можешь уснуть? Что-то не так – подожди, я храплю? Это не даёт тебе уснуть? – Нет, нет, дело не в этом. Я… я просто погрузился в свои мысли, ты же знаешь, как это бывает, – ответил кудрявый, пытаясь обратить ситуацию в шутку. Хотя эта забота была доброй, она также была тем, чего он не хотел и в чём он не нуждался прямо сейчас. Ещё несколько вопросов, и Фабрицио доберётся именно до тех мыслей, которые не давали ему уснуть, и, конечно же, это плохо кончится… Эрмаль думал, что у него будет ещё несколько часов, чтобы собраться с мыслями, и он не столкнётся так скоро с объектом своего воображения. – Ты хочешь поговорить об этом? Может быть, это поможет, – сказал Фабрицио, как и предполагал Эрмаль. Как он собирается прекратить этот допрос, проводимый из лучших побуждений? На самом деле единственное, что могло ему помочь, – это немного побыть одному, – вдали от Моро – или получить ответы на свои вопросы.       Ответы.       Ответы от Фабрицио.       Сможет ли он? А должен ли он? Как он уже много раз говорил себе раньше, он рисковал всем… Но после рассуждений, которые приходили ему в голову только что… Некоторые вещи не имели смысла, вообще никакого, если только они значили что-то другое. Но в то же время Мета понимал, очень хорошо понимал, что хочет, чтобы всё это означало именно это, так что же, если он совершенно не прав и просто слишком много во всём увидел? – Эрмаль? – Фабрицио протянул руку, словно хотел положить её на плечо кудрявого, но остановился прямо над ним, словно не был уверен, что ему это позволено. Через несколько секунд он просто убрал её обратно, спрятав под другой рукой и тихо вздохнув.       И каким-то образом именно это сподвигло его, этот незаконченный жест, но даже больше, этот тихий вздох. Албанец не мог понять, что это было, что этот вздох сказал ему, не словами, но именно это придало ему мужества, которое ему было необходимо, чтобы сделать это. Он давал ему некоторую надежду, что мужчина был так же заинтересован им, как и он сам Мобричи. Пришло время рискнуть всем. – Может быть, ты можешь помочь, да… – сказал он, садясь у изголовья кровати, совсем как Фабрицио, когда Эрмаль вернулся из детской. Мужчина занял почти такую же позу, следуя его примеру, явно уделяя ему всё своё внимание в этот момент, не обращая внимания на свою прерванную ночь. – Я… есть кое-что, – начал кудрявый, но остановился и глубоко вздохнул.       Он это делал! Он действительно это делал! – Только вот, что именно он делал?       Он запнулся. Он не думал об этом, совсем не думал, на самом деле в последнее время он проводил большую часть своего времени, не думая об этом. Он запретил себе рассуждать, воображать всё это, кроме худших последствий, просто чтобы остановить свои безумные мысли. Теперь он был здесь и обнаружил, что не готов. Неужели он собирается что-то сказать Фабрицио? Спросить его о чём-нибудь? Что даст ему лучший шанс донести свою точку зрения, что даст ему лучший шанс получить положительный ответ? Как же он собирается это сделать? – Ты можешь сказать мне, – произнёс римлянин заботливым и нежным голосом. – Я обещаю, что помогу тебе, если смогу. Всё будет хорошо.       Эрмаль рассеянно кивнул. Конечно, Фабрицио сказал это, и, конечно же, он действительно так думал, по крайней мере сейчас, до того, как узнает, что именно было на уме у почтальона.       Внезапно Мета вспомнил, что думал об этом, что принял решение на итальянском пляже много недель назад, ещё до того, как они с музыкантом стали друзьями. Он не был уверен, почему это вернулось к нему сейчас, но это было хорошо. Он помнил это чувство – желание сражаться за Фабрицио, не сдаваться, не сожалеть о том, чего он не сделал. И он знал, что, каким бы ни был исход этой ночи, его будет ждать горькое сожаление, если он не скажет что-нибудь сейчас. Это был лучший шанс, который он мог получить здесь, в их отпуске, где они проводили так много времени вместе. Он должен был сказать Мобричи сейчас, в этих обстоятельствах, потому что дома всё вернется на круги своя, и он потеряет этот момент близости и покоя. Как он сможет найти ещё один такой спокойный момент, когда всё внимание Фабрицио будет сосредоточено только на нём?       Он понял, что не станет этого делать, и именно поэтому ему нужно было что-то сказать сейчас. – Я думал о… невозможных вещах, по крайней мере, мне так казалось. Я сказал себе, что не должен думать о них, забыть их, и я попытался, но сегодня это было почти невозможно…       Эрмаль снова замолчал, потому что, когда некоторые из этих образов снова промелькнули перед его глазами, он внезапно понял, где находится. Он в отпуске. Делит постель с Фабрицио. Действительно ли сейчас подходящее время и место, чтобы признаться в своих чувствах? Несмотря на тишину и покой, что если он испортит их выходные – это были не только его отдых, это был отпуск Фабрицио, это были каникулы детей…       А потом… действительно ли это хорошая идея – рассказать обо всём другу, когда он находится с ним в одной постели? Что подумает об этом Моро – что, если Эрмаль всё перепутал, неважно, что Фабрицио сказал «ты любишь того, кого любишь, всё в порядке», разве он не провёл бы где-нибудь черту? И, конечно же, вся эта ситуация перечеркнёт это десять раз.       Но он должен был сказать ему, должен был. Он постарался и сумел вернуть себе эту решимость отдать всё ради шанса. Он не мог отступить сейчас, когда уже зашёл так далеко, когда так много вещей нашёптывало ему, что он не ошибся, что Фабрицио тоже заботится о нём… – Эрмаль? Невозможные вещи? – мягко подсказал мужчина.       Кудрявый глубоко вздохнул и уставился в потолок. Он был рад полутёмной комнате, темнота окутывала его, как одеяло, защищая. Как бы тяжело это ни было, в суровом свете дня это будет в тысячу раз труднее. И когда ещё он найдет возможность побыть с Фабрицио в такой темноте? И снова он этого не сделает. – Я начинаю надеяться, что они не так уж и невозможны. Что, возможно, есть шанс, что ты чувствуешь то же, что и я. Я просто должен быть храбрым и сказать тебе. И я знаю, что это может быть худшее время, и я знаю, что есть шанс, что я совершаю самую большую ошибку, которую я когда-либо совершал, но я должен это сделать.       Он сделал ещё один глубокий вдох, надеясь, что Фабрицио не перебьёт его сейчас, потому что, если он это сделает, всё будет потеряно – смысл его слов и так был слишком очевиден, так что прерывание сейчас, несомненно, означало бы, что его следующие слова будут нежелательны. Пока, однако, было только молчание, поэтому Эрмаль продолжил; надежда медленно, так осторожно начала расцветать в его груди. – Я счастлив называть тебя своим другом. Какое-то время я думал, что этого никогда не будет – это уже одна из вещей, которые когда-то казались невозможными. Но Фабрицио, я хотел бы называть тебя по-другому… I dashur, zemra ime, shpirti im… Caro, tesoro, amore mio… Фабрицио, можно я буду называть тебя так? Это… возможно?       И всё так же, римлянин никак не отреагировал, разве что резко втянул воздух где-то в момент этих ласковых слов, и Эрмалю нужно было знать, что это значит. Он оторвал взгляд от потолка, каким бы безопасным и надёжным это ни было. Ему придётся столкнуться с последствиями своих слов. Он медленно повернул голову, чтобы посмотреть на Фабрицио, но не смог этого сделать. Вместо этого он посмотрел на его плечо, не желая встречаться взглядом с мужчиной, боясь того, что может там увидеть, но в то же время с надеждой. – Эрмаль, – начал он, и у кудрявого перехватило дыхание, когда Фабрицио произнёс его имя, потому что сейчас оно отличалось от всех других раз, когда он произносил его, как будто в этих знакомых звуках таились скрытые слои смысла. Это заставило его посмотреть на мужчину, по-настоящему посмотреть на него. Не важно, что мужчина больше ничего не сказал, потому что даже в темноте его глаза горели светом, который был наполнен всеми ответами, в которых так нуждался албанец.       Они сидели, затерявшись во времени, их лица были на расстоянии дыхания. Мета изумился в этот момент. Это было не так, как раньше, возможность поцелуя несколько недель назад, когда он вёл внутреннюю борьбу – должен ли он поцеловать Фабрицио или нет. Нет, на этот раз всё уже решено. Он поцелует Фабрицио, и Фабрицио, скорее всего, поцелует его в ответ, вот насколько далеко они зашли. И это знание заряжало момент.       В конце концов, он больше не мог выносить накопившуюся между ними энергию. Эрмаль поднял руку и нежно провел тыльной стороной ладони по щеке Фабрицио. Тот судорожно вздохнул, и тогда кудрявый наклонился, наконец, прижавшись губами к губам римлянина. Он хотел бы сказать, что это был всего лишь короткий, простой поцелуй, чтобы опробовать лёд, но всё пошло не так.       Всё пошло не так, потому что было слишком хорошо, а он так долго ждал этого, так долго желал этого. Он не хотел останавливать это просто так, пока всё не началось по-настоящему. И, похоже, Фабрицио подумал то же самое, потому что, как только поцелуй начался, он начал двигаться, но не чтобы прервать его. О нет, определённо не для того, чтобы прервать его. Он поднял руку, чтобы найти руку Эрмаля, лежащую теперь на его шее, и погладил её. Другая запуталась в волосах почтальона, притягивая его ближе и углубляя поцелуй.       Их чувства были в этом поцелуе, все те невысказанные чувства последних месяцев. В этом поцелуе был также намек на обещание... обещание чего-то большего, но они оба знали, что не будут действовать в соответствии с ним. Не сегодня вечером, когда всё ещё было так близко к переломному моменту. Не сегодня, когда дети так близко. Не сегодня, но у них будет время. Теперь у них было целое будущее вместе, и оно тоже было обещано в том поцелуе.       Наконец они отстранились, хотя руки римлянина крепко держали Мету, пока он смотрел ему в глаза. – Эрмаль, – снова выдохнул он с улыбкой на губах и нежным, таким нежным выражением лица, с сияющими счастьем глазами. – Ты можешь называть меня так, и даже иначе, как захочешь.       Мета улыбнулся ему в ответ, а затем позволил себе упасть вперед, спрятав лицо на шее Фабрицио и найдя безопасное место в руках мужчины, который с радостью предоставил его. – Я надеялся на это, – прошептал Моро, снова проводя рукой по волосам Эрмаля. – Я тоже... так долго, и я никогда не ожидал… – ответил кудрявый и почувствовал, как руки Фабрицио сжались вокруг него. Внезапно всё это стало слишком, все эмоции, кружащиеся в его теле в течение последних нескольких часов, сокрушительное сомнение, предательская надежда, подавляющее счастье, в сочетании с полным отсутствием сна – это было просто чересчур. Эрмаль почувствовал, как горячие слёзы брызнули у него из глаз и потекли по щекам. – Эрмаль? – спросил Фабрицио, который тоже это заметил. – Что случилось? – Н-ничего, – прошептал Мета и шмыгнул носом. – Я просто не ожидал этого, и я так счастлив. Ты делаешь меня таким счастливым.       Римлянин снова притянул его к себе. – А ты меня. Боже, я думал, что у меня вообще не было шанса… Но сейчас не время говорить об этом. У нас будет на это время, очень много времени. Тише, – сказал он и осторожно отстранил от себя Эрмаля, вытирая слезы с его лица и целуя сначала веки, а потом снова губы. – Я думаю, тебе пора немного поспать, не так ли?       Эрмаль мог только кивнуть, потому что Фабрицио был прав, и как бы ему ни хотелось остаться и восхищаться всеми этим новоприобретёнными возможностями, усталость всё равно одолевала его. Моро кивнул в ответ и потянул кудрявого за собой, взбил его подушки, чтобы он мог снова лечь. Затем сделал то же самое со своими, и расположил их так, чтобы у него была возможность обнимать парня, одна рука обернулась вокруг тела, чтобы держать его близко, ладонь легла на грудь почтальона, чтобы чувствовать, как бьётся его сердце. Мужчина в последний раз поцеловал Мету в висок и улёгся сам. – Как ты думаешь, теперь ты сможешь уснуть? – тихо спросил Фабрицио. – Да, я почти уверен, что смогу, – ответил Эрмаль, чуть подвинувшись, чтобы удобнее было лежать рядом с Фабрицио. – А ты? – Даже лучше, чем раньше, – последовал ответ. – Спи спокойно, amore.       И кудрявый действительно сразу же заснул, улыбаясь, когда Моро произнёс последнее слово.